Вдруг туча озарилась огненной вспышкой молнии. Она ослепила их, в ушах зазвенело; оглушенные, они на какое-то мгновение перестали слышать даже отчаянный визг моторов «Лира». На металлической шкуре самолета плясали голубые огоньки; казалось, что он весь охвачен пожаром. Они провалились в еще одну дыру, их тряхнуло с такой силой, что они врезались в спинки сидений, чуть было не сломав позвоночники. Затем их вновь утянуло вверх, только для того, чтобы швырнуть обратно в пропасть. Обшивка «Лира» трещала по швам, все его сочленения скрипели и ходили ходуном, казалось, шторм, вот-вот разорвет его на части.
Гарри был совершенно беспомощен. Он прекрасно понимал, что сейчас пытаться совладать с самолетом значило лишь увеличивать и без того чрезмерную нагрузку. «Лир» сам боролся за свою жизнь. Он лишь шепотом подбадривал его и легко, бережно, ласково надавливал на руль, стараясь высвободить его нос из очередной смертоносной спирали.
«Держись, старина, — бормотал он. — Давай же, родной. Я знаю, ты сможешь».
Шаса судорожно вцепился в подлокотники своего кресла и не отрывал глаз от высотомера. Они опустились уже до отметки пятнадцати тысяч футов и продолжали быстро терять высоту. На все остальные приборы можно было не обращать внимания. Они словно сошли с ума: стрелки дергались, раскачивались, брыкались.
Он целиком сосредоточился на высотомере. Тот неудержимо рвался к нулю. Десять тысяч футов, семь тысяч футов, четыре тысячи. Буря все усиливалась; их головы отчаянно мотало из стороны в сторону, казалось, что шейные позвонки вот-вот не выдержат. Ремни болезненно впивались в кожу.
В фюзеляже что-то сломалось с оглушительным треском. Шаса проигнорировал этот звук и попытался сконцентрировать внимание на высотомере. Это было нелегко; перед глазами все плясало от неистовых бросков и нырков «Лира», он с трудом различал показания приборов.
Две тысячи футов, одна — ноль. Они должны были врезаться в землю с минуты на минуту, но чудовищный скачок атмосферного давления внутри бешено крутящегося вокруг своей оси шторма вырубил прибор.
Внезапно «Лир» обрел устойчивость; сила ветра резко пошла на убыль. Гарри потянул за рычаг управления, и самолет тут же послушно отреагировал. Стрелки навигационных приборов успокоились и медленно поползли вверх, «Лир» выровнялся, и они, совершенно неожиданно, вырвались из облаков.
Перемена была поистине волшебной. Рев шторма сменился тихим жужжанием моторов. Лунный свет потоком заливал кабину, и Шаса потрясенно ахнул.
Они летели над самой поверхностью океана, едва не касаясь брюхом верхушек волн; траектория их полета скорее напоминала летучую рыбу, чем птицу. Еще сотня футов падения, и самолет нырнул бы прямо в зеленую бездну Атлантики.
— М-да, сынок, по-моему, ты малость переборщил. — Голос Шасы звучал хрипло; он попытался улыбнуться, но тут же обнаружил, что его глазная повязка сбилась набок и болтается где-то под ухом. Он поправил ее дрожащими пальцами.
— Проснись, штурман, — Гарри издал весьма неубедительный смешок. — Я же не могу лететь без курса.
— Новый курс двести шестьдесят градусов. Как машина?
— Легка, как ветерок. — Гарри осторожно лег на новый курс. «Лир» дисциплинированно развернулся и помчался в открытое море, оставив позади темную громаду материка.
— Лен. — Шаса обернулся и заглянул в пассажирский отсек; бледные лица техников все еще покрывали капельки холодного пота. — Как там «МИГи»?
Лен уставился на него круглыми, как у филина, глазами, пытаясь как-то свыкнуться с тем, что жив и, более того, невредим.
— Возьми себя в руки, приятель, — рявкнул на него Шаса, и Лен поспешно наклонился к своим приборам.
— Да, они все еще на связи. Командир «МИГов» докладывает, что цель уничтожена. Горючее у них на исходе, и они возвращаются на базу.
— Ну что ж, прощай, Фидель. Хвала Всевышнему за то, что ты такой дерьмовый стрелок, — пробормотал Гарри; он по-прежнему вел самолет над самой водой, в мертвой зоне, где береговые радары не могли их засечь из-за многочисленных помех. — А где «Лансер»?
— Должен быть прямо перед нами. — Шаса включил микрофон.
— Дональд Дак, говорит Сказочный Дракон.
— Слушаю тебя, Дракон.
— Это Чикамба. Повторяю, Чикамба. Вы меня поняли? Прием.
— Понял тебя. Чикамба. Еще раз, Чикамба. У вас все в порядке? Мы слышали какой-то шум к югу-востоку от нас, вроде кто-то там летал. Прием.
— Ничего особенного. Все прошло как по маслу. Теперь ваша очередь посетить Диснейленд. Прием.
— Мы отправляемся немедленно, Дракон.
— Ни пуха, Дак. Конец связи.
Во вторник, в половине шестого утра, Гарри посадил «Лир» на бетонную полосу виндхукского аэропорта. Они с трудом выбрались из самолета и сгрудились у подножки трапа; ноги подгибались от слабости, сказывалась реакция после пережитого шока. Затем Гарри подошел к ближнему мотору, который слегка постукивал и потрескивал, медленно охлаждаясь.
— Отец, — крикнул он. — Взгляни-ка на это.
Шаса подошел к нему и уставился на чужеродный предмет, застрявший в металлическом фюзеляже под гондолой турбовинтового двигателя. Это была длинная ребристая труба стреловидной формы, окрашенная в грубый желтый цвет; она на шесть футов выдавалась из пробитой металлической обшивки «Лира».
— Это еще что такое? — спросил Шаса.
— Это, мистер Кортни, — заявил Лен, незаметно подошедший сзади, — не что иное, как «Атолл», советская ракета класса «воздух-воздух», которая почему-то не взорвалась.
— Вот видишь, Гарри, — пробормотал Шаса, — этот Фидель оказался вовсе не таким уж дерьмовым стрелком.
— В таком случае, благословить следует несравненное русское мастерство, — сказал Гарри. — Кстати, па, я, конечно, понимаю, что еще рано, но, может, тяпнем по бокалу шампанского, а?
— Прекрасная мысль, — заявил Шаса.
* * *
— Значит, Чикамба. — Стоя плечом к плечу, Шон и Эсау Гонделе склонились над развернутой картой. — Вот она.
Шон ткнул пальцем в еле заметную крохотную черточку, прорезающую контур материка.
— Чуть к югу от Катаканы. — Он поднял глаза на капитана траулера. Шкипер Ван дер Берг был коренастым грузным человеком, с телосложением борца сумо и морщинистым лицом, иссушенным солнцем и ветром.
— Что тебе о ней известно, Ван? — спросил он.
— Никогда не подходил к ней близко, — пожал плечами Ван. — Обычная речушка, плюнуть не на что. Но вы не беспокойтесь, я доставлю вас к ней на любое расстояние, какое вас устроит.
— Лучше всего будет, если ты высадишь нас в миле от рифов.
— Договорились, — согласился Ван. — Когда?
— Я хочу, чтобы весь завтрашний день ты держался вдали от берега, а с наступлением темноты подошел, чтобы быть на месте в два часа ночи.
Для скаутов два часа ночи всегда было излюбленным временем для внезапного удара. В этот час противник бывает в наихудшей форме как физически, так и морально.
В час ночи Шон провел последний инструктаж в кают-компании «Лансера». Он лично осмотрел каждого в отдельности. Все скауты были одеты в синие джинсы и фуфайки и обуты в черные парусиновые боевые сапоги на резиновой подошве. На головах у них были вязаные шерстяные шапочки, тоже черные, как и их лица и руки, у одних от природы, а у других от маскировочного крема.
Единственным, что указывало на их отнюдь не гражданский статус, было их боевое снаряжение, целиком предоставленное им южноафриканскими военными из числа трофеев, которые были захвачены у кубинцев на юге Анголы. Вооружение состояло из советских автоматов «АКМ», пистолетов «Токарева» и болгарских противопехотных гранат «М-75». Три человека из отряда Эсау Гонделе имели при себе противотанковые реактивные гранатометы «РПГ-7». Одним из условий, выдвинутых южноафриканскими военными в ответ на просьбу о помощи, как раз был отказ от использования каких бы то ни было боевых средств, по которым можно установить их причастность к этой операции.
Затем они по очереди подошли к столу и выложили на него все свои личные вещи, кольца с печаткой, личные знаки, расчетные книжки, бумажники, часы и все прочее, по чему их можно было бы опознать. Эсау Гонделе разложил их по отдельным конвертам, запечатал их и выдал каждому одинаковые водонепроницаемые электронные часы взамен отобранных.
Во время этой процедуры капитан траулера сообщил с мостика по внутренней связи:
— Мы в семи морских милях от устья реки. Дно поднимается медленно и ровно, никаких проблем. Будем на месте за несколько минут до срока.
— Молодец, — откликнулся Шон и вновь обратился к двум десяткам черных лиц, окружавших его. — Итак, джентльмены, вы все знаете, зачем мы здесь; На всякий случай еще несколько полезных советов: зарубите себе на носу, перед тем, как кого-нибудь ухлопать, убедитесь, что перед вами не женщина и не ребенок, за которыми мы приехали. Она моя сестра. — Он сделал паузу, чтобы эта информация хорошенько до них дошла. — Совет номер два. Схемы, что я вам показывал, во многом высосаны из пальца. Не слишком на них полагайтесь. Совет номер три. Не задерживайтесь на берегу, когда мы будем отваливать. Чикамба неподходящее место для приятельского время препровождения. Еда невкусная, жилищные условия отвратительные. — Он поднял с койки свой автомат. — Ну, дети мои, вперед и с песней.
«Лансер» осторожно подкрадывался к берегу с помощью радара и эхолота. Все его огни были погашены. Двигатели работали на холостых оборотах, так что судно едва сохраняло управляемость. Впереди них, в кромешной темноте, Шон различал лишь белую пену прибоя, монотонно накатывавшегося на внешний барьер рифов. На берегу также не было видно ни единого огонька. Сама земля была невидима; казалось, ночь поглотила ее без следа. Небо укрывалось за сплошной пеленой туч, через которую не проникали ни лунный свет, ни звездное мерцание.
Ван дер Берг оторвался от экрана радара и выпрямился, с трудом разогнув затекшую спину.
— До рифов ровно миля, — негромко произнес он. — Глубина шесть саженей, дно продолжает подниматься. — Он взглянул на своего темнокожего рулевого; на палубе виднелся лишь его неясный силуэт. — Стоп машина.
Двигатели заглохли, палуба под ногами перестала дрожать, и «Лансер» бревном закачался на волнах.
— Спасибо, Ван, — сказал Шон. — Я привезу тебе шикарный подарок. — Он легко сбежал по трапу на главную палубу.
Его люди собрались на корме; каждая группа стояла у своей черной резиновой десантной лодки. В воздухе чувствовался отчетливый мускатный запах; Шон недовольно поморщился. Он не одобрял этого, но затяжка «бума» перед боем давно вошла в обычай скаутов.
«Это старая африканская традиция, — утешал он себя. — Эту гадость курили еще головорезы сумасшедшего Махди, перед тем как задать трепку старику Китченеру у Хартума».
— Старший сержант, погасите сигареты, — раздраженно бросил он и тут же услышал, как они зашаркали ногами в темноте, растирая окурки с коноплей по палубе. Шон отлично понимал, что таким образом они притупляют страх и поддерживают в себе ту отчаянную смелость, что также стала традиционной для скаутов, но сам он никогда этим не пользовался. Напротив, он лелеял в себе чувство страха, смаковал его; оно разогревало его кровь, прочищало мозги. Никогда он не чувствовал себя лучше, бодрее, чем в такие вот минуты перед боем. Ни за что на свете он не стал бы заглушать это прекрасное ощущение смертельной опасности, гасить это чистое пламя здорового, бодрящего страха.
Одна за другой надувные резиновые лодки, набитые людьми и снаряжением, мягко соскальзывали по кормовому скату траулера, и тихо шлепались о воду. Лодочники завели «тойотовские» подвесные моторы, и они с еле слышным урчанием поплыли в ночь. Даже в такую ночь, тихую и безветренную, этот звук не разносился далее, чем на сотню ярдов.
Они образовали подобие длинной черной змеи, выдерживая дистанцию на корпус лодки. Шон находился в переднем суденышке с тремя из лучших своих людей. Лодочник, сидевший на корме, светил скрытым фонариком задним, чтобы они не сбились с курса. Флотилия бесшумно приближалась к берегу.
Шон стоял на корме в полный рост. На его шее на ремешке висел маленький светящийся компас, но он больше полагался на прибор ночного видения, через который всматривался в темное пространство впереди. Это был цейсовский прибор, внешне похожий на большой пластмассовый бинокль.
Разбивающийся о рифы прибой вспыхивал в его окулярах ярко-зеленым пламенем; он отчетливо разглядел в темноте пятно в барьере, отмечавшее устье реки. Он тронул лодочника за плечо, чтобы сориентировать его в нужном направлении. Следующая волна приподняла их на гребне, тряхнула, пройдя под корпусом лодки, и они услышали глухое ворчание воды по обе стороны от себя; мгновение спустя они миновали узкий проход и оказались в более спокойных водах лагуны.
Через цейсовские линзы он рассмотрел мохнатые верхушки пальм, четко обрисовывающиеся на фоне облаков и зеркальной глади реки, чье русло начиналось прямо перед ними. Он помигал фонариком, и лодка Эсау Гонделе поравнялась с головной.
— Вот она. — Он наклонился через борт к уху матабеле и указал ему на внутреннее устье реки.
— Вижу. — Эсау изучал местность через собственный прибор ночного видения.
— Что ж, задайте им жару! — Три штурмовые лодки стайкой устремились вперед; Шон смотрел им вслед, пока они не вышли на речной фарватер и слились с нависающими берегами в одну сплошную темную массу.
Тогда он шепотом отдал команду лодочнику, они повернули и поплыли параллельно песчаному пляжу Шон внимательно изучал побережье лагуны через свои цейсовские окуляры. В полумиле от устья он заметил в тени пальмовой рощи квадратные очертания хижины, чуть дальше еще одну. «Похоже на то, что описывала Белла», — решил он.
Они понеслись к берегу. Теперь он смог различить блеск металла над ближайшей хижиной. Вскоре выяснилось, что это высокая елочная антенна, а рядом большой диск центра спутниковой связи.
«Вот мы и добрались».
Под днищем лодки мягко зашуршал прибрежный песок, и они спрыгнули в теплую воду, доходившую им до колен. Шон повел их к берегу. Песок на пляже был такой белый, что он видел на нем крохотные тени крабов, разбегавшихся во все стороны у него из-под ног. Они добежали до края пальмовой рощи и залегли за насыпью, обозначавшей границу распространения приливных волн.
Шону понадобилось несколько секунд, чтобы оценить ситуацию. Судя по описанию Изабеллы, во время предыдущего визита ее сперва доставили в центр связи, где и обыскали. По ее словам, центр обслуживали две или три связистки. Помимо них она насчитала человек двадцать десантников, охранявших лагерь; они размещались в казарме за лагерным забором из колючей проволоки.
На закате солнца ворота лагеря всегда запирались. Она предупреждала его, что они всегда выставляют часового. Он патрулировал проволочное ограждение и сменялся через каждые четыре часа.
«Вот он идет», — прошептал Шон, заметив темный силуэт часового, который медленно двигался вдоль забора из колючей проволоки. Шон опустил свой ночной бинокль и обратился к скауту, лежавшему рядом с ним:
— Он в двадцати шагах от нас, Порки. Идет слева направо.
— Понял. — Порки Соавес был родезийцем португальского происхождения; его специальностью была стрельба из рогатки. Он мог попасть в крыло летящего голубя с расстояния пятидесяти метров. С десяти метров он пробивал стальным шарикоподшипником человеческий череп насквозь.
Он скользнул вперед, как ночная змея, и когда кубинский часовой поравнялся с ним, привстал на колено и принял позу лучника, натягивающего тетиву. Двойная полоса толстой хирургической резины негромко щелкнула, и часовой, не издав ни звука, рухнул навзничь на мягкий белый песок.
— Вперед! — тихо скомандовал Шон, и другой скаут побежал к забору с тяжелыми кусачками. Нити колючей проволоки рвались с тихим мелодичным позвякиванием. Шон вскочил на ноги и бросился к образовавшемуся отверстию.
Когда все скауты пролезли через дыру в ограде, он похлопал каждого по плечу и распределил боевые задачи. Двоих послал к главным воротам, еще двоих к центру связи, а остальные направились к казарме, расположенной в задней части лагеря; они должны были блокировать охрану и не выпустить живым ни одного десантника.
Если на сей раз все было организовано так же, как и прежде, Изабелла должна была находиться в первой хижине справа от радиоцентра. Никки занимал соседнюю хижину со своей кубинской нянькой. Изабелла звала ее Адрой. По зрелому размышлению Шон пришел к выводу, что она работает на этих подонков. Значит, ее постигнет участь всех остальных. Он прикончит ее при первой возможности.
Шон побежал в сторону жилых помещений, но прежде, чем он добрался до них, из центра связи донесся пронзительный женский крик. Эти резкие, истерические звуки бритвой полоснули по и без того напряженным нервам Шона. Через мгновение прозвучала короткая автоматная очередь, и крик оборвался.
«Началось!» — подумал Шон, и ночная тишина тут же взорвалась шквалом автоматного огня, ревом бушующего пламени и прочими грозными звуками, всегда сопутствующими смертельному азарту боя.
* * *
Изабелла спала очень чутко; незадолго до полуночи ее разбудили раскаты грома и звук реактивных самолетов, пролетавших где-то высоко над землей. Она отбросила противомаскитную сетку и выбежала из хижины.
С юга надвигалась сплошная стена грозовых туч; сильные порывы ветра то раздували подол ее ночной рубашки, то оборачивали его вокруг ее голых ног; пальмовая листва тревожно шелестела у нее над головой.
Звук реактивных моторов нарастал, затем пошел на убыль, заглушаемый ветром и пеленой облаков. Ей показалось, что самолетов было несколько, и все они прошли очень высоко, выше облаков. Ей оставалось только надеяться, что одним из них был «Лир» с отцом и Гарри на борту.
«Засекли ли вы сигнал? — гадала она, всматриваясь до боли в глазах в темное беззвездное небо. — Услышал ли ты меня, па? Знаешь ли теперь, где?»
Но она не видела ничего, ни единого проблеска какой-нибудь одинокой звезды; рев моторов понемногу стих, и осталось лишь монотонное гудение ветра, то и дело прерываемое треском и грохотом первых залпов приближающейся грозы.