Так что для меня религия означает только одно: быть более сознательным, жить более осознанно.
Ты спрашиваешь: «Разве никого и ничего не нужно исправлять? Я не понимаю».
Люди не понимали этого на протяжении веков. Забудьте об исправлении. Направьте всю вашу энергию на то, чтобы пробудиться. Есть только два способа существования: сознательное и бессознательное. Выбирайте.
Глава 4. Чтобы быть святым, надо быть целостным
Жизнь – это не что-то застывшее. Это не скала, она похожа на реку, которая непрерывно течет. Это процесс, а не вещь. Если вы понимаете меня, я здесь, чтобы сделать всю вашу жизнь святой. Поэтому, что бы вы ни делали, наслаждайтесь этим всецело и не создавайте разделения. Разделение от разума, это вы его создаете. И не становитесь святошей, иначе вы лишитесь целостности и никогда не станете святым. Сохраните способность быть грешником. Тогда святость и греховность станут двумя вашими берегами, и между ними будет течь река, которая не принадлежит ни одному берегу, которая всегда их превосходит.
До тех пор, пока евреи, арабы и другие племена не принесли на Запад идею своего нетерпимого в расовом отношении и ревнивого Бога, люди поклонялись Тоами, Бахусу, Митре, Аполлону и другим богам. Была Диана со своими луком и стрелами, на севере был Тор, Богиня-Мать почиталась на Западе. Но потом религией Запада стали смерть и воскресение, внушалось чувство вины и греха. Почему Адам грешен? Чем он отличается от Тезея, Ясона или Гермеса? Не является ли понятие греха просто уловкой, чтобы заставить людей медитировать?
Я язычник. Для меня нет другого Бога, кроме этого существования. Бог не отделен от жизни, вне жизни Бога нет. Бог – это сама жизнь. Проживать эту жизнь полно – значит жить божественной жизнью. Проживать эту жизнь частично – значит жить не божественной жизнью. Быть фрагментарным – значит быть нерелигиозным, быть целостным, полным – значит быть святым.
Это вопрос о прошлом. В прошлом во всем мире люди были язычниками, они просто поклонялись природе. Не существовало понятия греха, не было никакого чувства вины. Жизнь принималась такой, какая она есть. Не было никаких оценок, никаких интерпретаций – разум еще не вмешался. Как только начинает вмешиваться разум, возникает осуждение. Как только включается разум, начинается разделение, расщепление, и человек становится шизофреником. Тогда вы начинаете осуждать что-то в своем существе – одна часть возвышается, другая часть становится ниже, и вы теряете равновесие.
Но это должно было произойти. Включилось мышление – это часть роста. Так же, как это бывает у каждого ребенка, должно было произойти и со всем человечеством. Когда ребенок рождается, он язычник. Каждый ребенок рождается язычником. Он счастлив таким, каков он есть. Он понятия не имеет, что правильно, а что неправильно, у него нет никаких идеалов. У него нет критериев, нет суждений. Когда ребенок голоден, он просит еду. Когда хочет спать, засыпает. Это то, что мастера дзен называют пиком религиозности: ешь, когда голоден, спи, когда хочешь спать. Пусть жизнь течет, не мешай ей.
Каждый ребенок рождается язычником, но рано или поздно он теряет свою простоту. Это часть жизни, которая неизбежна – это часть нашего роста, взросления, судьбы. Ребенок должен потерять невинность и снова найти ее. Когда ребенок ее теряет, он превращается в обычного человека, мирского человека. Когда обретает ее вновь, становится религиозным.
Невинность ребенка ничего не стоит, это дар существования. Он не заслужил ее, и ему придется ее лишиться. И только потеряв ее, он осознает, чего именно он лишился. Тогда он начнет искать ее снова. И только когда он ищет и добивается ее, достигает ее, становится ею, тогда он узнает, как велика ее ценность.
Что происходит с мудрецом? Он снова становится ребенком. Ничего другого, кроме того, что он снова становится невинным, с мудрецом не происходит. Он вошел в мир разума, разделения, эго, тысячи и одного идеала, он почти сошел с ума от суждений и оценок. И тогда, в один прекрасный день, обнаружив, что все это просто нелепо, глупо, он все это отбросил. Но это второе детство гораздо более ценно, чем первое детство. Первое детство было просто дано вам, вы даже его не спросили, это был просто подарок. А мы не ценим подарки. Мы ценим вещь только тогда, когда прилагаем усилия к тому, чтобы ее получить, когда добиваемся ее, и когда проделываем долгий путь, чтобы к ней прийти.
Есть такая суфийская история.
Один человек, искатель истины, пришел к суфию и спросил:
– Господин, я ищу себе мастера, и я слышал, что ты мудрый человек. Можешь ли ты сказать мне, по каким признакам можно узнать мастера? Как мне понять? Даже если я найду мастера, как мне решить, что это мой мастер? Я слеп, я невежественен, я ничего не знаю об этом. А говорят, что, не найдя мастера, нельзя найти Бога. Поэтому я ищу мастера. Помоги мне.
И суфийский мистик сказал этому человеку несколько вещей.
– Признаки такие, – сказал он, – ты найдешь мастера таким-то образом, он будет вести себя так-то и будет сидеть под таким-то деревом. Он будет одет в такое-то одеяние, и у него будут такие-то глаза.
Человек поблагодарил старого мистика и отправился на поиски. Прошло тридцать лет, человек обошел почти весь мир, но не смог найти того, кто стал бы его мастером согласно описанию старика. Усталый, измученный, разочарованный, он вернулся в родной город и увидел того старика. Старик очень постарел, но когда человек проходил мимо… Старик сидел все под тем же деревом – но вдруг он увидел, что это то самое дерево, про которое говорил старый мистик. И вот одеяние, которое он описал, и те глаза, и тот покой, о которых говорил суфийский мистик. И благословение, которое ощущается в присутствии мастера. Он был вне себя от радости.
Но при этом в его уме возник большой вопрос. Он поклонился, прикоснулся к ногам мистика и спросил:
– Прежде чем я стану вашим учеником, скажите мне только, зачем вы мучили меня эти тридцать лет? Почему вы не сказали мне тогда: «Я твой мастер?»
Старик засмеялся и сказал:
– Я говорил тебе: «Он будет сидеть под таким деревом», – и это как раз то дерево, под которым я сидел! И я сказал тебе: «Он будет одет в такое одеяние», – и такая одежда была на мне! Я был тем самым человеком, но ты был невнимателен. Ты не смог меня разглядеть – тебе понадобились эти тридцать лет путешествий по всем уголкам мира, тебе понадобились все эти усилия, чтобы узнать меня. Я был здесь, но тебя здесь не было. Теперь и ты здесь, ты меня узнал. А мне пришлось подождать. Этот вопрос касается не только тебя, что тебе пришлось так долго путешествовать. Подумай обо мне – я так стар, и я даже не мог умереть, пока ты не вернешься. И я не менял одеяние, на тот случай, если ты снова меня не узнаешь – тридцать лет я ни на миг не отходил от этого дерева! Но ты пришел. Путешествие было очень долгим – но только так можно познать.
Бог всегда здесь, но мы не здесь. Ребенок должен сбиться с пути, он должен отправиться в тридцатилетнее паломничество. Каждый ребенок должен сбиться с пути, каждый ребенок должен отклониться в сторону. Только отклонившись в сторону, только через страдания он сможет обрести ясное видение, проницательность. Только испробовав тысячу и одну вещь, он начнет искать настоящее.
Ненастоящее нужно испробовать. Ненастоящее привлекательно, ненастоящее притягивает. И как вы можете знать настоящее, если вы не узнали ненастоящее? Ребенок знает настоящее, – но он не знаком с ненастоящим, поэтому он не может определить настоящее. Ребенок знает Бога, – но он не знаком с миром, поэтому он не может определить Бога. Каждый ребенок приходит как святой, но он вынужден стать грешником, – и затем наступает второе детство. Если вы не обрели второе детство, ваша жизнь прошла впустую.
Так что не думайте и не беспокойтесь о том, что вы сбились с пути. Так происходит с каждым – это не проблема. Проблема возникает только в том случае, если вы все идете и идете, и никак не возвращаетесь. Если бы тот человек все ходил и ходил… тридцать лет, тридцать жизней, три сотни жизней, три тысячи жизней… шел и шел, и никогда не вернулся, никогда не обрел второго детства – тогда действительно что-то не так.
Ошибайтесь – ошибаться свойственно человеку, на ошибках учатся. Блуждайте – после блужданий есть возможность вернуться домой. Забудьте Бога, так чтобы вы могли его вспомнить. Уйдите от Бога, так чтобы в один прекрасный день вас начала мучить жестокая жажда, и вам захотелось снова прийти к Богу… Как голодному, как жаждущему.
То же самое должно произойти и с человечеством. В мире скоро опять утвердится язычество – наступит второе детство. Вот почему дзен приобрел такое большое значение, и Тантра стала таким популярным словом. Суфизм, иудаистский мистицизм стали важнее, чем христианство, ислам, индуизм, буддизм, джайнизм – почему? Почему Тантра? Почему Дао? Почему дзэн? Почему суфизм? У них языческий подход – они ведут во второе детство.
То же самое должно произойти и с человечеством. В мире скоро опять утвердится язычество – наступит второе детство. Вот почему дзен приобрел такое большое значение, и Тантра стала таким популярным словом. Суфизм, иудаистский мистицизм стали важнее, чем христианство, ислам, индуизм, буддизм, джайнизм – почему? Почему Тантра? Почему Дао? Почему дзэн? Почему суфизм? У них языческий подход – они ведут во второе детство.
Мир уже почти готов, человечество становится все более и более зрелым. Эта эпоха – эпоха юности человечества. Детство прошло, мы утратили его, мы развратились. Но не надо беспокоиться – всегда можно снова обрести невинность. И второе детство гораздо более ценно, нежели первое, потому что второе детство нельзя утратить. Первое приходится терять, это неизбежно: ни один ребенок, даже Гаутама Будда, пока еще не смог его сохранить. Ни один ребенок не может сохранить его, такова природа вещей. Когда что-то дается вам – то, чего вы не искали, чего вы даже не просили, и что вы не готовы даже принять…
Если вы дадите ребенку бриллиант, такой бриллиант как Кохинор, он немного поиграет с ним, а затем выбросит. Он не знает, что это такое. Кохинор остается Кохинором, знаете вы об этом или нет. Кохинор есть Кохинор, от знания это не зависит. Но ребенок выбросит его, рано или поздно он ему надоест – это просто камень, сколько можно с ним играть? Даже если он очень красочен, даже если он очень блестящ… но сколько можно? Чтобы Кохинор снова вернулся в вашу жизнь, вы должны жаждать его. Вы должны почувствовать, что вам не хватает чего-то очень важного – чего-то не хватает внутри вашего существа. У вас должно возникнуть сильное желание. Все желания должны стать незначительными по сравнению с желанием Бога – высшим желанием, превыше всего остального. Бог всегда здесь.
Так происходит с детьми, так происходит с обществами, так происходит с цивилизациями, и то же самое происходит с человечеством в целом. Так что не беспокойтесь о христианстве – оно было частью путешествия. Христианство, или все те религии, – это религии между двумя детствами, первым и вторым. Они осуждают, кричат, что вы сбились с пути: «Вернитесь!» Они тянут вас назад, заставляют вас бояться. Они всячески вас провоцируют, говоря, что если вы вернетесь, то получите отличные призы, вознаграждение на небесах. А если не вернетесь, то будете брошены в ад, – вас ждет адское пламя, и веки вечные вы будете гореть в аду, страдая.
Они запугивают – создают страх в людях, чтобы они вернулись. Но из страха, даже если вы вернетесь, вы ни к чему не придете. Страх никогда не станет любовью. Страх не может перейти с любовью, не может превратиться в любовь. Страх остается страхом, и страх порождает ненависть. Вот почему христианство породило огромную ненависть к религии. Фридрих Ницше – побочный продукт христианства. Если Фридрих Ницше говорит, что Бог мертв, то это просто реакция на христианство. Слишком много внимания к Богу, к небесам и аду – кто-то должен был сказать об этом. Я целиком и полностью за Ницше – кто-то должен был сказать: «Хватит уже, оставьте всю эту чепуху! Бог умер, и человек свободен», – потому что человек чувствует себя рабом, если его держат в страхе.
А жадность? Жадность – это тоже рабство. Посудите сами: небеса, рай, фирдаус, все их описания – что это такое? Все та же жадность, то же вожделение. В мусульманском фирдаусе, раю, святые, кажется, ничего другого не делают, кроме как совокупляются. К их услугам красивые женщины, и вино льется рекой, и все, что им нужно, тут же предоставляется. А те красивые женщины всегда остаются в возрасте шестнадцати лет и никогда не взрослеют.
И еще одна привлекательная деталь: они снова становятся девственницами. Всякий раз, когда святой занимается любовью с женщиной – а там находятся только святые – когда святой занимается любовью с женщиной, как только он заканчивает, она снова становится девственницей. Вот такое чудо возможно в раю. И чем там занимаются ваши святые? Это похоже на оргии, на сексуальные оргии. И реки вина… Здесь вам говорят: «Воздерживайтесь от вина, воздерживайтесь от женщин» – для чего? Чтобы получить более красивых женщин и больше вина на небесах? Это кажется нелогичным.
Но таким образом, при помощи жадности, людей можно заманить обратно в загон для скота. Или при помощи страха: если вы не идете под действием жадности, тогда страх, тогда адское пламя – причем вечное адское пламя! Вы не совершили столько грехов, чтобы вечно гореть в аду – это несправедливо. Хорошо, пусть вас бросят в ад на десять лет – это еще можно понять. На пятнадцать лет, на двадцать, на пятьдесят. Но навечно? Вы же не вечно грешили здесь, чтобы вечно нести наказание? Это кажется чрезмерным!
Но это не важно, главное – заставить людей бояться. Страх и жадность составляют основу многих религий. И это не пошло на пользу, это только разрушило религию. Такая религия не привлекательна для смелых, она привлекает только трусов, – а когда трусливый человек становится религиозным, религия превращается в фальшивку. Трусливый человек не может стать религиозным, только мужественный человек может стать религиозным – религия требует большой смелости. Это прыжок в неизвестность. Это прыжок в неизведанное море без всякой карты. Это расставание с прошлым и движение в будущее, путешествие в мир, полный опасностей. Его не совершают из трусости.
В ваших храмах и мечетях, в ваших церквях собрались одни трусы. Они дрожат от страха. И они полны жадности – купаются в жадности, объяты огнем жадности, трясутся от жадности. Эти жадные и трусливые люди не могут быть религиозными. Основа религии состоит в том, чтобы отбросить всякий страх, отбросить всякую жадность и отправиться в неизвестное. Бог – это неизвестное, скрытое. Он скрывается здесь – в деревьях, в скалах, в вас, во мне. Но чтобы войти в эту скрытую реальность, в оккультную реальность, требуется большое мужество – это путешествие в темную ночь без фонаря.
…Мастер дзен прощался с одним из своих учеников, а была уже глубокая ночь. Ученик немного боялся, ему было страшно, потому что предстояло идти через дикие джунгли, по крайней мере, миль десять. Там водились дикие животные, и ночь была темная, безлунная. Было уже поздно, прошло почти полночи – разговаривая с мастером, он совершенно забыл о времени.
Увидев, что он немного боится, мастер сказал:
– Ты выглядишь немного испуганным, я дам тебе фонарь.
Он дал ему в руки маленький бумажный фонарик и зажег огонь. Ученик поблагодарил мастера и пошел вниз по ступенькам. Но тут учитель окликнул его:
– Постой!
Мастер подошел и задул огонек. Он сказал:
– Настоящий мастер дает мужество, а не помогает трусости. Иди в темноте, будь сам себе светом. И помни, ничей свет тебе не поможет, тебе придется обрести свой собственный свет. Будь огнем твоего собственного существа. Иди в темноту, будь мужественным.
Он говорит, что настоящий мастер никогда не поддерживает трусость. Этим небольшим поступком, задув огонек, мастер передал важное послание: религия только для отважных.
Те, кто следовал за Иисусом, были смелыми людьми. Их было не много, их было совсем мало – вы могли бы пересчитать их по пальцам. Те, кто следовал за Буддой, были смелые люди. Но христиане не смелые, буддисты не смелые.
Те, кто со мной, – мужественные люди. Когда я уйду, ваши дети и дети ваших детей, возможно, будут почитать меня, но они не будут мужественными. Религия существует только тогда, когда есть живой мастер, в котором она живет. Когда мастер уходит, религия умирает.
Трусливые люди собираются вокруг мертвой религии – так им не страшно. Они поклоняются священным книгам, они поклоняются слову, они поклоняются статуе – все это мертвые вещи. Но если бы здесь появился Иисус, или Будда, или Мохаммед, те же самые люди очень испугались бы. Они нашли бы тысячу и один способ сбежать, и они нашли бы тысячу и один способ оправдать свой побег. Они осудили бы настоящего мастера. Почему? Настоящий мастер не будет поддерживать вашу трусость. Он не будет пробуждать в вас жадность – вы итак уже достаточно жадные – и он не заставит вас бояться. Он постарается избавить вас от страха и жадности, чтобы вы смогли прожить свою жизнь во всей полноте.
Христианство и подобные религии должны были появиться. Их нужно простить, не сердитесь на них. Но теперь они должны уйти – мир больше в них не нуждается. Они находятся в упадке, они разваливаются, они умирают. Фактически, они мертвы. Но люди настолько слепы, что им требуется много времени, чтобы увидеть, что их церковь или храм мертвы. Они настолько бессознательны, что не могут этого понять сразу. Христианство мертво, индуизм мертв, ислам мертв. В исламе еще горит только один маленький огонек – суфизм. Христианство пока еще живо только за счет нескольких мистиков. А так, церковь, папа, Ватикан – просто кладбище, могилы.