Точно так же он сделал картину «Игры детей». В ней есть замечательная история, но нет никаких детей. Там изображены взрослые дети. Брейгель первый заявил о том, что люди никогда не вырастают. Они достигают определенного возраста, а дальше не растут. Годы идут, а они не развиваются. Что показано в «Детских играх»? Все мальчики ездят на лошадках, а девочки играют в дочки-матери. А ведь это не девочки и не мальчики, это взрослые, у которых не развивается сознание. Годы идут – и ничего. Они играют в чехарду и перепрыгивают друг через друга.
Он утверждал: посмотрите вокруг себя – все женщины играют в дочки-матери. Кто бы воспитывал детей? Все время идет игра. Мужчины смотрят футбол, играют в домино, разговаривают о женщинах, еще что-то делают, но они не развиваются. У большинства людей на его картинах сознание человека развивается до определенного возраста.
Вот его гениальная картина «Страна лентяев». Она небольшая, и, как все его картины, ее надо внимательно разглядывать. Здесь мы видим валяющееся человечество в его основных сословиях.
Это крестьянин, ученый-философ и рыцарь. Когда смотришь на эти фигуры, они все спят. Никто не действует, все находятся в летаргическом угаре. Но они не просто спят, они еще и мечтают во сне. У одного мечта – яйцо, сваренное в нужной консистенции, у него срезана верхушечка и ложечка торчит. И это яйцо бежит к спящему со всех ног. А еще есть курица, книги валяются кругом. Что их объединяет? Ничегонеделанье и вера в то, что все придет само, как во сне. Брейгель очень смешно это изображает, у него ядовитый сарказм.
«Поклонение волхвов» – огромная картина, находится в лондонской Национальной галерее. Брейгель был невероятным рассказчиком. Они все были такими и пытались рассказать, каждый на своем языке аллегории и метафоры. Вот Мадонна держит в руках ребенка. Никто не понимает, что делается. Вот волхвы. На том, что в центре, одежда, завязанная сзади по цвету. Как это красиво! И болтается длинный пустой рукав, словно волхв безрукий и в рукаве ничего нет. Он какой-то длинный, плешивый, седой, какой-то… никакой. Это линия вся настолько активная, с точки зрения эмоционально изобразительной, что ее не надо разбирать по деталям, вы запоминаете ее сразу. Но особенно выделяется Каспар. Оторваться от этого негра в его одежде невозможно. Картина эта удивительна по своей драматургии. На Каспаре белая одежда из бедуинской валяной шерсти. Он так богато одет, такая элегантность! До какой же степени красиво написано это белое пятно, с каким вкусом он писал эти складки! Взглянем на еще одного персонажа: кто-то шепчет что-то ему на ухо. Это парень шепчет: «Ты посмотри сюда, слева». А кто там слева? Войска царя Ирода. Стоят, глазеют. И этот персонаж даже головы не поворачивает. А ему на ухо рассказывают, что будет, и чтобы он отсюда уносил ноги.
То есть для Брейгеля, как и для всякого адамита, очень интересна вся евангелическая история. Она имеет для него большое сакральное значение. Он рассматривает эту ситуацию с точки зрения психологического фактора. Вот сейчас уйдут волхвы, и он схватит свою жену с ребенком и убежит. Написано просто блестяще. Брейгель – великий психолог, историк, первый исследователь массового человеческого сознания, сознания как такового.
Но когда историческое время очень сильно ударило по нему, наступило время страха. Когда пришли испанцы, возникли слова «родина», «дом», «отечество». Именно с этим периодом связана его поэтическая серия «Времена года». Вся эта серия находится в Вене, там лучшее собрание Брейгеля. У Брейгеля утонченное чувство правды деталей, как у Феллини. Феллини тоже очень точен в деталях – и в одежде, и в еде, и в людях. Для изучения культуры времени это очень важно. Брейгель задолго до Фрейда и Юнга исследовал сознание и объяснил, что вся тайна находится внутри. У него есть все: и вес предметов и вещей, и повторение времени.
Конечно, ничего тут уже не поделаешь, но все равно он пришел к тому, от чего и ушел, сделав спираль в 3,5 поворота. И в той же самой точке сказал: нет, равнодушная природа будет красотою вечною сиять, а человечество обречено, потому что слепые останутся слепыми.
Брейгель, конечно, один из самых, если не самый трагический, безысходный и безнадежный художник в мире. Греческая трагедия – это всегда катарсис. Царь Эдип шикарно вышел из положения, потому что восстановил через осознание гармоническую мировую ось. Он восстановил ее в себе. Когда веронский герцог над горой трупов, окруженный Монтекки и Капулетти, произносит слова – это катарсис, это искупление, а здесь, как писал Окуджава, искупления не будет. Очень трудно назвать рядом с Брейгелем настоящего художника (современные ни в счет) такого класса, который бы так строил пространство и мог найти свой язык, свой мазок, свой цвет и пластику.
Мир за Нидерландами идти не мог – это была бы безвыходность. Мир должен был идти за итальянцами. У них была опера, у них живописцы, архитектура, развитие, за ними шла литература и поэзия. Они создали карнавал, а в нем все – и жизнь, и смерть.
А такой художник, как Грюневальд, открыл XX век. Как вы можете видеть, он был еще тот оптимист. Не будем особо останавливаться на его биографии, но скажем, что был такой мастер Маттиас, Микеланджело о нем пишет, он был с ним в близости. Маттиас сам называл себя Грюневальдом. Он сам спрятал себя под псевдоним и под этим псевдонимом создал Изенгеймский алтарь для монастыря в Изенгейме. В 1916 году было сделано исследование. Правда, сам алтарь был растащен по музеям, но автор, мастер этого алтаря, был отождествлен. Тем более, что о нем писал Дюрер.
Маттиас Грюневальд. Автопортрет. 1512–1516. Университетская библиотека, Нюрнберг
Вопрос был запутанный, никто не мог понять, кто это такой. Грюневальда подделывали, делали копии. Он был художником, не похожим ни на кого, ни на одного из своих современников, ни на одного из своих последователей. Он написал четыре или пять «Распятий», в том числе «Распятие Христа» в Изенгеймском алтаре.
Крест сколочен из простых деревянных бревен, еле отструганных. К ним прибита доска, и вы видите прибитое тело. Посмотрите на пальцы – они кажутся обнаженными нервами. Вся картина написана на предельном напряжении истощенной нервной системы, на последнем напряжении истощения. Истоки этой стилистики уходят не в античность, как у всех, а в витражную готику. Грюневальд пользуется черным фоном и цвет кладет так, чтобы он смотрелся как витражный свет. Этот витражный алый, витражный белый, снова алый, необыкновенно написанный… и каждая из фигур находится в состоянии фантастического предельного перенапряжения. Если вы посмотрите, чему равны объемы этих фигур, то увидите, что они хрупки до невозможности. Какими хрупкими написаны Мария и Иоанн – это знак их тленности и их ломкости, невероятного страдания. Они истощены. Вот Иоанн, поддерживающий Богородицу: это алое и белое, и сведенные глаза, ее маленькое личико – только одни щеки. Пальцы – опять пальцы поставлены так, как будто это вопиют обнаженные нервы. Кровь струится из каждой поры. Каждая мышца подчеркнуто измучена, истерзана, это вопиющая от страдания человеческая плоть.
Был у Грюневальда один ученик – наш русский художник Николай Николаевич Ге. Россия имеет неизгладимую страсть к немцам. У России женская энергия, а у немцев мужская. Русские художники немцев обожали, все писали с немцев. Врубелю подавай одних немцев. Другое дело, что у них мало кто брал, но Ге – его настоящий и большой ученик. Он и в русском искусстве выделяется – взять, к примеру, все его Голгофы. Почему он стал учеником Грюневальда? Потому что он искал этого, он страдал. Потому что родина кричала. У немцев закричать в полную силу мог только он – Грюневальд. Дюрер мог закричать? Никогда. Он вообще предпочитал Италию. А Грюневальд кричал за всю лютеранскую Германию, за весь кошмар, который в ней творился, за всю кровь, которая в ней лилась. Вот он и есть тот самый немецкий крик Реформации. И Ге был такой же – ему было жалко Россию, Христа, мужика. Он должен был кричать. И надо было научиться это делать. И он научился. «Распятие» Грюневальда – это картина крика. И после мастера Грюневальда немцы больше вполголоса не разговаривали.
Что такое искусство? Предельно максимально-перенапряженная форма, выраженная через свет и жест. Это мы и видим в «Распятии»: предельное мышечное напряжение, тело кричит, Мария просто сломалась пополам. А палец-то какой, как гвоздь, и говорит: «Смотрите все! Сей человек в страдании за все человечество».
Грюневальд был создателем языка экспрессионизма. Не кто-нибудь другой, а он. Это «Распятие» даже безвкусно, очень безвкусно, но при экспрессионизме так и полагается, потому что они все предельно напрягают, они все время переходят за этот край.
Что такое искусство? Предельно максимально-перенапряженная форма, выраженная через свет и жест. Это мы и видим в «Распятии»: предельное мышечное напряжение, тело кричит, Мария просто сломалась пополам. А палец-то какой, как гвоздь, и говорит: «Смотрите все! Сей человек в страдании за все человечество».
Грюневальд был создателем языка экспрессионизма. Не кто-нибудь другой, а он. Это «Распятие» даже безвкусно, очень безвкусно, но при экспрессионизме так и полагается, потому что они все предельно напрягают, они все время переходят за этот край.
Посмотрим на «Благовещение»: какой льется теплый, прозрачный свет, она молится за занавесочкой. Архангел Гавриил занимает собой треть картины. Он еле влезает, у него крылья не проходят, одежда не проходит. С шумом он заполняет собой все. Совсем не так, как у итальянцев. У них он как будто говорит: «Здравствуйте! Вы позволите?» А здесь никто никого не спрашивает. Он врывается с шумом, вихрем, ураганом. Какие у него цвета! Чтобы какой-нибудь художник когда-нибудь взял этот ядовитый тон, да поместил его с красносливовым… А Грюневальд это делает, он подчеркивает агрессивность, активность. И пальцы его такие же. А она такая тихая, лицо плоское, совсем никакое. Растрепанные волосы. Кто она? Да никто. И что теперь с этим делать? А кто ее спрашивает? Максимальная драматургия: вихрь вошел в этом желто-сливовом одеянии, а здесь все красное и она, такая маленькая и зажатая. Воскрешение с Преображением – это невозможно описать. Он вырывается из этого склепа, яркие цвета – желтизна со сливой, неистовый свет, и он на ваших глазах сам становится светом.
Какая замечательная, просто удивительная часть изумительного алтаря. Это шедевр, которым надо заканчивать. Фрау, которая ни к чему не была готова. А ребенок растет, она его из себя вынула, искупала, вот тут даже горшок детский – все атрибуты на месте. И она его поддерживает на руках. Она тонкими пальцами поддерживает младенца и смотрит на него неотрывно. Какие ее переполняют чувства, какое ликование идет! Небеса ликуют, льется божественный литургический свет – неестественный, необычный. И, конечно, ангелы играют, но как они играют, выводя мелодию торжества! И это все изображение чуда, изображение великого события. Чудо мира, света и цвета, такого ликования души, что никакой музыкой не перебить. Как бы она ни играла, как бы свет ни сиял – невозможно выразить, потому что это запредельно. Потому что Грюневальд – основоположник особого стиля, основоположник живописного немецкого экспрессионизма. Он был великим немцем, величайшим человеком своей эпохи и самым большим немцем из всех немцев. Он создал путь немецкой изобразительной культуры. До XV века она была средневековой, но с особым привкусом: графическо-ювелирным. А здесь мастерство и гениальность.
Он умер в один год с Дюрером. И все написали: какая потеря! Каких людей потерял мир! Очень много сохранилось документов. Это очень страшно, потому что таких мастеров больше нет.
Вклейка
Сандро Боттичелли. Весна. 1478 Галерея Уффици, Флоренция
Сандро Боттичелли. Весна (фрагмент)
Сандро Боттичелли. Весна. Флора (фрагмент)
Сандро Боттичелли. Рождение Венеры. Венера (фрагмент)
Сандро Боттичелли. Весна. Танец граций (фрагмент)
Сандро Боттичелли. Рождение Венеры. Зефир и Хлорида (фрагмент)
Сандро Боттичелли. Весна. Зефир и Хлорида (фрагмент)
Сандро Боттичелли. Рождение Венеры. 1485 Галерея Уффици, Флоренция
Амедео Модильяни. Жанна Эбютерн, 1919. Чикагский институт искусств, Иллинойс, США
Амедео Модильяни, рисунки
Сандро Боттичелли. Оплакивание Христа, 1490–1492. Старая пинакотека, Мюнхен
Сандро Боттичелли. Клевета, 1495. Галерея Уффици, Флоренция
Сандро Боттичелли. Благовещание. 1490–1500. Гайд Коллекшен, Глен Фолс, Нью-Йорк
Сандро Боттичелли. Поклонение волхвов. 1475–1476. Галерея Уффици, Флоренция
Сандро Боттичелли. Покинутая, 1496. Собрание Роспиглиози, Рим
Сандро Боттичелли. Саломея с головой Иоанна Крестителя, фрагмент, 1488. Галерея Уффици, Флоренция
Джорджо Вазари. Автопортрет. 1566–1568. Галерея Уффици, Флоренция
Фра Филиппо. Липпи. Автопортрет (деталь фрески). 1467–1469. Сполетский собор, Италия
Филлипино Липпи. Автопортрет (деталь фрески), 1481–1482. Капелла Бранкаччи, Санта-Мария-дель-Кармине, Флоренция
Собор Санта-Мария-Новелла, Флоренция
Базилика Санта-Кроче, Флоренция
Флоренция
Купол собора. Санта-Мария-дель-Фьоре
Барджелло – старейшее общественное здание Флоренции, ныне – музей
Платоновская академия в Кареджи. Фотография sailko/Wikimedia Commons
Коридор Вазари во Флоренции – крытая галерея, соединяющая Палаццо Веккьо с Палаццо Питти, ныне – картинная галерея
Галерея Уффици, Флоренция
Внутрений двор. Галерея Уффици, Форенция
Капелла Медичи (Новая Сакристия), Флоренция, Италия Tubantia/Wikimedia Commons
Микеланджело Буонаротти. Гробница Джулиано Медичи. Скульптуры «Ночь» и «День» ок. 1526–1534. Капелла Медичи, Флоренция
Микеланджело Буонаротти. Гробница Лоренцо Медичи. Скульптуры «Вечер» и «Утро» ок. 1521–1534. Капелла Медичи, Флоренция
Микеланджело Буонаротти. Мадонна Медичи. 1521–1534. Капелла Медичи Флоренция
Микеланджело Буонаротти Снятие с креста (Оплакивание с Никодимом). 1550. Операдель-Дуомо, Флоренция
Микеланджело Буонарроти. Снятие с креста. 1499. Собор Святого Петра, Ватикан
Микеладжело Буонаротти. Давид. ок. 1501–1504. Академия изящных искусств, Флоренция
Леонардо да Винчи. Поклонение Волхвов. 1480. Галерея Уффици, Флоренция
Леонардо да Винчи. Святая Анна с Мадонной и младенцем Христом, эскиз
Леонардо да Винчи. Святая Анна с Мадонной и младенцем Христом, 1508–1510. Лувр, Париж
Андреа Верроккьо, Леонардо да Винчи. Крещение Христа. 1472–1475. Галерея Уффици, Флоренция
Леонардо да Винчи. Крещение Христа, деталь
Леонардо да Винчи. Мадонна с цветком (Мадонна Бенуа), 1478–1480. Государственный Эрмитаж, Санкт-Петербург
Леонардо да Винчи. Портрет госпожи Лизы дель Джокондо. 1503–1519. Лувр, Париж
Леонардо да Винчи. Мадонна в Скалах, 1491–1508. Национальная галерея, Лондон
Леонардо да Винчи. Мадонна в Скалах, 1483–1486. Лувр, Париж
Леонардо да Винчи. Витрувианский человек, 1490. Галерея Академии, Венеция
Доменико Венециано. Благовещение, 1442–1445. Музей Фицуильяма, Кембридж
Франческо дель Косса. Благовещение. 1479. Галерея старых мастеров, Дрезден
Вилла Фарнезина, Рим
Рафаэль Санти. Меркурий приносит Психею на Олимп, 1515–1516 Вилла Фарнезина, Рим
Джорджоне. Гроза, ок. 1508. Галерея Академии, Венеция
Джорджоне. Сельский концерт, 1509. Лувр, Париж
Джорджоне. Три философа ок. 1504. Музей истории искусств, Вена
Джорджоне. Мадонна Кастельфранко. ок. 1504. Кастельфранко-Венето, Венеция
Пьеро делла Франческа. Портрет Федериго да Монтефельтро. 1465–1472. Галерея Уффици, Флоренция
Пьеро делла Франческа. Портрет Баттисты Сфорца. 1465–1472. Галерея Уффици, Флоренция
Тинторетто. Тайная вечеря. 1592–1594. Церковь Сан-Джорджо Маджоре, Венеция