В конце марта Пьер не выдержал и все-таки позвонил Кэт.
– Ты чего не пишешь? – спросил он, услышав ее «алё» сквозь акустическое эхо и помехи.
– Времени нет. По врачам хожу, – ответила она равнодушно.
– Болеешь что ли?
– Нет – ребенка жду…
Вот тебе и раз… Пьер помолчал минуту. На том конце раздались короткие гудки – то ли Кэт повесила трубку, то ли связь прервалась. Перезванивать он не стал. В этом была вся Кэт – последнее слово осталось за ней, а Пьер пребывал в недоумении. Чей ребенок? Его? Какой срок? Почему раньше молчала? Вопросов была целая куча, а ответов на них не было… И от Мели пока писем не было.
* * *
Переезд занял все выходные. Переезжали из центра в пригород, в район со смешным названием Сателите Асососка. Здесь не было ни кафе, ни магазинов, ни кинотеатров – только виллы и стриженые газоны. Новая вилла была намного богаче Дома приемов. От прежних владельцев сохранились хорошая мебель, посуда, книги. По словам офицера, выдававшего Пьеру ключи от входных дверей, это было жилище бывшего посла Никарагуа в Греции, который так и не вернулся на родину после революции 1979 года. Одно плохо – бассейна здесь не было. Зато был огромный сад с множеством фруктовых деревьев: грейпфрутов, лаймов, манго. В углу участка поместилась небольшая банановая плантация, где росли крохотные, но очень вкусные бананы сорта «мансанито» (яблочко). Возле веранды выстроились в ряд кокосовые пальмы, а кусты с маленькими перчиками чили загораживали хозяйственные постройки. Места должно было хватить всем с зпасом.
Егорыч оживился. Все выходные он не прикасался к спиртному. Помогал паковать коробки, умело руководил выделенными в помощь солдатами – показывал, как расставить кровати и столы, заставил вкрутить все лампочки, прикидывал, кто в какой комнате будет жить.
Еще Егорыч удивил молодых членов команды неожиданно смелым предложением:
– А давайте мужикам «привальную» в стриптиз-баре устроим!
Альберт с Пьером переглянулись – посещение таких заведений категорически не рекомендовалось «синим альбомом». Если кто из прибывших стукнет в посольство – мало не покажется, шеф может и из партии вылететь. Объяснялась его смелость просто – приезжающие оказались его старинными друзьями-коллегами.
– Море водки вместе выпили, – гордо сказал Егорыч, – а это вам не хухры-мухры!
Сказано-сделано. В понедельник, после встречи с обниманиями в аэропорту, коллег привезли домой, дали время помыться с дороги, а потом Егорыч с невинным видом объявил:
– Завтракаем и обедаем мы дома, а вот ужинать ездим в кафе.
Новоселы пожали плечами:
– В кафе, так в кафе.
Вход в «Tipico Habana» стоил полтора доллара. За эти деньги посетитель, кроме лицезрения смуглых задниц и грудей, получал маленькую бутылочку рома, бутылку «гасеоса» (Фанты или Коки) и тарелочку жареного мяса на шпажках. Машину Пьер благоразумно оставил в темном переулке – вдруг кто из посольства узнает ниссан «танкистов». Рассаживались так: старожилы спиной к сцене, новоселы – лицом. Пили ром, расспрашивали о московских новостях. Вдруг лица у приехавших, как по команде, стали вытягиваться.
– Там, там… – пробормотал самый старший из прибывших, Вениамин, показывая пальцем на сцену.
– Чего там? – невинным голосом спросил Егорыч.
– Да там же! – завопил Вениамин.
– Ну, что там? – старожилы повернулись к сцене.
Здоровенная мулатка, сбросив с себя последнее, лихо отплясывала на высоченных каблуках.
– А-а-а, эта… – разочарованно потянул Егорыч. – Бланкой ее зовут. Вот по средам здесь Кармен работает, та – душевней.
– Вы, что – каждый день так ужинаете? – спросил Вениамин.
– А что, кухня не нравится? – поинтересовался шеф.
Пьер с уважением посмотрел на Егорыча.
* * *
Приехавших из Союза новоселов было трое: коллега Егорыча еще по Ираку Николай по кличке Кабан, хрипатый Володя из Астрахани и пожилой и субтильный Вениамин из Владивостока.
Николай оправдывал свою кличку – огромного роста, с утробным голосом, передвигаясь в пространстве, он сносил попадавшуюся по пути мебель и зазевавшихся соседей. За ним было удобно двигаться «в кильватере» – на рынке, в кинотеатре или других людных местах. Володя был молчалив (видимо, стеснялся своего хриплого голоса), а Вениамин напоминал пожилого уголовного авторитета из детективного фильма – редко улыбался, сверкая железными зубами, смотрел исподлобья, нервно оглядывался и курил в кулак. Пили все трое не меньше Егорыча, но, если Володя с Вениамином, «убрав норму», заваливались спать, то Николай продолжал искать собеседника себе по плечу. В этот момент важно было не попадаться ему на глаза, чтобы не стать жертвой его алкогольного гостеприимства. Из-за этого Пьер с Альбертом стали чаще по вечерам уезжать в кино или на переговорный пункт.
Пьер и сам был не дурак выпить. В Ленинграде случалось бегать по ночам и к таксистам за водкой (10 рублей поллитра), и к гардеробщику дяде Мише в ресторан «Кавказский» (пятерка за бутылку Советского Шампанского), но в студенческой среде это не было самоцелью, скорее, инструментом веселого времяпровождения в условиях ограниченных доходами и советской действительностью возможностей. Пили родственники за праздничным столом. Балагурили, веселились и, расцеловавшись напоследок, расходились по домам. Для кавказской родни отца застолье вообще было сложным ритуалом со своими правилами, как в хоккее. Пили грузчики в овощном магазине, но знали свою норму – после принятого в обеденный перерыв стакана надо было крепко стоять на ногах, чтобы ворочать ящики и бочки. Иногда кто-то из них уходил в запой, но для Пьера это было, скорее, абстрактным понятием – человек просто несколько дней не появлялся на работе, по сути, болел. А уж чем болел – гриппом или запоем, было неважно.
Теперь же Пьеру пришлось столкнуться с какой-то новой стороной жизни – для новых его коллег возлияние было сродни мрачной обязанности. Ром пили как лекарство – без тостов и закуски. Песен не пели, а о чем вели долгие разговоры, Пьер не слышал – собиралась суровая четверка у Егорыча в комнате. Там же и засыпали вповалку. Просыпаясь, снова пили. Практически ничего не ели. Начиналось это, обычно, в выходные и длилось это иногда по три-четыре дня, захватывая начало недели. В такие дни Пьер с Альбертом ехали на площадку и объясняли местным, что «компаньерос совьетикос» в посольстве, на собрании. Надо признать, что «выйдя из пике» «банда четырех», чувствуя свою вину, начинала работать с удвоенной энергией.
Способность советского человека добывать спиртное в любых обстоятельствах просто поражала. Это случилось на второй день после приезда новичков. Праздновали приезд за ужином. Пьер выпил стаканчик из вежливости и ушел к себе в комнату. Когда запасы Егорыча кончились, коллеги поняли, что «не хватило». Кабан решительно постучал в дверь Пьера:
– Выручай – сгоняй в магазин. Процесс встал!
Пьер спокойно объяснил, что уже поздно и магазины все закрыты.
– А кто же здесь по ночам ханкой торгует?
– Не знаю, Коля. Наверное, никто – тут одни виллы вокруг.
– Не может такого быть – человеку всегда выпить охота. Должен быть шинкарь!
Положив пустые бутылки в авоську (новички уже усвоили местные реалии – без пустой бутылки полную не купишь), Кабан с Вениамином отправились на разведку. «Ну-ну… – скептически подумал Пьер, – Побродите среди вилл, полюбуйтесь на заборы…» Надо заметить, что из иностранных слов оба ушедших знали только «хенде хох!»
Вернулись они на удивление быстро. Вениамин тащил авоську, которая, как морская мина, ощетинилась горлышками бутылок с ромом, а Кабан весело хохотал и галантно придерживал дверь перед напарником.
– Где достали?! – изумленно спросил Пьер
– Где-где? У тещи!
– У какой еще тещи?
– Да, тут – рядом. Тетка виллу стережет, а заодно ханкой торгует.
– А почему «теща»?
– Дочка у нее глухонемая. Мы на ней жениться пообещали. Ха-ха-ха…
– Это на ком же языке вы с ней договаривались?
– На скупом языке танца, студент. Мы о своем всегда договоримся.
Кончилось все печально – однажды, вернувшись домой заполночь, Пьер с Альбертом увидели военный грузовик у своего дома. Рядом стояли, покачиваясь, Кабан и Егорыч и пытались что-то жестами объяснить никарагуанскому лейтенанту. Выяснилось, что Николай сумел найти родственную душу в лице солдата, охранявшего их дом, напоил его до беспамятства, после чего бедолага открыл огонь из автомата по деревьям в саду. Слава богу, никого не убил. Соседи вызвали патруль, который и скрутил не привыкшего пить залпом солдатика. Егорычу пришлось дать лейтенанту пять долларов в обмен на обещание «замять это дело». После этого случая все четверо уходили пить к Егорычу «в скит» и больше в открытую не ураганили.
* * *
Эта поездка к Карлу ничем не отличалась от предыдущих. Моторыгин, как всегда, передал коробку, Егорыч добавил 500 долларов от себя «и того парня» на обмен. Доехал быстро, даже осталось время встретиться с Осипом, которого перевели служить в военный госпиталь в Чинандеге. Посидели в больничной столовке, выпили по стаканчику рома, закусили арбузом, перемыли кости общим ленинградским знакомым.
– От Жоры вестей нет? – спросил Пьер, – Что-то не пишет давно.
– Он в аспирантуре с головой, – ответил Осип, – а еще Гаврилыч пишет, дама сердца у Жорика появилась. Целыми днями ее пасет.
– А что за дульсинея такая на Жорину голову?
– Да, вроде из наших – филологиня, но как зовут, не знаю.
В подсобке Карл забрал коробку, но неожиданно пригласил в соседнюю комнату, куда раньше никогда Пьера не пускал: «Сеньор, с вами хотят поговорить». Пьер вошел, огляделся – почти всю стену справа от входа занимал огромный шкаф с множеством запирающихся ящиков. У дальней стены стоял современный офисный стол. За этим столом сидел худощавый европеец в очках с длинными волосами, забранными в конский хвост. Линялая футболка, маленький рюкзак на полу, из-под стола торчат ноги в пыльных кедах – типичный «интернационалист-романтик», которых много сейчас болталось по стране. У окна, спиной к Пьеру стояла какая-то девушка, но на фоне ярко освещенного квадрата он видел только темный силуэт.
– Это мой гость из Германии. Его зовут Райнхард, – представил незнакомца Карл.
– Очень приятно, – сказал Пьер по-испански, – чем могу помочь?
– Я говорю по-русски, – сказал Райнхард, вставая и протягивая руку.
Роста он оказался просто огромного – почти уперся головой в низкий потолок подсобки. Пьер пожал протянутую руку и вопросительно посмотрел на нового знакомого снизу вверх.
– Дорогой Пьер, так вас, по-моему, зовут друзья. У нас есть общая знакомая, которая мне много о вас рассказывала, – по-русски немец говорил почти без акцента.
Он кивнул головой в сторону стоящей у окна девушки. Та обернулась. Мели?!
* * *
Жена Карла накрыла стол на заднем дворе кафе. Расставила напитки и, не говоря ни слова, удалилась. Пьер до сих пор не мог прийти в себя от удивления. Мели подробно рассказывала, что занимается изучением творчества Эрнесто Карденаля и созданной им народной школы искусств на архипелаге Солентинаме. Она уже неделю в Никарагуа, просто хотела сделать сюрприз.
– Подожди, – остановил ее Пьер, – как ты узнала, что я буду у Карла?
Мели замолчала и вопросительно посмотрела на сидящего рядом Райнхарда.
– Пьер, давайте говорить откровенно, – произнес тот после некоторого раздумья, – многие из тех, кто посещает моего друга Карла, попадают в сферу наших интересов.
– Чьих же это – наших? – спросил Пьер, осторожно освобождая свои руки из рук Мели.
– Скажем, тех людей, которым небезразлична судьба этой страны.
«Синий альбом…», – подумал Пьер и на всякий случай уточнил:
– Вы имеете в виду тех небезразличных, что в Гондурасе или тех, что в ФСЛН?
– Мы – за баланс сил в регионе. Покойный Сомоса, разумеется, дискредитировал себя как политик, но и превращать Никарагуа в нищий придаток СССР не хотелось бы.
– Я всего лишь переводчик…
– Не скромничайте, Пьер, от таких, как вы, многое зависит.
– Да что от меня может зависеть? Деньги вот меняю иногда не по официальному курсу. Что, могу экономику Республики подорвать?
– Насколько мы знаем, вы работаете на очень интересном проекте. Объективная информация могла бы помочь объективно оценить угрозу безопасности в регионе.
– Милый Райнхард. Я не полный идиот. Вы поймали меня на незаконном обмене валюты. В вашей воле меня этим шантажировать. Но это всего лишь валюта, а не шпионаж и не измена родине. Вы, может, и не слыхали, а у нас за это «вышку» дают!
– Ну, почему же «всего лишь валюта»? Вы с завидной регулярностью поставляли нам сведения о поставках и распределении советского вооружения в регионе.
– Кто? Я?! Кому это я такие сведения поставлял и где я их мог взять?
– Скажем, у вашего друга Владимира. Хотите посмотреть содержимое коробки, которую вы привезли? Я так понимаю, вы этим не бескорыстно занимаетесь? Мы можем предложить вам серьезное вознаграждение.
Дальше дискутировать было бесполезно. Начав работать на Моторыгина, Пьер подсознательно понимал, что все может кончиться похожим образом, но просто не хотел об этом думать.
Мели все это время смотрела куда-то в сторону и не принимала участия в разговоре. Пьер взял ее за руку:
– Мели, а ты-то каким боком в этой истории?
– Пьер, – заговорила она без выражения, – Райнхарт предлагает большие деньги, очень большие. Кроме того – он может помочь тебе с выездом в Западную Германию. Мы будем вместе…
– Понятно… – он повернулся к Райнхарту. – Вас танки заинтересовали. Могу вас разочаровать…
– Нет никаких танков, Пьер. И не было. А есть проект защищенного хранилища авиационного топлива. Нас интересует привязка трубопроводов и перекачивающей станции. Сделать копии с этих документов для вас не составит труда.
– Этих документов еще нет.
– Но вы же их получите? Мы готовы подождать. Связь будем держать через Карла. Вы же здесь частый гость.
Дальше все было как обычно. Пьер получил пачку для Моторыгина и поменял деньги Егорыча. Как всегда, по очень хорошему курсу. И даже нашел в себе силы поцеловать Мели на прощание…
* * *
Несколько недель Пьеру удавалось благополучно избегать встреч с Моторыгиным. О состоявшемся в подсобке разговоре он, разумеется, не стал ему рассказывать. Никто Пьера не беспокоил, и иногда ему казалось, что все произошедшее – всего лишь случайный эпизод, вот он вернется в Питер и никогда о нем больше не вспомнит…
7 мая 1985 года были приняты Постановление ЦК «О мерах по преодолению пьянства и алкоголизма» и Постановление Совмина «О мерах по преодолению пьянства и алкоголизма, искоренению самогоноварения». Приезжающие из Союза отпускники рассказывали какие-то ужасы. Безалкогольные свадьбы, задержания пьяных возле ресторанов, уничтожение виноградников… Напуганные слухами, за границей начинали пить «впрок» даже те, кто раньше не имел такой склонности. Советскую колонию в Никарагуа охватил какой-то пьяный угар. Вдогонку к постановлениям по загранучреждениям СССР разослали странный циркуляр, предписывающий в месячный срок уничтожить запасы спиртного, хранящегося для представительских целей. Уничтожали круглые сутки. На дорожках обычно тихой и чинной Экономической Миссии валялись не выдержавшие нагрузки сотрудники. Жены, тихо матерясь, растаскивали их по коттеджам. Но запасы были велики… Когда стало понятно, что естественным способом в установленный срок спиртное не уничтожить, было принято стратегическое решение – сотрудников проектов, военных советников, преподавателей и других советских специалистов вызывали в аппарат экономсоветника, вручали ящики со спиртным и списки местного руководства, которое надо было поздравлять со всеми подряд праздниками (благо, этого добра здесь хватало). Забиравшие ящики поражались разнообразию и объему представительских запасов: водка «Столичная», водка «Сибирская», «Рябина на коньяке», коньяки всех южных республик СССР, «Советское шампанское», бальзамы «Рижский» и «Vana Tallinn», грузинские вина, крымский портвейн и многое, многое другое… Что из этого богатства дошло до местных команданте, а что осело на семейных столах загранкомандированных, теперь уже никто не узнает…
В такой «угарной» обстановке подошел день рожденья Пьера. Праздновали по-купечески широко. Стол ломился от купленных на базаре лобстеров, креветок и лангустинов. Добровольцы нон-стоп жарили в саду шашлыки и огромные ломти говядины. Пьер выкатил весь провезенный через таможню запас водки и шампанского, сгонял в «Diplotienda» за экспортным ромом, а холодильный сундук на веранде был забит бутылками с пивом. Кроме своих пришли местные военные с женами и Мирек с молодой любовницей. Боян появился с пожилой местной миллионершей, которая хищно его щипала то за ухо, то за ляжку. Болгарин терпел и улыбался. Друг Осип не смог приехать из Чинандеги. Слава богу, не было Моторыгина…
Когда иностранцы разъехались, Егорыч отвел Пьера в сторонку и сказал, подмигнув:
– Студент, мужикам нужна компания. Отвези… Ну, ты знаешь.
Пьер видел потасканных девиц, которые стайками дежурили на перекрестках по вечерам. Нехитрое удовольствие стоило доллар, но природная брезгливость не позволяла ему предложить мужикам такую компанию. Поехали в лучшую дискотеку Манагуа «Lobo Jack». Пришлось заплатить по доллару за вход и заказать пиво в баре. Здешние дамы полусвета выглядели приличнее, но и брали за свои услуги по десятке.