Как стать писателем… в наше время - Юрий Никитин 28 стр.


С четверыми уже потруднее, разве что трое мушкетеров с примкнувшим к ним гасконцем? С пятью совсем туго! Думаю, вы мало вспомните героев, где пятеро. Нет, не пятеро персонажей, не надо называть романы Васи Пупыркина, я имею в виду пятерых героев. А уж шестеро… Совет старого крокодила: не умножайте ни героев, ни событий без острой необходимости.

Лучше один эпизод расписать ярко и красочно, чем сказать о трех скороговоркой. Лучше вести одного-двух-трех героев, но описать их всех, наделить жизнью, чем перечислить сотню крутых бойцов, которые будут отличаться только по именам.

Запишем для напоминания себе, любимому.

Не умножайте ни героев, ни события без острой необходимости!

Кстати, раз уж заговорили об именах…

Имена должны быть не только разные, а… очень разные. К примеру, за фамилиями: Ноздрев, Собакевич, Коробочка, Плюшкин, Хлестаков – явно вырисовываются и разные люди. А вот другие примеры: Иванов, Петров, Сидоров, Ерофеев… При всей разности они кажутся одним человеком. Как и – Гордон, Диксон, Рольсон, Пальсен, Ульсон… Или имена каких-то фантастических персонажей: Ультанахбегуэ, Эльтуганхкегеке, Онтакрукегекеза, Куоткугакабе и так далее.

То есть имена должны быть разными даже по визуальному ряду: длине, разным окончаниям, ударениям.

Сошлюсь на классику фантастического жанра: в повести «Страна Багровых туч» действует группа героев: Быков, Юрковский, Даугэ, Крутиков… А теперь сравните с массой романов, где даже фамилии одинаковые, как доски в заборе!

Вывод:

в изображении героев нет мелочей. Все должно работать на их индивидуальность. Внешность, характеры, одежда, даже имена и клички.

Упадок или подъем литературы?

Сейчас, как я считаю, для литературы – раздолье, свобода, возможность расцвета, ибо нет самого страшного, что было при прошлом режиме: засилья партаппарата.

Но в то же время литература, потеряв значение единственной оппозиции власти, становится просто одной из… сфер деятельности. А в демократическом обществе, в отличие от тоталитарного, этих сфер много и вершин тоже много.

Раньше, к примеру, только спортсмены, писатели и дипломаты были «выездными», то есть могли ездить за рубеж в деловые и творческие поездки, сейчас это доступно всем. Раньше не было таких сфер деятельности, как бизнес, предпринимательство, куда сейчас ушла масса энергичного и талантливого народа, словом, в застойном тихом обществе к литературе волей-неволей было приковано все внимание. Эта была единственная отдушина и для того, чтобы сказать нечто свое, и для того, чтобы услышать иное от очередных откровений генсека.

Советская власть – это высшая точка взлета престижа писателей, их значения. Это высшая точка перевала. Вообще от пещерных времен до коммунистического режима значение литературы только росло. Медленно, неуклонно, однако росло. В наш век уже поняли и признали, что писатели – выше королей, президентов, канцлеров. Теперь мы говорим «Дон Кихот» или «Сервантес» и совсем не представляем, какой король в то время правил Испанией, за что тогда воевали, какие были битвы, в которых Сервантес бывал ранен, а потом и вовсе потерял руку…

Или – Шекспир. Да, Англия тех лет дала Шекспира, э т о ее вклад, а не династии бесчисленных драчливых королей… Но что сейчас? С точки зрения нормального писателя, привыкшего к поступательному течению жизни, какой-то обвал!.. Писателей снова перестали уважать!.. Любой лавочник, что торгует перед домом арбузами, уже выше по рангу…

И все-таки смешны стоны об упадке литературы сейчас и попытки сравнивать ее с временами Пушкина и Толстого. Сейчас любой старшеклассник пишет лучше, чем писал Пушкин, но само общество стало другим, и лишь потому, что перестало быть монолитным, грубо раскрашенным в две-три краски, уже никогда-никогда литература не будет пользоваться таким влиянием, как в давние времена Пушкина, Толстого, Бунина.

Тогда на всю Россию была горстка вообще грамотных, которые просто умели читать. А на тех, кто ухитрялся эти слова как-то складно составлять, смотрели как на колдунов, магов, волшебников. Создавались легенды, что к ним снисходит вдохновение с небес, только так можно писать стихи, прозу… Да и сами литераторы, что с них возьмешь – люди-с! – охотно поддерживали сказочку о своих вдохновлениях, экстазах творчества…

Сейчас пишут все. Не только грамотны все, но и пишут все. Стихи, рассказы, романы. Тут же публикуют в Сети. Записывают на лазерные диски. Понятно, что это не закат литературы, когда умеют и пишут все! Это ее богатство, ее расцвет. Просто всплеска не так видно, потому что еще ярче зацвели и привлекают всеобщее внимание такие необычные для российской земли цветы, как частный бизнес, предпринимательство, компьютерные технологии…

…Была очень короткая ночь, когда рушилось традиционное книгоиздание, разорялись издательства, типографии не знали, кому втюхать никому не нужное оборудование – совсем новое, ультрасовременное, цифровое! – но сейчас-то книг издается и покупается, несмотря на пиратствующих в Сети, во много раз больше, чем покупала и читала «самая читающая страна в мире»!

Просто сейчас в богатом развитом обществе очень много вершин, и вершина литературы сейчас не единственная, как было в давние времена, а одна из…

Ну, не знаю, в самом ли деле лучше быть первым в деревне, чем вторым в городе?

Можно сказать проще: для всякого рода халтурщиков – упадок, а для честных авторов – подъем, да еще какой подъем! Да, и в этих условиях еще есть халтурка, но уже совсем мизер в сравнении…

Сериалы или циклы романов – совершенно новый жанр. Отрицать его на том основании, что Толстой такого жанра не знал, так же дико, как отрицать существование неизвестной Толстому радиосвязи или компьютеров.

О профессионализме

Раньше выпустить книгу, в которой подавались бы советы «как стать писателем», воспринималось бы как кощунство, но теперь подобных пособий выходит все больше. Я просмотрел некоторые из них и не скажу, что все они дрянь или что все шедевры. Однако многие написаны то ли потому, что автору захотелось по(убрано цензурой)здеть, скажем мягко, на культурные темы, то ли потому, что теперь за это не забросают камнями и гнилыми помидорами, – не знаю, но тексты оставляют ощущение некой детскости и общесловности.

Пусть авторы не обижаются, я никого не хочу обидеть, но все же новичкам, которые хотят набить руку в этом нелегком ремесле, надо ориентироваться все же на тех, кто занимает высшие строчки рейтингов по продажам. Это единственный объективный рейтинг. Вряд ли стоит прислушиваться к глубокомысленным поучениям автора, кое-как опубликовавшего одну-две книги и теперь поучающего, «как писать книги».

Конечно, есть шанс, что, как писать лучше, знает человек, не написавший ни одной книги, но вы сами понимаете, что такая вероятность исчезающе мала, а вот мастерская чемпионов по тиражам и продажам, если открыта для обозрения, может дать во сто крат больше.

Не важно, как вы относитесь к автору! Слушайте, что он подсказывает.

Очень больной вопрос – снижение грамотности. Есть ли выход?

В современном обществе просматривается пугающая поначалу, странноватая и в то же время многозначительная тенденция снижения грамотности.

Наверное, нет на свете человека, кому такая вещь нравится, включая самых малограмотных, но все-таки она есть. Я могу проследить ее на собственном опыте. Когда учился в школе, была такая дисциплина, как каллиграфия. Писали не просто грамотно, но и «правильно», то есть с нажимом по главной оси буквы, полунажимом на второстепенной и «волосяным» – на соединении. Конечно, большое значение придавалось завитушкам в буквах. Особенно в заглавных. А на уроках немецкого… кто в те времена знал о существовании английского? – учили два шрифта: простой и готический.

Ладно, признаюсь, у меня по каллиграфии была единица, я первым в школе – несмотря на протесты учителей – перешел на авторучку, что суживала возможность каллиграфии, а потом и на шариковую – та отменила каллиграфию вовсе.

При первой же возможности с великим облегчением перебрался на механическую печатную машинку: это избавило от муки выписывать буковки. Один удар по клавише – и все! А теперь так и вовсе – комп! Современным школьникам не надо зазубривать правила склонений и всякие исключения из правил: программа правописания тут же выявит ошибки и предложит варианты исправления.

По идее, я должен был бы негодовать: я мучился, зубрил, так и вы теперь зубрите, как в наше старое доброе время! Но зачем? Помню, дед учил меня пользоваться огнивом и кресалом. Под каким углом бить и как раздувать трут. Но не лучше ли современному человеку не забивать голову этими устаревшими знаниями – да-да, знания тоже могут быть устаревшими, – а заполнить освободившиеся клеточки новейшей информацией?

То есть мы видим наступление нового мира, где смысл становится важнее формы. Он и был, но теперь не боится об этом заявлять. Ведь правописание нетрудно проверить в ворде, и если человек этого не делает, он сознательно пренебрегает правилами вчерашнего дня.

В то же время сторонник старых устоев скажет с убеждением, что текст надо вылизывать самому без всяких словарей, справочников и чуть ли без знания правил грамматики.

Конечно, править и даже вылизывать надо, но до какой степени? Один филолог, прочитав «Ярость» и вытерев слезы, принес мне книгу с подчеркнутой фразой и спросил, считаю ли я, что эта фраза написана верно? Нет, отвечаю честно, здесь немотивированное несогласование времен. Он кивнул, довольный, показывает мне другую: а вот здесь? Я смотрю, снова киваю: да, ты прав. Здесь подряд два слова-сорняка. Он спрашивает меня: согласен ли я на основании этого, что мои романы – дрянь? Нет, отвечаю я так же честно. У него глаза становятся как у гигантского омара, прямо на стебельках, снова указывает на то же место: ну как? Отвечаю: хреново. Он: так почему же?… Да потому, отвечаю.

Если выйти на улицу, то люди вроде бы живут в двадцать первом веке. Дома дивных конструкций, новые марки машин, высотные автомагистрали, вот у нас в Южном Бутово построили легкое метро с эстакадой… Если войти в любой офис, то как будто попадешь в век двадцать второй: компы с плоскими экранами, факсы, принтеры, сотовые телефоны с экранами, Интернет, оптоволокно, следящие телекамеры… Но вот в литературе все еще век тот, девятнадцатый.

Да ладно, возьмем время ближе, до контрреволюционного переворота демократов. В тогдашнем регламентированном обществе писатель мог издать только одну книгу в три года. Мои книги того периода тоже вылизаны! А что еще делать целых три года? Да и не захочешь, чтобы редактор, он же цензор, завернул роман, придравшись к какой-то стилистической мелочи.

Сейчас же можешь издавать столько, сколько напишешь. Так буду ли вылизывать незначительные шероховатости в стене моего громадного могучего замка, чье предначертание совсем в другом? Да-да, его стены должны защищать. Мне плевать на затейливый узор, которым можно бы украсить каждую гранитную глыбу.

Я лучше построю еще один замок! Еще выше, громаднее, с толстыми стенами, высокими башнями. И без узоров на стенах. А пушки отолью без тех затейливых единорогов и грифонов, что старательно отливались на старинных пушках. Ну об этом уже говорил, однако важные вещи надо повторять, это как уроки, которые надо заучить на всю жизнь.

Сила произведений – не в кружевах. Вылизывать шероховатости начинайте не раньше, чем убедитесь, что построить громадную могучую крепость вы не в состоянии.

Больной вопрос: чистота русского языка. Но в самом ли деле больной?

Время от времени слышу о том, что настали ужасные времена для русского языка. Мог ли представить великий Пушкин, что когда-то наступит такой ужас?… Мог ли подумать Лев Толстой… А что сказал бы великий стилист Бунин?

Ну и так далее, все это со скорбными лицами, вздохами и прочими ужимками, что значитца: вот мы, единственные радетели и хранители живаго великарусскаго языка, только мы зрим его опоганивание и засорение всякими макаронизмами.

Да, судя по частоте дискуссий, в самом деле больная тема. Больная тема, именуемая чистотой русского языка. Странновато только, что все лингвисты, академики, профессура, президенты, министры культуры, домохозяйки и дровосеки – все на этой стороне баррикады, а по ту сторону… вроде бы никого. Или нечто темное, безликое и безымянное, именуемое просто «Зло». Все с этой стороны сражаются за чистоту, а с той стороны ни слова, что надо-де язык загрязнять. Но сражение идет. На иностранные слова, как и новопридуманные… неологизмы, если кто помнит по школе, – идет охота. Их клюют, топчут, загоняют в неведомые глубины, но они как-то выживают. К тому же появляются новые, тихой сапой влезают в священный русский язык, исконно посконный, чистый и незапятнанный…

Вообще-то, как мы помним с детства, культурному и образованному человеку чистота русского языка глубоко по… словом, глубоко. Действительно культурный и образованный пожмет плечами: какая исконность, неизменяемость? Попробуйте прочесть «Слово о полку Игореве» на родном языке! Вообще полистайте наши российские книги, изданные до реформы русской орфографии Петра Великого! Сумеете без переводчика? А ведь всего триста лет прошло!

Какой же мерзавец забрасывает к нам эти макаронизмы? Этого мерзавца зовут русским народом. Или считать русским народом только тех, кто ходит за сохой, а наши программисты – это кто, марсиане? Все мы – русский народ. А он принимает эти слова, переваривает, заставляет служить себе. Заимствуя иностранные слова, мы обогащаем русский язык. Ибо если, скажем, в английском driver означает извозчика и компьютерную программу, то у нас это уже совершенно разные слова и значения. Как, скажем, ныне привычные славянский «конь» и печенежская «лошадь», скифский «топор» и русская «секира».

И так во всем. Как в компьютерном мире, так и везде, где нас обогнали или просто прошли слишком близко. Они вынуждены брать свои привычные слова, расширяя значение одного и того же слова, а мы расцвечиваем свою языковую палитру. Я пишу письма и имейлы, а они только имейлы, хоть гусиным пером на пергаменте, хоть на Silicon Grafics.

Люди, которые «блюдут чистоту языка», почти всегда хорошие люди. Честные и добрые. Искренние. Они в самом деле заботятся о русском языке. Что еще сказать? Только повториться, что обычно это очень хорошие люди. Ну а ум не всем даден, как и понимание или кругозор. Чин академика легче получить, чем еще одну извилину. Ну, кажется им, что, предохраняя русский язык от сленга или макаронизмов, они служат Отечеству. Вот и предохраняют! Что можно сказать? Все-таки не грабят прохожих в подворотнях, не открывают липовые фирмы…

Это не в обиду им сказано, я их даже люблю, но все-таки надо защищать тех, кто пишет книги, статьи, очерки. Я имею в виду, их надо защищать как от мерзавцев, так и от хороших людей. Тех, которые совершенно искренне говорят: слушай сюда, потому что все остальные – дураки. Я люблю Отечество, уже поэтому я прав всегда и во всем.

Знаете ли, я его тоже люблю. И ничуть не меньше вас. Но вовсе не хочу огораживать свой участок таким высоким забором, чтобы даже соседей не было слышно.

Расширяйте язык, используйте все средства, все краски, все возможности! Рассматривают здание, а не состав кирпичиков.

Самая распространенная болезнь – гусеничность

Да, все мы пишем гусеницами. Но это не значит, что их нужно оставлять. Вот только что написал фразу: «Олег начал присматриваться к деревьям, нахмурился, посмотрел по сторонам, затем пустил коня в чащу». («Возвращение короля».) Это нормально, у всех так пишется. Плохо, что абсолютное большинство в таком виде и оставляет.

Но я – профи, привычно исправил на «Олег начал присматриваться к деревьям, на лице появилось озабоченное выражение, конь под его рукой свернул в чащу». Не бог весть как красиво, обычная проходная фраза, но убрана гусеничность, сразу выдающая малограмотность автора, и появился взгляд с трех точек, что придает любой фразе объемность.

То есть повторяю еще раз: любой автор пишет коряво, гусенично, с обилием сорняков, лишних слов, объяснений и прочего словесного мусора. Разницу между туповатым начинающим и блестящим профессионалом замечаем прежде всего по тексту: оставлен ли мусор или же убран. И не важно читателю: устали глаза у автора вычитывать или по тупости вообще не понимает, что это мусор, результат один: книга пылится в магазинах на полках. Автор же начинает рассказывать на тусовках, что читатель до его книг не дорос, у издателей кривые руки, а торговля так и вовсе не умеет продавать книги.

Боритесь с гусеницами везде и всюду! Текст станет лучше на порядок.

Пять минут производственной гимнастики для писателя?

Сейчас на клавах пишут предупреждения типа, как вот на моей беспроводной: Warning: some experts believe, that use of any keyboard may cause serious injury. Consult statement on the back of the keyboard.

Ну а на этом баке кейборда длиннющий перечень возможности жутких заболеваний, которые могут возникнуть от использования этой клавы, от использования любой клавы, от вообще нахождения за компом больше десяти минут.

На коробках с баймами тоже появились подобные жуткие предостережения, и в завершение всех этих страстей даются рекомендации: через каждые десять минут прерывайте байму и вставайте, пройдитесь по комнате, помедитируйте…

Ага, щас!.. У меня там гады наступать начинают, я не успел выстроить защиту, надо что-то предпринять срочно, а я встану? Да ни в жисть.

В баймы я режусь по двенадцать-четырнадцать часов, не отрываясь от монитора. Иногда и ночь захватываю целиком, ничего не случается, а играю со времен диггеров, когда пришествие «Принца», «Golden Axe» и «Crime wave» знаменовало неслыханный скачок в баймостроении.

Назад Дальше