"Если набросится - задушу", - подумал Фидель Михайлович. Ярость его распирала. Он был уверен: с одним - справится. Но Гривня, накачанный "сучком", на "скотину" не отреагировал. Только сказал: - Не хочешь - как хочешь. А жратву тебе принесут.
Он ушел. Слышно было, как по обледенелым ступеням простучали его омоновские ботинки.
Фидель Михайлович принялся менять экипировку. Фуфайка оказалась тесной - лопнула под мышками. Зато шапка и валенки были в самый раз. Потом он готовил себе постель. Кинул на нары тюфяк, но сразу ложиться не стал - от него исходил влажный колодезный холод. Нашел тюфяк посуше - накинул на плечи. Сел у окна. Задумался. Что же все-таки произошло?
Еще два дня назад, в Москве, он строил такие радужные планы! Он покупает комбинат. И уже как хозяин, а точнее, как управляющий, модернизирует производство, он по-умному распорядится деньгами Антонины Леонидовны (он даже не догадывался, что они были уворованы у Тюлева): двести тысяч, которые она ему подарила, пойдут на зарплату рабочим: госпредприятие задолжало им за восемь месяцев, часть, большая, конечно, будет направлена на закупку сырья у тех же задавленных неплатежами леспромхозов. А что касается потребителей, в частности, бруса и обрезной доски, шеф, то есть Ананий Денисович, гарантирует доставку в Швецию тому же Якобу Шимону, притом минуя посредников. Через полгода уже появятся живые деньги - чистая прибыль.
Кредит он вернет, конечно, Антонине Леонидовне. А через два года, если цеха заработают на полную мощность - доперестроечную, - будет миллион в его собственном кармане. Он выкупит сына...
"Выкупил"...
Фидель Михайлович в этом холодном темном бараке осмысливал свои поступки, начиная с того сентябрьского дня, когда по протекции профессора Герчика стал сотрудником фирмы "Лозанд", владелец которой по стопам своего старшего брата карабкался в олигархи, до дня нынешнего, когда соблазненный тем же профессором, очутился в Архангельске на аукционе по продаже недвижимости.
- Вот и выкупил сына, - произнес он вслух, не осуждая и не одобряя себя: и в расчетах бывают просчеты.
В бараке было не на много теплее, чем во дворе под открытым небом. Знобило. И - страшно хотелось есть. Чувство голода время от времени подавляло мысли: правильно ли жил в эти последние полгода, связавши себя с фирмой "Лозанд"?
До этого, прежде, почти восемь лет, в научно-исследовательской лаборатории прогноза, его окружали русские, в большинстве своем изгнанные из ракетных войск, изгнанный за ненадобностью (сам президент объявил Америку стратегическим другом), это были молодые, толковые ребята,. Но среди сотрудников лаборатории были и бездари, лодыри и подлецы, были завистники и стукачи - как и в любом коллективе, а сам руководитель, Капитон Капитонович Белый, проявил себя как наглый вымогатель. Но все это были свои, открытые, как протянутая длань нищего. А здесь, в "Лозанде", русским он оказался один. На что товарищ полковник, вроде Иван Иванович Мишин, то ли чуваш, то ли мордвин, человек умный и предельно хитрый, умеет ловко угодить любому начальнику, и любой начальник, неважно, с каким богом в голове, ему благоволит.
Исключение - Тоня, женщина восточного ума и воинственной отваги, искренне любит Россию и русских, но упрекает русских за их доверчивость, благодушие и открытость. "Ах, если бы русским, - твердила она, - да великоханьское коварство, Америка стояла бы перед Россией на коленях". Эти слова однажды она произнесла в порыве глубокого чувства к Фиделю Михайловичу.
Он помнил все, что она говорила. В её словах было столько нежности и участия! "Жалею, что не русская, - признавалась она, лаская Фиделя. И тут же как будто сама себя спрашивала: - А может, у меня тогда бы не было воинственной непримиримости к любителям чужого? Обворовали мой народ. Как же не разделить с ним его страдания? Меня мой народ знает, потому что меня пытали. И не однажды. Но я держалась на допросах и своим примером показывала товарищам, как нужно держаться. Когда знаешь, за что принимаешь муки, боль уже не боль. Если бы Иисуса не распяли на кресте, никто бы и не помнил, что был такой проповедник первобытного коммунизма".
Это тоже её слова. Но это были и его слова, сказанные при знакомстве с Аркадием Семеновичем Герчиком. Не испытай страданий не за себя лично, а за род человеческий, тебя забудут уже в первом поколении.
Будучи по крови и по духу русским среди нерусских, но хозяев России, Фидель Михайлович понимал, как ему не хватает ненависти к этим иноплеменным хозяевам. Видимо, страдать за Россию надо уметь.
18
Этот весенний солнечный день был начисто испорчен звонком из Архангельска.
Дарьяна Манукяновна в ночной рубахе стояла у окна. По раме открытой форточки прыгала синица, щебетала что-то мартовское.
Из коттеджа просматривался оттаявший асфальт Рублевского шоссе. По нем в сторону Москвы плыли дорогие иномарки - высокие чиновники, главным образом новые русские спешили в столицу приумножать свои капиталы.
Только что уехал Ананий Денисович. Она видела, как из "Форда" выскочил один из охранников, услужливо широкой спиной прикрыл нерезвого в походке шефа. Дарьяна Манукяновна стояла в задумчивой позе. Из Архангельска звонила Антонина Леонидовна. Она сказала мало, но самое важное. Товарищ полковник ей предложил встретиться с Банкиром. Это значит, с бандюгой Тюлевым - на него наехал товарищ полковник, конечно же, с помощью людей Януария Денисовича. И вот теперь неудачу приходится расхлебывать не столько Антонине Леонидовне - она выкрутится - а Фиделю. Где он? Что с ним? Куда его запрятали?
Муж сказал, что могут и убить: ведь он, Ананий, наступил на больной мозоль далеко не рядовому предпринимателю, - самому Тюлеву, вору в законе, члену Северо-Западного политбюро, держателю многомиллионного общака. Для Дарьяны Манукяновны это не было неожиданностью.
А на Фиделя Михайловича у неё такие виды! Далеко не всегда приходится заполучать русского, обладающего талантом аналитика, знатока макроэкономики. Дураков, бесталанных, готовых по-собачьи служить за сотню-другую долларов, сколько угодно. В одной только президентской команде их - легион.
Фидель Михайлович уже стал частью этой элиты. Что выгодно для элиты, он - русский. Как Черномырдин. Как Полунин. Как Ваня Рыбкин. Хотя Ване Рыбкину доверять миллионы нельзя - зазнается, а в случае краха - запьет. Одна радость, что - свой. Такого если и выкрадут, пусть даже чеченцы, потеря невелика.
А вот Фидель Михайлович... Где он, бедняжка? Даже служба Януария Денисовича не может выйти на его след. Что это за власть? Обратиться к мальчикам из Моссада? Упрекнут в лопоухости того же Януария Денисовичаа. А ему в случае кончины проспиртованного всенародно избранного выходить на вершину державного Олимпа.
Муж, накануне побывавший в московском Белом доме, вернулся в расстроенных чувствах. Они с братом так и не дождались обнадеживающего звонка из Архангельска.
Крепко зажал Тюлев северный регион. Если прорвется во власть, зажмет всю Россию. Как в свое время Фюрер зажал Германию. Тогда цвет германской элиты укатил в Америку, все, что не элита, но одной с элитой крови, были угнаны в гетто и там превратились в пепел.
Подобное произойдет и в России. Элита укатит в земли обетованные. Будет ли гетто? Русские до этого не додумаются. И если Тюлев станет диктатором, то разрешит своим бывшим подельникам время от времени устраивать варфоломеевские ночи - для острастки. А Россия без диктатора из ямы не выкарабкаться. Поэтому Тюлев, если выставит свою кандидатуру, в президенты пройдет со свистом. Как фюрер в канцлеры.
Так, стоя у окна с видом на Рублевское шоссе, размышляла Дарьяна Манукяновна, женщина многократно умнее своего мужа-миллионера, но не умнее его брата, нынешнего члена правительства.
С мужем и его братом её связывали капиталы, и не больше. Муж как мужчина её давно не интересовал. Уже добрый десяток лет она не делила с ним супружеское ложе. Но как женщина, она постоянно жаждала мужчину. Ложиться под кого попало не позволяла гордость, да и положение.
Наконец-то плеснула радость надежды. Спасибо Аркадию Семеновичу. Он высмотрел того, кто ей нужен.
Ничего, что формально он муж Антонины. Это и лучше. Она - её маскировочная сеть.
Ах, счастье! Оно уже было так близко! Но почему было?
Дарьяна Манукяновна, вздохнув всей своей могучей грудью, машинально нащелкала номер товарища полковника. Послышалось привычное, знакомое: - Я весь внимание, Дарьяна Манукяновна. - Вы мне нужны. - Айн момент.
У товарища полковника ещё с эпохи КГБ осталась изумительная исполнительность. Через пять минут, поставив на сигнализацию свой кабинет-сейф, он уже был в дороге.
Всходившее солнце, напоминая собой огромный перезревший персик, раскрашивало город персиковым цветом, но москвичи, озабоченные своими делами, вряд ли замечали такую красоту.
Товарищ полковник - замечал. Только что ему передали шифровку от агента Кинской, исполнявшей обязанности любовницы Тюлева.
Ядвига Станиславовна в силу природного дара умела страстно отдаваться "объекту" своей работы. Начинала с простого. Шестнадцатилетней девчонкой под видом домработницы была внедрена к первому секретарю обкома партии. И так получилось, что уже через месяц секретарь был доставлен в "кремлевку" с инфарктом миокарда - юная красавица выжала из партработника все его физические возможности. Зато выжала и нужную для госбезопасности информацию: да, это ему Горбачев предложил устроить в "почтовом ящике" двух специалистов по просьбе госпожи Тэтчер. Как выяснилось, специалистами оказались сотрудники столичного НИИ - граждане СССР, но офицеры Англии.
Тогда быстро лысеющий подполковник Мишин получил свой первый орден. Теперь он старался уже не за ордена, советские награды уже ничего не стоили. - Ну что - опозорились? - встретила его Дарьяна Манукяновна. - Не уберегли? Где аналитик? - В тайге, - с готовностью ответил товарищ полковник. - Сорока на хвосте принесла? - Мой агент. - Вызволять собираетесь? - Вызволим. - Как? Если Антонина Леонидовна не убедит Тюлева, что мы не имеем отношения к его "зеленым", придется посылать группу. Группа к отправке готова. - Люди из нашей конторы? - Из конторы Януария Денисовича. Он власть, ему и карты вруки.
Дарьяна Манукяновна, уже в оранжевом халате, смотрела на товарища полковника сверху вниз - он был на целую голову ниже, - произнесла тихо, но властно: - И чтоб ни один волос с головы аналитика...Он, как ваш агент? Опытный. - Часто видит вашего Банкира? - Частенько, - уклонился от прямого ответа.
Не мог же он сказать, что агент видит Банкира гораздо чаще, чем уважаемая Дарьяна Манукяновна видит собственного супруга. Повелительнице это знать ни к чему: ещё где-либо проговорится. А потерять ценного агента легче лишиться собственной руки.
Но она и сама понимала, как это важно иметь во враждебном стане своего человека. - А нет ли в нашей фирме Тюлевых? - Был один... По рекомендации... - Знаю, по чьей, - резко перебила его Дарьяна Манукяновна. - Впредь все вопросы приема согласовывать со мной. - Но шеф... он, понимаете... - замямлил товарищ полковник. - Шеф бывает болен. - Да, да... Конечно...
Уточнять что-либо не стоило. Команда ликвидировать майора Красия исходила от нее. Майор сообщил Тюлеву, кто украл у него четыре миллиона .На этом он хотел заработать тыщенки четыре "зеленых" и наконец-то купить себе "жигуля". Всего-навсего.
Мало кто знает, что стукаческие деньги - самые ядовитые. Андрей Лукьянович вроде и долго служил в особом отделе армии, но не понял очевидного: частные сыскари , как правило, превосходят государственных они работают сдельно.
19
В этот вечер Клара не узнала своего отца. Вернулся он от Лозинских туча тучей. Он не видел ничего вокруг. Вел себя как лунатик: машинально под вешалку поставил кейс, снял утепленную кожанку, бросил на полку каракулевую кепку с кожаным козырьком. Кепка упала на пол - не поднял.
Как слепой, проследовал мимо дочери, которая уже целых полчаса, сидя в коляске, ждала своего папочку. Клара как разбудила его: - А почему меня не поцеловал? - Ах, да! - Поцеловал холодно, небрежно, отрешенно. - Что случилось? - Случилось... - Надеюсь, не с Ананием Денисовичем? - С Фиделем. - А ну, рассказывай. - Клара за ним покатила коляску.
Он таиться не стал. Поведал, что узнал от Дарьяны Манукяновны. Насколько мне известно, она ни за кого никогда не беспокоилась. А тут...
В дрогнувшем голосе дочери отец уловил ревнивые нотки.
"Ах, бедная девочка!.. Что за женщины?.." И у толстухи Дарьяны Манукяновны он почувствовал трепетное сердце, когда она своему врачу сообщала печальную новость. Фидель Михайлович для неё уже значил больше, чем собственный муж, всячески опекаемый могущественным братом.
"Неужели я переусердствовал? - с горечью думал Аркадий Семенович. - Не шизика должен будет заменить Фидель Михайлович, хотя и этот Суркис выкарабкается в олигархи".
Он, опытный психиатр, имел в виду того мерзавца, по чьей вине дочь попала в автомобильную катастрофу. Да, тот уже олигарх, притом с числе первой десятки. И у него телохранителей пусть не президентский полк, но добрая рота человекоподобных волкодавов. Аркадий Семенович был уверен, что через частокол этих волкодавов Фидель Михайлович к нему проберется и завладеет его миллиардами.
До вчерашнего дня Аркадий Семенович только ему известным способом ставил капканы на мерзавца, будучи убежден, что уже в капкане добьет этого зверя его молодой друг - добьет своим аналитическим умом.
А пока, вопреки договоренности, аналитик делал непростительные ошибки, и одна, самая последняя - так бездумно довериться проходимцу Башину.
Аркадий Семенович корил себя в том, что не научил своего подопечного чуять людей нутром. Да и когда было учить? Неужели Фидель соблазнился миллионом, чтоб быстренько заработать и выкупить сына? Похоже, что поспешил. Тут, конечно, доля вины товарища полковника - по авантюрному сценарию не всегда хороший фильм. Да и Антонина Леонидовна, в душе авантюристка, поторопилась сбагрить уворованное, а получилось, что подставила Фиделя. Фидель обязан был знать, откуда эти четыре миллиона, и тогда сообразил бы, почему это вдруг какой-то неизвестный одессит предложил свои услуги.
У Башина была лишь догадка - сработало чутье местечкового хухеля: а что если это они, доллары, из поезда?
Да и его, профессора Герчика, товарищ полковник проигнорировал...
Так рассуждал Аркадий Семенович, посвящая свою дочь в детали покупки Поморского деревообрабатывающего комбината на имя новоиспеченного предпринимателя Рубана. На аукцион идут, уже имея известность. - Папа, ты скажи мне главное: Фидель Михайлович жив? - Хочется верить... - Я верю, тихо произнесла Клара.
Отец посветлел лицом. Он знал, что дочь у него необыкновенная. Не случись трагедии, она преуспела бы как психолог. Но, обреченная на неподвижность, она захлебывалась в клоаке действительности. И чтоб не захлебнулась, отец как мог её подбадривал, давая понять, что господствует не судьба над человеком, а человек господин своей судьбы. - Твоя вера, доченька, меня радует. Глядя на тебя, я лишний раз убеждаюсь, что у нас с тобой гены вечно гонимого народа. Мы ещё в роддоме, а уже кричим громче других - требуем к себе внимания. У него же, у Фиделя Михайловича, гены предков, которых ломали, но никогда не сломили и им не нужно было приспосабливаться к другим народам, их никто не преследовал, разве что таежный зверь, а зверя они всегда побивали. Я знаю его отца. Это добрейшей души человек. Ты замечала, что Фидель Михайлович стесняется даже себя? Он все ещё не уяснил, что в элитной среде надо быть предельно наглым, правда, не на столько, чтоб от тебя шарахались. - Ты хочешь сказать, что ум - это сила, а локти - нахальство? - заметила дочь. - Да, у Фиделя Михайлоыича есть первое, но нет второго. Гены предков ему мешают. - Это хорошо или плохо? - В его положении - это плохо.
Из зала они перешли на кухню, где тетя Люба разогревала блинчики с творогом и там, уже за столом, он предупредил: - Ты только маме о нашем друге не говори ничего. Ты веришь и я хочу верить, что Фидель Михайлович включит свой мыслительный аппарат - проявит характер. Сработают гены. Хотя и не сразу.
К разговору хозяев тетя Люба не прислушивалась. Здесь о России и о русских говорили часто. Но ни разу она не слышала, чтоб говорили с пренебрежением. И потому она усердно помогала по хозяйству - работала , как будто это были её желанные родственники.
По другому говорили о России на собрании. Там только и разговоров о втором пришествии Христа. Проповедник из Америки объявил: Россия, как змий, сама себя съест. Это было страшно.
А хозяева - люди нерусские - толкуют, что Россия обязательно возродится. Они скорбят о русском, который загадочно исчез. Неужели съедают русские русских?
Так зачем тогда второе пришествие Христа? Возвратится он или нет? Лучше пусть не возвращается. Здесь и без него тошно. А вот возвращение хорошего человека - это радость.
Тетя Люба взглядом дала понять, что если верить в лучшее, то все лучшее - впереди.
20
Если в первопрестольной благоухали ясные солнечные дни и плыли звездные с морозцем ночи, то на Питер и весь Северо-Запад наложил свою мохнатую лапу атлантический циклон. Небо сыпало моросью, и тучи, летевшие с Балтики, серой пеленой закрывали верхние этажи зданий.
В Парголово, в пригороде Питера, где раньше традиционно была зона отдыха, украшенная спортивными сооружениями, новые русские теснили сосновый бор, застраивая двух-и трехэтажными виллами.
Александр Гордеевич Тюлев виллу для себя не строил - он её купил у вдовы бывшего подельника, с которым не сошелся интересами, и тот как бы случайно был задавлен в своем "Мерседесе" железобетонной плитой, выпавшей с панелевоза. Вместе с ним погибли шофер и два охранника.