Геннадий Николаевич шел следующие пять-семь метров, повернув назад голову, словно зачарованный этими черными знаками, перечеркнувшими его спокойную жизнь, а потому не заметил, как неожиданно замер на месте Ненахов, и, разумеется, налетел на друга.
– Ты чего? Говорил же, не останавливаться!
– Посмотри, – проигнорировал возмущение товарища бывший полковник и показал на дорогу.
– Ну, смотрю, – сказал Бессонов. – Ремонт бы не помешал, но бывает и хуже.
– Какой ремонт? – поднял недоуменный взгляд Ненахов.
– Дороги… А ты что имел в виду?
– Вот это. – Ненахов присел и коснулся асфальта в паре десятков сантиметров от обочины.
Геннадий Николаевич огляделся, не попадут ли они под чьи-нибудь колеса, и тоже присел. Теперь и он увидел то, на что показывал друг. Царапина на асфальте. Точнее, выбоина. Сантиметра три-четыре длиной. Судя по всему, свежая. Но он бы ее точно не разглядел, когда шел, даже если бы искал специально. С тем большим уважением он посмотрел на друга:
– Ну и?..
– Пуля, – коротко ответил тот.
– Что?! Какая еще пуля?..
– Пока не знаю, – выпрямился Ненахов и отряхнул руки. – Пойдем поищем.
Геннадий Николаевич тоже встал на ноги, но идти за товарищем не торопился.
– Игорь, – сказал он, – я тебя, конечно, уважаю и как специалиста, и как друга, но, по-моему, ты уже чересчур увлекся. То эфэсбэ за нами следит, теперь еще и террористы объявились!..
– Я ничего не говорил о террористах, – нахмурился Ненахов. – Я лишь увидел на дороге свежий след от пули. Если ты меня уважаешь как специалиста, то поверь в это. А если не можешь поверить, то я тебе скоро это докажу. Надеюсь, она не срикошетила очень уж далеко.
Говоря это, Ненахов еще раз глянул на выбоину, перевел взгляд вдаль, словно проводя мысленную линию, а затем перепрыгнул дренажную канавку за обочиной и, согнувшись, медленно пошел, разглядывая на земле нечто, видимое лишь ему одному.
Если Бессонов и поверил в сам факт существования пули, то уж поверить в то, что ее можно найти среди травы и мусора, он никак не мог. К тому же, как он считал, пуля может улететь очень далеко, за километры, и если друг собирается вот так, почти на карачках, весь этот путь за ней проделать, то домой они не вернутся и к завтрашнему вечеру.
Вслух он, разумеется, ничего Ненахову не сказал, а лишь покорно вздохнул и пошел вслед за другом. Но идти с такой черепашьей скоростью ему быстро надоело, поэтому он обогнал Ненахова и уселся на трубе теплотрассы, протянувшейся вдоль дороги. Труба была в изоляционной «шубе», а потому сидеть на ней оказалось мягко и удобно. От нечего делать, не по злому умыслу, а чисто машинально, Геннадий Николаевич начал эту «шубу» расковыривать, благо в ней прямо под пальцами как раз оказалась дырка. И тут его палец наткнулся на что-то твердое внутри изоляции, похожее на камешек. Какое-никакое, а развлечение!.. Он вынул из отверстия камешек и поднес к глазам. Камешек оказался мятым кусочком металла. Он собрался его выбросить, как вдруг мозг программиста выстроил в голове логическую цепочку: «пуля – дырка – кусок металла». Геннадий Николаевич только крякнул и хотел крикнуть другу о находке, но в последний момент передумал. Собрав волю в кулак, он с невозмутимым видом продолжал сидеть на трубе, пока Ненахов, не разгибаясь, наконец-то дополз до него, а потом разжал перед носом друга ладонь и спросил, нарочито зевнув:
– Эта?..
Отставной полковник быстро схватил кусочек свинца и принялся вертеть его и внимательно разглядывать.
– Так я и думал, – выдал он наконец. – «Эс-пэ пять». Потому и не улетела далеко.
– А для людей? – спросил Геннадий Николаевич.
– Она и для людей тоже! – почти радостно провозгласил Ненахов.
– Я имею в виду, объясни для людей. Что за «эс пять» и что в ней особенного. По-моему, обычный кусок свинца.
– Не «эс», а «Эс-пэ пять», – поправил Ненахов. – Это специальные патроны для бесшумной стрельбы калибром девять миллиметров. Бесшумность достигается в первую очередь за счет того, что скорость такой пули – дозвуковая. Потому я и предположил, что далеко она улететь вряд ли смогла, тем более затормозив о колесо – раз, и об асфальт – два.
– А как ты заранее мог знать, что пуля была именно от такого патрона?
– Во-первых, звука выстрела никто не слышал.
– Ну, как же! А хлопок? Водитель «девяносто девятой» его слышал!
– Хлопок – это лопнула шина маршрутки. От выстрела. А вот самого выстрела не слышали. Ведь стреляли с близкого расстояния, вон из тех кустов, – показал Ненахов на противоположную сторону дороги, – и обычный выстрел услышали бы многие, и отнюдь не как простой хлопок.
– Хорошо. Что во-вторых?
– Во-вторых, я предположил, что стреляли вряд ли из пистолета или из охотничьего, скажем, ружья. Все-таки точность требовалась большая. Вот я и предположил, что тут очень бы подошли бесшумные снайперские винтовки. Или «Винторез», или «Вэ-эс-ка девяносто четыре». Как раз для той и другой подходит этот патрон. Но есть одно «но»…
– Да не тяни ты!
– Обе эти винтовки стоят на вооружении в спецподразделениях силовых структур. Купить такую на базаре, думаю, будет трудно.
– То есть ты хочешь сказать… – округлил глаза Геннадий Николаевич.
– Я пока ничего не хочу сказать. Кроме того, что уже сказал.
– А и не надо ничего говорить, Игорь Степанович, – послышалось вдруг сзади. – И вам, Геннадий Николаевич, тоже. Очень вас прошу, не лезьте в это дело. Право слово, не надо. И отдайте, пожалуйста, пулю.
6
Выскочив на улицу, Нича и Виктор завертели головами, не зная, куда бежать, пока вновь раздавшийся шум не подсказал им нужное направление. Звук был очень знакомый, но в неестественно густой тишине он казался настолько чуждым, что Нича не сразу его узнал.
– Это наша маршрутка! – подсказал Витя. – Побежали?..
– Давай, – кивнул Нича и ринулся на звук.
Выбежав на проспект, он остановился и снова завертел головой. Улица была абсолютно пустынной, не считая тяжело дышащего за спиной Виктора. Звук автомобильного мотора плавал в воздухе, словно в вязком киселе, где-то совсем рядом. Но уловить, где именно, было очень трудно; звук отражался от зданий, отражения отражались еще раз, и еще, и еще – и так, медленно затухая, почти до бесконечности. Ниче уже стало казаться, что целый автопарк устроил гонки по дворам города, избегая встречи с ними.
И тут заорал Виктор:
– Да вон же она, вон!
Нича обернулся. Маршрутка неслась по перпендикулярной проспекту улице. Именно неслась. На совершенно дикой скорости. И когда пересекла проспект в паре десятков метров от них, Нича не успел разглядеть, находился ли кто-то в салоне. Правда, ему показалось, что перед глазами мелькнуло что-то рыжее, но и сама машина была такого же цвета, так что ошибиться было просто.
– Попробуй тут догони!.. – проворчал Витя.
Нича тоже понял, что догнать автобус вряд ли удастся. Да и зачем, собственно? Ну, догонят они его – чисто гипотетически, – ну, окажется, что в нем недавняя «покойница» катается – что само по себе странно, – а дальше-то что?..
Додумать ему не удалось. Теперь оранжевое пятно мелькнуло слева, в глубине проспекта. Разумеется, это была «их» маршрутка. Дико завывая двигателем, словно гоночный болид, она стремительно приближалась к ним. Нича непроизвольно отступил назад. Маршрутка пронеслась совсем рядом, обдав их с Виктором волной теплого воздуха. Перед Ничиными глазами промелькнула большая цифра «6» на стекле автобуса. От скорости она смазалась, и зрение восприняло ее как ряд шестерок… «Вот уж воистину!..» – подумалось Ниче. А еще – ему опять показалось, что за окнами микроавтобуса он заметил что-то рыжее. Но ведь «покойница» не была рыжей! Это… Это Соня рыжая!..
Мысль вспыхнула в мозгу, но не успела сформироваться. Маршрутка возвращалась. А слева… Слева, откуда она только что ехала, тоже несся автобус! Оранжевый. С цифрой «6» в нижнем углу лобового стекла. Эта маршрутка ехала медленней, и Нича решил во что бы то ни стало рассмотреть, кто находится в салоне. И кто сидит за рулем – тоже.
Промелькнула оранжевой молнией та маршрутка, что мчалась справа. Теперь и «левая» была совсем рядом… И тут закричал Виктор:
– Вон еще одна! И еще!..
Оранжевые маршрутки неслись теперь отовсюду. Выруливали с улиц и подворотен, катились и летели по проспекту, наполняя беззвучный доселе город ревом и воем. В тех, что ехали медленней, Нича успел рассмотреть водителей и пассажиров. Водителем везде был… он сам!.. А пассажирами… Пассажирами, точнее, пассажирками была Соня. Десятки, сотни Сонь мелькали теперь у него перед глазами в оранжевых автобусах. И везде они спали.
– Что это за хрень?! – пытаясь переорать дикий шум моторов, вцепился в Ничин рукав Витя.
– Откуда я знаю! – крикнул в ответ Нича, выдернув из пальцев Виктора руку.
На самом деле он знал. Точнее, догадывался. Соне нельзя было засыпать здесь, в «декорациях». Ведь эти декорации кто-то сейчас творил. А кто-то еще в этот же момент работал с ними на других уровнях. Не предполагая в них, конечно же, никакого «мусора». Но «мусор», то есть все они, случайные персонажи чужой пьесы, – это еще полбеды. Хуже было то, что в декорациях оказался и чужой режиссер – спящая Соня! Ведь ей тоже что-то снилось, и Нича даже предполагал, что именно: Соня наверняка пыталась как-то исправить ситуацию. Но ведь она сама говорила, что в снах нельзя что-то менять, их нужно просто смотреть. А тут… Тут теперь такая каша заварилась! В чьих-то снах присутствует кто-то, кто видит совсем другие сны, да еще и пытается их изменить. А ведь еще неизвестно, как сказывается на «снотворении мира» присутствие в декорациях «инородных тел»… Труп, похоже, «снотворителям» удалось отсюда убрать. А вот с живыми получается вообще невесть что. Тем более когда один из живых – такой же, как они…
– Что это за хрень?! – пытаясь переорать дикий шум моторов, вцепился в Ничин рукав Витя.
– Откуда я знаю! – крикнул в ответ Нича, выдернув из пальцев Виктора руку.
На самом деле он знал. Точнее, догадывался. Соне нельзя было засыпать здесь, в «декорациях». Ведь эти декорации кто-то сейчас творил. А кто-то еще в этот же момент работал с ними на других уровнях. Не предполагая в них, конечно же, никакого «мусора». Но «мусор», то есть все они, случайные персонажи чужой пьесы, – это еще полбеды. Хуже было то, что в декорациях оказался и чужой режиссер – спящая Соня! Ведь ей тоже что-то снилось, и Нича даже предполагал, что именно: Соня наверняка пыталась как-то исправить ситуацию. Но ведь она сама говорила, что в снах нельзя что-то менять, их нужно просто смотреть. А тут… Тут теперь такая каша заварилась! В чьих-то снах присутствует кто-то, кто видит совсем другие сны, да еще и пытается их изменить. А ведь еще неизвестно, как сказывается на «снотворении мира» присутствие в декорациях «инородных тел»… Труп, похоже, «снотворителям» удалось отсюда убрать. А вот с живыми получается вообще невесть что. Тем более когда один из живых – такой же, как они…
Возможно, сейчас происходит нечто подобное тому, что кому-то снится, что Соне снится, что она едет в маршрутке и ей снится, что кому-то снится, что Соне снится, что она едет в маршрутке… И так далее по кругу и бесконечности! Или вообще Сонины сны «привязаны» совсем к другому месту. Получается примерно так, что она играет в компьютерную игру по карте совсем от другой игры. Что при этом происходит – трудно даже предположить!
Голова у Ничи пошла кругом. Он попытался представить, каково сейчас тем «снотворителям», что заняты исправлением этого «сбоя». Все они спят, но сон почти каждого – болезнен и беспокоен. Кто-то мечется, многих ломает и крутит… Кто знает, что происходит при этом с остальным, «окончательным» миром?
Он понимал, что истины ему не постичь никогда. Да и какая может быть истина в хаосе? В программной ошибке, компьютерном сбое, наркотическом глюке? Он знал только одно: Соне нельзя здесь спать!
– Бежим назад!.. – заорал он прямо в ухо Виктору.
* * *Соню он даже не стал будить. Лишь обернул покрывалом, на котором она лежала, и сгреб в охапку. Девушка на миг приоткрыла глаза, брызнув на Ничу небесной синевой:
– Что случилось? Мы приехали?..
– Спи, Нормалек. Все…
– Ничо так?.. – улыбнулась Соня, вновь закрывая глаза.
– Ага, ничо.
Витя оставался на улице. Едва Нича с дорогой ношей выбежал из подъезда, парень замахал руками:
– Она тут!.. – Увидел спящую Соню, ойкнул, и зашипел, как раскаленная сковородка под струей воды: – Маршрутка тут! На месте! Я даже не заметил, как и когда…
– Не важно, – перебил его Нича. – Это хорошо, что она снова здесь. Значит, мы все делаем правильно.
Он быстро подошел к автобусу, машинально отметив, что тот не выглядит больше новеньким и сверкающим. Почему-то это тоже показалось ему добрым знаком.
Нича, согнувшись, боясь потревожить Соню, осторожно забрался в салон. Уложил спящую девушку на заднем сиденье и сказал взбирающемуся следом Вите:
– Сядь с ней рядом. Придерживай, если что. На сей раз я буду ехать быстро.
– А… куда?..
– Посмотрим, – ответил Нича и быстро покинул салон. Он хотел ответить: «Домой», но очень боялся сглазить. Рассказывать же Виктору о своих догадках и предположениях казалось и вовсе глупым. Ну почему он решил, что если вернется сейчас на место аварии, если промчится там же, где они ехали утром в момент столкновения, то «КАМАЗ» – или что там было? – вынырнет снова, и все повторится – только с более счастливым исходом? Почему он так верит, что кто-то сверхумный и всемогущий решает сейчас их проблемы? Ответов у него не было. Была лишь дикая надежда и непонятная уверенность в своей правоте. Нича обошел маршрутку спереди, забрался на водительское место и завел двигатель.
* * *Он и впрямь ехал быстро. В городе еще сдерживал себя, а как только вырулил на шоссе, ведущее к Фабрике, переключился на пятую передачу и вжал педаль газа, что называется, «до полика».
Никаких других маршруток ни в городе, ни на шоссе больше не было. Весь мир, во всяком случае – для Ничи, сосредоточился теперь только в этой. Оранжевой маршрутке номер шесть.
Стрелка спидометра подрагивала возле сотни. Медленно переползла к ста десяти, не останавливаясь, добралась до ста двадцати…
– Ничо так! Ничо… – пробормотал Нича, приближаясь к месту аварии. Ему захотелось зажмуриться – так реально представился мчавшийся навстречу самосвал. Но прошла секунда, другая, еще и еще одна, а ничего не происходило. Вот уже слева потянулись серые блоки гаражей, которые, он хорошо это помнил, находились куда дальше, чем точка их невероятного «перехода».
Проехав еще с полкилометра, Нича затормозил у отворотки. Влево уходила дорога к Фабрике, прямой путь вел к федеральной трассе на Санкт-Петербург.
Выключив двигатель, Нича обнял баранку и опустил на руки голову. Что делать дальше, он не знал. И думать о чем-либо расхотелось совершенно. Его охватило вдруг полное безразличие. Остаться навсегда в этом мире декораций было все равно что умереть. По крайней мере так ему в тот момент казалось. Правда, настоящая смерть несла в себе гораздо больше соблазнов: не нужно было дергаться, о чем-то думать, что-то решать.
В салоне кто-то так громко зевнул, что Нича машинально поднял с баранки голову и обернулся. Сладко потягиваясь, Соня с улыбкой пропела:
– Ой, мальчики-и-и! Я сейчас такой сон видела-а-а!..
Впрочем, она тут же осеклась, быстро опустила руки, а умильное выражение лица сменилось на тревожно-испуганное.
– Мне снилось море… – пробормотала Соня. – Как я, маленькая, купаюсь в нем с папой и мамой.
– Хороший сон, – удивленно глянул на девушку Нича. – Чего ты так испугалась-то?
– Но я же… Я ведь никогда не вижу таких снов. Обычных снов, не связанных с… – Она запнулась и неопределенно мотнула головой.
Нича понял. И понял еще, что ничего теперь не понимает.
– Постой! Так ты не пыталась во сне все это исправить?..
– Нет, – виновато пожала плечами Соня. – Я ведь говорю, мне снился обычный сон. В нем я даже не думала, что со мной на самом деле.
– Ничо так! А откуда же тогда… – Нича сообразил, что девушки с ними не было, когда они с Виктором наблюдали «микроавтобусную какофонию», и пояснил: – Пока ты спала, мы видели в городе странные вещи.
– Какие? – испуганно спросила Соня.
– По улицам носилась наша маршрутка. Сначала одна, а потом их стало множество. И в каждой сидела ты. А за рулем был я. И мы подумали, что это ты пытаешься что-то сделать, исправить всю эту хрень!.. – Нича в сердцах хлопнул по баранке, и машина недовольно пикнула.
– Нет, я ничего такого не делала, – совсем тихо сказала девушка и опустила голову. – Простите…
– Да, может, и делала, но не помнишь, – подал вдруг голос Витя. – Я читал, что, пока спишь, сон может несколько раз сниться. В какие-то специальные периоды…
– Фазы, – подсказал Нича. – Есть фаза медленного сна, а есть – быстрого. Во время быстрого сны как раз и снятся.
– Вот-вот! – подхватил Виктор. – А потом, когда медленная фаза наступает, то уже и не помнишь, что тебе снилось. Так что тебе могло до моря что угодно присниться.
– Тем более ты ненадолго просыпалась, – вспомнил Нича. – Так что море тебе уже точно после маршруток снилось.
– Не знаю, – задумалась Соня. – Обычно я всегда помню, что в таких снах происходит. Да я и говорила ведь, что это не просто сны. Вряд ли они как-то с фазами связаны.
– Ничо так! Но точно ведь ты не уверена?
– Не уверена.
– Да какая теперь разница! – подскочил вдруг Виктор. – Уверена – не уверена, было – не было!.. Сейчас-то мы что будем делать? – Он с вызовом глянул на Ничу: – Твой план, я смотрю, провалился?
– У тебя есть другой? – огрызнулся Нича.
– Не ссорьтесь, мальчики, не надо! – жалобно попросила Соня. – Давайте вместе подумаем, как нам быть.
– Да лучше уж не быть… – буркнул Нича, вспомнив свои недавние мысли.
– Не надо так, – нахмурилась девушка. – Сдаваться никогда не стоит. Мы живы, здоровы, голод и жажда нам не страшны. Да все нормалек, нам ничего не угрожает!
– Пока, – хмуро заметил Нича.
– Пусть даже пока, – кивнула Соня. – Значит, тем более надо пользоваться моментом и, пока нам ничего не угрожает, что-то придумать и хотя бы попробовать сделать.
– Я уже попробовал…
– Коля, ну чего ты все ворчишь? – вскочила девушка. – Как дед старый: бу-бу-бу, бу-бу-бу!.. Ну, попробовал раз, ну, не получилось! И что ж теперь, сидеть сложа руки и на судьбу жаловаться?
– Можно еще разогнаться – и о стену! – хихикнул Виктор.
– Ничо так, это мысль, – поднял голову Нича.
– Прекратите же вы!.. – вспыхнула Соня, но Нича поспешил ее перебить:
– Да нет же, я серьезно. Ведь неизвестно, где мы на самом деле окажемся, «умерев» здесь. Но я полагаю, эту идею мы проверим в самую последнюю очередь.