- Это еще раз подчеркивает, что мы далеки от Европы потому, что близки к Востоку, - прокричал в ответ Сашка. -- Помнишь, давно еще было: "Да, скифы мы, да, азиаты..."
Откуда-то доносился "Хрустальный город" "Машины Времени". Скорее всего, кто-то выставил динамики в окна и отрывался в этот праздничный день с любимыми, хоть и не всегда "парадными", песнями. Гнусавый Макаревич, смешно комкая конец каждой строчки, пел про посещение "огромного города", в котором "совершенно нет людей", а вместо стекол в каждое окно вставлено зеркало. "Когда я просто улыбался, то улыбался мне весь город, и если я кивал кому-то, то все кивали мне в ответ. И иногда казалось мне, что город жив и что вокруг мильон людей..."
- О чем он поет? - спросил Сашка Нелю. Он давно знал наизусть эту песню, но смысл, который безусловно был в нарисованной "Машиной" иносказательной сюрреалистической картинке, все время ускользал от него.
- Мне кажется, это притча о том, что человек, если, конечно, это "настоящий" человек, способен оживить целый город, воодушевить его своей жизненной силой.
"Они поссориться не могут, они похожи друг на друга..."
- Мрачноватая музыка для такой пафосной идеи, - усомнился Сашка.
- Игра контрастами - классический прием в искусстве, - парировала Неля.
"И вскоре я покинул город, и город сразу опустел..."
В какой-то момент им удалось вырваться из толпы, и они оказались на одной из старых московских улиц, перпендикулярных Тверской. Здесь было немного тише и спокойнее, словно поздним вечером в детской комнате по соседству с большой, где идет массовая пьянка. Метров через пятьдесят они набрели на небольшое летнее кафе, раскинувшее цветастый шатер в этом нелюдном месте тоже по случаю дня города. Сашка взял по стакану кока-колы со льдом и по бутерброду с сыром себе и Неле и отнес перекус на столик, где Неля заняла место. Она была в коротком почти детском платьице, ботиночках без каблука, и выглядела моложе своих и без того не великих лет.
- Ну, как тебе все это? -- спросила Неля.
- А тебе?
- Я уже устала, честно говоря.
- Нель, ведь ты учила меня радоваться простым радостям, помнишь? Что ж теперь?
- Саш, согласись, что выпускной родного курса и праздник одиннадцатимиллионного города -- это не одно и то же.
- Почему? Мой курс -- выборка членов моего общества, а москвичи -- тоже выборка моего общества, только побольше.
- Интересно, что же такое, тогда, "твое общество"?
- Ну как... Все граждане бывшего СССР, как минимум России.
- Отчего же ты сужаешь понятие "своего общества" до политических границ государства? По какому принципу ты выбросил других людей? Они уже не "твое общество"? А как же те, с кем ты учился в Штатах? Они не входят в это понятие? -- Неля разошлась; ей нравилось выстраивать четкую линию аргументов. -- А если вся Земля, вся Вселенная -- это "твое общество", то почему бы тебе не поприсутствовать, скажем, на похоронах некой Дебби Браун, штат Айова, скончавшейся от сердечного приступа при виде мужа? Она, выходит, тоже член "твоего общества" и события ее жизни тебе не безразличны. Мужа ее утешишь.
"Вот язвочка! -- подумал Сашка. Он понял, что опять попался. - Почему меня не научили так? Я же юрист, правозащитник... Должны были сделать хотя бы факультативом отдельный предмет -- "искусство полемики".
- И тем не менее, Нель, в чем разница, между днем города и выпускным?
- Всякий социолог тебе скажет, что чем шире социум, тем абстрактнее связи. Другим языком, с одним человеком тебя может связывать почти все, что происходило в твоей жизни. С двумя -- уже значительно меньше событий. С сотней человек, с курсом -- учителя, предметы, экзамены, общага... ты лучше меня знаешь. А вот со всеми москвичами тебя объединяет только слово "москвич". А этой общности недостаточно, чтобы на душе было длительное ощущение единства.
Вдруг около стола ребят раздались голоса:
- Ух ты! Смотри-ка... Вот это да!...
Сашка обернулся. К ним уже почти вплотную подошли Светка, Маринка и Серега. Сашка обрадовался им не на шутку, гораздо больше, чем всем москвичам вместе взятым:
- Ребята, как здорово, что мы вас встретили!
- Это мы вас встретили, а не вы нас, - поправила всегда радующаяся чему-то Светка, - как дела-то?
- Слушайте, мы ведь не виделись уже сколько?.. два месяца! -- удивился вслух Серега. -- Как время-то летит!
- Привет, Саш, - улыбнулась Маринка.
Девчонки сели за стол к ребятам, а Серега резво экипировал их газировкой. Несколькими фразами собравшиеся за столиком выяснили, кто чем занимается после института -- Маринка села в банк, Серега почему-то нанялся охранником, Светка по-прежнему вела независимый образ жизни, - потом стали вспоминать бывших однокурсников и сообщать друг другу, что о них известно и насчет работы, и насчет личной жизни. Особенной осведомленностью по второй части отличалась Светка:
- Дуров словно ждал выпускного, чтобы расстаться с нами и не приглашать нас на свадьбу: женился через шесть дней после вечера в кафе. Это значит, он даже заявление заранее подал.
- А на ком? -- поинтересовался Сашка, хотя ему было все равно. -- На Наташке?
- На Семиной? Не-е-ет! Ты че? Он на другой женился, она не из наших.
- Странно, - удивился Сашка, - мне казалось он на Наташке Семиной женится.
- Да не, это с Наташкой так просто, - ответила Светка и понеслась дальше. -- Вот Алик и Верка расписались в прошлый четверг. Мы там все были. А ты, кстати, чего не пришел?
- Меня не звали...- ответил Сашка, но история продолжалась.
- Алик все спешил: ему же справка нужна от жены, а то его в армию заметут. Он говорит, с первого октября призыв, времени уже мало. Но, насколько я знаю, они шаги в этом направлении уже давно предпринимают.
- Саш, а чего у тебя с армией? -- спросил Серега.
- Да меня мои отмазали давно. Знакомые есть в военкомате. Договорились, в общем.
- А за меня обещал шеф похлопотать, - продолжил свою мысль Серега, - он сам из бывших военных. Я чего в охранку-то пошел... Так-то мне нафиг все это не нужно.
- А Шурик Посудин с Лидкой так живут, - не унималась Светка, - она его фамилию брать не хочет, говорит, не желаю быть "посудиной", а он ей: пока не согласишься -- в ЗАГС не пойду. Приколисты!
Они протрепались еще какое-то время, перемывая косточки общим и не очень общим знакомым. Светка до самого конца продержалась спикером, и когда, она, наконец, устала, сообщила:
- Пойду сигареты посмотрю. Серег, сходи со мной.
- С удовольствием.
Сашка, Неля и Маринка остались втроем. Сашка обратил внимание на то, как повзрослела и похорошела Маринка за прошедшие два месяца: казалось, прошли годы, с той только разницей, что они не испортили ее, а улучшили. Маринка была в довольно строгом длинном платье с короткими рукавами, из которых тянулись наружу тонкие руки, покрытые бархатистой загорелой кожей. На Марининой шее -- скромная, но со вкусом подобранная тонкая цепочка, на указательном пальце правой руки -- серебряное колечко. Темные волосы гладко собраны назад и подколоты, из-за чего ее и так высокий лоб казался еще выше. Никакой косметики на лице... хотя, нет, немного подведены неяркой помадой губы, и, кажется, все; если и есть еще что-то, то совсем незаметно.
- У вас-то самих как дела? Не женитесь пока? -- спросила Маринка спокойным, чуть грустным голосом.
- Пока нет, - ответила Неля, избавив Сашку от необходимости подбирать ответ, который устроил бы всех, - куда спешить? Я хочу институт закончить сначала, а там посмотрим.
- А ты как? -- спросил Маринку Сашка. Ему вдруг стало чудно, что он пять лет бок о бок учился с это даже не просто красивой, а благородно красивой девушкой, и не замечал ее красоты, слишком много думая о том, что он слишком много думает.
- Да что со мной будет! -- Маринка усмехнулась. -- Села, вот, в банк, сначала в юротдел. Потом шеф говорит: слушай, у нас операционистка в отпуске, не хочешь пока за стойку сесть? Ты, говорит, фактурная. Я села, а сама думаю: фактурная -- это комплимент, или ему по морде въехать надо?
- Вообще-то в слове "фактурная" есть базовый слог "fuck", - отвлеченно заметил Сашка, и, услышав свой голос, спохватился: не обидится ли Маринка. Он она то ли не услышала, то ли пропустила его ремарку мимо ушей.
- А это разве нормально, что ты с юридическим образованием за стойкой сидишь? -- удивилась Неля.
- Да ладно... - махнула рукой Маринка, - там у юристов все равно сейчас толком работы нет. А тут все время клиенты приходят, дядечки с бумажниками. А найти богатого холостяка -- это не так-то просто.
- Да я уж знаю, - засмеялась Неля, погладив Сашку по плечу. Ее жест не понравился Сашке. Он понимал, что это было сделано только для подержания разговора, но из Нелиного "знаю" получалось, что он либо не холостяк, либо не богатый. А он - холостяк. Одновременно с этим он отметил про себя, что в Маринке появилось гораздо больше взрослой расчетливости, чем он видел в ней за все время учебы. Взять даже этот термин "дядечки с бумажниками". Удивительно, всего два месяца!..
- Неужели, бумажник так много значит? -- спросил вдруг Сашка Марину.
- Саша, Саша... - вздохнула Марина, - вам, мужикам, проще. Понравилась девушка - хватай ее, на коня и в степь. А нам надо и о себе, и о детях думать, одного пламенного чувства тут недостаточно, приходится задумываться о деньгах. А иногда и выбор делать в пользу них.
- Но ведь это же... попса! -- Сашка хотел сказать "проституция", но вовремя осекся. Маринка, впрочем, знала, что Сашка ставит два этих понятия рядом.
- Проституция, хотел сказать? -- Маринка сокрушенно покрутила головой. -- Вот что меня больше всего в вас мужиках убивает, так это лицемерие: клянете женскую продажность по чем зря, но кроме вас самих никто ж нам за нее не платит! Давайте организуем общество, где не будет власти у денег, которые зарабатывает мужчина, а женщина равна с ним в правах. Вы ж первые взвоете и скажете: верните как было!
- Фу, какой прагматизм, - возмутилась Неля.
- Прагматизм? -- Марина горько усмехнулась. -- Ты-то вот только вернулась из Германии. А я? Я бы хотела романтики. Но для этого работа за стойкой банка не подходит.
- Для этого надо выйти замуж за "дядечку с бумажником"? -- улыбаясь спросила Неля. Она чувствовала, что разговор выходит за рамки светского, и старалось вернуть его в нормальное русло. Она искренне симпатизировала Маринке и не собиралась портить с ней отношения, да еще безо всякого повода. Однако, вопреки стараниям Нели последняя ее реплика прозвучала скорее издевательски, чем примирительно.
Впрочем, Маринка, не ответив Неле, вдруг обратилась к Сашке:
- А вот ты, интересно, романтик?
- Я? -- Сашка не был готов к такому вопросу. В голове пронесся вихрь мыслей, всплыло последнее стихотворение. -- Я -- да.
- Тогда Неля должна быть прагматиком. Иначе ваши детки будут голодать. Скажи, Неля, ты прагматик? Или ты то, что Сашка любит в тебе?
Сашка вдруг с ужасом понял по глазам Нели, что та не знает, что ответить. Она испуганно смотрела на него какую-то долю секунды, и в глазах ее читалось: "помоги!".
- Классный сегодня получился день! -- раздался Светкин голос.
"Слава богу!" - подумал Сашка.
"Слава богу!" - подумала Неля.
Маринка закрыла глаза и откинула голову назад, подставив лицо еще теплому осеннему солнцу, выглянувшему на мгновение из-за облака.
Когда стемнело, они впятером отправились смотреть праздничное шоу заезжего француза на стенах МГУ. Сначала они попытались попасть на Воробьевы горы, но народу прибыло столько, что часа за три до начала шоу милицейские кордоны перекрыли все подступы и не пускали все прибывающих зрителей. Всех выручил Серега, который отвез ребят на другую сторону Москвы-реки, откуда здание университета тоже прекрасно просматривалось, но народу почти не было. По пути все затарились пивом и газировкой и, постелив на траву Серегину куртку (Сашка старался надевать теплые вещи как можно позже), устроили импровизированный вечерний пикник. Вскоре на стенах МГУ заскакали разноцветные фигуры, выводимые хитроумным лазером иностранного артиста. Музыку отсюда было слышно плохо, но об этом никто особо не жалел. Сашка вместо этого все еще слышал другое: "Я был вчера в огромном городе, где совершенно нет людей..."
Вид мерцающего в ночи МГУ навел Сашку на мысли об инженере Гарине и его гиперболоиде; на мгновение ему показалось, что шпиль главной башни Университета сейчас начнет падать вниз, срезанный лезвием луча последнего солдата Наполеона. Он повернулся Неле: она смотрела в пустоту широко открытыми глазами и о чем-то думала.
Сашка побоялся спрашивать, о чем. 6
В понедельник зазвонил Сашкин рабочий телефон. Это был Влад.
- Здорово, Саш. Как дела?
- Бог милостив. Сам как?
- Да что со мной будет... Как тебе празднества?
- Утомили. Мы с Нелькой прошлись позавчера по центру Москвы... тяжелое впечатление. Словно я случайно попал на чей-то чужой праздник. Люди месяцами не получают зарплаты и пенсии, городской бюджет несет такие колоссальный траты только для того, чтобы с почетом обставить собственный день рождения!
- Я представляю себе... У меня хватило ума не выбираться никуда вчера. Но я чего звоню-то - похвастаться.
- Чего?
- Можешь меня поздравить: с тобой говорит состоявшийся аспирант кафедры теории государства и права.
- Ух, ну ты молодец! Ты ж теперь три года можешь военкомату язык показывать!
- И это тоже... Я вообще-то рассчитываю в полтора года уложиться, мой научный говорит: развивай тему диплома. А ты же знаешь, у меня в диплом вошло процентов тридцать от всего материала - больше просто нельзя было. Так что подчищу все, добавлю свежачка, сдам минимумы этой весной, а в том году попробую защититься.
- Я все бросаю и жду тебя на Китай-городе где обычно. Это повод встретиться. ОК?
Влад снова был на месте раньше Сашки. "Почему я опаздываю, даже если прихожу вовремя?" - удивлялся Сашка. Они пожали друг другу руки - казалось, нет на свете силы, способной нарушить или изменить этот многолетний ритуал приветствия - и, балагуря на только им двоим понятные темы, поднялись на поверхность.
Сегодня Москву убирали. Сценические площадки к этому времени город уже демонтировал ("демон-тир-овал" - обратил про себя внимание на составляющие этого глагола Сашка), но улицы были загажены обрывками праздничных листовок, афиш, ошметками лопнувших воздушных шаров и прочей постпраздничной мишурой, которая показывает, что у любого самого светлого торжества есть и другая сторона. Растворившись среди будничных пешеходов, уставшие люди в оранжевых спецовках словно муравьи методично, усердно и как-то безысходно выполняли свою скорбную работу по погребению вчерашнего праздника. Было довольно пасмурно, как бывает всегда на следующий день после того, как тучи разгоняют артиллерией. Аккуратный с иголочки костюм-тройка на Владе - он был только что с экзамена - резко контрастировал с окружающим ребят бардаком.
Сегодня Сашка с Владом просто шли, не направляясь никуда. У них не было цели, требовавшей физического перемещения с того момента, как они поздоровались. Влад рассказывал про вступительный экзамен по философии.
Конечно липа, покруче наших выпускных. В общем-то все места розданы еще до начала экзаменов; знаешь, если научный руководитель решил тебя взять, считай, что ты уже поступил. Ну а ты в курсе, мой-то меня уже два года звал. Тем не менее, сам знаешь - экзамены - это экзамены, и самый липовый из них тоже надо сдавать. Короче, приходим на философию, сели, растянули билеты, Дурову достался Фрейд. А, знаешь, видно, что не готовился парень. Он достал такой серенький доисторический краткий философский словарь, который не одну войну прошел...
- Да, я знаю, у меня такой был, я посеял...
- Ну вот, выписал оттуда все, что было по Фрейду. А мне-то сзади все видно - у него три небольших абзаца получилось. Подходит его очередь, а я вижу, он второй вопрос - вообще никак. Комиссия его спрашивает: ну так, мол, с чего начнешь? Он говорит - с Зигмунда. Давай, говорят. А комиссия - Ларин, Крашенинников Леонид Аркадьевич и Тортилла.
- Эльвира Иосифовна? Она еще экзамены принимает? Я думал, ей только лекции доверяют читать.
Да нет, жива еще старушка. Короче, Ларин и Крашенинников никакие, я не знаю, что они вчера праздновали, может восемьсотпятидесятилетие Москвы...
А может, восемьсотпятидесятилетие Тортиллы.
Тоже может быть. Я все это к тому, что фактически она одна прием вела. Дуров начал, мол, Фрейд, такой-сякой, жил там-то тогда-то, основатель философской концепции, основные постулаты которой - инстинкты самосохранения и продолжения рода, и других инстинктов по Фрейду нет. Потом сказал пару слов про неофрейдистов, и я вижу - у него материал закончился. Он начал сначала, а Тортилла на него смотрит. Дуров понял, что она просекла его фишку, и давай тогда на Фрейда катить: мне, говорит, его учение представляется пустым и необоснованным. Тортилла говорит: а чего так? Он отвечает: ну как же? - говорит, - Зигмунд Фрейд говорил, что человеком в жизни движут только два инстинкта: продолжения рода и самосохранения. Она ему: ну и что же вас в этом не устраивает? А он возьми, да и ляпни: как, что не устраивает? Вот вами сейчас который из них движет?!
Сашка слушал Влада и смеялся над тем, что тот говорил, но мысли его были далеко. Как обычно, он снова пригласил Влада на встречу не только для того, чтобы поздравить его с новым статусом. И не только для того, чтобы узнать, что Дуров все же не поступил в аспирантуру.
У Сашки как всегда были личные мотивы: что-то непрерывно свербило внутри. Его не покидало ничем казалось бы не обоснованное волнующее предчувствие значительных перемен, которые не гарантировали ничего хорошего, хотя и плохого тоже. Он уже два дня не мог успокоиться то ли из-за этого дурацкого разговора с Мариной, то ли из-за оторванности от общего -Светкиного, прежде всего - настроения по поводу праздника дня города. Сашка охотнее сослался бы на вторую причину. С нее он и начал.