Геннадий Николаевич закрыл глаза и постарался на время пригасить свою вирусную составляющую, снова стать хоть на несколько минут человеком, почувствовать лицом упругий поток ночного воздуха, ощутить запах лесной зелени, теплого еще асфальта, все равно чего, но живого, прежнего, из его человеческого прошлого.
Но расслабиться, поностальгировать ему не дали. Ненахов, сидевший в коляске мотоцикла, что-то прокричал и похлопал Тюрина по плечу. Лесник сбросил скорость, съехал на обочину и выключил двигатель.
– Все, – сказал бывший полковник, – хватит. Надоело мне. Пойдем, Гена.
– Куда? – машинально спросил Бессонов, хотя прекрасно понял куда.
– В лес отойдем, – ответил тем не менее Ненахов. Наверное, ему просто хотелось поговорить напоследок. – Не стоит на дороге следы оставлять. И тряпки с собой возьми, вон тут у Бориса в коляске какие-то валяются. Перевяжешь мне потом голову, чтобы мотоцикл не перепачкать. Только ты, Борис, не забудь их потом снять, перед тем, как тело оставить. А то смешно получится. – Он попытался рассмеяться, но вместо смеха у него вырвалось что-то вроде лающих всхлипов. Ненахов резко замолчал и направился к черному лесу.
Геннадий Николаевич пошел следом. Теперь он, напротив, постарался заглушить, выключить в себе все человеческие эмоции и чувства, но убрать их совсем у него так и не вышло. Это и огорчило его, и в то же время обрадовало: значит, он все-таки оставался человеком, пусть эта его прежняя составляющая и не являлась теперь доминантной.
– Хватит, – остановился Ненахов и повернулся лицом к Бессонову. – На, держи, – протянул он другу пистолет.
Геннадий Николаевич взял в руки оружие, снял его с предохранителя и приставил ствол к виску полковника-координатора.
– Спасибо, Игорь, – сказал он. – Прощай.
Звук выстрела гулко прокатился по безмолвному ночному лесу и, отразившись, вернулся из его глубины еще до того, как тело Ненахова осело и вытянулось у ног новоявленного вируса.
* * *Когда Бессонов принес к «Уралу» и усадил в коляску мертвое тело с полностью замотанной тряпками головой, Тюрин не произнес ни слова. Он завел мотоцикл, подождал, пока Геннадий Николаевич усядется сзади, и снова вырулил на дорогу.
В голове у Бессонова воцарилась вдруг пустота, словно не другу, а ему самому вышибло мозги. Но это сейчас было очень кстати. Еще лучше было бы полностью раствориться в этой пустоте, чтобы никогда не вспоминать того, что он сделал десять минут назад. Впрочем, раствориться он еще успеет, и совсем скоро. Теперь следовало полностью переключиться на самую главную цель – спасение сына. Нет, не верно! На устранение нависшей над проектом опасности. И как следствие – на спасение оказавшихся под угрозой уничтожения людей, одним из которых был его сын.
Мотоцикл сбавил вдруг скорость. Казалось, Тюрин вовсе захотел остановиться. Но нет, он, выехав колесом коляски на обочину, резко вдруг повернул влево и стал выписывать на трассе круги с центром в ведомой ему одному точке.
Впрочем, Бессонову тоже вскоре стала видна эта цель. Окружности, нарезаемые «Уралом», словно стали вдруг плоской, зыбкой воронкой, в середине которой модель данного мира обрывалась. Но за ней была вовсе не пустота. Там начинался мир другой модели. На первый взгляд, объектная «ткань», ее составляющая, была идентична земной. Но только лишь на первый взгляд. Бессонов, конечно же, не мог еще уловить тонкостей, но твердо знал: перед ним совсем иной мир.
Когда воронка расширилась настолько, что вот-вот – и в нее бы провалился весь мотоцикл, Геннадий Николаевич благодарно хлопнул по плечу Тюрина, перебросил ноги на одну сторону и мягко спрыгнул в зыбкий водоворот.
В следующее же мгновение он почувствовал себя плотно «вшитым» в ткань нового модуля, словно и не было в его прошлом никакой Земли, никакой его тамошней жизни с ее надеждами, тревогами, радостями и огорчениями. Теперь он был вирусом с четко запрограммированной целью. Так он, во всяком случае, себя осознал и почувствовал.
Но оставался он таким «чистым» вирусом недолго. Ровно до тех пор, пока не увидел возле микроавтобуса, у которого он очутился, своего сына. Ничу. Кольку. Колюшку.
2
Первые пару секунд Нича не мог поверить своим глазам. Потом пробормотал: «Ничо так!» Затем рванулся к отцу, потом резко замер и даже отступил на шаг. Внезапно подумалось, что это всего лишь галлюцинация; но не шутка сознания, а наведенный глюк этого глючного мира. И, может быть, очень опасный глюк. Возможно, Соперник узнал, что Студент открыл им с Соней путь домой, и прислал вот такую помеху. Пожалуй, это объяснение было даже вероятней, чем появление тут его настоящего, во плоти и крови, отца.
А тот улыбнулся и шагнул к Ниче. Нича попятился. Он наткнулся спиной на Соню и услышал ее шепот:
– Ты чего? Кто это? Ты знаешь его?
Пока Нича подбирал слова, за него ответил тот, кто выглядел в точности как отец. И голос у него был отцовский, да и слух, вон, как и у отца, тонкий, – услышал ведь, что Соня сказала…
– Знает он меня, знает, – сказал отец. Может, и впрямь отец?.. – Сын это мой, Колька. А вы, наверное, Соня? Хотя не узнать вас трудно, очень вы на маму похожи.
– Вы знаете мою маму?! – ахнула Соня.
– Ты… – с трудом выдавил Нича. – Откуда ты знаешь?.. – Ему очень хотелось, чтобы отец и впрямь оказался его отцом, чтобы он доказал сейчас это как угодно, хотя бы, вот, объяснив про Сонину маму. Но, с другой стороны, если это создание здешнего мира, то его создатель вполне мог залезть как в его собственные, так и в Сонины мозги и выудить оттуда всю нужную информацию. Так что…
Между тем отец ответил. Он по-прежнему улыбался, лукаво прищурив глаза, понимая, по-видимому, Ничино состояние и его сомнения, но сказал вполне серьезно, без доли иронии и подтрунивания:
– Мы когда-то работали вместе на Фабрике. Давно, очень давно. Потом Зоя уехала, потом я встретил маму, женился…
– Зоя? – перебил Нича и нахмурился. Но тут подала голос Соня:
– Мою маму зовут Зоя. И она правда уезжала. Мой папа был военный, вот и… – Тут Соня шагнула вперед и протянула руки, словно хотела схватить собеседника, чтобы тот не убежал. – Скажите, а вы давно видели маму?
– Так вы ж не даете мне договорить! – улыбнулся тот. – Я как раз и хотел сказать, что вот опять привелось с Зоей встретиться. По вашему с Ничей, так сказать, поводу. Такой вот хард-рок. Вы ж пропали оба, вот мы вас и стали с милицией разыскивать, там и встретились. Так что видел я ее, и видел совсем недавно, не далее как сегодня. То есть, уже, наверное, вчера, время-то позднее… – Тут он поднял голову, посмотрел на светлое пустое небо и нахмурился. – Хотя у вас тут не поймешь, ночь ли, день ли… – Он посмотрел на часы. – И часы погасли. Вроде недавно батарейку ставил… – Он для чего-то потряс свои электронные часы и приложил их к уху.
– Тут не ходят часы, – буркнул Нича. Ему все больше и больше казалось, что это настоящий отец, но уж очень страшно было поверить в это, а потом разочароваться. – Ты лучше скажи, как ты здесь оказался. Вроде не удивился даже.
– А чему тут удивляться, если я целенаправленно сюда пришел? – тряхнул «хвостиком» отец. Похоже, все-таки отец… – А вот как… Это целая история. Всю ее рассказывать долго, скажу только, что помог мне Игорь Ненахов. Помнишь дядю Игоря?
Нича кивнул. Мысли совсем перепутались. Дядю Игоря Ненахова он, конечно же, знал, но каким образом тот мог помочь отцу попасть сюда? Бред какой-то…
– При чем тут дядя Игорь? – озвучил он эти мысли.
Отец нахмурился. Или тот, кто казался отцом.
– Долгая история… – сказал он, продолжая хмуриться. – И не совсем понятная. – Тут он вздернул голову и махнул рукой на автобус: – Давайте хоть зайдем, сядем. А то стоим, как бедные родственники.
Нича пожал плечами и шепнул Соне:
– Иди первой.
Соня тоже дернула плечиками и пошла к двери. Нича залез в салон следом за ней. Они сели в кресла второго ряда. Отец вошел и уселся на первый ряд, лицом к ним.
– Так вот, – продолжил он, устраиваясь поудобней, – наш мир – как бы не совсем мир. Скорее, это программа.
– Мы уже в курсе, – буркнул Нича.
– Тем лучше, – сказал отец и потеребил «хвост». – А вы знаете, что люди тоже не все люди?
Соня, а потом и Нича неуверенно кивнули.
– Кроме людей, есть еще снотворители? – очень тихо спросила девушка.
– Какие снотворители? – удивился отец. – Не знаю. Не слышал о таких. Хотя в общем-то есть такие люди, которые всю собранную за время бодрствования информацию передают именно во сне. Кстати, ты – одна из них.
Соня вздрогнула. Нича сглотнул и просипел, поскольку голос вдруг отказался ему служить:
– Кому передают?
– Так называемым координаторам. А те – еще выше, координаторам более высокого ранга. И так – до самого верха. А сверху вниз, ну и параллельно тоже, идут команды на создание нашего так называемого мира и управление им. Такой вот хард-рок. В общем, вы голову этим не забивайте пока, я хочу только сказать, что дядя Игорь и есть, оказывается, один из таких координаторов. Вот он мне и помог.
Нича пожал плечами и шепнул Соне:
– Иди первой.
Соня тоже дернула плечиками и пошла к двери. Нича залез в салон следом за ней. Они сели в кресла второго ряда. Отец вошел и уселся на первый ряд, лицом к ним.
– Так вот, – продолжил он, устраиваясь поудобней, – наш мир – как бы не совсем мир. Скорее, это программа.
– Мы уже в курсе, – буркнул Нича.
– Тем лучше, – сказал отец и потеребил «хвост». – А вы знаете, что люди тоже не все люди?
Соня, а потом и Нича неуверенно кивнули.
– Кроме людей, есть еще снотворители? – очень тихо спросила девушка.
– Какие снотворители? – удивился отец. – Не знаю. Не слышал о таких. Хотя в общем-то есть такие люди, которые всю собранную за время бодрствования информацию передают именно во сне. Кстати, ты – одна из них.
Соня вздрогнула. Нича сглотнул и просипел, поскольку голос вдруг отказался ему служить:
– Кому передают?
– Так называемым координаторам. А те – еще выше, координаторам более высокого ранга. И так – до самого верха. А сверху вниз, ну и параллельно тоже, идут команды на создание нашего так называемого мира и управление им. Такой вот хард-рок. В общем, вы голову этим не забивайте пока, я хочу только сказать, что дядя Игорь и есть, оказывается, один из таких координаторов. Вот он мне и помог.
Все это походило на правду. Что-то Нича и так уже знал, о чем-то догадывался, но все же то, что он сейчас услышал, вполне могло оказаться хитростью соперника. Дескать, вот выдаю вам такие секреты, значит, я свой, верьте мне!
И тут его осенило. Если отец на самом деле не отец, а вирус или нечто подобное, посланное, чтобы помешать им уехать домой, то…
– Отец, – сказал он. – Пап… Ты нас, конечно, извини, но нас домой отпустили. И времени уже совсем мало осталось на это. Ты не против, если мы поедем?
Отец заметно вздрогнул и словно осунулся. Но тут же тряхнул «хвостом» и расплылся в улыбке:
– Ну, вот и здорово! А то мать с ума сходит. Матери, то есть. – Он хлопнул ладонями по коленям и поднялся, согнувшись, с кресла. – А я пойду повоюю. Может, чего и выйдет. Как говорится, иль погибнем мы со славой, иль покажем чудеса. – Он резко, со стуком, откатил дверь и выбрался наружу.
Нича тоже вышел, не зная, что и предпринять. Похоже, это и впрямь был отец. Но все же хотелось убедиться в том окончательно. Нича подошел к нему и протянул руку:
– Что ж, поехали мы. Счастливо. Ты поосторожней тут.
Отец молча пожал его ладонь, похлопал по плечу и слегка подтолкнул в сторону кабины.
– Езжайте. Скажи маме, чтобы за меня не переживала. И береги ее. И Соню береги. И Зою тоже… Сонину маму. Короче, ты теперь один мужик на две семьи, так что не подкачай.
Отец резко повернулся и зашагал к лесу. Нича почувствовал, как по щеке скатилась слезинка. Он еле удержался, чтобы не побежать вслед за отцом, не окликнуть его. Но все-таки решил довести проверку до конца.
Он забрался в водительское кресло, повернул ключ в замке зажигания. Перед тем как тронуться, посмотрел в панорамное зеркало над головой. Соня сидела в салоне нахохлившись, глядя на него каким-то непонятным взглядом. Ниче даже показалось, что в этом взгляде сквозит разочарование. Он подмигнул любимой и тронул микроавтобус с места. В три приема развернулся и поехал по направлению к родному городу, наблюдая за отцом в зеркало заднего вида. Тот уже подошел к ближним деревьям и, не оглядываясь, шагнул в лесной полумрак.
Нича резко затормозил и отрывисто просигналил. Включил заднюю передачу и быстро покатил обратно. Остановился, распахнул дверь, выпрыгнул на асфальт и побежал к деревьям, за которыми скрылся отец.
– Папа! – крикнул он. – Пап! Подожди!..
Отец вынырнул из-за деревьев столь неожиданно, что Нича едва не налетел на него. Невольно затормозив, он тут же бросился к нему, крепко обнял, уткнулся носом в отцовский лоб.
– Папа, – забормотал Нича, не пытаясь сдерживать слезы, – папа… Прости меня, ладно? Прости!.. Я не поверил, хотел убедиться… Здесь все бывает. Здесь так… так страшно!..
– Ничего, ничего, – погладил Ничину спину отец. – Я не обиделся, что ты! Я очень рад, что мы опять вместе.
* * *Они снова сидели в маршрутке. Соня уже поняла Ничин поступок, и взгляд ее снова стал прежним. Правда, в нем все еще оставалась тревога, но от нее в этом мире никуда было не деться. Хотя… Да о чем же он думает!
Нича вскочил с кресла и врезался в потолок макушкой. Но обращать внимание на такие мелочи было некогда.
– Что же мы сидим-то?! – замахал он руками, склонившись над Соней. – Ведь тебе нужно ехать! Часы стоят, сколько там времени осталось? Может, всего полчаса! А надо ведь еще научить тебя, как этой штукой управлять.
– Коль, может, я не поеду? – жалобно глянула на него Соня. – Мне без тебя… плохо.
– Да пойми ты, – взмолился Нича, – я ведь тебя не гоню, мне тоже без тебя плохо. Но мне будет легче тут, если я буду знать, что ты в безопасности. И наших мам ты дома поддержишь, они же теперь совсем одни остались!
– А ты?.. – шмыгнула носом Соня. – Ты-то как?
– Так ведь я же теперь не один, – улыбнулся Нича и с нескрываемой нежностью посмотрел на молчавшего, даже отвернувшегося к окошку отца, подчеркнуто не вмешивающегося в их «разборки». – Мы теперь – о-го-го! Горы свернем.
Соня задумалась. В ней явственно боролись между собой два желания: одно звало ее домой, к маме; другое никак не хотело отпускать от любимого. Но, видимо, тот факт, что Нича и впрямь приобрел в лице отца значимую поддержку – как физическую, так и моральную, – перевесил Сонины метания в пользу отъезда.
– Ладно, – снова шмыгнула она, – я поеду. Если смогу. Научишь?
– Конечно, – метнулся к выходу из салона Нича. – Пошли!
– Давай лучше я научу, – оторвал вдруг отец взгляд от окна.
– А ты разве умеешь? – удивился Нича.
– А почему бы мне не уметь? – хмыкнул отец. – Я как раз удивился, что ты умеешь.
– Ну, пришлось научиться… – развел Нича руками. – Я не ас, конечно, но…
– Ну, коли не ас, то и не лезь. А я сейчас из Сони настоящего аса сделаю. – Он подмигнул девушке и легонько подтолкнул ее за плечо к выходу: – Иди, Сонюшка, садись за баранку.
– Я?.. – смутилась Соня, глядя почему-то на Ничу.
– Конечно, ты, – усмехнулся отец. – На теорию у нас времени нет, приступим сразу к практике.
Соня нервно сглотнула и направилась к двери. Спустилась на асфальт, обошла маршрутку и забралась на водительское место. Отец сел в соседнее кресло. Нича остался наблюдать за процессом обучения из салона.
* * *А потом… То ли сказалось дикое, нечеловеческое напряжение от этих двух сумасшедших дней, то ли он просто устал физически, а тут, сидя в уютном кресле, внезапно размяк, но дело кончилось тем, что Нича заснул, так и не сумев посмотреть, как отец учит Соню ездить. Проснулся он от нежного прикосновения к щеке Сониной ладони.
– Коля, Коль… – шептала любимая. – Проснись, пожалуйста. Я поеду, ладно?
Нича, не раскрывая глаз, вскинул руку и крепче прижал к лицу Сонину ладошку. Ему стало вдруг так одиноко и страшно, что даже мысль об отце не принесла успокоения. Казалось, что Соня, его любимая, уезжает от него навсегда. И та пропасть, которая измеряется не в километрах, а в неведомых никому единицах, разлучит их не только в пространстве, но и в таких измерениях, после чего даже жизнь и смерть не будут иметь такого различия, как то, чем покажется им эта разлука. Но любовь – разве не выше она любых измерений? Разве может она быть измерена, взвешена, просчитана и выражена каким-либо кодом? Разве только стихами, и то весьма приблизительно. И разве, если они с Соней любят друг друга, так уж важно, где она будет находиться – за три тысячи километров, за миллионы парсеков, за пределами этой реальности или вовсе вне границ человеческого понимания? Любовь все равно останется с ними, являясь самой прочной нитью, тем самым нуль-т переходом, о котором так мечтают фантасты. Только связывать будет этот неразрывный туннель не тела, а сердца. И вечный фонтан настоящей любви донесет свои яркие волшебные брызги до любого уголка Вселенной, до любой части любой разновидности бытия, где существуют те, кто любит. Может быть, этот фонтан любви и есть основное ядро программы Студента? Или даже этот фонтан и есть настоящая, единственно возможная, бесконечная в пространстве и времени Вселенная, включая в себя все, в том числе и мир самого Студента?..
Нича открыл глаза и притянул к себе Соню.
– Я люблю тебя, – сказал он. – Я буду всегда любить тебя.
– Я тоже люблю тебя, – прошептала Соня. – Я не смогу без тебя жить. Обязательно возвращайся ко мне.
– Я и так буду с тобой всегда. Ведь я же люблю…
– Все равно возвращайся. Обязательно. Я хочу целовать тебя…
И она забросила руки за Ничину шею и прижалась к его губам своими, вмиг заставив Ничу забыть о его красивой «фонтанной» теории. А может, это было лишь ее частным случаем, одним из миллиардов возможных.