Люсьен, сжав кулачки, выступил вперед, но Амалия положила руку ему на плечо и заставила остановиться.
– Уверяю вас, мадам, вы не правы, – очень вежливо промолвила она. – Есть ведь еще ваш сообщник, и он о многом может нам поведать. Не забывайте, что за убийство во Франции положена гильотина, а чистосердечное признание может существенно облегчить его участь.
Матильда вскинула голову. Мышцы на ее шее напряглись, и я понял, что Амалия попала в точку.
– Ах вот как! – презрительно проговорила жена Гийома дю Коломбье. – Значит, у меня был еще и сообщник? Как интересно!
– Этот человек, – спокойно продолжала Амалия, – который, как я полагаю, был вашим любовником, помог вам разделаться с графом дю Коломбье. Граф был начеку, он уже догадался, что угроза для его жизни исходит со стороны Фредерика Аржантея, но у него и в мыслях не было подозревать вас. Вы пришли к нему в покои под благовидным предлогом, а потом, когда он отвернулся, ударили его по голове и впустили вашего сообщника, который и повесил несчастного. Конечно, вам и вашему другу пришлось повозиться, но вы решили, что обстоятельства смерти графа должны в точности напоминать обстоятельства гибели Луи Констана, чтобы никто не усомнился в том, что убийства являются делом рук одного и того же человека.
– Что? – переспросил Гийом в удивлении. – Вы хотите сказать, что Луи Констан…
– Да, и Луи Констан, и судья Фирмен, и Пино-Лартиг были убиты другим человеком, – ответила Амалия. – Фредериком Аржантеем. Он действовал из мести, а ваша жена лишь продолжила его дело, но уже из чистой корысти. Ведь граф Коломбье был несметно богат, даже несмотря на то что дела его в последнее время шли не слишком блестяще. Именно ваша жена вместе со своим другом уничтожила вашего отца, пыталась убить вашу мать и завалила крышку люка снегом, когда поняла, что мы с Люсьеном, месье Лефером и месье Массильоном попали в беду. К ее разочарованию, нам удалось выбраться, и тогда ее сообщник – ловкий господин, хорошо стреляющий из револьвера, – ранил Люсьена. Впрочем, не так уж хорошо он и стрелял, – презрительно прибавила она, и мальчик благодарно улыбнулся. – Кроме того, я почти уверена, что именно сообщник ранил или убил посланного за помощью Альбера, чтобы никто не помешал преступникам довести задуманное ими дело до конца. Однако они допустили одну ошибку. Им во что бы то ни стало надо было убедить нас, что все убийства – дело рук Аржантея, и тогда они прибегли к остроумному трюку – стали внушать нам, что он по-прежнему находится в замке. А так как все были уверены в том, что Аржантей и есть Брюс Кэмпбелл, то понадобилось всего лишь оставить на виду некоторые его вещи да показать одному из нас, – Амалия кивнула на Массильона, – господина, смахивающего на англичанина. Причем на роль свидетеля специально выбрали единственного человека в замке, который никогда не встречал Кэмпбелла и имел лишь общее представление о его внешности. Нет слов, ход был весьма ловкий, но именно он выдал сообщников с головой. Дело в том, что Брюс Кэмпбелл – не Фредерик Аржантей.
– Но кто же такой Аржантей? – почти выкрикнула Анриетта. – И что за помощник был у Матильды, мадам Дюпон? Вы так и не назвали его имени!
Но Амалия не успела ей ответить, потому что в это мгновение в дверь протиснулся растерянный лакей, за которым высилась фигура жандарма, обильно припорошенная снегом.
– В чем дело, Селестен? – недовольно спросил Гийом.
– Месье Комартен, жандарм из Сен-Пьера, – пролепетал слуга, – он только что добрался до нас, и я сразу же привел его…
– Вы один? – вмешалась Амалия. – А где Альбер?
– Так его же ранили, – отвечал удивленный жандарм, стряхивая снег. – Я его нашел на дороге, он потерял много крови, но как только пришел в себя, стал говорить, мол, тут у вас неладное творится… Вот я и пришел проверить, что да как. – Он обернулся и заметил меня. – Привет, Фредерик! Что ты тут делаешь, старина?
2. То, что произошло в Иссервиле вечером 30 декабря
Матильда с шумом втянула воздух. Анриетта Коломбье ахнула и отступила назад.
– Вы его знаете? – спросил изумленный Гийом. – Откуда?
– Так мы с Фредериком Аржантеем служили вместе в армии, – пояснил жандарм. – В одном, значит, гусарском полку. Я был при лошадях, а он…
Прежде чем Комартен закончил свою фразу, Арман Лефер, он же Фредерик Аржантей, рванулся вперед и швырнул тяжелую лампу в Бретеля, который наставил на него ружье. Завизжали женские голоса, лампа разбилась, и по полу побежал веселый огонек.
– Пожар! – закричал кто-то.
Перепрыгнув через полыхающий ковер, учитель фехтования бросился к Матильде и схватил ее за руку.
– Бежим! – крикнул он. В суматохе, царившей в комнате, это представлялось вполне возможным. Не колеблясь более, Матильда кивнула головой и устремилась за ним. Кашляя от дыма, они выскочили в дверь и бросились к лестнице.
– Они уходят, уходят! – закричал Филипп Бретель, сражавшийся с огнем, который уже перекинулся на занавески.
– Далеко им все равно не уйти, – отрезала Амалия, доставая револьвер и проверяя барабан.
Люсьен, видя, что она спешит к выходу, побежал за ней.
– Амалия! Подождите, я с вами!
В коридоре молодая женщина остановилась.
– Люсьен, – сказала она почти сердито, – это слишком серьезно, понимаешь? Я не могу взять тебя с собой!
– Но я не пущу вас одну! – возмутился мальчик.
– Люсьен… – Амалия наклонилась к нему. – Будь умницей и оставайся с мамой, хорошо? Чудо-средство закончилось, его и так едва хватило на тебя, твою маму и Гийома. Твоя рана еще до конца не затянулась!
– И все равно я хочу идти! – упрямо повторил Люсьен.
– Нет! – отрезала Амалия. – Анриетта, последите за ним, прошу вас. Полина! Помогите своей госпоже.
И, не слушая, что кричит ей вслед Люсьен, она сбежала по лестнице. Анриетта крепко взяла сына за руку, но он стал вырываться.
– Пусти меня! Пусти! – На глазах у мальчика выступили слезы, однако мать не отпускала его.
К ним подошел Реми Комартен.
– Кажется, огонь удалось сбить, – доложил он, весело блестя глазами. – Да что тут у вас творится, в самом деле?
– Что творится? – заверещал Люсьен. – Глупый жандарм! Иди за ней, скорее, скорее! Не то Арман убьет ее!
– Куда идти-то? – пробормотал сбитый с толку Реми, но тут актер подхватил его под руку и увлек за собой.
– Скорее, скорее, – приговаривал на ходу Массильон, – надо ее догнать! Мальчик прав – нельзя оставлять ее одну! Хоть она и из полиции, а мало ли что может случиться!
– Она – это кто? – закричал Реми, который окончательно перестал что-либо соображать.
– Мадам Дюпон – помощница комиссара Папийона из Парижа. Слыхали о таком? Крепкий профессионал. Она тоже. Амалия расследует убийства в Иссервиле. Скорее, скорее!
– Убийства? – охнул Реми, чувствуя, что попал в скверный переплет. – Да сколько же их тут у вас произошло?
– Пока шесть, – доложил Массильон весело. – Но кто знает, что ждет нас впереди!
Запыхавшись, Арман Лефер слетел с лестницы и устремился к выходу.
– Куда мы бежим? – спросила Матильда, не поспевавшая за его широкими шагами.
– На свободу, – коротко ответил учитель фехтования и, приметив на стене старинную рапиру, сорвал ее. – Вы же не хотите на гильотину, Матильда? Признаюсь вам, я тоже.
– Значит, вы и в самом деле Аржантей? – прошептала она. – Фредерик Аржантей? Это… это немыслимо. – Она подняла глаза. – Значит, убили судью и засунули его труп в снеговик?
Ее спутник кивнул.
– А настоящая Дезире Фонтенуа? – настойчиво продолжала Матильда. – Что было с ней?
– Я отравил ее, – последовал короткий ответ. – В то время мне не хотелось привлекать к себе излишнего внимания, но, когда здесь началась снежная буря, я понял, что мой час настал. Сначала я удавил судью во время утренней прогулки, потом угнал лошадей, чтобы никто не мог покинуть замок. Мне легко было это сделать – я ведь бывший гусар.
– И вы убили Констана… – прошептала Матильда. – А правда, что вы пришли к нему по потайному ходу? Но откуда вы узнали о нем?
– Я обнаружил его случайно, – отозвался Арман. – Как-то зашел к Кэмпбеллу, но того не оказалось на месте. Я стал перебирать вещицы на каминной полке и незаметно нажал на одну завитушку. Наверное, вы знаете…
– А потом вы разделались с Пино-Лартигом, – проговорила Матильда. – Но почему вы не убили графа? Ведь именно он уничтожил вашего отца!
Арман слабо улыбнулся.
– Я хотел убить его, но не смог. Когда я узнал, что его старший сын так тяжело болен… когда я понял, как граф страдал… как он был несчастен… Мне показалось, что жизнь и так достаточно его наказала, – добавил он, морщась. – И я уже не хотел больше никому мстить. С меня было достаточно того, что я сделал. Идемте! У нас мало времени.
– Но куда нам идти? – пролепетала Матильда.
Арман распахнул дверь, и морозный воздух ворвался в холл.
– Но куда нам идти? – пролепетала Матильда.
Арман распахнул дверь, и морозный воздух ворвался в холл.
– Я так и знал, – с усмешкой произнес учитель фехтования. – Должен же был старина Реми на чем-то приехать! Смотрите, Матильда: карета! Мы спасены!
– Слава богу! – искренне воскликнула молодая женщина. И, набросив на себя первое пальто, которое подвернулось ей под руку, выбежала наружу.
– Садитесь в карету, – распорядился Арман. – Я сяду на козлы.
Услышав негромкий щелчок, он обернулся, но было уже слишком поздно. Позади него с револьвером в руке стоял Ланглуа. Матильда застыла на месте.
– Садись в карету, Матильда, не то простынешь, – хозяйским тоном промолвил математик, – кстати, спасибо за то, что хоть немного задержала его своими расспросами, иначе я не смог бы вас догнать. Садись в карету!
Не промолвив ни слова, Матильда сделала, как он велел. Губы Армана дрогнули. Он хотел сказать что-то, но голос изменил ему.
– Да, да, да, – почти весело промолвил Ланглуа. – Ты забыл про то, что говорила наша полицейская дама? Сообщник! Вот его-то ты и упустил из виду.
– Черт возьми, – хрипло пробормотал Арман, не сводя с него взгляда. – Ну конечно же! Даже Клер, и та знала, что у Матильды был любовник. А я, глупец, не поверил ей!
– Клер знала? – удивился математик. – Надо же, а ведь мы так тщательно все скрывали. Впрочем, от старой проныры было трудно что-либо утаить.
– Я должен был догадаться, – устало промолвил Арман. Плечи его поникли. – Ты был любовником Матильды, и именно тебе она передарила золотой брелок в форме книжки. Вчера, когда Гийом потерял сознание, ты бросился к тайнику, нацепил плащ и поспешил убить Люсьена. Ты боялся, что не сумеешь добраться до него, если мадам Дюпон будет охранять его, а Матильда… Матильда обеспечивала тебе великолепное алиби.
– Я рад, что ты это понял, – ответил Ланглуа. – А еще больше я рад, что наконец-то рассчитаюсь с тобой за тот удар по голове. Ведь именно ты оглушил меня, чтобы добраться до старого Пино-Лартига, верно?
– Ты прав, – угрюмо сказал Арман, – именно я. И никакого постороннего я там не видел. Я солгал, что видел какую-то тень, и выстрелил в воздух.
– Жан-Поль! – крикнула Матильда, с тревогой оборачиваясь на замок. – Чего ты ждешь, в самом деле? Убей его, и бежим!
– Прощай, Арман, – промолвил математик.
Грянул выстрел. Арман покачнулся и лицом рухнул в снег.
– Скорее, Жан-Поль, скорее! – закричала Матильда, высунувшись из кареты. – Надо бежать!
– Не волнуйся, дорогая, – отозвался Ланглуа, взбираясь на козлы. – Благодаря этому болвану, – он кивнул на неподвижно лежащего на снегу Армана, – у них нет лошадей. Можешь не волноваться: они нас не догонят.
На крыльцо выскочили Амалия, Массильон и жандарм. Ланглуа засвистел и хлестнул лошадей.
– Стойте! – закричала Амалия.
– Прощайте, мадам Дюпон! – насмешливо прокричал Ланглуа, удаляясь.
Ему не следовало говорить так, Амалия выстрелила несколько раз.
– Куда вы стреляете? – крикнул Массильон. – Надо стрелять в кучера!
– Отсюда его не видно, – отмахнулась Амалия.
– Ни в кого не попали? – осведомился Комартен.
– Кажется, нет, – вздохнула молодая женщина. Опустив револьвер, она сделала несколько шагов вперед и наклонилась над каким-то темным пятном на снегу. – Черт возьми, да тут кровь! – проговорила она изменившимся голосом.
– Кровь? – заволновался Массильон. – Что, кого-то ранили?
Амалия и жандарм переглянулись.
– Думаю, Лефера, то есть Аржантея, – буркнула она. – Но где же он?
Учителю фехтования удалось зацепиться за запятки кареты, когда она уезжала. Злоба и горечь душили его. Почти не чувствуя боли, он подтянулся и, повиснув на руках, стал медленно перебираться на верх кареты, которая моталась из стороны в сторону.
– Но! Но! – возбужденно кричал Ланглуа.
Лошади фыркали и потряхивали гривами. Математик был слишком поглощен дорогой, чтобы глядеть куда-то еще, и это погубило его. Улучив удобный момент, Арман бросился на него. С диким криком Ланглуа выпустил вожжи из рук, и лошади, чувствуя, что никто больше не погоняет их, замедлили бег. Ланглуа яростно барахтался, норовя схватить своего врага за горло, но его бывший коллега оказался ловчее – отведя в сторону руку с рапирой, воткнул тонкое лезвие математику в грудь. Ланглуа захрипел и обмяк. Он был мертв.
Карета остановилась. Все кружилось вокруг Армана, рубашка на животе намокла от крови. Он стал слезать с козел, опираясь на рапиру, но не удержался на ногах и упал, взметнув вихрь снега. Небо над головой казалось черным, как запекшаяся кровь, а луна – холодной, как лик мертвеца. Сглотнув, Арман закрыл глаза, а когда вновь открыл их, увидел, что над ним стоит Матильда. В руках у нее была жандармская сабля, которую Реми Комартен забыл в карете.
– Опять ты, – с ожесточением проговорила женщина. – Опять!
Арман попытался собраться с мыслями.
– Матильда, – тихо проговорил он, – я люблю тебя.
– Думаешь, мне нужна твоя любовь? – с еще большим ожесточением спросила мадам Коломбье. – Ты убил его! И что прикажешь мне делать теперь, а?
– Послушай, Матильда, – пробормотал Арман. Пальцы его правой руки все еще сжимали рукоять рапиры. – Я… я согласен простить тебе, что ты хотела убить меня. Я могу простить тебе и не такое, поверь. Мы все еще можем уехать вместе… Если ты захочешь.
– Да с какой стати ты решил, что ты лучше его? – вскипела молодая женщина. – Кто дал тебе право убивать его?
Ее ненависть угнетала. Арман стиснул эфес, и в то же мгновение Матильда обрушила на него жандармскую саблю. С проворством, неожиданным для самого себя, он откатился в сторону, и удар ушел в пустоту.
– Матильда, стой! Умоляю тебя!
Не слушая его, она бросилась вперед, в бешенстве размахивая саблей. Он пытался парировать, уворачивался, но она все била и била, одержимая лишь одним желанием: убить его, расквитаться с ним за все ошибки, которые она совершила по его вине. Силы Армана таяли, он упал на колено, но все же через секунду поднялся. Он знал, что не сможет долго продержаться – раненный, против разъяренной молодой женщины. Внезапно что-то ярко вспыхнуло в его мозгу, и на какое-то мгновение секунды он словно перенесся в свой сон – тот самый, в котором увидел самый лучший фехтовальный прием. Почти машинально, не сознавая, что делает, он повторил удар, своим изяществом превосходящий все остальные, и, услышав сдавленный хрип, в удивлении поднял взгляд. Матильда, выронив саблю, стала медленно опускаться на землю.
– Матильда… – все еще не веря своим глазам, позвал Арман.
Но она не отвечала. Она упала на бок, вытянув одну руку в сторону, и больше не шевелилась.
Арман покачнулся. Рапира, обагренная кровью, выпала из его руки и мягко воткнулась в снег. Из последних сил он сделал шаг к Матильде – своей единственной любви, предавшей его. Но тут окружающий мир словно раскололся на куски, и Арман увидел ясный день, первую в своей жизни гусарскую атаку, потом ее сменило улыбающееся лицо отца, затем вдруг появился одноногий шарманщик, просивший милостыню возле их дома, и снова предстало лицо отца, но уже ужасным багрово-синим следом вокруг шеи, когда он лежал на столе в морге. Картинка сменилась, возник ручеек, убегающий вдаль, по которому уносился сделанный маленьким Фредериком Аржантеем бумажный кораблик. Но вот ручей взметнулся вверх, его воды стали черными, обступили со всех сторон, и тот, кто был на самом деле Фредериком Аржантеем, ушел на его дно, чтобы никогда уже не возвращаться…
Когда Амалия, Массильон и жандарм добрались до кареты, завязшей в снегу, возле нее оставались лишь три бездыханных тела. Арман Лефер лежал на спине, положив руку на грудь. Взор его был устремлен прямо в небо, и Реми Комартен, поколебавшись, закрыл своему спавшему однополчанину глаза.
– Это он их убил? – спросил актер.
Амалия кивнула.
– Его же ранили в живот, – пробормотал потрясенный Реми. – Как же он мог? С такой раной…
– Эликсир, – мрачно отозвалась Амалия.
– Что? – переспросил Реми.
Но Амалия ничего не ответила.
Эпилог Из зеленой тетради Люсьена дю Коломбье
В общем, все так и было: Амалия разделила эликсир жизни на три части и дала его мне, моей маме и Гийому. Мама через несколько минут пришла в себя, у Гийома хлынула кровь из носа, а у меня рана срослась прямо на глазах, так что я смог встать на ноги. И даже противный доктор Виньере был потрясен и заявил, что ничего подобного он никогда прежде не видел. В пузырьке, по правде говоря, почти ничего не осталось, но Амалия все-таки отдала ему флакон. Может, когда-нибудь доктор и сумеет установить состав находившегося в нем чудо-средства, да только я сильно сомневаюсь, что ему это удастся. Все-таки он не алхимик, вы понимаете меня?
А сама Амалия отправилась разоблачать преступников. Их оказалось трое: Ланглуа, Матильда – не зря она никогда мне не нравилась! – и мой учитель фехтования. Потом была перестрелка, погоня и много чего еще, но для нас все окончилось благополучно, а в жизни, по-моему, это самое главное. Да и в романе – тоже. Только вот Армана мне было жаль, хоть он и оказался Фредериком Аржантеем. Амалия сказала, что с самого начала думала на него, но почему – не ответила. Наверное, из-за полицейской привычки к секретности. А на следующий день Реми Комартен, деревенский жандарм, нашел в углу сада еще один труп, зарытый в снег. И на сей раз мертвецом оказался Брюс Кэмпбелл.