Сузик глядел на могущественного предпринимателя и по-доброму ему завидовал: вот с кого надо брать пример! По-доброму завидовал, потому что и десятой доли правды он не знал о деятелдьности этого человека. Хотя рабочие отзывались о нем по всякому.
Говорили: к могуществу лезут по трупам. И при этом называли Тюлева. "А что мой отец, - мыслил Сузик, - разве не лезет к могуществу?" Ответ напрашивался сам собой: не лез бы - не держал бы при себе товарища полковника".
Не однажды при Сузике родители говорили о Тюлеве, дескать, из бандитов бандит, но всегда с ним можно договориться, найти общий язык, была бы выгода.
Похоже, не нашли. А вот Тюлев ищет, но уже с их сыном. И тоже не без выгоды.
Сузик, хоть и не глупый от природы, все ещё не определился, на чью сторону стать: на сторону Кати и её родни, для которых Тюлев работодатель, то есть враг, или же на сторону Тюлева - тот предлагает быть компаньеном.
Сам Сузик решить не мог: рассудок и чувства боролись...
Тюлев уже вышел из палаты, когда в коридоре лицом к лицу столкнулся с аналитиком фирмы "Лозанд". - Ба-ба! - радостно воскликнул Александр Гордеевич. Шикарный пиджак распахнут. Из-под руки, как у заправского сыщика, чернеет кобура.
"Как же я не заметил его телохранителей?" - подумал Фидель Михайлович. Встречаться с Тюлевым не хотелось: о чем толковать? Разве о том, как тюлевские гвардейцы арестовали его прямо в зале аукциона? Или о том, как он, сопровождаемый его "шестеркой", выбирался из тайги, вполне резонно считая, что уходит от погони? Или же о том, как им подсунули автомат с одним-единственным патроном, да и тот, случись его жечь, наверняка дал бы осечку?
Тюлев схватил аналитика за рукав, потащил к окну, возбужденно говоря: - Фидель Михайлович! Прости, братан! Мои церберы, как последние кодлы... Сказал бы сразу, что бабки у тебя чистые, да и то не твои, а твоей Антонины. Она, доложу тебе, молоток. И какой молоток! В один миг повалила дружков Петерса. - Какого Петерса? - Ну не революционера же. Местного кидалу. Хотел он из твоей Антонины вытряхнуть валюту, а она их, как слепых крысят, копытом. Когда мне доложили, я понял, твоя Антонина - гроссмейстер. Тебе повезло, братуха, иметь под сиськой такую бабу.
Тюлев называл Фиделя Михайловича и братаном и братухой, не жалел эпитетов и для Антонины Леонидовны. - Понимаешь, она стоит целой роты моих гвардейцев. Когда я стану президентом, я верну Федеральной Службе её законное название. А твою Антонину назначу председателем этого комитета. Слыхал, была такая служба - КГБ - Контора Глубокого Бурения. Женщина во главе силовой структуры блядства в политике не допустит.
Стараясь подыгрывать, Фидель Михайлович не без иронии спросил:
- А меня куда? - Тебя? - Тюлев думал секунду, не больше. Радостно возбужденный, он готов был раздавать должности заранее. - Ты - ты будешь министром экономики. Твоя задача: каждому русскому - достойное существование. Россия - для русских. Понял? - А как же быть, например, с украинцами? Их в России двадцать миллионов. - А кто тебе сказал, что они не русские? Я им верну их настоящее имя. - У них оно есть.
Удивленный такой неосведомленностью, Алексаннндр Гордеевич опешил: Ты че? Они же русины!.. Вот что значит, не сидел в "Крестах".
Не трудно было догадаться, что кто-то его крепко просвещал, но уже не как бандита, а как законно послушного предпринимателя. Несомненно, у него уже были свои идеологи, как в свое время у батьки Махна были анархисты. Видимо, и Александр Гордеевич понял, что без идеологической расцветки, приятной для нации, на вершину власти не взобраться.
В его лексиконе было столько новых слов, и кидался он ими, как будто хвастал своей эрудицией. Наконец он сказал дельное: - Продаю Северный. Англичанам? - Не. Не выгорело у меня с этими говенными британцами. Москва сказала свое "фэ". - И кому же продаете? - Кому... Скажу - упадешь. Покупает он через подставника. Как и все министры. Официально им запрещено обрастать недвижимостью. Но что это за власть, если она правит и не хапает? А продаю - только не падай - брату твоего шефа. - Суркису? - Его подставнику. А тот мне рубли - наличкой. - Рубли? - Мне все равно.
Фидель Михайлович снял очки. Протер линзы, чтоб лучше видеть лицо известного лесопромышленника. Никому ещё не удавалось оставить его в дураках. Похоже, Пузырев-Суркис будет первым. - Представляешь, покупают в пожарном порядке - Это вас не смущает, Александр Гордеевич? - А что? Круглое лицо его в пунцовым шрамом на левой щеке - след поножовщины - стало вдруг строгим, сосредоточенным. - Ты что советуешь? - Воздержитесь. Пока не продавайте - И как долго? - Недели на две - Советуешь как друг или как аналитик? - Как аналитик. - Понимаешь, деньги нужны. Впереди - крупная покупка. - Вот и воздержитесь от покупки. - Пару недель?.. Это - можно.
Александр Гордеевич оглянулся. Оглянулся и Фидель Михайлович, и теперь он заметил: в противоположном конце коридора - двое, в белых халатах в накидку, посматривают в их сторону.
"Телохранители". - У меня к вам просьба, Александр Гордеевич. - Давай. - Я вам ничего не говорил. И на меня в случае чего, не ссылайтесь.
Тюлев рассмеялся: ну и просьба! - Да мы же с тобой, братан, даже не встречались. И ты мне никаких советов не давал. Правильно? - Совершенно правильно. - И как бы давая понять, что разговор закончен, первым протянул руку: он торопился.
45
Отпуск у товарища полковника и его супруги никак не вытанцовывался. Они мечтали свозить внучат в Анапу - это пока ещё российская территория: неровен час, если на верхотуре не произойдут перестановки, президент, чтоб не лишиться дружбы с Америкой, поговаривали, уступит ей Каспий с дельтой Волги и все Черноморское побережье Кавказа, куда Штаты намереваются протянуть нефтяную нитку. Анапа с её прекрасными детскими пляжали отойдет, естественно, другу российского президента.
Вот и хотелось хотя бы в последний раз искупаться в российском Черном море.
Но обыватель предполагает, а власть располагает. Во властнных структурах ощущалась подвижка. Это как на реке перед весенним ледоходом: лед ещё стоит, а вода уже пребывает, заполняет низинки.
Что-то вскоре произойдет. Тому верный признак - повышенная активность спецслужб. Да и его, старого разведчика, вроде бы отставника, все чаще озадачивали. Нет, не ФСБ, - озадачивали хозяева.
Дарьяна Манукяновна поручила разрабатывать Сенина. Тут было почти все понятно. Человек по дешовке отхватил на аукционе перпективный западносибирский лесокомбинат, а сбыт того же кругляка застопорился. Человек ещё месячишко потерпит убытки. Но он уже и так в долговой яме, а из долговой ямы, будь то государство или отдельная особь - скоро не выбраться. Вот предприниматель и продает свое так легко доставшееся предприятие.
Желающих приобрести, к тому же не дорого, сколько угодно. Так что спецагентам работенка всегда найдется.
Подключать к этой операции людей Януария Денисовича не желательно: у того своих забот полон рот: снюхивается с Тюлевым. Хотя ... на кой ляд ему Северный?
Конечно, если бы товарищ полковник знал, что в ближайшие дни будет обвал рубля, не удивился бы.
Удивляло другое. Это по его заданию, а точнее, по заданию Януария Денисовича, он усадил Алика в лабораторию - предстояло изготовить радиоуправляемое миниатюрное устройство с дозой бинарного ОВ: с ним выйдет на Тюлева камикадзе, а кто-то из друзей Александра Гордеевича приведет это устройство в действие - и предприниматель Тюлев распрощается с белым светом, а с ним и все остальные, кто окажется в радиусе десяти метров.
Уже проведено четыре испытания. К ошейнику собаки прикрепляли это миниатюрное устройство, с ним собака подбегала к другим собакам. Испытатель с расстояния ста метров, не вынимая руку из кармана, подавал радиосигнал и собаки в радиусе не десяти, а тридцати метров мгновенно подыхали.
Но кто из друзей Тюлева рискнет быть смертником? Товарищ полковник перебирал в памяти всех, кто с Тюлевым постоянно контактируется и согласных умереть, - таких он не видел.
Значит, рассуждал товарищ полковник, это устройство придется кому-то подсунуть. "Он заставит меня пожертвовать кем-то из своих агентов". При этой мысли на душе у товарища полковника становилось муторно. У него таким агентом была только Ядвига.
"Ну, нет, её я не подставлю", - решил он твердо: хозяева-часники это ещё не государство. Да, дюди госбезопасности не однажды шли на верную гибель, но их, инструктируя, заверяли, что это в интересах Родины.
А тут... получается, что интересах Пузырева-Суркиса. Да, он олигарх. Ну и что? Сегодня он мультимиллионер, а завтра - нуль. Арестуют его счета, конфискуют его недвижимость - и он уже никто. А вот агент всегда агент. Весь его капитал в его голове. А если головка женская, к тому же красавицы, - такому агенту цены не сложишь.
Как-то в середине дня - была пятница, служащие уже испытывали дачный зуд - в офис Лозинского на Новом Арбате неожиданно нанес визит Януарий Денисович. Он был в белой спортивной куртке, в кедах фирмы "Адидас", в руке - синий болоньевый рюкзачок, в каких обычно носят сменную обувь.
Брата на месте не оказалось. Антонина Леонидовна объяснила: шеф уехал на процедуры. Она в таких случаях лукавила: у Анания Денисовича уже начинался бред. Поэтому Януарий Денисович на своем шоколадно-крапленом лице изобразил этакую едкую усмешечку, дескать, опять любовные сопли, опять братец изливает свои верноподданические чувства в адрес всенародно избранного.
Собственно, брат вице-премьеру и не требовался. У себя в кабинете-сейфе, предупрежденный заранее, ждал его товарищ полковник.
Януарий Денисович поставил на стол рюкзачок. Из рюкзачка достал туфли. Туфли были под черный костюм. Итальянские. Эти туфли уже кто-то надевал, немного носил. Это была рабочая обувь чиновника высокого ранга. Нога крупная. Сорок четвертый размер. - Вот сюда, - Януарий Денисович розовым ухоженым ногтем постучал по каблукам, - нужно поместить то, что четыре раза цепляли на собаку. - В один? - В оба. Для надежности. Пусть кто-нибудь в них походит. - Как долго? - Ну не сутки же. Часа два-три. И на нем испробовать. Когда он подойдет к кому-нибудь на расстояние двух-трех метров. Говоря научным языком, примените метод моделирования. Но объекты и тот, кто подойдет, и тот, к кому подойдет, должны быть реальные. Вы меня понимаете? - Понимаю, - не сразу ответил товарищ полковник. Такого поручения он ещё ни разу ни от кого не получал ни в бытность свою при диктатуре пролетариата, ни при широкой демократии.
Одно дело испытывать на собаках (Иван Петрович Павлов на собаках стал академиком), и другое - на живых людях.
Так товарищ полковник и сказал. В ответ Януарий Денисович привычно ухмыльнулся, доступно просветил: - А что такое люди? Масса. На массе можно производить любые опыты. Сейчас мы содержим за толстыми стенами и колючей проволокой более миллиона особей. А сколько было при Сталине? - В смысле врагов народа? - Ну, не друзей же. - Но... сорок четвертый размер. Подобрать будет весьма трудно. - Я вас не узнаю, Иван Иванович. Москва кипит бомжами. - Да, но все они мелкорослые. - Найдете... Пообещайте три доллара... Вас ли учить?
Глухое сопротивление товарища полковника раздражало: Януарий Денисович уже заметно волновался. До человека не доходит простенькая примитивная истина: на планете шесть миллионов двуногих говорящих, а нужен один золотой миллиард. А почему бы не начать сокращение со своих граждан - с тех же русских? Небось алкаши уже с утра у магазинов топчутся. Любому из них покажи доллар и он на себя напялит не то что туфли - скафандр водолазный: без гроша в кармане любая работа - денежная.
"Подобрать будет трудно", - Янурий Денисович про себя передразнил товарища полковника.
Товарищ полковник, конечно, подберет. Но с какой стати Януарий Денисович волновался? Может, его смущало то, что он мыслил в масштабе государства, а тут - занимается какими-то паршивыми каблуками? - Вам понятно? - повторил.
В ответ - ироничное: - Как и то, что непорочная дева Мария родила младенца. - Расшифруй те вашу аллегорию, - потребовал Януарий Денисович, уже неприязненно глядя на собеседника: на того ли он поставил? Пожалуйста. Двух смертников я найду. Но амбала, который носит обувь сорок четвертого размера...
Он перебирал в памяти друзей Александра Гордеевича - ведь, по мысли товарища полковника, на Тюлева начиналась охота. И по всей вероятности, одному из них и принадлежали эти туфли.
Старый разведчик подавил обиду: выходит, что не он один разрабатывает план убийства лесного магната. Был бы он один, то и туфли ему велели бы выкрасть. Выкрал кто-то. Получается, что полковнику Мишину брат хозяина доверяет, но не очень.
"Ну, ладно..." - Я вам подберу амбала. Яготинский вас устроит? - Ваш телохранитель? - Да. - А ведь он усердный. - Был. Постарел товарищ. Не та уже хватка.
Януарий Денисович нагло врал. Яготинский не постарел и не потерял сноровки. Это он по приказанию хозяина схватил возле спортивного магазина смазливую евреечку и хозяин у себя на даче три ночи подряд её насиловал. Потом бахвалился перед своими чикагскими друзьями: о, как он её распечатывал! А девчонка вдруг сбежала. Где она теперь? А вдруг опознает? Из троих свидетелей - двух телохранителей и шофера - в живых остался уже один - Яготинский. - Полигон я вам укажу. - А кто будет приводить в действие устройство? Алик? - Зачем? Может, я потренируюсь? - Януарий Денисович скромненько усмехнулся.
Жертву они представляли по-разному: Товарищ полковник считал, что жертвой будет Тюлев, а приведет в действие устройство сам Януарий Денисович. Случится такое, по всей видимости, где-нибудь на банкете, например, по случаю продажи комбината
А кто выступит в роли камикадзе? Несомненно, это будет человек, у которого обувь сорок четвертого размера.
46
Сразу же, как только "восьмерку" пригнали во двор, откуда она была угнана, Фидель Михайлович выслал на неё документы: отныне "жигуленок" восьмой модели принадлежал Рубану Михаилу Евстафьевичу. В молодости капитан Рубан хорошо водил машину - пусть вспомнит свою молодость.
Но отец, как человек старорежимный, оставался со своими взглядами и в новое время. Сосед, пропивший "копейку", предоставил учителю гараж за мизерную плату - поллитра за неделю. Но учитель совершил поступок, которым поднял на смех полгорода. Михаил Евстафьевич подарил свою "восьмерку" детскому дому. Детдому по штату положена была машина. Она и была - это был старенький "москвич". Но лет восемь назад "москвич" попал в аварию. Четыре года гнил под открытым небом. Потом шустрые ребята оттащили его в металлолом. На новую машину в городском отделе народного образования денег не нашлось.
О том, кому подарил машину, отец написал в Москву, извинился, что иначе он поступить не мог. Водитель из него уже никудышний - глаза не те. Да и куда ездить? Вот на Кубе, когда был влюблен...
Фидель Михайлович прочитал Тоне отцовское письмо. Антонина Леонидовна внимательно выслушала мужа. Машина была приобретена на её трудовые. Она с подругами сопровождала особо ценный груз до турецкой границы. - Ну и что на это скажешь? - произнес Фидель Михайлович без тени осуждения. - Ты передай это письмо в кубинское посольство. Отец, помнится, называл свою подружку по имени, ну, ту, что погибла в Анголе.
У нее, оказывается, осталась дочка. По годам - вроде моя ровесница. Мое сердце чует - это твоя сестра. - Не фантазируй. - Сердце чует, повторила она. - На планете нет такой страны, где бы не прорастала Россия. Потому янки её так ненавидят. И твоего сына выкрали не без чувства ненависти...
Об Олежке Фидель Михайлович думал постоянно. В этот раз товарищ полковник, конечно, по настоянию Дарьяны Манукяновны, всерьез взялся его вызволить. Для Антонины Леонидовны это не было секретом. Она уже знала, что в случае удачи Фидель Михайлович и товарищ полковник выедут в Мадрид, там им передадут ребенка. - Мне бы с вами, - мечтательно проговорила Тоня. - Я работала в Испании. Готовила побег одному нашему товарищу, короче, подбирала ключи к тюремной охране. После этой операции товарищи доверили мне выманить из Франции предателя. Это по его вине наш товарищ попал в тюрьму. - И ты его выманила? - Из Франции не получилось. Но приговор я приводила в исполнение.
Подробности Фиделя Михайловича не интересовали. То, что она с предателями говорила коротко, он это знал. В Тониных словах сквозила грусть: ей уже никогда не видеть лазурного неба Испании. Она и не скрывала, почему. - Интерпол. Там он меня выследит... - Он и в России... - Да, в России пока на курдов не охотятся...
И замолкла... "Ящик" что-то вещал монотонно и вдруг диктор, стараясь казаться беспристрастным, четко произнес: - Отпускаются цены на следующие товары...
Отпускались практически на все. Доллар взлетал вверх, как на празднике первая ракета. Рубль превращался в долю копейки. Верить не хотелось: в одно мгновенье были ограблены все, кто хранил деньги в сбербанке.
Молодожены это сообщение восприняли как должное. А вот об отце подумали оба сразу: Михаил Евстафьевич тоже, как и миллионы россиян, деньги хранил в сбербанке. На похороны...
47
Товарищ полковник, привыкший добираться на службу и со службы общественным транспортом, главным образом метро и троллейбусом, в это утро чего только не наслышался! Москвичи, знающие цену жетончику, который вдруг подорожал в несколько раз, вслух материли власть. Еще бы не материть! Каждого, кто спешил в это утро на работу, словно шутя ограбили.
Ограбили и товарища полковника, и его супругу, и его сына, и его невестку - всю семью, но он молчал, по привычке внимательно слушал. Мат это он знал ещё с советских времен - всегда был идеологическим оружием рабочего класса и вечно недовольной интеллигенции. Товарищ полковник не был рабочим (он из крестьян), но служил рабочему классу. Служил он и сейчас, но уже хозяевам, которые ни к какому классу не принадлежали. Это была денежная элита. В это утро он их тоже материл, но молча и таким образом снимал с себя стресс.