А через полтора месяца на счастье Кривоша подоспела первомайская амнистия. И он опять оказался на свободе. И вновь принялся за старое – предложил свои услуги секретным службам.
Самое интересное, его снова взяли. И с декабря 1918 года он стал переводчиком отдела Военного контроля – так тогда назывался отдел разведки и контрразведки. Мало того, с марта 1919 года он уже «особо секретный сотрудник» разведотдела штаба Западного фронта, с июля 1919 года – переводчик-дешифровальщик Особого отдела ВЧК. Еще через год он уже завотделом проверки документов при Особом отделе ВЧК, служил под начальством Генриха Ягоды, впоследствии взлетевшего весьма высоко.
И снова не досидел…
Однако Кривош за ним не последовал. Его опять подвела алчность. И 28 июля 1920 года его арестовали в очередной раз. Обвинение гласило: брал взятки «за пропуск за границу». Коллегия ВЧК приговорила его к расстрелу. Но в последний момент Кривошу опять повезло: казнь заменили 10-летним заключением.
И снова он не отсидел весь срок. Уже в апреле 1921 года решением коллегии ВЧК Кривош был освобожден и направлен на работу в святая святых новых спецслужб – Спецотдел. Теперь главной стала работа по криптографии: разработка шифров и их дешифровка.
Но, видимо, бывшему статскому советнику стало неуютно в Советской России и он задумал бежать за пределы Страны Советов. И опять неудача – в ноябре того же, 1921 года он вновь арестован «за принятие мер к выезду». А в мае 1922 года опять освобожден. В марте 1923 года еще один, уже пятый арест «за несанкционированные контакты с представителем чехословацкой миссии». И снова приговор – 10 лет лагерей.
Отбывать срок 58-летнего Кривоша отправили на Соловки. Оттуда редко кто возвращался. Казалось, жизнь кончена.
Однако Кривош оказался непотопляемым. Вскоре он уже занимал должность начальника метеостанции. А в октябре 1928 года постановлением коллегии ОГПУ Владимира Ивановича опять-таки досрочно освободили и вернули на работу в Спецотдел.
Этот человек затем благополучно пережил «чистки» 30-х годов и тихо исчез во время паники, возникшей при эвакуации московских учреждений осенью 1941 года. Умер он где-то за границей предположительно в 1942 году. А следы его сыновей со временем обнаружились в Чили.
Одиссея одессита (Сидней Рейли)
Энтузиаст шпионажа и авантюр – так иногда определяют жизненное кредо этого человека, который родился неизвестно где, прожил практически всю свою жизнь под псевдонимом и закончил свой путь при довольно таинственных обстоятельствах.
Метаморфоза еврея
Ныне только дотошные историки знают, что по-настоящему звали нашего героя Зигмундом Георгиевичем Розенблюмом. И что родился он в 1874 году на каком-то хуторе близ Одессы. Кем были его родители – толком неизвестно.
Согласно одной из версий, в достоверности которой можно сомневаться сколько угодно, Зигмунд Розенблюм превратился в Сиднея Рейли вот при каких обстоятельствах. Мать его, похоже, после развода или смерти родного отца Зигмунда вышла второй раз замуж за некого Сиднея Рейли Каллагана, который завез семейство аж в Латинскую Америку.
Здесь юноша и познакомился с майором английской секретной службы Фочергилом. Тот предложил молодому человеку поработать в разведке, и Зигмунд согласился. А когда встал вопрос о псевдониме, юноша отбросил фамилию отчима и стал просто Сиднеем Рейли.
С англичанами Рейли работал не за страх, и не за совесть, а за обещание британского подданства. Когда же его хозяева свое обещание выполнили, и он стал британским гражданином, одного куска хлеба с маслом бывшему одесситу показалось мало. И он, мотаясь по миру, за деньги брался за выполнение заданий сразу нескольких разведок.
Так во время русско-японской войны Рейли на Дальнем Востоке сотрудничал с японской спецслужбой. Затем он перебрался в Петербург, где, продолжая работать на англичан, предложил свои услуги и российской разведке.
Кроме того, он находил время подрабатывать на бирже, выступая в качестве маклера по различным торговым делам. Все эти занятия, вместе взятые, позволили Рейли зажить на широкую ногу, а роскошь он любил всю жизнь.
Действуя на всех фронтах
Тем временем на Европу неотвратимо надвигалась Первая мировая война. Агенты разных стран шустрили изо всех сил, стараясь выведать секреты потенциального противника. В этой обстановке Рейли чувствовал себя как рыба в воде.
И вот он уже в Германии, где по заданию английской разведки устроился сварщиком на военный завод Круппа. Однажды ночью он проник в здание заводоуправления, где, убив двух охранников, украл секретные чертежи. Передав их связнику, он не помчался сломя голову из страны, а по подложным документам поступил на судоверфь. И вскоре вновь провернул ту же операцию – похитил секретную документацию на строящиеся дредноуты.
Похищенное он благополучно перепродал сразу и англичанам и русским. Но на этот раз немецкие спецслужбы взяли след и Рейли пришлось, что называется, лечь на дно. Но и скрываясь, он не терял времени зря. Нащупывал новые контакты, и вскоре предложил свои услуги еще и американцам.
Однако надо отдать должное Рейли. При всей своей неразборчивости он все-таки помнил, кто именно завербовал его первым. И считал своими главными работодателями все же англичан.
В 1918 году он снова появился в России. Здесь в компании с Савинковым, Локкартом и некоторыми другими любителями половить рыбку в мутной воде попытался организовать военный переворот, чтобы устранить от власти большевиков. Но те оказались хитрее и подослали теплой компании под видом заговорщиков двух латышей-чекистов – Шмидхена (Буйкиса) и Берзиня.
Переговоры с ними вел Рейли. И хотя Локкарт предостерег его, указывая на возможную провокацию, Рейли отмахнулся от предупреждения, утверждая, что «латыши не имели никакого намерения впутываться в неудачи большевиков». Он развил бурную деятельность по подготовке контрреволюционного восстания в Москве и просчитался. Заговор закончился полным провалом, однако Рейли пришлось судить все же заочно, поскольку в последний момент ему удалось бежать.
Он был объявлен «вне закона», что означало: в случае поимки его расстреляют без следствия и суда.
Не поддавайтесь женщинам!
Тем не менее, Рейли не успокоился. И переждав некоторое время в Англии, снова вернулся в Россию. Только теперь он отправился на юг, став британским представителем при армии Деникина.
Когда и эта авантюра закончилась крушением, Рейли объединился с Савинковым. В конце 1921 года он организовал встречу Савинкова с Черчиллем, которому были радужно обрисованы возможности савинсковского «Народного союза защиты родины и свободы» в организации террора и провокаций на территории СССР.
Черчилль заинтересовался и пригласил Савинкова на встречу с премьер-министром Англии Ллойд-Джорджем. Но тот больше говорил о перспективах торговли с Россией, нежели о терроре.
Тем не менее, Рейли все же нашел деньги для отправки Савинкова в Россию для широкомасштабного развертывания террористической деятельности и подробно проинструктировал его, что и как делать. Однако инструктаж не помог: в 1924 году Савинков был схвачен и осужден.
Пришлось Рейли самому готовиться к тайной поездке в Советскую Россию. Теперь он связывал свои надежды с МОЦР – Монархической организацией Центральной России, не ведая, что она была создана чекистами в ходе знаменитой теперь операции «Трест». Оперативной игрой руководил соратник Дзержинского Артур Артузов. МОЦР развила столь бурную деятельность, что в ее реальность поверили эстонцы, поляки и финны, которые поделились полученной от «Треста» информацией с англичанами и французами.
Сведения об эффективной деятельности МОЦР привели к тому, что резко упал интерес иностранных спецслужб к базировавшемуся в Берлине «Высшему монархическому совету» (ВМС) и парижскому «Российскому общевоенному союзу» (РОВС), которые ставили своей целью свержение советской власти.
Финансирование этих организаций резко уменьшилось. Это привело к тому, что руководители обеих организаций, обвиняя друг друга в бездеятельности, рассорились. В РОВСе даже произошла смена руководства – вместо генерала Врангеля организацию теперь возглавил генерал Кутепов, имевший меньший авторитет в рядах белой эмиграции.
Стремясь повысить свое влияние, Кутепов тут же направил в Москву своих представителей – племянницу Марию Захарченко-Шульц и ее мужа Радковича. Это осложнило работу чекистов, так как «племянники», а особенно Мария, оказались дотошными контролерами, но все же и они не усомнились в подлинности МОЦР.
Решил опереться на эту организацию и Рейли. Он связался с ее руководителями и предложил совместно провести ряд терактов. Дзержинский и Артузов приняли решение: дать согласие на сотрудничество, а когда Рейли появится на территории СССР, арестовать его.
Решил опереться на эту организацию и Рейли. Он связался с ее руководителями и предложил совместно провести ряд терактов. Дзержинский и Артузов приняли решение: дать согласие на сотрудничество, а когда Рейли появится на территории СССР, арестовать его.
Сидней еще какое-то время колебался, он помнил о приговоре, вынесенном ему в СССР. Но тут ему пришло послание от резидента английской разведки в прибалтийских странах Бойса, который со своей стороны информировал его о том, что МОЦР – это мощная монархическая организация. В связях с ней заинтересованы английская и французская разведки.
Рейли согласился стать посредником между МОЦР и западными разведками. Для начала он отправился в Хельсинки, где 24 сентября 1925 года встретился с одним из «руководителей» МОЦР, а на самом деле агентом ОГПУ Якушевым. Рейли предложил два пути финансирования МОЦР: кража художественных ценностей, а также сотрудничество с английской разведкой – снабжение ее информацией о деятельности и планах Коминтерна. Якушев сказал, что идея интересная, однако он не может единолично принимать решение. И пригласил Рейли в Москву на заседание «политического совета» МОЦР, где, дескать, и будет принято окончательное решение.
Рейли все еще колебался. Но тут его, что называется, «подначила» Захарченко-Шульц. Она стала стыдить Рейли: «Я, слабая маленькая женщина, не боюсь переходить границу, а вы, джентльмен, боитесь!»
И Рейли решился: 25 сентября 1925 года он нелегально перешел финскую границу через «окно» возле Сестрорецка, где его встретил Тойво Вяхя, начальник погранзаставы, который, как полагали, является агентом МОЦР. Он на двуколке доставил Рейли на станцию Парголово, где посадил на поезд, шедший в Ленинград. В вагоне его уже ожидали Якушев и его коллега Щукин.
Следующий день Рейли провел в Ленинграде, на квартире Щукина, а вечером в международном вагоне с паспортом на имя Штейнберга в сопровождении Якушева выехал в Москву. Уже 27 сентября на даче в Малаховке на заседании «политического совета» МОЦР (все члены были чекистами) Рейли изложил свои предложения, о которых говорил Якушеву в Ленинграде.
С заседания «совета» его повезли на «конспиративную квартиру» в Москве. По дороге он бросил в почтовый ящик две открытки: одну в США, другую в Германию, в которых сообщал, что с ним все в порядке.
Но привезли его не на квартиру, а прямиком в здание ОГПУ на Лубянке. Там ему объявили, что согласно приговору, вынесенному ему в 1918 году, он подлежит расстрелу. Но привести приговор в исполнение не спешили. Его допрашивали, и он, стремясь спасти свою жизнь, выложил все, что знал о деятельности английской разведки. За это ему создали вполне сносные условия содержания: его возили на прогулки в Сокольники, в сопровождении чекиста-разведчика Сыроежкина он даже посещал ресторан.
Рейли вел дневник, из которого видно, что он не верил, что его расстреляют. Он рассчитывал, что его обменяют. Однако этого не произошло: 3 ноября 1925 года вышедшего в тираж агента убили во время прогулки в парке Сокольники выстрелом в затылок. Тело зарыли во дворе здания ОГПУ.
Ночью 28 сентября на границе были инсценированы перестрелка, крики, шум, «убийство» трех человек и арест Тойво Вяхя. Все это было сделано для того, чтобы финская разведка посчитала, будто Рейли и сопровождавшие его люди случайно наткнулись на пограничников при возвращении и в завязавшейся перестрелке убиты. Об этом же сообщила и ленинградская «Красная газета».
Таким образом, о том, как на самом деле умер Рейли, на Западе не догадывались до тех пор, пока операция чекистов не была доведена до конца, и «Трест» не лопнул с надлежащим шумом.
Игра «втемную» с «бешеной Марией»
Время от времени разведки используют того или иного агента «втемную», то есть он может и не подозревать о своей истинной роли в том или ином деле. Ярким примером тому может послужить деятельность Марии Лысовой-Михно-Захарченко-Шульц, которая, яро ненавидя советскую власть, тем не менее, принесла ей вполне реальную пользу. Вот как это получилось.
Своенравная девица
Девочка родилась в дворянской семье, в Пензенской губернии, 3 декабря 1893 года. Мать умерла сразу после родов, и отец отдал ее в руки гувернанток. Воспитанница не очень-то жаловала их, то и дело сбегала на конюшню – лошади были ее страстью.
Своенравную девицу отправили в Смольный институт, который Мария окончила с золотой медалью в 1911 году. Затем уехала за границу – мир посмотреть и себя показать. Через два года вернулась в деревню, где привела в порядок запущенное отцом хозяйство, создала при имении небольшой, но образцово-показательный конный завод.
В 1913 году она вышла замуж за участника японской войны капитана Михно. Однако семейная жизнь не сложилась. Муж вскоре ушел на фронт начавшейся Первой мировой войны. Но провоевал недолго: тяжело контуженный, он умер на руках Марии. А через три дня у нее родилась дочь.
Другая, быть может, тем и утешилась бы, посвятив себя воспитанию ребенка. Однако Мария рвалась отомстить врагам за смерть мужа. Оставив ребенка на попечение кормилицы и гувернантки, она уехала в Петроград, где всеми правдами и неправдами добилась направления на фронт.
Своя среди чужих
В среде солдат, унтеров и младших офицеров, как ни странно, она оказалась своей. Ледяной, иногда наглый взгляд, неприступный вид, крепкое словцо, которое она могла отпустить, никому не давали повода попытаться завязать с ней близкие отношения. К тому же ее храбрость и удивительная выносливость вызывали уважение, а безжалостное отношение к противнику, ее жестокость удивляли даже видавших виды солдат.
Словом, воевала Мария отчаянно, не раз ходила в разведку. Однажды ее группа из трех человек нарвалась на немецкую засаду. Одного разведчика убили сразу. Другого, получившего пулю в живот, Мария, сама раненная в руку, под огнем противника вытащила к своим. За этот подвиг была награждена солдатским Георгиевским крестом.
Второй «Георгий» она получила в ноябре 1916 года, когда, добровольно вызвавшись быть проводником команды разведчиков, ночью провела их в немецкий тыл. Выйдя к заставе, которую занимала рота противника, разведчики без единого выстрела перекололи большую часть солдат, остальных увели в плен. Говорят, Мария лично участвовала в штыковой атаке.
Однако осенью 1917 года фронт развалился, и Мария вернулась в родное имение. В отличие от других помещиков, бежавших в города, она осталась в опустевшей усадьбе и первого же, кто попытался что-то «экспроприировать», избила хлыстом. А когда бузотеры сожгли соседнее имение, Мария сформировала карательный отряд из молодых пензенских офицеров, тоже бывших фронтовиков, студентов, гимназистов и лично участвовала в расстреле вожаков налета на имение.
В неразберихе событий 1917 года эта акция сошла ей с рук. Но советская власть набирала силу, и вскоре Марии пришлось распустить свой отряд, переехать в Пензу.
Дом Лысовых был уж занят местным советом, бывшей хозяйке пришлось поселиться во флигеле. И здесь, прямо под носом у новой власти, она организовала пункт переправы бывших офицеров на обозах, следовавших на восток за солью, к Колчаку.
Однажды ночью во флигель Марии в очередной раз постучали. Она открыла и сразу узнала пришедших. Один из них был генерал Розанов, еще недавно вручавший ей Георгиевский крест, другой – полковник Захарченко, старый друг ее покойного мужа. Розанова отправили с первым обозом, впоследствии он стал начальником штаба Колчака.
Захарченко же пришлось задержаться, у него открылась старая рана, и он слег. Мария преданно ухаживала за больным, и они полюбили друг друга. Вскоре скромно справили свадьбу. Теперь она стала Марией Захарченко, под этим именем она и вошла в историю разведки.
И снова – в бой!
Сам же Захарченко когда-то служил в Персидской бригаде, а потому ему удалось раздобыть документы, что он является персидским подданным. Соответственно, и его жена стала «персиянкой».
Смена подданства оказалась весьма своевременной, поскольку ЧК вышла на след «офицерской переправы». Супругам пришлось бежать из Пензы. Они уехали в Астрахань, откуда пароходом добрались до Пехлеви, где друзья полковника уже наладили выгодное дело, приносившее неплохие доходы.
Можно было бы обосноваться тут и чете Захарченко. Однако Мария все не могла успокоиться. И когда до нее дошли слухи, что на юге России создается Добровольческая армия, она заявила мужу: «Мы едем туда!»
В Новороссийске, куда чета добралась кружным путем, полковник Захарченко принял под свое командование Кавказский полк, Мария стала его ординарцем.
Она стала еще более жестокой. С дикой, бешеной злобой лично казнила захваченных в плен красноармейцев. Так что не случайно даже сослуживцы между собой звали ее «Бешеной Марией».