– Это плохо?
– Наоборот, это ужасно интересно. Обычно ко мне прибивает течением гораздо более примитивных и потому неинтересных индивидуумов. Вроде вот этого, – она показала подбородком на что-то усердно жевавшего угрюмого типа. – Плоский, как сковородка, убила бы... Но приходится улыбаться.
– Почему?
– Отец хочет, чтобы я за него вышла. Я, конечно, и не подумаю, но какое-то время придется терпеть и улыбаться...
– Послушай, ты кто? – напрямую спросил Мазур.
– А ты не знаешь? – прищурилась она как-то вовсе уж загадочно.
– Представления не имею.
– Серьезно?
– Абсолютно.
– Ты вообще откуда?
– Из Австралии.
– Душа отдыхает... – призналась она, мечтательно жмурясь. – А ведь ты, похоже, не врешь... Будто меня не знаешь. Совсем интересно. Я тебя не отпущу, точно. Когда еще выпадет такой случай, феномен этакий...
– Только не говори, что ты английская принцесса, – сказал Мазур. – Я не переживу.
– Почему?
– Потому что ты мне сразу понравилась. А если ты окажешься английской принцессой, меня такая оторопь прошибет, что даже на танец не рискну пригласить...
– Ерунда, – сказала Кристина. – Честно, я не английская принцесса. У них у всех, между прочим, морды лошадиные, так что не надо меня обижать такими предположениями...
«Нет, ну кто? – добросовестно ломал голову Мазур. – Кем она может оказаться, с таким лексикончиком и манерами? Яхта, конечно, роскошная, но и Гай, и эти девицы, которых он беззастенчиво охлопывает всех троих сразу, никак не тянут на аристократов. Да и нет в Штатах никаких „светлостей“... правда, у нее не американский, а европейский акцент... Задачка...»
Как бы там ни было, он все же поймал ветер, чрезвычайно похоже на то. Наладилось непринужденное общение, хотя то и дело себя чувствуешь, словно на минном поле – язычок у нее без костей...
Стараясь сделать это незаметно, он посмотрел влево. Там, за небольшим, как раз на двоих столиком сидел тот шкаф с пистолетом под полой, которого Мазур уже видел на «Доротее» – и еще один, почти точная копия. Перед ними стояли всякие тарелки-блюда, но Мазур не заметил на столике ничего спиртного. И пушки, поклясться можно, у обоих при себе. Охрана, а? Считайте меня распоследней сухопутной крысой, если эти двое не хорошо дрессированные охранники: внешний облик, выбранная позиция, откуда великолепно просматривается весь зал, их позы, взгляды, полное отсутствие спиртного... Куда ж это мы попали с нашим калашным рылом на сей раз?!
– Ну вот, а поскольку я не английская принцесса, точно, ты вполне можешь меня позвать танцевать. Без всякой оторопи.
Музыка играла культурная, ненавязчивая, совсем непохоже на то, к чему Мазур привык на родине. Он охотно поднялся, прошел следом за ней на открытое пространство, свободное от столиков, положил руки на талию, не чувствуя ни малейшей неловкости – в свое время его в Южной Америке выучили так, что он мог запросто оторватьклассическое аргентинское танго, подвернись умелая партнерша (исторической точности ради следует уточнить, что преподали ему это умение труженицы провинциального борделя, где Мазур поработал вышибалой из-за очередных сложностей жизни).
А впрочем, окружающие без особых затей топтались в классическом «медляке», и это зрелище столь умилительно напоминало советскую танцплощадку из курсантской юности Мазура, что невольная ностальгия продирала – вот только народец был не в пример респектабельнее, и портвейн по углам не тянули из горла, и рубахи друг другу не рвали...
Они тоже колыхались, не выпадая из общего стиля. Самое время лелеять в себе романтический настрой, но Мазур сейчас, как большую часть жизни, был не человеческим индивидуумом, а чем-то вроде расчетно-наводящей приставки, в данном случае – к содержимому мирно покоившейся в гардеробе спортивной сумки, способному при минимальных манипуляциях обернуться нехилой бомбой. И в таковом качестве озабочен был одним: выгорит, не выгорит? Попадет на «Доротею», не попадет? С этим взбалмошным созданием до сих пор ничего не ясно...
– А ты? – спросила она, уютно прижимаясь щекой к его груди. – Ты-то кто такой?
– Моряк, – сказал Мазур. – Только не тот, что ты думаешь.
– А который? – спросила она, не меняя позы.
Мазур усмехнулся про себя – он наконец-то поймал ветер, и корабль уверенно набирал ход...
– Мы, знаешь ли, шли из Тортуги на Ямайку, – сказал он негромко. – Пошли слухи, что в Европу пойдет испанец с полным трюмом золота. Все было нормально, на дворе стоял тысяча шестьсот восемьдесят второй год от Рождества Христова, и тут – этот туман странный, до костей пробрал, и со звездами что-то непонятное началось... Короче говоря, бросили якорь уже у вас. Ну, мы же прошедшие преисподнюю хваткие ребята, мы с ума не сошли и не померли от психологического шока... Баркентину укрыли в надежном месте, одежонку раздобыли соответствующую, с обстановкой освоились, и вот болтаюсь я здесь, и все вокруг мне чрезвычайно странно, хорошо хоть, одно не меняется: девушки все так же красивы и легкомысленны...
Кристина подняла голову и уставилась ему в лицо с непонятым выражением.
– Великолепная история, – сказала она. – Чертовски жаль, что ее с ходу выдумал. Здорово было бы, окажись она настоящая... Но не бывает таких чудес. А я все же толковая девочка – интересного парня заарканила...
– Полагаешь, что заарканила?
Она медленно растянула губы в улыбке:
– А ты все еще полагаешь, что нет?
– Не знаю.
– А тут и знать нечего, тут нужно плыть по течению событий. Между прочим, самый лучший метод... – она гибко извернулась, выскользнув из его объятий, взяла за руку и решительно повлекла в дальний угол зала.
Мазур ловко лавировал среди танцующих, у него возникло смутное предчувствие, что добром тут все не кончится – очень уж целеустремленный был у нее вид, и вообще она не походила на человека с резкими перепадами настроения. Странная девочка, конечно, балованная и чудаковатая – но характерец, сдается, похож на рельс...
Они спустились по ярко освещенной лестнице куда-то определенно ниже уровня земли и оказались в обширнейшем помещении, сверкавшем белоснежным кафелем, чистейшими зеркалами и никелем так, что глаза поначалу резало. Вид тем не менее был насквозь казенный: ряды белейших раковин с кранами цвета золота, а по другую сторону – бесконечная шеренга дверей.
Прежде чем Мазур стал догадываться, куда они угодили, Кристина открыла одну из дверей, затолкнула его внутрь и звонко защелкнула сверкающую задвижку. Тут только он сообразил, что оказался всего-навсего в туалете, к которому, как это на загнивающем Западе водилось, вульгарное название «сортир» никоим образом не подходило. Вообще, стоило ему угодить за границу, тамошние туалеты откровенно начинали угнетать и вызывать какое-то странное уныние – потому что походили скорее на некие научные лаборатории из-за этой вот сияющей чистоты.
Он огляделся. Знакомые приспособления поражали инопланетной ухоженностью – а была еще и масса чего-то незнакомого, не сразу и поймешь, для чего предназначены. В прежних своих образахон до столь шикарных гальюнов еще не поднимался.
Кристина, двигаясь совершенно непринужденно, открыла сумочку, выложила на белоснежную полку карманное зеркальце, какой-то футлярчик и самое прозаическое бритвенное лезвие. Деловито вытряхнула на зеркальце щепотку белого порошка, аккуратненько и проворно сбила его лезвием в виде дорожки. Оглянулась на Мазура:
– Тебе, конечно, не предлагаю. У тебя на физиономии написано, что для тебя предел дурмана – коктейль из рома с водкой.
Глядя, как она сноровисто втягивает через трубочку белый порошок сначала правой, потом левой ноздрей, Мазур на сей раз воздержался от мысленной критики буржуазных нравов, потому что занятие это было насквозь бесполезное. Он просто представил рожи пары-тройки знакомых замполитов, если бы они его сейчас узрели – пожалуй, и кондрашка могла бы хватить...
– Ну вот, – сказала Кристина, оборачиваясь к нему. – Жить стало легче, жить стало веселее, как сказал когда-то по другому поводу один жуткий, но головастый деятель...
Ничего в ней особенно не изменилось, разве что зрачки сузились да улыбка стала чуточку отрешенной.
– А это ничего, что мы тут... – сказал Мазур, сделав неопределенный жест.
– Ты марксизмом никогда не интересовался?
– С какого перепугу? – натурально изумился Мазур.
– Зря. По крайней мере, знал бы, что буржуазное общество разлагается и деградирует. Я не марксистка, боже упаси, вот был бы смех! Просто-напросто люблю теории и учения, которые гласят, что все вокруг деградирует и разлагается – в этом случае не чувствуешь себя уродом или выродком… Короче говоря, голову даю на отсечение, что в половине здешних апартаментов сейчас всаживают себе нечто даже похуже кокаина, и не только этим занимаются. Поверь моему жизненному опыту...
– Пессимистка, – сказал Мазур ради поддержания разговора.
– Да ничего подобного, – широко улыбнулась Кристина. – Всего-то навсего бедная, маленькая, испорченная девчонка в большом испорченно мире... Ну, поговорили? Приличия соблюли? А раз так, расслабься, жертва порочных страстей...
Она уверенно закинула руки Мазуру на шею и прильнула к губам. Оторвалась, прошептала на ухо:
– Может, завопишь колорита ради: «Помогите, насилуют!»
– Не дождешься, – ответил Мазур таким же шепотом. – Зверствуй, порочное создание...
– Это мы мигом, – заверила Кристина, глядя ему в глаза абсолютно невинно.
Глава 12 Собачья вахта на Карибах
Вслед за тем не без грации она опустилась на колени и бесцеремонно цапнула Мазура за пряжку ремня. Пряжка клацнула и послушно расстегнулась.
«Буржуазия», – подумал он с превосходством человека, идейно вооруженного самым передовым в мире учением, но очень быстро все посторонние мысли вылетели из головы, как у всякого нормального мужика, с которым подобным образом вдумчиво и старательно балуется очаровательная девица. А старалась она на совесть, чувствовался опыт и одухотворенность. Вся эта сцена согласно законам оптики отражалась в зеркале, занимавшем всю противоположную стену, и Мазур пытался туда не смотреть, зажмурился, гладя светловолосую головку. Самое передовое учение куда-то улетучилось из головы по причине полной своей ненужности в данной ситуации.
Когда все кончилось, как кончается, к сожалению, все хорошее, она выпрямилась – раскрасневшаяся, самую чуточку, растрепанная, но выглядевшая по-прежнему невинно. Улыбнулась как ни в чем не бывало:
– Судя по блаженной физиономии, на меня подавать в суд за изнасилование не будут?
Мазур нерешительно потянулся к ней – нужно же было ответить добром на добро, но она гибко уклонилась, с извечным женским мастерством моментально привела в порядок волосы и платье.
– Не озабочивайся. Для всего остального совершенно неподходящие условия, никакого комфорта. Поехали на яхту?
Мимоходом оглянулась, привел ли он себя в порядок, и энергично отодвинула задвижку цвета золота. Мазур вышел следом за ней, торопливо отвел глаза от направившейся к освободившемуся апартаменту парочки, но тут же воспрянул духом – судя по виду озабоченной парочки и ее алкогольной кондиции, она намеревалась точно так же использовать помещение не вполне по назначению.
Оказавшись в зале, Мазур увидел, что компания увеличилась более чем вдвое – появились какие-то прилизанные и франтоватые молодые люди, гам стоял коромыслом, отсутствия Мазура и Кристины никто, в общем, и не заметил, разве только Гай покосился с понимающим видом и шутовски подмигнул, что Мазура ничуть не смутило.
Он сел на свое место и взял чистый бокал. К Кристине почтительно подкатился бесшумный, как дух, метрдотель и вполголоса сообщил, что ее просят к телефону. Она ушла, сделав Мазуру успокаивающий жест – мол, пустяки и ненадолго.
Он не успел отхлебнуть здешнего дорогущего шампанского – один из восседавших на небольшом отдалении шкафов подошел, навис каменным истуканом и тихонечко бросил:
– Отойдем, поговорим?
– С мордобоем, или как? – усмехнулся Мазур.
– Не дури, мы в приличном заведении...
Мазур встал и отошел с ним на пару метров, заранее продумав, как действовать в случае обострения. Правда, обострения следовало избежать любой ценой – чтобы все же попасть на «Доротею» полноправным гостем...
– Кто, откуда, чем промышляем? – спросил мордатый спокойно.
– А это не будет вторжением в частную жизнь? – спросил Мазур тем же светским тоном, твердо намереваясь не нарываться первым и быть пока что образцом джентльмена.
– Не будет. Я ее телохранитель, и я за нее отвечаю.
– Послушай, парень, – сказал Мазур. – Кто она, в конце концов, такая?
– Не знаешь?
– Представления не имею. Мы, австралийцы, люди незатейливые.
– Австралийцы?
– Ага, – сказал Мазур. – Документы в порядке, в розыске никогда не числился, криминальных намерений нет... Ангелочек, короче.
Массивный субъект взирал на него пытливо, так, словно надеялся каким-то чудом обрести дар телепатии.
– Черт тебя знает, конечно... – сказал он задумчиво. – Вроде бы парень как парень, но, с другой стороны, на внешность и первое впечатление лучше не полагаться... Чем промышляем?
– Вульгарно выражаясь, моряк в поисках судна, – сказал Мазур. – С некоторыми средствами, поэтому могу себе позволить не спешить и развеяться. Кладоискатель, бродяга и все такое прочее – но, милостивый сэр, обращаю ваше внимание, все в рамках закона...
– И отлипать от нее не намерен?
– Никоим образом, простите за прямоту, – сказал Мазур. – Очаровательная девчонка, хоть влюбляйся. Разумеется, если вы потащите из-под полы автомат, я уступлю грубой силе... но, честно говоря, не уверен, что это у меня получится...
– Странный ты парень, – проворчал могучий. – По правде говоря, не вполне подходишь под привычные фигуры, с которыми я прежде сталкивался...
– Так в том-то и дело, милейший, – сказал Мазур. – Нет во мне ни двойного дна, ни потаенных замыслов, мне просто чертовски нравится девушка... Или некоторые вещи категорически запрещены, и будете стоять на своем?
Телохранитель поджал губы, не скрывая досады. Нельзя сказать, чтобы он выглядел особенно враждебно, и Мазур приободрился, придав себе самое невинное и беспечное выражение.
– Вообще-то ее не переделаешь, – задумчиво произнес наконец телохранитель. – Черт с тобой, на фоне того, что бывало, ты пока что и впрямь смотришься вполне приемлемо... Но вот что... Я, уж прости, всегда стараюсь свести риск и неприятности к минимуму. Поэтому слушай внимательно, и не говори потом, что тебя не предупреждали... Если за тобой тянется что-то такое... неправедное, или если у тебя есть какие-то неправильныезадумки – лучше сразу отваливай по-хорошему. Иначе получится скверно. Полицию вмешивать не будем, сами вниз головой наладим в океанские просторы, и, будь уверен, нам это сойдет с рук...
– Откровенность за откровенность, – сказал Мазур. – У меня только одна задумка, и я бы ее не назвал неправильной или неправедной... Усек?
– Ну, смотри, я тебя предупредил...
– Эт-то что такое? – форменным образом рявкнули у него за спиной.
Там стояла Кристина и, сердито подбоченившись правой рукой, старательно пыталась прожечь в своем шкафоподобном оберегателе столько дыр, сколько удастся. Это у нее, конечно, не получилось, но телохранитель заметно стушевался, сделал невинную рожу и проворно вернулся за столик.
– Он на тебя давил? – с ходу спросила Кристина.
– Да ничего подобного, – великодушно сказал Мазур. – Просто-напросто поначалу спутал меня с известным похитителем детей, но тут же выяснилось, что ошибся. Он даже извинился.
– Как меня все это задолбало... Подожди минутку.
Она протолкалась сквозь гомонящую компанию к Гаю и что-то энергично потребовала. Он пытался было возражать, робко и вяло, но ее было не переспорить – и он, вздыхая, протянул девушке ключи от машины.
– Отлично, – сказала она, вернувшись. – Полный вперед!
И потащила его за собой так целеустремленно, что Мазур только метров через двадцать смог сообщить о сумке в гардеробе, которую нужно забрать.
На стоянке она уверенно направилась к белому «порше» с откинутым верхом – Мазур только в журналах видел эту дорогую игрушку, по сравнению с его питерским «жугуленком» смотревшуюся космическим кораблем.
– Ремень пристегни, – сказала Кристина, привычно поворачивая ключ зажигания. – Ей-богу, не помешает...
– А ты?
– Обойдусь. Молния два раза в одном место не ударяет, как и снаряд в уже имеющуюся воронку...
В ее голосе прозвучала неприкрытая печаль. Мазур мог бы ей сказать, что, согласно его немалому военному опыту, со снарядами все обстоит как раз наоборот, и он однажды своими глазами видел в воронке не то что еще один разрыв, а целых три – причем дело было не на серьезной войне, а так, на мелкой войнушке и в захолустье. Но он смолчал, в своем нынешнем образе ему никак не полагалось иметь такой опыт...
Она так и не пристегнулась. Взревел мотор, визгнули покрышки. Машина задним ходом вылетела со стоянки в лихом «полицейском развороте», лихо обогнула аварийно затормозившее такси, заехав при этом левыми колесами на тротуар, влилась в поток и помчалась, словно на пожар.
Мазура мотало и швыряло то к Кристине, то к дверце. Он уже понял, что водит она отлично – но лихачит на ночной улице сверх всякой меры, обгоняя справа и слева, моментально втискиваясь в образовавшийся меж попутными машинами промежуток – а то и создавая таковой отчаянными виражами, сигналя, включая дальний свет. Они неслись, оставляя за собой неумолчный визг тормозов и отчаянные гудки. Справа вякнула полицейская сирена – но Кристина втоптала газ, немыслимым разворотом вогнала«порше» в узенькую боковую улочку, промчалась мимо прохожих, рассыпавшихся и жавшихся к стенам домов с испуганными воплями, попетляла по задворкам-закоулкам, вновь выскочила на широкую освещенную улицу и погнала по ней в том же стиле. У Мазура как сперло в зобу дыханье, так и не отпускало. Он лишь подумал мельком, что погибнуть в такой вот дурацкой ситуации было бы для него крайне унизительно – но выбора нет, приходится положиться на судьбу...