— США? Это Америка, что ли? Надо было ему канадскими тебе заплатить. Вот бы ты побегал по обменникам!.. Дай сюда.
Не каждому сержанту полиции предоставляется возможность полюбоваться зрелищем горящих стодолларовых купюр. Тень покинула подъезд, а сержант Шумеров остался лежать в луже мочи рядом с пеплом, оставшимся от сгоревших купюр.
Саша делал это сознательно. Закинув справку в уголовное дело, он решал сразу несколько проблем. Поиск зашел в тупик, это было ясно. Никаких перспектив, за исключением сбежавшего главврача психбольницы Шостака. Но просто так тупик не образуется. Его создают.
Никитин не верил никому. Его писулька по поводу Степного, вложенная в уголовное дело Бородулиной, имела только одну цель — выяснить, кто в его группе чужой. Иначе и быть не могло. Проваливаются очевидные версии, и дело просто в тупике! А сейчас выясняется главное. Вика здесь ни при чем. Как и Стариков с Саморуковым. Марченко и Черникова и подавно можно исключить.
Кстати, где Сергей?
Никитин вынул из кармана телефон.
— Его с утра не было, — пояснил Стариков. — Может, случилось что, а, Саша?
Никитин встал из-за стола и подошел к окну.
— Заказывай машину.
— Куда едем? — Игорь подскочил как ужаленный.
— Не знаю! Сначала к Муромову. Где Мишка?
Через минуту опера спускались к служебной машине.
Глава 13
Мишку Саморукова, как и всегда, разбудил щенок. В семь утра он делал это регулярно. Каждый день. Именно из-за этого опер убойного отдела Саморуков никогда не опаздывал на работу.
Мишка вставал, шел к холодильнику, по привычке матерясь на немца, и выкладывал ему в миску двести граммов творога. Так положено. Следующая кормежка была в час дня.
Миша вывалил творог в миску и услышал трель звонка.
«Сто процентов Никитин».
Это был не Никитин.
— Мишка, помогай. Улица Селезнева, дом двенадцать…
— Серега, ты где?
— Второй подъезд. Все, Мишка, больше не могу говорить.
Мишка выскочил из квартиры, забыв погладить щенка.
Такси! Где оно?!
Мимо Мишки ехала «восьмерка».
— Стоять!..
На водителя больше подействовал пистолет Никитина, нежели удостоверение сотрудника полиции.
— На Селезнева, понял?!
— Я-то понял, — среагировал водитель. — А у тебя диарея, что ли?
— Диарея! На Селезнева давай!
Жизнь — веретено. Чем дольше оно крутится, тем больше на него наматывается как нужного, так и бесполезного. Подходит момент, когда веретено уже не в силах более наматывать что бы то ни было. Тогда оно либо остается лежать под тяжким грузом, либо, вновь закрученное чьей-то ловкой рукой, начинает разматываться с еще большей скоростью, превращая череду событий, намотанную на него, в ровный и понятный взгляду узор.
Очень тяжело работать, когда действует дилетант без плана или человек без мотива. В этом случае трудно ответить на основной вопрос сыщика: зачем? Иначе говоря, невозможно установить мотив преступления. Когда будешь знать, зачем что-то сделано, поймешь и другое: кто за этим стоит.
Проверка показала, что на момент совершения всех убийств как у Шостака, так и у Семкина было железное алиби. Но именно они сейчас интересовали Сашу больше всего, потому что знали, кто убийца. Один из них наверняка был в курсе.
Александр чувствовал, как в его душе начинала нарастать тревога за Черникова. Он исчез, его не было вот уже семнадцать часов. Такого не случалось никогда. За опоздание на пять минут Сергей всегда извинялся как за три часа.
— Саша, может, он бабу какую?.. — высказал предположение Стариков, сидящий рядом.
Голова у него пухла от версий.
— Семнадцать часов? — пробормотал Никитин. — Даже слонам на это двух часов хватает.
— Может, он нескольких?.. — Игорь вздохнул, натолкнулся на тяжелый взгляд начальника и вжал голову в плечи. — Согласен-согласен…
Впрочем, баба — не баба, выпивка — не выпивка, а искать нужно было даже там, где делать это вроде бы и не стоило.
— Звони Саморукову домой, на работу, Черникову домой, районным операм, в дежурку. Начинай снова всех обзванивать. Мы с тобой сейчас едем сначала в дурдом, там девчонка одна есть симпатичная, а потом — к Муромову.
Черникова посадили на стул и застегнули на запястьях его же наручники.
— Может, ему руки назад?.. — По неуверенному тону типа, задавшего этот вопрос, было ясно, что он далеко не главный из троих, стоящих рядом со стулом.
— Не нужно.
Несколько ударов по щекам Черникова не возымели никакого результата. Он сидел, бесчувственно уронив подбородок на грудь.
— Принеси ведро воды, Домовой. Будем отливать. Как в западных фильмах. Там после душа клиенты сразу просыпаются. Сейчас проверим.
Домовой пошел куда-то в угол и забренчал эмалированной емкостью.
— Беня, полведра хватит?
— Давай, неси. Может, и хватит.
На Черникова обрушился поток воды.
Над его головой раздался смешок Бени.
— Значит, лажу в боевиках гонят! Пленный не плюется и не фыркает. Неси еще воды. — Беня вынул из кармана телефон. — Алло! Иван Максимович? Да-да, это я. Плохо дело. Клиент неровно дышит. Нет, мы на Селезнева, в двенадцатом. Пока ничего… Понял. Ну, вы же знаете… Хорошо. — Беня бросил телефон на кровать, стоящую рядом, с матрацем, замызганным до состояния половой тряпки. — Ну-ка, Домовой, лей воду! А ты, Смык, дуй наверх и ищи провод. Если наш парень не отольется, используем план номер два.
Смык ушел по лестнице вверх и прикрыл за собой дверь.
На голову Черникова, сидящего без признаков жизни, обрушился целый водопад ледяной воды. Кровь под мощным потоком смылась с его лица, и лишь тоненькая струйка висела на подбородке.
— Я сам, блин, уже мокрый весь! — возмутился Домовой. — Может, он откинулся уже?
— Он же дышит! Ладно, пойдем наверх и перекурим, пока Смык провода у кого-нибудь отрывает. Наверняка, сука, так и делает, потому что найти их ему и в голову не придет.
Едва за ушедшими отморозками прикрылась дверь и щелкнул замок, Сергей открыл глаза. От дикой боли в голове он едва смог это сделать. Тусклая лампочка под низким потолком показалась ему ярким прожектором. Четыре стены, комната три на три метра, в углу — кровать. Все. Еще был пол, залитый водой, который качался так, словно грозил опрокинуть комнату набок.
Но Черников шел и шел, с трудом преодолевая проклятые полтора метра до кровати. Он слышал, как один из его захватчиков бросил на кровать телефон и все время, пока за этими тремя скотами не захлопнулась дверь, молил лишь о том, чтобы хозяин мобильника забыл взять его с собой.
Садиться он не стал, хотя все плыло перед глазами и хотелось не только сесть, а просто рухнуть лицом вниз на этот матрас, истертый до блеска. Садиться нельзя. Останется мокрый след.
Сергей задрал край матраса и стал вытирать руки о его низ. Телефон тоже нельзя брать мокрыми ладонями.
— Беня, Смык, Домовой. — Драгоценное время уходило. — Селезнева, двенадцать, Иван Максимович.
Самым трудным было набрать номер. Цифры на маленьких кнопочках расплывались как в тумане. Полумрак комнаты помогал превратить этот туман в черный дым.
«Мишка, ты же всегда в это время кобеля своего кормишь. Творогом кальцинированным».
Сергею даже не пришло в голову, что с момента получения удара по макушке до того времени, как он очнулся в багажнике машины, могла пройти вечность. Он пришел в себя, когда машина аккуратно завернула за дом и остановилась. Ему тогда подумалось, что если это жилой дом, то они находятся у второго подъезда. Судя по помещению, это был подвал. Значит, подвал второго подъезда дома двенадцать по улице Селезнева…
У него едва не перехватило дыхание, когда он услышал Саморукова:
— Товарищ Никитин, я уже выхожу на улицу с пистолетом под мышкой!
— Мишка, помогай!..
Черников сел на стул в тот момент, когда стала открываться дверь.
— О! — радостно вскрикнул один из отморозков, вошедших в комнату.
По голосу Сергей догадался, что это Домовой.
— Случилось чудо.
— Случилось чудо. Беня, а водица-то наша, оказывается, живая.
Вернулись все трое. Теперь Сергей ясно понимал, кто из них кто. Вот этот, с мотком провода на руке, несомненно, Смык. С Домовым разобрались, поэтому этот, в кожаной жилетке поверх черной рубашки с золотым узором, — Беня.
— Это не водица живая, — возразил Беня. — Это капитана Черникова хер убьешь. С прибытием на большую землю, товарищ капитан.
— Вы кто, ребята? — Черников едва провернул языком в пересохшем рту. — Сантехники, что ли?
— Вот сука! — возмутился Смык, разматывая провода. — Издевается…
Беня расхохотался и уважительно посмотрел на Сергея.
— Молодец. Разговариваешь, значит, живой. Шутишь, значит, соображаешь. А потому, думаю, и разговор у нас получится. Да?
— Молодец. Разговариваешь, значит, живой. Шутишь, значит, соображаешь. А потому, думаю, и разговор у нас получится. Да?
Черников недоуменно перевел взгляд со Смыка на Беню и осведомился:
— Про унитазы разговор будет?
— Дай я ему по башке ведром врежу! — попросил разрешения Домовой.
— Не нужно. — Беня больше не улыбался. — Сейчас не нужно. После разговора врежешь. Нам еще поговорить нужно кое о чем. Смык, ты там закончил с проводами?
Вдруг Сергей с холодом в груди вспомнил, что не сказал Мишке про подвал. Назвал адрес и подъезд, но не упомянул о подвале!
Сейчас Черников полностью отдавал себе отчет в том, что продолжительность его жизни зависит от того, как долго он сможет разговаривать с этими отморозками. Важно и то, насколько крепки их нервы. Ему с грустью подумалось, что через двадцать-тридцать минут разговора Домовой получит от Бени добро, и все закончится…
А выдержит ли он сам те двадцать-тридцать минут?
Провода были размотаны.
Смык со знанием дела вставил два оголенных конца в позеленевшую от сырости и времени розетку, а два других выставил перед собой.
Черникову на мгновение представилось, что вот именно сейчас все для него может и закончиться.
— Ну так что, капитан Черников, вы закончили придуриваться? — спросил Беня и прикурил сигарету.
Он кинул пачку Домовому, и через секунду комната заполнилась дымом.
— Будем разговаривать?
— Конечно, — согласился Черников, не сводя глаз с проводов. — Было бы о чем.
— О, не сомневайтесь, тема есть. Вопрос первый. На какой стадии расследования находится сейчас дело по убийству Вирта?
Как медленно идет время!
Черников наморщил лоб.
— Парни, вы из прокуратуры, что ли? Из отдела по надзору за полицией?
— Ты, мент, совсем ненормальный, что ли? — почти шепотом спросил Смак, готовый к электрической атаке.
Беня вздохнул, сел на корточки перед Черниковым и сказал:
— Да нет, братан. С ним все в порядке. В полном. Он дуру гонит и время тянет. Думает, вдруг откуда ни возьмись помощь прилетит. Так, капитан? — Он вдруг внимательно посмотрел в глаза Черникову, после чего повернулся, подошел к кровати и поднял телефон.
Беня рассматривал его и крутил в руке так, словно видел эту игрушку впервые.
«Черт, ладони сухие!» — вспомнил опер.
Он незаметно поднял скованные руки и провел, словно разминая больную голову, по мокрым волосам. Движение было рассчитано точно. Придурковатые Смык и Домовой ничего не поймут, а Беня стоял к нему спиной.
Беня подошел к Черникову, взял его руки и перевернул их. С ладоней пленника капнула вода. Беня успокоился, сунул телефон в карман и вытер свои руки платком. Однако по его взгляду чувствовалось, что он корил себя за неоправданную глупость — все могло сейчас рухнуть в один момент.
— Смык, потрогай его.
Озарение пронзило больную голову Черникова как молния.
— Стой! — заорал он. — Спятили?! Ты на пол посмотри, урод недоделанный! Ты в школе учился?! Вы же по воде ходите, мучители, мать вашу! — Теперь в голову Сергея врезалась уже боль от крика, а вовсе не озарение. — Сейчас договоримся до того, что после нашего семинара здесь четыре трупа образуется.
Беня округлил глаза.
— Стой, Смык! Выдерни эти гребаные провода из розетки!
Выигрыш времени составил еще минуту. Черников никогда в жизни не испытывал счастья от понимания того, что его сейчас будут бить. Уж чего-чего, а удары он перенесет любые. Если захотят прикончить, то так и сделают. Если станут пинать лишь для боли… Да пошли они!.. Это не так страшно. Главное, около его плеча уже не было этих страшных проводов.
— Сразу колотить будете или вначале спасибо скажете? — осведомился он.
— Спасибо, — поблагодарил Беня и тут же произнес, отходя к кровати: — Приступайте…
Яркая вспышка в левом глазу выключила сознание Черникова. Очнулся он уже на полу. Смык и Домовой, усердно пыхтя, обрабатывали его ногами. Боль толчками разливалась по всему телу. Опять удар в голову…
Теперь Черников очнулся, сидя на стуле. Перед ним двоилось лицо Бени.
— Что вы знаете об Иване Максимовиче Степенко?
— Мужики, я не понял. Вы сантехники… из прокуратуры?
— Продолжайте!
От страшного удара в грудь Черников опрокинулся на спину вместе со стулом и ударился затылком о бетонный пол.
Открыв глаза, он увидел всех троих, сидящих на кровати. Они курили. Смык и Домовой вытирали пот.
— Усадите его на стул, — приказал Беня. — Вылейте на голову ведро воды. Кажется, он меня не видит.
Пока его поднимали с пола, Сергей понял, что у него сломано несколько ребер, рассечены обе надбровных дуги. Про разбитый затылок и сотрясение мозга говорить не приходилось.
Вода смыла кровь с лица и глаз и снова стекла на пол.
— Черников, не молчи. Если все скажешь, я тебя отпущу. В смысле, останешься здесь, а мы уйдем. Но только не молчи, иначе ты просто умрешь. Что вы знаете про депутата Семкина и каким боком пришиваете его к делу? Что тебе сказал Муромов? Что вы уже надоили по этому делу? Это все, чем я интересуюсь. Это же так просто, взять и ответить. — Взгляд Бени вдруг просветлел. — Слушай, может, тебе денег дать? Сколько ты хочешь? Пойдешь на сделку?..
— Много дашь-то?.. — спросил Черников, не открывая глаз.
— Пять штук зеленью хватит? — оживился Беня.
— Десять… — пробормотал Сергей.
— Хорошо, пусть будет десять! — согласился тот.
Он пообещал бы сейчас и сто тысяч. Мертвому Черникову все равно некуда было бы тратить деньги в этой комнате.
— И польский паспорт, — разрушил планы Бени Черников.
Беня почувствовал себя так, словно над его головой пролетел миллион голубей.
— Ах ты сука! — почти бесшумно выдавил он из себя.
Это был не голос, а какой-то свист.
— Тварь поганая! — Одним движением он выхватил из кармана складной нож. — Ты этого хотел?! Да?!
Черников почувствовал, как его руки подтянули за наручники и прижали к полу. Раздался щелчок ножа.
— Этого?!
Сергей почувствовал ужасную боль в левом мизинце, услышал хруст кости. Сил кричать не было. Сознание уходило куда-то вниз, как песок в часах.
Глава 14
Уже выбежав из дома, засовывая на бегу пистолет в кобуру, Мишка твердо знал, что надеяться не на кого. Просил помощи друг, который никогда ранее этого не делал. Сейчас Мишку никто не поддержит. Ему придется действовать в одиночку.
— Приехали. — Водитель резко, как лошадь перед барьером, остановил «восьмерку» у первого подъезда дома по улице Селезнева.
Мишка вылез и осмотрелся. У второго подъезда стояли тонированный черный микроавтобус и «Волга» такого же цвета.
— Серега, в какой же ты квартире? Мать моя!.. — бормотал он, чувствуя, как к нему возвращается способность трезво оценивать ситуацию. — Так, спокойно, Саморуков, спокойно. Главное — угадать, не промахнуться. А это что такое?
Мишка наклонился и стал рассматривать следы жидкости бурого цвета, похожей на кровь.
«В какую сторону направлен розбрызг? В подъезд. А это что? Следы размазанной крови, ведущие в подвал… Конечно, подвал! Какой я идиот! Он в подвале!»
Мишка вынул «ПМ» и стал мягко спускаться вниз, ощущая привычный аромат сырости и вонь, исходящую от трупа кошки, сдохшей тут полгода назад.
Еще шаг, и он услышал голоса. Мишка позволил себе потерять примерно десять секунд, которые, по его мнению, теперь уже ничего не решали, и прижался к шершавой стене.
— Выживет или нет? — послышалось глухо, тихо.
— Я не доктор.
Дальше Мишка слушать уже не стал. Он пинком выбил дверь и влетел в подсобку, расположенную в подвале.
— Полиция! На пол!
Уже произнося первое слово, он понял, что если ему и удастся выйти из этого подвала, то только на носилках и в черном полиэтиленовом мешке. В девятиметровой комнате находились шесть человек. Трое из них были в одинаковых черных куртках «пилот» и свитерах, остальные — в костюмах. После появления неожиданного гостя они проявили фантастическую ловкость. Едва Мишка распахнул дверь, эти мужики тут же взяли его на прицел.
— На пол! — повторил упрямый Саморуков и выстрелил в забитое фанерой оконце под потолком.
— Не стрелять! — скомандовал один из тех, кто носил костюм. — Не стрелять! Это свой, мать его! Миша, опусти ствол.
Саморуков опешил. Больше всего на свете ему сейчас хотелось именно стрелять, но один из тех, кто находился в подвале, знал его фамилию и назвал своим.
— Миша, это я, Зотов! Да опусти ты пушку!
— Зотов?! Интерпол…
— Я!
Саморуков медленно, словно не доверяя, вкладывал «ПМ» в подмышечую кобуру, а люди напротив, как в зеркальном отражении, повторяли его движения.
— Где Серега, Антон? Он мне позвонил и назвал адрес.