– Неубедительно.
– Представьте, – охотно поддержал тему инструктор, – что вы, например, сходили в театр, на хороший спектакль. И вот друг хочет узнать о ваших впечатлениях. Как поступите? Будете пересказывать постановку – все эпизоды – или предложите другу самому посмотреть хороший спектакль?
Кореец покачал головой, думая о чем-то своем.
– Ну и кроме того, – продолжил сотрудник клуба, – вы плохо знаете людей. Сначала они испытывают шок. А потом думают: пусть в моей шкуре побывают другие. Зачем портить удовольствие ближнему своему, правда? Приятно сознавать, что мучаешься не только ты один. Есть такая притча. Спустился бог с небес и обратился к мужику в деревне: сделаю для тебя все, что попросишь. Но имей в виду, у твоего соседа будет того же самого в два раза больше. И крепко задумался мужик. Корову попросить? Так у соседа две будет! Обидно! Новый дом? У соседа, выходит, два дома. За что ему?! Разозлился мужик. Думал-думал, да жадность его раздирает. Зависть. У соседа всяко больше получится… Думал-думал и попросил у бога: выколи мне глаз!
– И еще не понимаю, – резко меняя тему разговора, проговорил кореец. – Как вы создаете подвижную голографию? Я немного учился этому, знаю, что при съемках объект подсвечивается опорным лазерным лучом, а изображение снимается на специальную голографическую пластинку из релоксана. При таком варианте съемок информация получается полной, фиксируются амплитудная и фазовая составляющие. Как вы и говорили во время инструктажа.
Но пластинка-голограмма – это довольно специфическая вещь. Если глянуть на нее, увидишь только кружочки, точки. Все странное, то ли размытое, то ли в разводах. Объемное цветное изображение получается тогда, когда на пластину направляют луч опорного лазера – точно такой же, какой использовался при создании «снимка».
Так вот, я всегда думал, что голограмма – эта пластина! С фиксированным рисунком. Как вы смогли получить движущийся фантом?
– Да вы, оказывается, специалист! – обрадовался Борис и совсем по-другому посмотрел на азиата.
Собеседники уже находились на улице, возле автомобильной стоянки. На миг они отвлеклись от разговора: до них донеслось восклицание сотрудника клуба. Саша Метелкин – забыв про свой «Porsche», припаркованный около выхода из здания, – уходил прочь. Пешком. Он обогнул собственную машину, будто чужую. Медленно, сгорбившись, ничего не видя вокруг, побрел куда-то во тьму.
Сотрудник клуба, стюард, догнал высокого худощавого парня. Осторожно тронул за плечо, вытянул ладонь. На ней лежали ключи от спортивного автомобиля. Метелкин смотрел на связку, не понимая, чего от него хотят. Стюард взял парня за руку, вложил в его ладонь ключи от «Porsche». Сжал пальцы клиента в кулак, чтобы тот случайно не выронил связку.
Метелкин постоял немного, глядя на свою руку. Сбоку свешивался брелок. Парень так и не понял, зачем это было сделано. Постояв немного, двинулся куда-то прочь. Теперь уже двое сотрудников клуба поймали его, повели в сторону машины. Помогли открыть двери, усадили клиента внутрь…
– У голографии есть удивительное свойство, – продолжал Борис. Он словно не интересовался тем, что происходит с игроком, еще недавно метавшимся по игровому полю «Crazy Battle». – Если бы вы, господин Пак, уронили ту самую голографическую пластинку на пол и она разбилась бы на несколько кусочков, вы бы смогли провести любопытный опыт. Каждый из осколков несет информацию обо всем объекте. Представляете? Можно взять кусочек голограммы, осветить ее лазером, и тогда восстановится не фрагмент, не часть объекта, а целый, целый объект! Конечно, многое зависит от размеров кусочка. Чем он меньше, тем более тусклым, нечетким получится воспроизведенный с него объект. Но все равно это будет целый объект, а не какая-то часть. Вот что удивительно!
Мы используем данное свойство. Снимаем несколько объектов. Или один объект в движении, последовательно. Уменьшаем оригинальные голографические пластины, оставляем части. Помещаем их одну за другой: пластину от первого объекта, потом от второго, от третьего. А дальше – как в телевидении. Двадцать четыре кадра в секунду создают у человека иллюзию непрерывной картины. Значит, если за один шажок стрелки направить опорный лазерный луч на двадцать четыре оригинальные пластины, человек увидит непрерывное изображение длиной в одну секунду. Вот и вся хитрость. Так мы создаем иллюзию движения, короткие «мультфильмы». Конечно, при таком варианте движущийся тигр или несущийся на огромной скорости поезд не могут появиться в любой точке лабиринта – лишь в туннеле, где размещены соответствующие пластины. Остальное достигается работой диспетчеров. Надо последовательно провести игроков через «волшебный» коридор. Для того и разрабатывается сюжет игры.
– А пластины находятся на полу? – уточнил Пак.
– Зачем на полу? – улыбнулся Борис. – Там кровь, точнее, особая красная краска. Мусор всякий, грязь. Размещать пластины под ногами – плохо, нефункционально. Голографические пластины расположены на стенах коридора. И удобнее, и на черно-зеленые переборки люди не так внимательно смотрят, как себе под ноги.
– Как просто… – пробормотал Пак.
– Ну, на самом деле чуть посложнее, – честно признал Борис. – Я примитивно объясняю, буквально на пальцах. Но… нам бы не хотелось раскрывать свое ноу-хау…
– Понятно. Спасибо.
Пискнула сигнализация, гость открыл дверь «Kia Corento», вставил ключи в замок зажигания.
– Господин Пак, у меня встречный вопрос… – Борис стоял за спиной невысокого азиата, заложив руки в карманы. – Так сказать, услуга за услугу. Идет?
Кореец медленно выпрямился, обернулся. Глянул на русского.
– Да, пожалуйста.
– Откуда вы все это знаете, господин Пак? – пронизывая собеседника «рентгеном», поинтересовался сотрудник клуба. – Кто вы? Кто? Этот вопрос волновал меня еще до начала «Crazy Battle». А теперь… Честное слово, впервые вижу человека, который так странно ведет себя после игры.
Невысокий азиат медленно прикрыл дверь машины, едва заметно улыбнулся.
– Вам в самом деле интересно?
– Да! – Борис прищурился, чуть напрягся. – Но я хочу услышать правду, потому что сам был откровенен. Верите? Сказал даже больше, чем положено узнавать клиентам.
– Ценю вашу искренность, господин Прохоров, – спокойно ответил Пак. – Я из южнокорейской NIS. National Intelligence Service. Слыхали? Думаю, да. В каком-то смысле это аналог ФСБ или ГРУ. Наше руководство узнало о вашем клубе, господин Прохоров, захотело выяснить поподробнее, что это за шоу. Всегда интересно, когда бывший офицер спецслужбы становится топ-менеджером странного игорного заведения. А может, не бывший? Может, действительно военная лаборатория? И «Crazy Battle» работает под пристальной опекой? Ведь не только американцы мечтают модернизировать армию, оснастить ее высокотехнологичным оружием.
Борис скрестил руки на груди, молча слушая азиата.
– Было решено испытать вашу систему на одном из сотрудников NIS. – Пак уселся в машину. – Разумеется, из числа тех, кто специализируется по восточно-европейскому направлению. Выбор пал на меня. Южная Корея собирается применять аналогичный комплекс, но только не в коммерческих целях. Для подготовки бойцов спецназа. Для повышения их стрессоустойчивости, агрессивности, для выработки навыков и умения действовать в условиях жестокого психологического пресса.
– Я ожидал чего-то подобного, – пробормотал Борис, задумчиво глядя на собеседника. – В наше время трудно сохранить эксклюзив на хорошие идеи.
– Но, знаете, господин Прохоров… – кореец включил двигатель. Тот заурчал тихо, почти бесшумно, не мешая разговору. – Мы планируем использовать систему для тренировки солдат. А ваши эксперименты над гражданским населением… Воистину Россия всегда была загадочной державой.
– Люди – хищники, – поморщился Борис. – Все игроки знают это и без «Crazy Battle». Ничего нового им не сказали.
– Так это смотря какими словами говорить! – возразил Пак. – Я не понимаю, как можно проводить подобные эксперименты над своими согражданами.
– Я тоже многого не понимаю, господин Пак, – холодно отозвался Прохоров. – Например, как можно есть собак. Милых таких зверюшек с добрыми печальными глазами…
Отсалютовав ладонью корейцу, топ-менеджер «Crazy Battle» двинулся в сторону клуба.
На извилистой трассе от Пушкина до Пулковского шоссе не оказалось ни одного сотрудника дорожно-постовой службы. В другом случае Максим ни за что не полетел бы по горкам и виражам на такой скорости. После «Crazy Battle» Ушаков выжал из «Opel Vectra» все, на что автомобиль был способен.
Максиму не было страшно, хотя он понимал, что играет со смертью. Этот отрезок в пять или десять километров – один из самых сложных на въезде в Питер. Парень несся по ночной трассе, будто огромная скорость могла рассеять его призрачные видения…
Дэн Хлопов на полу, и Пак, ломающий позвоночник раненому. Седоволосый игрок – то ли с удивленными, то ли с безумными глазами. Ушаков стреляет в живот. В живот другому человеку – такому же, как сам Максим.
Маша… Машенька, черноволосая красавица, которую он не забудет до конца своих дней. От чего вновь и вновь станет с криком вскакивать по ночам. Там, в видениях, все будет хорошо. Он, Максим Ушаков, окажется героем, раз за разом спасающим симпатичную брюнетку от роботов с дисковыми пилами. Будет стрелять во врагов и не подпустит их к девушке. Уничтожит всех, а потом освободит красавицу из плена. Но затем, проснувшись, будет вновь и вновь сознавать, что герой он – только во сне. В жизни все получилось по-другому.
– Бред! Бред! Бред! – повторял Ушаков, выскакивая с Пушкинской трассы на Пулковское шоссе. Широкое и ровное. Прямое и понятное.
Только внутри него теперь не было ни порядка, ни какого-то вектора. Лишь стыд и смятение. Он никогда, никому не сможет рассказать, что произошло в лабиринте «Crazy Battle».
– Да нет же! – в сердцах выпалил водитель, ударив ладонями по рулю. – Нет! Это невозможно! Такого клуба просто не может существовать! Это сон! Ночной кошмар… Ничего не было!
«Было!»
– Нет!
Так сон или нет?
«А что, если проверить финансовую составляющую?» Ушаков – по привычке – погрузился в мир расчетов, начал анализировать коммерческую сторону проекта.
«На вводном инструктаже Борис обмолвился, что в среднем в "Crazy Battle" бывает десять игроков за ночь. Возьмем эту цифру за исходную. Итак, десять игроков, по пятьсот баков с каждого. Пять зеленых тонн за ночь. Множим на тридцать дней. Получаем месячный доход клуба в размере ста пятидесяти тысяч долларов».
– Сто пятьдесят тысяч долларов… – вслух пробормотал Максим, притормаживая возле КПП на въезде в город. Дэпээсники не обратили на него никакого внимания.
«На каждого из игроков приходится по три сотрудника клуба. Диспетчер, оператор и врач. Итого, тридцать человек обслуживающего персонала. К этому надо прибавить девушек на входных телефонах, на reception, затем – стюардов и еще топ-менеджеров, управляющих клубом. Бухгалтеров. IT-администраторов, поддерживающих систему в заданном режиме.
Сколько же их? Пятьдесят? Шестьдесят? Вряд ли больше. Теперь считаем фонд зарплаты сотрудников… Конечно, кто-то из управленцев получает по две-три тонны, простые администраторы – баков четыреста-семьсот, а уборщицы, ремонтники – и того ниже. Ладно, возьмем среднюю цифру – тысяча долларов на человека. Множим на шестьдесят. Итого, расходы на зарплату – шестьдесят тысяч в месяц. Или семьдесят. Это в пределе, по максимуму.
Теперь надо прибавить аренду, налоги, плату за электроэнергию. Плюс фонд накопления на амортизацию игровой системы. Сколько же получится? Тысяч сто или чуть больше? В любом случае, при доходах в сто пятьдесят тонн баков, хозяевам клуба остается неплохая прибыль от игрового заведения. У казино, конечно, солиднее. Но там и проверки с выкручиванием рук почаще, и близость к криминалу ощутимее…»
Ушаков пролетел площадь Победы, выскочил на Московский проспект. Машин было мало – суббота, шестой час утра. Те, кто веселились по кабакам всю ночь, уже потихоньку расползались по домам. Прочие еще не вылезли из постели. Город был пуст и тих.
– Да, получается, клуб способен приносить владельцам доход, – грустно пробормотал Максим. – Может. Ведь есть и дневное время. В этот период, пока «высокотехнологичный» персонал отдыхает, «Crazy Battle» сдает игровое поле в аренду любителям пейнтбола. Зарабатывает дополнительную прибыль… А можно и другие варианты поискать, вряд ли такая простая мысль прошла мимо сознания владельцев клуба.
Ушаков несся по Московскому проспекту в сторону центра города. Мимо мелькали спящие дома, скверы, парки. Максим вдруг почувствовал, что ему тесно в родном Питере. Он задыхался, несмотря на открытые окна. И уж точно, невзирая на усталость и навалившуюся апатию, не смог бы уснуть. Слишком все живое…
– Получается, не сон, – горько пробормотал водитель. – Такой клуб очень даже возможен. Он способен приносить доход владельцу. Не сон! Не сон! Не сон!
Ушакову не хватало воздуха. Слева к машине прислонился умирающий Дэн Хлопов с вопросительно-приподнятыми бровями, выпученными глазами, вываливающимся изо рта языком. Справа в истерике билась Наталья Рогова – вся перепачканная кровью, своей и чужой.
Позади страшно кричала Машенька, умоляя парня вернуться, спасти ее от неминуемой смерти. Ушаков не мог закрыть глаза. Не потому, что был за рулем на улицах города и боялся врезаться в кого-нибудь. Нет. Едва он опускал веки, как живые синие лучи начинали резать Пака на дымящиеся куски. Черные обугленные руки азиата выскальзывали из-под капота, ползли к кабине. Пальцы скребли по стеклу…
Ушаков не выдержал, рванул ворот рубахи, чувствуя, что не может дышать. Воздуха все равно не хватало. Парень свернул в сторону Невы.
Наталья Рогова никак не могла избавиться от крови Саши Метелкина на руках. Она нервно терла ладони о серую тряпку, о джинсы, но как только бралась за руль, все начиналось сначала.
Цланг! Цланг! Цланг! Из длинного темного прохода доносились шаги роботов. Те шли убивать. Ее. Резать на куски. И не было выхода, чтоб спастись. Только один…
Наташа вновь держала в руках дисковую пилу со сломанным кругом, вместо которого остались чудовищные зубья. И вновь кричал Саша Метелкин, умоляя девушку не делать этого…
Она чувствовала вибрацию смертоносной «машинки», а потом прижимала инструмент к телу человека. Вибрация уходила, кровавые куски летели во все стороны. Так ли важно, что это был муляж? Что Метелкин жив? Что с ним все в порядке?
Она убивала! Убивала по-настоящему. Это не было игрой, что бы там ни говорил Борис. Спасая собственную жизнь, она резала на куски живого человека. И это уже никогда не отменить. Не исправить.
«Командир корабля должен быть готов пожертвовать частью экипажа, чтоб спасти пассажиров, – вдруг всплыли в памяти слова Александра Владимировича Кузякина, директора петербургского филиала "Генри Федерер". – В этот момент кэп не имеет права думать о женах и детях тех, кого отправляет на верную смерть. Это жестоко, но выхода нет. Командир обязан принимать трудные решения».
Наташа вдруг почувствовала: руки у нее затряслись. Она так и не смогла выехать на трассу, свернула на боковую улочку на окраине Пушкина, остановилась там возле домов. Призрачный Кузякин вышел ей навстречу:
«На твоей должности надо уметь резать по живому…»
Рогова потянулась к пачке, но пальцы дрожали так, что девушка не смогла вытащить сигарету. И вдруг Кузякин исчез. К красной «Audi» приближался Юрик. Ее Юрка. Нет, уже не ее. Наташа вглядывалась в знакомые – до боли знакомые – черты лица.
Юрик посмотрел на нее с отчаянием. Встал на колени. Совсем как тогда.
– Ната… Наточка… Девочка моя… Что же ты делаешь?
Рогова схватилась за голову, пытаясь отогнать, забыть тот день.
– Ната, Наточка?! Любимая моя… Единственная… Да к черту эту карьеру! Золотая моя. Хорошая. На руках буду носить. Сам буду кормить нас всех, понимаешь? Нам хватит, клянусь! Я смогу. Ната… Наталочка! Хочешь, на колени встану? Пожалуйста, не убивай ребенка. Нашего ребенка, он ведь и мой тоже…
Юрик действительно встал на колени в тот день. Стоял, ничуть не стесняясь, что его – таким – видят посторонние люди. И в глазах жили мольба и вера в чудо.
Дурачок ты, Юрка. Какая магия чисел? Что ты вбил себе в голову? Почему решил, что этот мальчик – единственный и неповторимый, самый лучший?
– Я подумаю, – ответила тогда она.
Соврала. Потому что решение уже было принято. Просто она не захотела говорить об этом вслух. Да, она и тогда умела резать по живому. Умела… Ради карьеры. Ради того, чтоб получить новую интересную должность. Да, умела.
Малыш не родился. Наталья получила место, о котором мечтала. А Юрка ушел. Молча, не поднимая головы. Как только догадался – молча собрал вещи и ушел. Не простил.
«Ты должна научиться резать по живому».
Этому должен научиться топ-менеджер?! Отказаться от себя, разрушить семью, поставить крест на личном – ради вот такого?
– Нет, это чужой мир… – прошептала девушка, чудом сдерживая слезы. Теперь она видела отчетливо. – Нет, не мой. Не мой! Разве это и есть настоящий бизнес? Куда мне теперь? Ну куда? Куда?!
Наташа зарыдала – громко, безнадежно. После «Crazy Battle» мир вокруг перевернулся. Она поняла: уничтожила самое дорогое, важное, что у нее было в жизни. Но не сегодня ночью, нет. В тот день. Невозможно ни вернуть, ни исправить.
– Прости меня… прости… – она плакала, уронив голову на руль, и просила прощения даже не у Юрки…
Обращалась к тому, кто уже не мог ее услышать. Для кого была всем – Богом, Вселенной, Домом. Самым дорогим и важным в жестоком мире, который создавали люди. И она сама в том числе.