И Беторикс не удивился: он уже понял, что Веста из тех, кому интереснее просто иметь вещи, нежели самому сделать. Купить или заказать можно что угодно, от кожаного шнурка до золотой эмалевой короны лангобардской королевы Теодолинды, но уважение к «богатеям», не способным ничего рассказать о собственном костюме, не такое уж большое. Особенно если приобретенные «статусные» вещи не соответствуют реальному статусу владельца — вообще засмеют. Нельзя просто взять и нарядиться под князя — князем надо стать, то есть обзавестись дружиной не менее чем из пятидесяти бойцов, признающих тебя своим вождем. Потому и мало нынче князей…
Веста, судя по ее немалой известности в тусовке, видимо, имеет право на статус знатной римской женщины. Но похоже, не только и не столько реконструкция ее в эти круги привлекает. А что тогда?
Впрочем, не так уж редки девушки, приходящие сюда в поисках парня, поскольку парней в этих кругах пока больше, чем девушек. Но Весту что-то от них отличало. Чувствовалась в ней некая целеустремленность, направленная, несмотря на ее любвеобилие, вовсе не на парней.
Выйдя во двор, молодой человек услыхал позади шаги и обернулся.
— А ты-то куда?
— Да так… пройдусь.
— Под дождиком? — Виталий хмыкнул и быстро зашагал к сараю, не оглядываясь.
Видно, девушке понадобилось прогуляться до ближайших кустов. С фермы доносилась музыка: видать, Веста включила погромче.
Подойдя к дровянику, Беторикс пригнулся, вошел и вдруг услышал, как позади захлопнулась дверь. Ветер, что ли?
А потом раздался противный скрежет засова.
— Эй, эй, что за шутки?! — Аспирант с силой пнул дверь. — И вовсе даже не смешно! Эй, эй, Веста!
Никакого ответа! И чего это она его заперла? Зачем?
Виталий посмотрел в оконце, но не увидел ничего, кроме дождя. Только отзвуки музыки еще долетали.
— Веста, открой! Открой, кому говорю?!
Музыка смолкла. А может, вовсе не Веста его заперла? Мало ли кто тут по лесу шатается…
— Веста! — уже с нешуточной тревогой позвал Виталий.
Но никакого движения снаружи слышно не было. Через пару минут вновь полилась музыка — уже другая. И Беторикс узнал «К Элизе» Бетховена, одну из нескольких классических вещей, которые знал. Удивительно было слышать ее среди мокрого леса, стоя в костюме древнего галла почти в полной темноте.
Глава 4 Лето. Ферма. Беспредел
— Эй! Выпустите меня наконец!
Услыхав Бетховена, Виталий сделал вывод, что Васюкин, похоже, все-таки приехал на ферму. Молодой человек старательно высматривал его в оконце, да только дождь вдруг усилился, встал сплошной стеной, и ясно стало: никто во двор в ближайшее время не выйдет. Даже и фермы-то видно больше не было — одни смутные очертания. Вот это задождило так задождило! Конечно, тяжко будет ребятам под ливнем крепость штурмовать. Однако, как пели «Кирпичи»: «Ветер вздымает свинцовую воду, матч состоится в любую погоду». Плохая погода не причина для отмены войны, а кому кольчугу жалко, пусть не надевает. А он, командир «Галльского вепря», тут рассиживается!
Виталий еще пару раз долбанул ногой в дверь… и вдруг почувствовал, как волосы на голове встали дыбом! В буквальном смысле слова! Ненадолго, правда, на какой-то миг, но все-таки ощущение было не из приятных. Будто током ударило, хорошо, что несильно. Какой-то контакт задел в темноте? Или в сараюшку молнией попало? Да нет, тогда он так легко не отделался бы. А еще интересно другое: может быть, Веста его здесь заперла потому, что хотела спрятать от Васюкина? Однако могла бы предупредить: посиди, мол, на глаза не показывайся пока. Разве бы он не понял? Или девушке стыдно признаться, что у нее два любовника одновременно? Или даже и не два… Ладно, вот дождь кончится…
Хотя чего ждать-то? Как раз в дождь его никто не увидит. А дверь можно вышибить, если как следует приналечь. Чай, не железная. А ну-ка…
Молодой человек набросился на проклятую дверь с такой силой и лютой злобой, будто перед ним оказался самый настоящий враг: из тех, что или он, или ты, а существовать вместе никак невозможно! И дверь убоялась — почувствовала напор, дрогнула… Ну, еще разок… Ух!!!
Со скрипом отлетели петли; и молодой человек радостно выскочил наружу, под проливной дождь. Тут же ему бросилась в глаза группа людей: римляне с мечами и копьями, да много, несколько десятков. Лица все были незнакомые, и Беторикс застыл в изумлении — это еще что? Откуда взялись в таком количестве и так далеко от лагеря?
А потом у него и вовсе отвисла челюсть: за собой римляне вели вереницу связанных пленников лохматых, одетых в грязные обноски…
— Что там за шум, Луций? — обернувшись, грозно окликнул гордо восседавший на белом коне центурион в шлеме с поникшими от сырости перьями и мокром коричневато-красном плаще.
На коне? Откуда, во имя Эпоны? На маневрах не было ни одной лошади, хотя обещали их не первый год.
— Сейчас посмотрю, господин оптий! — раздался ответ, и Виталий с изумлением понял, что оба собеседника говорят по-латыни!
— Марцеллин, Кассий, ко мне! — распорядился Луций.
— А можно и мне, господин тессарий?
— Давай и ты, ладно.
Ага, Луций-то не простой легионер, а тессарий. Иными словами, гвардии сержант — мысленно переводил Виталий, по-прежнему не понимая, кто перед ним и что происходит. «Кино снимают» — вспомнился бригадир Василич, и иного объяснения он, Беторикс, тоже не мог сейчас подобрать. Никакого взятия римлянами пленных женщин и детей в плане маневров, своевременно доведенного до совета командиров, не значилось.
— Ого! Да тут галл какой-то! Лови его, парни!
Задумавшись, Виталий не сразу понял, что последнее сказано о нем. Римляне метнулись к нему, он привычно подумал о мече, но тот остался в лагере. Поэтому Беторикс сумел лишь в изумлении спросить:
— Ребята, вы кто?
— Чего чего ты там говоришь, бракатая морда? — Тессарий, коренастый и сильный мужик уже в возрасте, махнул рукой воинам. — Вяжите его, и к остальному стаду.
«Нет, этот точно не из наших!» — мысленно отметил Виталий. Реконструкция — увлечение молодежное, особенно на ранние эпохи, сорокалетние и старше там все наперечет. Да и пленные выглядели уж слишком натурально — угрюмые, грязные, полуголые, с длинными патлами, мокрыми от дождя, многие босые. Были здесь и женщины с детьми, выглядевшие не лучше, а это уж точно вещь невозможная! Нередко молодые женщины приезжают на фестивали с детьми, но ни себя, ни малышей до такого состояния никогда не доводят! У Беторикса было дикое ощущение, что с маневров он попал на съемки исторического фильма — давно известно, что киношники, гримируя «под древность», в первую очередь делают людей очень грязными и лохматыми, будто вода и ножницы — новейшие достижения современной цивилизации. Но где же тогда камеры, осветители, режиссеры, кто там еще должен быть?
— Вы откуда, мужики? — попробовал Беторикс спросить еще раз, сам не зная, что ожидает услышать в ответ.
Никто не отозвался, даже не взглянул в его сторону. И вид у легионеров был уж слишком злобный и решительный. Такие вполне могли и морду набить… Ишь, как грубо толкнули, погнали куда-то по склону холма — к дороге или озеру.
— Эй, парни…
— Заткнись, бракатая тварь!
Тессарий Луций еще и ухмыльнулся — на редкость неприятная рожа. Что-то на артиста он не тянет.
Общаться с легионерами как-то не хотелось, и Виталий, оглядевшись, выбрал шагавшую рядом женщину в длинном порванном платье.
— Эй, послушай! — окликнул он по привычке по-русски.
— Не разговаривать! — по-латыни рявкнул тессарий, угрожающе выхватив из-за пояса плеть. — Я кому сказал?
— Ладно, ладно, — покладисто улыбнулся Беторикс. — Просто хотел спросить, откуда вы прибыли?
— Не твое собачье дело, галл! — Легионер хмыкнул и засмеялся, оборачиваясь к шагавшим рядом воинам. — Не, вы слыхали, как говорит этот пес? Обхохочешься!
— Наверное, думает, что это латынь.
— Да, наверное… В их лесах и болотах вообще говорят непонятно как: бар-бар-бар, гыр-гыр-гыр… Римскому уху и слушать-то противно!
Римскому уху! В глаза бросилось надменное лицо оптия — этот вообще натуральный Цезарь! Подозвал зачем-то тессария, что-то сказал, засмеялся…
Виталий обернулся. Позади облаченных в доспехи легионеров, месивших калигами мокрую грязь, шли легковооруженные воины, иначе велиты: лучники, пращники, метатели дротиков. Лучников в настоящем римском войске традиционно было мало, предпочитали пращу и дротик. В рваных грязных туниках, с короткими обрубками-мечами, без всяких доспехов, велиты напоминали просто вооруженный короткими копьями сброд, и вступать с ними в беседу тоже не сильно хотелось. В древности оно было бы понятно: велиты набирались из бедняков и сражались всегда под прикрытием основного состава — тяжелой пехоты, гастатов. Но в наше-то время в такой рванине никто не ходит.
Зато у тяжелых пехотинцев все было как надо: полуцилиндрические щиты, уложенные сейчас по-походному, в чехле за спиной, шлемы с султанами болтались на груди, ударяясь о нашитые на кожаный панцирь бляшки. Чешуйчатый панцирь, лорика сквамата, имелся здесь у немногих, тессарий щеголял в «галльской» кольчуге, называемой лорика хамата, в такой же, разве что покачественнее, красовался и оптий. И это тоже приводило в недоумение: откуда взялось такое единообразное снаряжение и в таком количестве? Не существует подобных «команд», если бы были, Беторикс бы знал! За границей, может… Но как заграничные реконструкторы попали в русский лес? Опять же, он не мог бы не знать, если бы организовывалось подобное мероприятие международного масштаба.
Мозг, как говорится, зависал, не в силах объяснить происходящее хоть сколько-то убедительно. Пленники были связаны между собой, что доставляло неудобства — перед Виталием, поникнув головой, шла молчаливая женщина в изодранной длинной тунике, позади — светлоголовый мальчик лет десяти, с которым серьезный разговор тоже вряд ли был возможен. Впрочем, стоило попробовать.
— Эй, мальчик! Пуэр! — Улучив момент, Виталий обернулся и окликнул уже по-латыни.
Что-то подсказывало ему: по-русски тут никто не понимает.
Но мальчик не понял и латыни: ответил на каком-то неведомом языке.
— Откуда они? — кивая на легионеров, быстро спросил Беторикс. — Когда приехали? И вообще, что здесь происходит?
— Тит Лабиен, легат…
Ага! Мальчишка, оказывается, и латынь чуть-чуть знает!
— Они идут. Уходят. На зиму.
Поняв, что больше ничего не добьется, Виталий принялся крутить головой по сторонам. До него наконец дошло, что и окружающая местность сильно изменилась с тех пор, как он зашел в дровяной сарайчик возле заброшенной фермы. Ни просеки, ни самой фермы с трансформаторной будкой он так и не увидел, не говоря уж о Весте или Васюкине. Куда делась Веста? Осталась на ферме или тоже попала сюда? А где в таком случае осталась сама ферма? Или, вернее, куда таки попал он, Беторикс? Так, за этим холмом с елками должно проходить шоссе, то есть та лесная дорожка, по которой ехали линейщики в своем кунге…
Оптий тем временем дал команду, и весь отряд свернул на более широкую тропу, ведущую на холм, а через него к дороге. Дорога вскоре и появилась — широкая грунтовка с наезженной колеей и многочисленными лужами, кое-где засыпанными песком и щебнем.
Виталий уже начал замерзать: дождь закончился, но теплее не стало, поскольку дул холодный, пронизывающий насквозь ветер. Оранжевый солнечный шарик скрылся за вершинами сосен, быстро начало темнеть.
Оптий снова остановил всех, что-то скомандовал, указав рукой влево, где на склоне холма виднелся какой-то хутор с деревянными изгородями, сараями и избой. Нет, избой это строение сложно было назвать — какая-то не совсем понятная архитектура, гибрид украинской мазанки и финской мызы.
Видно было, что хутор заброшен: дверь сорвана с петель, ворота распахнуты. Однако двор, хоть и выглядел запущенным, еще не успел зарасти травой, а рядом с сараем валялся заготовленный хворост.
— Хорошо, что не успели спалить эту адифицию, — произнес тессарий Луций, бросив взгляд на своих воинов. При этом он поеживался: видать, тоже было не жарко. — Хоть есть пристанище. Давайте загоняйте стадо в амбар.
— А что, кормить их не будем? — хмуро поинтересовался молоденький велит с метательным копьем-пилумом на левом плече.
— Кормить? А чем? — Сержант усмехнулся. — Если только ты пожертвуешь своей похлебкой.
Внимавшие тессарию воины обидно захохотали, а кто-то даже хлопнул незадачливого паренька по плечу.
— Так что, дружище Юний, и впрямь не жалко похлебки?
Велит сконфуженно отстранился.
— Да пошли вы…
Этих слов Виталий не понял — все-таки у него не было привычки воспринимать латынь на слух, да и матерные слова в университете не изучали, но о смысле догадался. Что, впрочем, общую ситуацию не прояснило. Никаких принадлежностей киносъемки он по-прежнему не видел, да и длинноват эпизод получался. Но тогда что это? Сон? Бред?
— Стадо! В стойло! — Не дав ему подумать, оптий резко взмахнул рукой, и легионеры принялись пинками и тупыми концами копий загонять пленников в амбар.
Удары были чувствительными, и аспирант даже выругался — вот суки! Закрыли ворота, будто это обычное дело — так просто взять и запереть две дюжины человек, в том числе детей и женщин.
Хорошо, Беторикс успел по пути оправиться, а впрочем, здесь подобные тонкости никого не смущали. Мужики отворачивались, а девчонки и женщины, развязав друг дружке руки, справляли малую нужду у дальней стены.
— Нет! — увидев такое, громко воскликнул Виталий. — Ну и скоты эти римляне, а?! Не пора ль им бить морды?
На его крик никто не прореагировал, лишь какая-то молодая женщина, погладив по голове стоявшего рядом ребенка, взглянула изумленно.
— Да что вы все смотрите-то?! — завелся молодой человек.
Бросившись к двери, он принялся стучать в нее ногами и материться, пока его не оттащил кто-то из мужиков.
— Ну? — несколько успокоенно вопросил Виталий. — Вы тоже русского не понимаете?
— Кам? Кам мулон дун? — попытался ответить один из мужчин, изможденный почти до крайности.
— Откуда вы? — по-русски и по-латыни спросил Виталий, потом попробовал по-английски и даже на всякий случай на французском, который учил пару лет в гимназии.
— Не понимаю, — на ломаной латыни ответил собеседник и покачал головой. — Не по-ни-ма-ю. Ты кто? Ты римлянин?
— Нет. Вы на каком языке говорите?
— А! Ты германец! — Доходяга хлопнул себя по лбу и тут же состроил страшную гримасу. — Тевтон! Враг!
«Инимикус» — так это звучало по-латыни.
— Инимкус! Инимикус! — загудело вокруг. — Тевтон! Враг! Враг! Враг!
Кто-то из подростков, незаметно подкравшись, опустился позади Виталия на коленки — и тут же молодой человек ощутил сильный толчок в грудь. Конечно, не удержался на ногах, упал — и тут на него набросились все, даже женщины!
Виталий пытался отбиваться, да куда там — всем скопом накинулись! Пару раз удалось высвободить руку, звездануть по сусалам непонятно кому — в бараке было темно, приходилось бить наугад. Ах, какая-то сволочуга сильно дернула за волосы, чуть скальп не сорвала!
— Да что вы делаете-то? За что?
Казалось, его сейчас затопчут, растерзают на тысячи кусков! Что он им сделал? Навалились, налетели, словно вампиры на свежую кровушку. Сволочи…
Вдруг кто-то повелительно крикнул, похоже, женщина. Кто-то что-то переспросил, и Виталий почувствовал, что его отпустили. Ну наконец-то пришли в себя…
Молодой человек медленно сел, привалившись спиной к стене, осторожно потрогал разбитые губы… Хорошо еще, зубы не выбили, а ведь могли бы.
— Ты — тевтон? Кимвр? — присев напротив, спросила женщина, одетая в бесформенную хламиду.
Лица ее Беторикс в темноте не видел, как всех прочих, лишь смутно различал очертания фигуры. И что отвечать, не знал. Что сказать — я аспирант и социолог? Или командир клуба «Галльский вепрь»? И то и другое казалось равно неуместным в этой чудовищной обстановке, которая имела одинаково мало общего как с реалиями двадцать первого века, так и с ходом фестиваля исторической реконструкции.
— Ты — враг римлян? — продолжала допытываться незнакомка.
— Да. — Молодой человек вытер ладонью кровь. Это была, пожалуй, единственная сейчас правда, ибо симпатий увиденные вживую римляне не внушали. — Враг.
— И мы враги. Теперь уже рабы, пленники. Почему ты не говоришь, как мы?
— Потому что не знаю вашего… языка!
Виталий с трудом подбирал слова — душа просила мата, но материться по-латыни он не умел, а русского тут не поймут. Хоть обстановка и располагала, ни одного из «родных» выражений он ни разу не услышал!
— Враг римлян — наш враг. Но ты ведь не галл!
— Пожалуй, нет… — Беторикс сам не знал, к какому народу себя сейчас отнести. — Русский я.
— Этруск, что ли? — с удивлением переспросила женщина. — Вот не знала, что ваш народ еще существует!
— Существует вроде…
Бух!!! Что-то ухнуло в дверь снаружи, потом послышались громкий смех и пьяные вопли. Видать, римляне нажрались уже! Успели!
Потом запахло паленым, и, проникая сквозь щели, по стенам запрыгали оранжево-красные зайчики. Римляне жгли костры? Или факелы?
Левая створка двери распахнулась, освобождая путь дрожащему свету и вошедшим римлянам. Первым в сарай явился сержант Луций, за ним еще с десяток воинов, вооруженных пилумами и мечами.
Взвились к потоку факелы, пленники инстинктивно попятились, женщины прижали к себе захныкавших детей.
Заложив руки за спину, тессарий гнусно ухмыльнулся и, кого-то высмотрев, указал рукой:
— Ты!