По лицу Гийома я видел, что он колеблется. В самом деле, мои доводы выглядели чрезвычайно убедительно. Даже для меня самого!
– Конечно, – промолвил Гийом, как бы разговаривая сам с собой, – здесь очень многое переделали, в том числе и внутренние стены. – Он пожал плечами. – Ну разве что какое-нибудь подземелье…
– Которое построили тамплиеры, – подхватил я.
– Дались тебе эти тамплиеры… – проворчал мой брат. – Но в любом случае ей все-таки надо будет сказать.
Я смотрел на него, но он упорно не поднимал глаз. Сам не знаю как, но у меня вырвалось:
– Она тебе нравится, Гийом? Да?
И тут мой брат совершенно по-мальчишески покраснел.
– Что ты такое говоришь! Между прочим, я женатый человек, если ты забыл! – возмутился он. А через минуту, когда увидел, что я обиженно дуюсь, подтвердил: – Ну да, нравится. Она такая… такая… – Брат повел в воздухе руками, но, очевидно, слова были слишком ничтожны, чтобы выразить то, что он чувствовал. – Но… все, все… Все вздор!
Последние слова Гийома были неправдой, и я понял это, но не стал его уличать. Ему и так приходилось тяжело. Тяжелее, чем всем нам.
Вошла Матильда и остановилась у дверей. В комнате сразу же стало чувствоваться напряжение, причину которого я не сумел бы объяснить. Просто Гийом перестал улыбаться, а у меня пропала всякая охота говорить об Амалии.
– Альбер давно уехал? – спросил Гийом.
– Несколько часов назад, – отозвалась Матильда.
– Как вы думаете, он спасет нас? – с надеждой спросил я.
– Хотелось бы верить, – вздохнула Матильда. – Буря стихла, но снег еще идет. Боюсь, как бы не случилось с ним чего.
– Полно, Матильда, – вмешался Гийом. – Альбер – надежный малый. Если он обещал привести подмогу, значит, сдержит свое слово. Такой он человек.
Матильда отвернулась.
– Ах, Гийом, Гийом… И зачем только ваш отец купил этот замок? – Она зябко передернула плечами. – Едва я увидела его, сразу поняла, какое тут зловещее место.
– Не переживайте, Матильда, – почти весело промолвил Гийом. – Скоро наши беды так или иначе закончатся. Или мы найдем убийцу и прикончим его, или он прикончит нас. В любом случае волноваться нам совершенно не о чем.
Если бы Амалия услышала его шутку, она бы непременно улыбнулась. Но у Матильды не было чувства юмора, и она ограничилась лишь довольно кислой гримасой.
– Обед уже готов, – сказала она. – Вы предпочитаете поесть у себя, Гийом, или подниметесь наверх? Мадам Дюпон сказала, что, если вы хорошо себя чувствуете, она была бы рада видеть вас за столом. Кстати, она уверяет, что ей удалось разгадать одну маленькую загадку, причем во многом благодаря вам.
Я заерзал на месте. Загадку? Какую еще загадку? Она напала на след Кэмпбелла?
– Хорошо, – сказал Гийом. – Передайте ей, что я буду. Мне не терпится услышать, что же ей удалось разгадать!
2. Из дневника Армана Лефера
Ко мне пришла горничная Полина и нерешительно заговорила:
– Месье Лефер, я должна кое-что вам рассказать.
И умолкла. Честно говоря, уже интонация ее слов не сулила ничего хорошего. Или, может быть, я просто стал слишком мнителен за последние дни?
– Что такое, Полина? – спросил я напрямик.
Горничная прикусила губу. Она явно колебалась.
– Сегодня утром меня вызывала мадам Дюпон. И лакея Селестена тоже.
Кажется, я начал понимать.
– И что же?
– Мне кажется, – еще более нерешительно промолвила девушка, – мадам Дюпон не верит в вашу невиновность. Она все выспрашивала, не выходили ли вы куда этой ночью, и так обстоятельно… Мне даже не по себе сделалось.
Я в тот момент сражался перед зеркалом с галстуком, который никак не желал завязываться, но тут я все же оставил его и повернулся к Полине.
– Любопытно, – процедил я сквозь зубы, – отчего же она решила, что я мог убить Коломбье? Может, она считает, что Фредерик Аржантей – это я? И задался целью истребить его семью из-за каких-то там давних счетов? А?
– Я не знаю, что думает мадам, – почти сердито ответила Полина. – Но она ведь из полиции, верно? Уж она-то в таких делах смыслит поболе нас с вами.
Я вздохнул. А что еще я мог сделать?
– И все-таки, – продолжала молодая женщина, – мне кажется, она была очень разочарована, когда я поклялась ей, что мы с вами и Селестеном всю ночь сидели здесь и играли в карты. Даже по лицу было видно, что ей мои слова очень не по вкусу пришлись.
Я лишь пожал плечами с глубокомысленным видом.
– Когда следствие заходит в тупик, иногда бывает важно найти козла отпущения, – проговорил я. – Взять хотя бы меня: я бывший приятель Кэмпбелла и уже по одному этому подозрителен. Кроме того, я воевал и, стало быть, убивал людей. По возрасту я почти подхожу, по приметам – тоже, тем более что об Аржантее ничего толком не известно. Что, если он – и впрямь я? В конце концов, надо же хоть как-то успокоить людей!
– Вы и впрямь такого плохого обо мне мнения, месье Лефер? – прозвенел насмешливый женский голос у дверей.
Ну конечно же, Амалия стояла там и все слышала. Меня начала разбирать досада.
– Вы случаем не арестовывать меня пришли? – осведомился я, стараясь, чтобы мой голос звучал естественно.
– Нет, месье Лефер, – усмехнулась красавица, – я пришла, чтобы вернуть вам ваши заметки. – Она протянула мне стопку листков, на которых я вел свой дневник. – Как я и думала, ваши записи многое для меня прояснили.
Я взял листки, невольно коснувшись ее пальцев. Лучше бы я этого не делал! Меня бросило сначала в жар, а через мгновение – в холод. Или я старею, что меня способно так взбудоражить одно простое женское прикосновение?
– Вы свободны, Полина, – сказала Амалия тоном, не допускающим возражений. – Франсуаза накрывает на стол, помогите ей, пожалуйста.
– Да, мадам, – пролепетала горничная, кланяясь, и быстрее молнии скрылась за дверью.
Я положил листки обратно в ящик. Бросив на себя взгляд в зеркало, я заметил, как нелепо висит мой галстук, и, рассердившись, сорвал его с шеи.
– Позвольте вас спросить, – желчно проговорил я, оборачиваясь к Амалии. – Вы подозреваете меня, мадам Дюпон? В чем?
– А вы не поняли? – спросила она, обходя стол, на котором лежал открытый футляр с двумя дуэльными рапирами, которыми я очень гордился. – Это все ваше? – добавила она, скользнув пальцем по желобку лезвия.
– Мое, – коротко отозвался я. – Вы не ответили на мой вопрос.
– Вы сами уже на него ответили, – равнодушно промолвила она, вынимая из футляра одну из рапир. – Вы позволите?
Если бы я даже не позволил, она бы все равно поступила по-своему.
– Оружие не для женских рук, – сказал я, чтобы хоть что-то сказать.
Амалия задумчиво повертела рапиру на свету.
– Восемнадцатый век, – небрежно уронила она. – Прекрасная работа. Сейчас такие уже не делают.
– Да, не делают, – согласился я.
Амалия повернулась ко мне, и в следующее мгновение острие рапиры оказалось у моей груди. По счастью, сработала многолетняя выучка – я отскочил назад быстрее, чем лезвие коснулось моей одежды.
– Осторожнее! – вне себя выкрикнул я.
Амалия отсалютовала мне рапирой.
– En garde[10], месье, – промолвила она, и в глазах ее вспыхнули золотистые огни.
– Лучше вам не делать этого! – отозвался я. В два прыжка я оказался у стола и схватил вторую рапиру.
– Вы мне угрожаете, месье Лефер? – промурлыкала эта непостижимая женщина, наступая, и ее глаза сделались совсем золотыми. – К вашему сведению, я никого не боюсь.
Я все еще колебался, и она нанесла удар первая. Я парировал, и тут она атаковала меня так, что я сразу же понял: боевое оружие вовсе не было ей незнакомо. Во всяком случае, два моих финта она раскусила без труда и почти загнала меня в угол.
– Чего вы добиваетесь? – крикнул я.
– Главное – чего добиваетесь вы, месье Лефер, – отозвалась она, не переставая зорко следить за движениями моей рапиры. – Кстати, Лефер – ваше настоящее имя?
– Конечно! А что?
– А то, что фамилия Аржантей образована от слова l’argent, серебро, а ваша – от слова le fer, железо. Занятное совпадение, не правда ли?
Я промахнулся, и она ударила меня рукоятью в лицо. Вскрикнув, я попятился.
– Я не намерен отрекаться от своей фамилии в угоду вашим бредовым фантазиям! – выкрикнул я, кое-как отбившись от ее атаки.
– А я и не требую от вас этого, – отозвалась Амалия, едва не полоснув меня по лицу. – Только вот, мне помнится, у вас был очень удивленный вид, когда вы встречали меня на вокзале. Уж не потому ли, что к тому моменту вы уже убили Дезире Фонтенуа и знали, что она никак не может приехать в гости к дорогому кузену, а?
– Ну, знаете ли! – вскипел я. – Полный вздор!
И, проведя серию обманных приемов, я перешел в контратаку.
– Вам все равно, кого обвинять! Вы полагаете, что я придумал историю про четырех призраков, чтобы мне было легче подобраться к Эрнесту дю Коломбье, но тут вы просчитались! Ночью, когда было совершено убийство, я не выходил из своей комнаты. И как бы вы ни пытались запугать Полину, у вас не выйдет обвинить в убийстве меня!
Должно быть, я погорячился и ослабил внимание. Миг – и рапира вылетела у меня из рук, со звоном прокатилась по полу и остановилась возле комода.
– А, черт! – выругался я.
Поглядев на Амалию, я увидел в ее лице торжество, и мне сразу же захотелось провалиться под землю или куда-нибудь еще дальше. Нечего сказать, хороший из меня учитель!
– По-моему, – проговорила Амалия, не опуская рапиры, – вы принимаете мои предположения слишком близко к сердцу, месье. Успокойтесь. Я знаю, что вы не убивали графа и что призраки в самом деле являлись к вам. То есть, конечно, никаких призраков не было, но в данном случае это совершенно неважно. Главное – что вы сами поверили в них.
– Вы о чем? – в совершенном изумлении пробормотал я. – Но я же видел их! Так же отчетливо, как вижу вас!
– Я знаю, – повторила Амалия и, протянув руку, коснулась моей руки. – Ого, сколько уже времени! Идемте обедать, Арман.
Она положила свою рапиру на стол.
– Что-то мне не хочется есть, – буркнул я.
Амалия быстро вскинула на меня глаза.
– Вы должны быть там, месье Лефер. Уверяю вас, вы не пожалеете и заодно получите ответы на кое-какие вопросы, которые не дают вам покоя. – Она улыбнулась. – Я намерена провести одно маленькое разоблачение, и мне будет жаль, если вы пропустите его.
Я пристально посмотрел на нее.
– Вы уже знаете, кто убийца? – хрипло спросил я.
– Пока нет, – ответила Амалия, хмурясь. – Но зато я знаю то, о чем не подозревает ни один человек в замке. Кроме, разумеется, того, кто делает это.
– Делает что? – в полном изнеможении спросил я.
Но Амалия только улыбнулась и шагнула к выходу.
– Спускайтесь обедать, – сказала она, стоя на пороге, – и вы сами все увидите.
Дверь за ней закрылась. Пожав плечами, я подобрал с пола вторую рапиру и бережно уложил ее в футляр. После чего вернулся к зеркалу и вновь принялся завязывать галстук. Надо было спешить.
3. Из зеленой тетради Люсьена дю Коломбье
Стало быть, мы все снова собрались за столом – я, мама, Бретель с женой, доктор Виньере, учителя, моя Амалия и актер, устроившийся возле нее. С другой стороны от Массильона оставалось пустое место, но Эдмонда, когда ей предложили сесть туда, нервно отказалась и устроилась вместе с мужем на противоположном конце стола. Пришли также Гийом с женой, которая поддерживала его под руку. Странно, но даже тогда, когда я узнал о жертвенности Матильды, она все равно не стала нравиться мне больше. Мама в ней души не чает, да и Арман, как я успел заметить, тоже к ней неравнодушен, но мне она решительно неприятна, не знаю почему. Вот Амалия – совершенно другое дело. Я готов ради нее в огонь, и в воду, и куда угодно. И не потому, что она красивая, хотя и поэтому тоже, а потому, что с ней как-то надежно, у нее умное лицо, и ей легко верить. Я уже решил, что когда вырасту, пойду служить в полицию, как она. Потому что защищать людей от преступников – благородное дело, ничуть не хуже, чем быть мушкетером.
Впрочем, судя по тому, как остальные смотрели на Амалию за обедом, они вовсе не разделяли моего отношения к ней. Первым начал Филипп Бретель.
– Мадам Дюпон, – решительно проговорил он, – я полагаю, нам пора поговорить начистоту.
– Прошу вас, – равнодушно отозвалась Амалия.
Должно быть, ее тон задел его, потому что он заговорил чуть резче:
– Мы находимся в замке, в котором происходят – я думаю, вы не станете отрицать – весьма прискорбные события. – Он сжал губы. – Полагаю, мы все имеем право знать, какие именно меры принимаются по этому поводу.
И он торжествующе вздернул свой узкий подбородок.
– Да, – сказала Амалия, – кое-какие меры и впрямь принимаются. Во-первых, мы послали Альбера за помощью. Во-вторых, кое-что окончательно прояснилось. Мы знаем, как зовут убийцу и чего он добивается, но беда в том, что мы не знаем, под каким именем он находится в замке.
– И кто же убийца? – спросил доктор Виньере, весь обратившись в слух.
– Его зовут Фредерик Аржантей, – ответила Амалия. – Он сын Раймона Аржантея, человека, которого покойный граф Коломбье когда-то обманул и уничтожил. В этом ему помогали судья Фирмен, Пино-Лартиг, бывший в ту пору прокурором, полицейский Констан, а также Дезире Фонтенуа. Все пятеро ныне мертвы, но тем не менее нельзя с уверенностью сказать, что убийств в замке больше не будет. – Гийом не отрывал взгляда от говорившей, нервно вертя вилку между указательным и средним пальцем. – К примеру, месье Аржантей может ополчиться на вас, месье Бретель, потому что именно вы подали графу мысль избавиться от его отца, упрятав того в тюрьму. А может быть, он решит, что смерти одного графа недостаточно, и примется за его близких. Поэтому мы все должны быть очень осторожны.
– Вы сказали, что не знаете, под каким именем скрывается здесь Аржантей, – подала голос Эдмонда. – Но ведь в замке есть человек, которого зовут Фредерик, и вам отлично известно, о ком я говорю.
Актер поперхнулся и вытаращил глаза.
– Мадам Бретель, вы что, серьезно? Не скрою, мне приходилось в жизни убивать… На сцене, разумеется, не в действительности же!
– Труден только первый шаг, – отрезала Эдмонда таким воинственным тоном, словно ей самой уже довелось прикончить никак не менее дюжины человек. – И потом, вы же сами говорили, что не помните своих родителей. По-моему, вы просто лжете.
– Я их не помню, потому что они рано умерли! – возмутился Массильон. – И вообще, когда в вашем чертовом замке начались убийства, меня даже поблизости не было! Я тут ни при чем!
– У вас вполне может быть сообщник в замке, – настаивала Эдмонда. – Кто сказал, что Фредерик Аржантей действует в одиночку? Он вполне мог подыскать себе, – она поджала губы, – единомышленника.
– Большое спасибо, мадам! – произнес Массильон с издевкой и поклонился, прижав ладонь к груди. – Стоило тащиться сюда, чтобы выслушивать всякие бредни от какой-то полоумной старухи!
Эдмонда Бретель так широко разинула рот, что на мгновение я даже испугался, не проглотит ли она свою вставную челюсть.
– Полно вам, дамы и господа! – вмешался мой брат, который явно испытывал неловкость. – Эдмонда, прошу вас, не надо оскорблять месье Массильона. Он не может быть Фредериком Аржантеем, что вам известно не хуже меня!
– Вот как? – взвизгнула старая перечница. – Почему, интересно, я не имею права считать его убийцей? Уж не потому ли, что он знаменит? Известность не освобождает его от подозрений! Вспомните роман… забыла фамилию автора… там как раз очень популярный оперный певец и оказывается в конце концов убийцей. Не знаю, как вам, а мне страшно даже сидеть с ним за одним столом!
И она зарыдала, уткнувшись лицом в плечо мужа.
– Лично у меня, то есть у нас с братом, совершенно другая версия по поводу того, кто является Аржантеем, – промолвил Гийом. И вслед за тем он изложил собравшимся свою теорию.
– Логично, – сказал Ланглуа, когда он закончил.
– Значит, Кэмпбелл? – вырвалось у Виньере. – Опять Кэмпбелл!
Даже Филипп Бретель пробормотал:
– Очень даже может быть. В самом деле, тогда понятно, почему он убил Северена и украл его расчеты.
Одна лишь Амалия не проронила ни слова.
– А вы что думаете по этому поводу, мадам Дюпон? – спросил у нее мой брат.
Но мадам Дюпон только улыбнулась, и ее глаза полыхнули золотом.
– Дамы и господа, – скучающим голосом проговорила она, – давайте будем реалистами. Чтобы скрываться где-то в течение длительного времени, надо не только иметь убежище. Надо откуда-то брать еду, где-то – простите, ради бога, – справлять свои естественные потребности… Конечно, Иссервиль – очень большой замок, но все же тут находится не меньше двух десятков человек. Как же так могло случиться, что никто, подчеркиваю, никто из нас до сих пор не видел этого пресловутого Кэмпбелла?
– Это доказывает только, что он хорошо спрятался, – ответил Гийом. Но даже по его голосу было заметно, что он начал колебаться.
– Вообще замок Иссервиль – очень странное место, – буркнул актер, ежась. – Очень странное. Вот вы все говорите об убийствах, а между тем куда опаснее то, чего нельзя объяснить и с чем невозможно совладать. Призраки, которые являются без спросу, надпись кровью… – Он не договорил и залпом опрокинул большой бокал вина.
– Да, просто ужасно, – подтвердила Эдмонда, забыв, как всего минуту назад обвиняла Массильона в убийстве.
И тут тишину прорезал голос Амалии. Он был такой вежливый, такой нарочито небрежный, что я даже замер на месте в предвкушении чего-то совершенно необычайного.
– Уверяю вас, месье Массильон, вы не правы, – промолвила она. – Призраки очень даже поддаются объяснению, и ничего сверхъестественного в них нет.
– Вы уверены? – скептически осведомилась Матильда, вскидывая брови.
– Да, в самом деле, – поддержал ее Гийом. – Как же вы объясните их появление, мадам? Потому что, хотя меня несколько раз и приняли за привидение, уверяю вас, я не пугал Франсуазу дикими надписями, не являлся в будуар к мадам Бретель и уж тем более не нападал на месье Лефера, здесь присутствующего.