– Гагарин обязан пожать лапу Белке, – грустно пошутила жена, целуя меня на прощанье во впалую щеку. – И он ее пожмет, клянусь! Если придется, я отыщу Мерлина даже в Зоне и пригоню его к тебе под дулом пистолета…
Клятва Лизы и ее самоотверженность утешили меня лучше любого успокоительного. Я, правда, волновался, что за нею будет организована слежка и ей попросту не позволят сдержать данное мне обещание. Нет, конечно, никто Лизе вреда не причинит – будь мои покровители настолько жестокими, они давно без лишних церемоний спровадили бы меня к праотцам. Но ее могут поместить в карантин под фиктивным предлогом, что она якобы заразилась от меня какой-нибудь «забарьерной» инфекцией, и вся наша авантюра вмиг накроется медным тазом.
Нашему единственно возможному ходу мои противники по игровому столу были способны противопоставить десяток хитроумных защитных уловок. А надумай мы от отчаянья обратиться в прессу, от чего нам уже неоднократно советовали воздержаться, Лизу вмиг объявят сумасшедшей, а меня – пропавшим без вести в Зоне еще год назад. И это подтвердят даже те, кто впоследствии видел лейтенанта Хомякова живым.
В отличие от Семена Пожарского, о моем возвращении из-за Барьера знали немногие. И каждый из них являлся заложником служебного долга, обязанным подчиняться приказам своего командования. Даже подполковник Сафронов не сумеет в случае чего вступиться за мою жену, если она ослушается выданных нам свыше рекомендаций и обнародует обо мне всю правду. Не говоря об остальных. Вряд ли кому-то из обычных врачей или ученых захочется идти на конфликт с Системой ради какого-то лейтенанта, дни коего на белом свете и так сочтены…
Три дня обивала Лиза порог приемной Пожарского, чья резиденция располагалась в Балашихе, в большом особняке на берегу пруда. Как мы и опасались, встретиться со всемирно известной личностью оказалось крайне нелегко. Рабочий график сотрудничающего с дюжиной телекомпаний Мерлина был расписан по минутам, а поскольку сам он не являлся чиновником, то и никаких часов приема у него не имелось. И вообще, все общение народного героя непосредственно с народом, не относящимся к сталкерскому миру, ныне протекало по принципу «кому из поклонников как повезет».
Все, чего сумела добиться жена благодаря собственной настойчивости, это оставить в приемной Семена мои фотографии, краткую справку обо мне и номер своего телефона. А также взять с секретаря обещание, что он ознакомит босса с историей моей болезни до того, как тот вновь уйдет в Зону. Конечно, не слишком обнадеживающий результат, но на большее мы пока и не рассчитывали. Главное, Лиза трижды добиралась до штаба Пожарского, и никто ей в этом не воспрепятствовал. Хотелось надеяться, что так продлится и дальше.
Дошла бы в итоге до Пожарского моя просьба о встрече или нет, выяснить не удалось. Вполне возможно, что и впрямь дошла бы, кто знает. Однако через неделю после того, как легла она на стол секретаря Мерлина, случилось нечто такое, что круто форсировало ход дальнейших событий. И заодно вернуло меня в реальный мир, от которого я, признаться, успел за минувший год изрядно отвыкнуть.
Готовясь бороться с нависшей надо мной угрозой, я и не подозревал, что она подберется ко мне оттуда, откуда не ожидалось. Причем настолько неожиданно, что ее проморгала даже моя охрана, которая круглосуточно не спускала с меня глаз…
Но это уже другая глава моих не слишком приятных воспоминаний о прошлом…
Глава 9
Легкий шок, какой вы испытаете, выйдя впервые из «тамбура» в Сосновом Бору – явление вполне нормальное. Вместо ожидаемых вековых сосен, которые, к слову, здесь еще кое-где сохранились, и привычных опостылевших руин вы окажетесь… в средневековом европейском городке! Ратуша с часами и флюгером; круглобокие, приземистые башни с бойницами и коническими крышами; крепостные стены, арочные ворота; домики с двускатными кровлями, покрытыми красной черепицей; каменные лестницы с перилами; булыжная мостовая… «В какую это степь меня занесло, черт возьми?! – испуганно недоумевали сталкеры, не удосужившиеся загодя узнать, куда их вынесет этот гиперпространственный тоннель. – Неужто я переместился не только в пространстве, но и во времени? Этого еще не хватало!..»
И, лишь присмотревшись получше, растерянные новоприбывшие замечали, что городок на самом деле необычайно крохотный, строения в нем тоже мелковаты и несерьезны, а улочки узкие даже по меркам Средневековья. И ожидаемые руины никуда не делись – вон они, маячат позади причудливых башенок унылыми серыми контурами.
Что ж, теперь понятно. Никакая это не сказка, пусть даже на одной из стен красуется барельефный портрет известного сказочника Ханса Кристиана Андерсена. Обыкновенный развлекательный комплекс для детей, который уцелел по той же неведомой причине, по какой до сих пор не разрушились корпуса Курчатовского научного центра, Институт ядерной физики в Академгородке и прочие здания, находящиеся поблизости от аномальных смерчей.
Андерсенград – кажется, так, по словам сталкеров-питерцев, раньше звалось это место. Небось в былые времена горожане Соснового Бора обожали прогуливаться тут с детьми. Еще можно было определить, где среди вышеназванных достопримечательностей располагались клумбы, фонтаны, кафе и летний театр. А вот глубокие овраги, изрезавшие землю вокруг Андерсенграда, возникли уже после Катастрофы. Длинные и кривые, они расходились от детского городка, словно раскинувшиеся во все стороны лапы гигантского многоногого паука. И не счесть, для скольких сталкеров эти траншеи стали могилой. Хотя и жизней они спасли тоже немало. Если у вас имелась при себе точная и желательно свежая схема расположения этих оврагов, вы могли, выскочив из «тамбура», легко затеряться в них и запутать следы преследователям – тем, кто знал, в какую локацию вы отправились.
Мне такая схема была не нужна – она давным-давно накрепко отпечаталась у меня в памяти. И не беда, что происходящие здесь время от времени тектонические сдвиги меняли фрагменты траншейного «узора», засыпая одни канавы и образуя другие. Они были не настолько глубокими, чтобы, угодив невзначай в тупик, я не сумел бы шустро перескочить в соседний овраг и продолжить бегство по нему. Хотя сегодня, когда меня сопровождал не слишком расторопный компаньон, мне следовало тщательнее подыскивать маршрут для отступления из опасного района.
Вряд ли, конечно, враги сиганут в «тамбур» следом за нами, ведь им неведомо, куда конкретно мы отправились. Ипат упустил инициативу и теперь не сядет нам на хвост, пока не разузнает по сталкерским каналам, в какой локации сегодняшней ночью в такое-то время вышли из гиперпространства два человека. Раздобыть подобную информацию в Зоне не составляло труда, при условии, что в момент нашего прорыва в Сосновый Бор рядом с местным «тамбуром» дежурила «кукушка».
«Кукушками» называли тех бродяг-наемников, кто зарабатывал на жизнь – или чаще всего лишь подрабатывал, – сидя в укрытии неподалеку от «тамбуров» и ведя подробный учет прибывающим и убывающим в локацию сталкерам. Отдежурив положенное, соглядатай сгребал свои протоколы и нес их приору Ордена – местному или тому, в чьи земли направлялся затем сборщик информации. А приор-покупатель снимал с его файлов несколько копий и переправлял их с оказией братьям в другие локации – авось пригодятся.
Платили «кукушкам» гроши, так как по наемничьим расценкам эта простенькая работа считалась уделом новичков. Однако и матерые наемники, прежде чем перейти из локации в локацию, не чурались порой посидеть полдня в дозоре у «тамбура», дабы, особо не напрягаясь, сшибить себе попутно сотню-другую баксов на карманные расходы.
Высматривать «кукушку» среди окрестных руин было напрасной тратой времени, тем паче что ее вообще могло тут не оказаться. По выходе из «тамбура» мне и Жорику требовалось срочно брать ноги в руки и проваливать отсюда. Неважно куда – потом сориентируемся. Главное, не задерживаться в Андерсенграде, где мы можем в любой момент столкнуться с враждебно настроенными сталкерами или биомехами.
На то, чтобы прийти в себя после телепортации, мне – привычному к этому делу человеку – потребовалось лишь несколько секунд. Смерч выбросил нас в знакомое место: на дно давно пересохшего бассейна-лягушатника с бронзовыми скульптурками дельфинов вдоль бортиков. Все еще дрожа от холода, я помассировал закрытые глаза и отшлепал себя по щекам – старый, проверенный способ унять обычное после такого путешествия головокружение. С ознобом бороться не нужно – он сам исчезнет после того, как пробегу по канаве пару сотен шагов.
«Очухался сам – приведи в чувство товарища, если тот еще жив», – гласит одно из непреложных правил путешественника по гиперпространственному тоннелю. Дюймовый шагнул в «тамбур», будучи на грани обморока, поэтому неудивительно, что, прибыв на место, компаньон находился в отключке. Хорошо, что я заранее напомнил ему о маркере, который вынес брата Георгия туда, куда нужно. Также хорошо, что этот болван не перепутал маркеры. А то отправились бы мы с ним по разным адресам и, учитывая его безалаберность, уже вряд ли когда-нибудь встретились.
У меня с гиперпространственной навигацией хлопот гораздо меньше. Мои маркеры – это воспоминания. Стоит лишь мне при входе в смерч четко представить какой-либо объект из той локации, куда мне необходимо попасть, и мой алмазный паразит тут же прокладывает к нему путь. В Сосновом Бору моим мнемоническим маяком была ратуша Андерсенграда – самое приметное сооружение вблизи здешнего «тамбура». Я всегда старался запоминать лишь те объекты, вероятность разрушения которых в Зоне была минимальной, одним словом, перестраховывался. Несокрушимые здания рядом со входами в гиперпространство подходили для этой цели как никакие другие.
– Жорик, подъем! – приказал я, переворачивая Дюймового на спину и энергично встряхивая его за грудки. – Конечная остановка! Автобус дальше не идет!.. Эй, сталкер, я к кому обращаюсь? Ты меня слышишь?
Никакого взаимопонимания! Голова обмякшего компаньона моталась из стороны в сторону, но веки его упорно оставались опущенными, а рот – приоткрытым.
Нехорошо. Нужно, чтобы все стало наоборот, и желательно сию же минуту.
– Ладно, – сказал я, прекратив трясти компаньона, и потянулся к аптечке за нашатырем. Жорик дышал слабо, но ровно, а значит, умирать он пока не собирался. – Не хочешь по-простому, прибегнем к экстренным мерам… На-ка, взбодрись!
Однако и нашатырь не помог. Дюймовый лишь вяло повел головой и чуть слышно пробормотал всего одно слово: «Грааль». Но очнуться так и не пожелал.
М-да, плохи наши дела. Прежде я уже сталкивался с подобным посттелепортационным синдромом «долгого невозвращения». Случается, что иногда сталкеры испытывают в гиперпространстве чересчур сильную боль и по выходе из него впадают в кратковременную кому. Как правило, от шести до двенадцати часов – не больше. Вот только в эту ночь Дюймовый находился не в компании дюжих узловиков, которые могли без особых усилий транспортировать товарища в безопасное место, где он спокойно отлежится и придет в чувство. Этот увалень и без доспехов весил не меньше центнера, а в боевом облачении волочить его по канаве было и вовсе неблагодарным делом.
Однако ничего не попишешь – не хочется, а надо. В Андерсенграде оставаться небезопасно. В этих игрушечных домиках и башенках толком не спрячешься, а вдруг еще Узел начнет пульсировать да затянет нас обоих в торнадо? Я-то, вполне вероятно, выживу, правда, вылечу черт знает где, а вот брат Георгий из такой передряги уже не выкарабкается. Так что придется попыхтеть. Если, конечно, я еще не утратил желание отыскать Грааль Дьякона. Ибо, как гласит одна из любимых присказок моего давно покойного дедушки: коли впрягся в гуж, не говори, что недюж.
Но не успел я подтащить недвижимого компаньона к бортику бассейна, как из-за ближайшей крепостной стены… или, вернее, стенки послышались голоса. Достаточно громкие, чтобы понять: к «тамбуру» приближается группа сталкеров. И довольно большая. Будь это одиночка или пара бродяг вроде нас с Дюймовым, они крались бы сейчас на полусогнутых и помалкивали в тряпочку. Но, поскольку эти так некстати явившиеся гости осмеливались общаться в полный голос, значит, они шли в открытую, не таясь. А раз не таились, стало быть, являли собой достаточно грозную и боеспособную компанию.
– И понос, и в придачу золотуха! – в бессильной ярости процедил я, бросая волочимого за шиворот Жорика, который тут же мешком плюхнулся обратно на камни. Что ж, прости и прощай, брат Георгий! Я и так выручал тебя сегодня сколько мог, и вот настал момент, когда мне уж точно ничем не помочь тебе. А подыхать с тобой «на брудершафт» неохота. Да и слишком большая честь это для такого бродяги, как ты. Хотя, если к нам приближаются узловики, возможно, тебе и повезет. Это для Ипата ты стал врагом, а для обитающих в Сосновом Бору рыцарей, вероятнее всего, пока еще остаешься собратом по Ордену.
Наскоро оглядевшись, я отринул мысль спрятаться в ратуше, пускай она и находилась ближе прочих построек, и предпочел ей приземистую и неприметную башенку, торчащую чуть поодаль. Перемахнув через бортик бассейна и пригнувшись, я рванул к выбранному укрытию. Хорошо, что сейчас не зима, и я не оставляю следов, а то подобные игры в прятки меня не спасли бы. Зимой даже моя невидимость не всегда помогает, поэтому в заснеженное время года я вообще редко появляюсь на открытой местности.
Пока я обегал башенку и взбирался на ее верхний ярус, к узкому оконцу-бойнице, потревожившие меня сталкеры успели выйти из-за стены и подступили к бассейну. Это были семеро громил, облаченных в одинаковые черные доспехи, и у каждого на рукаве красовалась эмблема: оранжевые языки пламени, расходящиеся в форме христианского креста.
Да, для цели, с какой мы сюда пожаловали, более подходящего комитета по встрече было не сыскать!
Секта «Пламенный Крест», которой верховодил хозяин Грааля Дьякон, была изгнана военными отсюда в Чернобыль примерно полтора года назад. Чистильщики вынудили праведников бросить свою святыню – Неопалимую Купину – и, если верить Жорику, заодно припрятать где-то в этих краях артефакт-супераптечку. Однако нынешнее присутствие здесь сектантов меня не удивило. По слухам, после изгнания они периодически наведывались в Сосновый Бор небольшими компаниями, чтобы втайне справлять на священной для них земле свои кровавые ритуалы.
Куда спешила эта семерка – назад, в Чернобыль, или в иную локацию, – черт бы ее знал. Но, встретив на своем пути валяющееся тело в рыцарских доспехах, сектанты уже никак не могли пройти мимо него.
– Хвала Дьякону, единоверцы! – провозгласил идущий впереди праведник, первым заметив распластавшегося на дне бассейна Дюймового. – Это ли не знамение: мы пришли сюда охотиться на жертвенного агнца, а он лежит и сам нас смиренно дожидается!
– Погоди радоваться, Узал, – осадил его второй сектант. – Сдается мне, что это мертвец. Уж не хочешь ли ты разгневать Всевышнего, принося ему в жертву мертвую плоть?
– Это ты оскорбляешь Господа своими сомнениями, Елифаз, – возразил Узал. – А вот я нисколько не сомневаюсь ни в правоте своих слов, ни в высшем покровительстве, что сопутствует нашей миссии. Разве не в этом заключается сила истинной веры?
– Может, узловик мертвый, а может, и нет, – не стал торопиться с выводами третий член крестоносной компании. – Сейчас выясним, на чьей стороне правда.
Он спрыгнул в бассейн и, склонившись над Жориком, сначала аккуратно стянул у него с руки «Фрич» и только потом стал проверять у сталкера дыхание и пульс. Единоверцы, прекратив спор, в молчании дожидались результата этой экспертизы.
Само собой, что прав оказался тот праведник, чья вера не ведала сомнений. Пристыженный Елифаз виновато покосился на небеса и что-то прошептал – видимо, извинился перед Господом за свой недостойный истинного верующего скептицизм. После чего последовал за воодушевленным Узалом и остальными товарищами в бассейн, дабы подсобить им вытащить найденыша наружу. Но едва тот был поднят со дна и положен на бортик, как праведники вновь всполошились.
– Вы тоже слышали это или мне померещилось? – воскликнул сектант, который обнаружил у Жорика признаки жизни. – Узловик действительно сказал «Грааль»?
– Да, Иафет, мы это слышали! – вновь без тени сомнения в голосе ответил за всех Узал. – Агнец именно это и произнес.
– А может, у него просто… – начал было скептик Елифаз, но тут же опасливо осекся. Однако под вопросительными взглядами товарищей вновь собрался с духом и закончил: – Может, это просто была отрыжка или еще какой горловой звук. Парень-то без сознания, да к тому же явно из «тамбура» выпал. В таком состоянии и мычать проблематично, не то чтобы о чем-то конкретном бредить.
– И это легко проверить, – вновь заявил благоразумный Иафет.
Выбравшись из бассейна, он оттащил Дюймового в сторону и, отвесив ему пощечину, громко спросил:
– А ну повтори, что ты сказал! Быстро!
Невменяемый брат Георгий повторил. Причем сказал в три раза больше, чем от него требовали. Даже я, сидящий поодаль от сектантов, отчетливо расслышал бред сталкера:
– Грааль!.. Крест!.. Гефер!..
Я, правда, не был уверен, правильно ли расслышал последнее Жориково слово, но на сектантов оно произвело столь же сильное впечатление, как и два предыдущих.
– Гефер?! – взвился пожилой, но крепко сбитый праведник, чье имя было мне еще неизвестно. – Эй, вы слышали: этот узловик что-то знает о моем сыне! Значит, он не пропал без вести, а был казнен Орденом! О Всевышний, какое жестокое откровение ты мне ниспослал!
– Угомонись, Рагав, – попросил его невозмутимый Иафет, который, очевидно, был ненамного младше того единоверца, к которому обращался. – У этого узловика синдром «невозвращения», и ничего толкового мы сейчас от него не добьемся. Погоди, вот выйдет он из комы, тогда и спросим, что ему известно о Граале и Гефере. Уверен, Дьякону это тоже будет любопытно услышать, ведь он любил Гефера не меньше, чем ты.