Он не овечал и не двигался. Влажные пузырьки лопались на его белых волосах, по шее и кистям рук катились прозрачные алмазы.
— Пикар! Мы уходим. Идём дальше. Пошли!
Крупные капли срывались с его ушей.
— Слышишь, Пикар!
Он точно окаменел.
— Оставьте его, — сказал Симмонс.
— Мы не можем уйти без него.
— А что же делать, нести его? — Симмонс плюнул. — Поздно: он уже не человек: Знаете, что будет дальше? Он так и будет стоять, пока не захлебнётся.
— Что?
— Неужели, вы не слыхали об этом? Пора уже знать. Он будет стоять, задрав голову, чтобы дождь лил ему в рот и нос. Будет вдыхать воду.
— Не может быть!
— Так было с генералом Ментом. Когда его нашли, он сидел на утёсе, запрокинул голову, и дышал дождём. Лёгкие были полны воды.
Лейтенант снова осветил немигающие глаза. Ноздри Пикара тихо сипели.
— Пикар! — Лейтенант ударил ладонью по его безумному лицу.
— Он ничего не чувствует, — продолжал Симмонс. — Несколько дней под таким дождём, и любой перестанет ощущать собственные руки и ноги.
— Лейтенант в ужасе поглядел на свою руку. Она онемела.
— Но мы не можем бросить Пикара.
— Вот всё, что мы можем сделать. — Симмонс выстрелил. Пикар упал на затопленную землю.
— Спокойно, лейтенант, — сказал Симмонс. — В моём пистолете имеется заряд и для вас. Спокойно. Подумайте как следует: он всё равно стоял бы так до тех пор, пока не захлебнулся. Я сократил его мучения.
Лейтенант скользнул взглядом по распростёртому телу.
— Вы убили его.
— Да, иначе он погубил бы нас всех. Вы видели его лицо. Он помешался.
Помолчав, лейтенант кивнул.
— Это верно.
И они пошли дальше под ливнем.
Было темно, луч фонарика проникал в стену дождя лишь на несколько футов. Через полчаса они выдохлись. Пришлось сесть и ждать, ждать утра, борясь с мучительным чувством голода. Рассвело: серый день, нескончаемый дождь: Они продолжали путь.
— Мы просчитались, — сказал Симмонс.
— Нет. Через час будем там.
— Говорите громче, я вас не слышу. — Симмонс остановился, улыбаясь. — Уши. — Он коснулся их руками. — Они отказали. От этого бесконечного дождя я онемел весь, до костей.
— Вы ничего не слышите? — спросил лейтенант.
— Что? — Симмонс озадаченно смотрел на него.
— Ничего. Пошли.
— Я лучше обожду здесь. А вы идите.
— Ни в коем случае.
— Я не слышу, что вы говорите. Идите. Я устал. По-моему, Солнечный Купол не в этой стороне. А если и в этой, то, наверно, весь свод в дырах, как у того, что мы видели. Лучше я посижу.
— Сейчас же встаньте!
— Пока, лейтенант.
— Вы не должны сдаваться, осталось совсем немного.
— Видите — пистолет. Он говорит мне, что я останусь. Мне всё осточертело. Я не сошёл с ума, но скоро сойду. А этого я не хочу. Как только вы отойдёте достаточно далеко, я застрелюсь.
— Симмонс!
— Вы произнесли мою фамилию, я вижу по губам.
— Симмонс.
— Поймите, это всего лишь вопрос времени. Либо я умру сейчас, либо через несколько часов. Представьте себе, что вы дошли до Солнечного Купола, — если только вообще дойдёте, — и находите дырявый свод. Вот будет приятно.
Лейтенант подождал, потом зашлёпал по грязи. Отойдя, он обернулся и окликнул Симмонса, но тот сидел с пистолетом в руке и ждал, когда лейтенант скроется. Он отрицательно покачал головой и махнул: уходите.
Лейтенант не услышал выстрела.
На ходу он стал рвать цветы и есть их. Они не были ядовитыми, но и не прибавили ему сил; немного погодя его вывернуло наизнанку.
Потом лейтенант нарвал больших листьев, чтобы сделать шляпу. Он уже пытался однажды; и на этот раз дождь быстро размыл листья. Стоило сорвать растение, как оно немедленно начинало гнить, превращаясь в сероватую аморфную массу.
— Ещё пять минут, — сказал он себе, — ещё пять минут и я войду в море. Войду и буду идти. Мы не приспособлены к такой жизни, ни один человек Земли никогда не сможет к этому привыкнуть. Ох, нервы, нервы:
Он пробился через море листвы и влаги и вышел на небольшой холм.
Впереди, сквозь холодную мокрую завесу, угадывалось жёлтое сияние.
Солнечный Купол.
Круглое жёлтое строение за деревьями, поодаль. Он остановился и, качаясь, смотрел на него.
В следующее мгновение лейтенант побежал, но тут же замедлил шаг. Он боялся. Он не звал на помощь. Вдруг это тот же Купол, что накануне. Мёртвый Купол без солнца?
Он подскользнулся и упал. "Лежи, — думал он, — всё равно ты не туда забрёл. Лежи. Всё было напрасно. Пей, пей вдоволь".
Но лейтенант заставил себя встать и идти вперёд, через бесчисленные ручьи. Жёлтый свет стал совсем ярким, и он опять побежал. Его ноги давили стёкла и зеркала, руки рассыпали бриллианты.
Он остановился перед жёлтой дверью. Надпись: Солнечный Купол. Он потрогал дверь онемевшей рукой. Повернул ручку и тяжело шагнул вперёд.
На пороге он замер, осматриваясь. Позади него в дверь барабанил ливень. Впереди, на низком столике, стояла серебрянная кастрюлька и полная чашка горячего шоколада с расплывающимися на поверхности густыми сливками. Рядом на другом подносе — толстые бутерброды с большими кусками цыплёнка, свежими помидорами и зелёным луком. На вешалке, перед самым носом, висело большое мохнатое полотенце; у ног стоял ящик для мокрой одежды; справа была кабина, где горячие лучи мгновенно обсушивали человека. На кресле — чистая одежда, приготовленная для случайного путника. А дальше кофе в горячих медных кофейниках, патефон, тихая музыка, книги в красных и коричневых переплётах. Рядом с книжным шкафом — кушетка, низкая, мягкая кушетка, на которой так хорошо лежать в ярких лучах того, что в этом помещении самое главное.
Он прикрыл глаза рукой. Он успел заметить, что к нему идут люди, но ничего не сказал. Выждав, открыл глаза и снова стал смотреть. Вода, стекая с одежды, собралась в лужу у его ног; он чувствовал, как высыхают волосы и лицо, грудь, руки, ноги.
Он смотрел на солнце.
Оно висело в центре купола — большое, жёлтое, яркое.
Оно светило бесшумно, и во всём помещении царила полная тишина. Дверь была закрыта, и только обретающая чувствительность кожа ещё помнила дождь. Солнце парило высоко над голубым сводом, ласковое, золотистое, чудесное.
Он пошёл вперёд, срывая с себя одежду.
Изгнанники
The Exiles
1949
Переводчик: Татьяна Шинкарь
Глаза их горели как раскаленные угли, уста изрыгали пламя, когда, склонившись над котлом, они погружали в него то грязную палку, то свои когтистые костлявые пальцы.
Пьяно раскачиваясь, они плясали на берегу высохшего моря, оскверняя воздух проклятьями, прожигая тьму злобным кошачьим взглядом:
Они остановились, оглядываясь.
— Где магический кристалл? Где иглы?
— Вот они!
— Хорошо, вот хорошо!
— Желтый воск загустел?
— Готов, готов!
— Лейте его в форму! — Все ли получилось как надо? — Они держали в руках восковую фигурку, и мягкий воск прилипал к пальцам, словно желтая патока.
— Теперь иглой его, прямо в сердце!..
— Кристалл, где кристалл? Он там, где гадальные карты. Смахните-ка с него пыль. А теперь глядите в него…
Ведьмы впились глазами в магический кристалл.
— Смотрите, смотрите, смотрите!..
Ракета летела, держа курс на Марс. На ракете один за другим умирали люди.
Командир устало поднял голову.
— Придется дать морфий.
— Но, командир…
— Вы что, не видите, как ему худо? — Командир приподнял шерстяное одеяло. Лежавший под влажной простыней человек пошевелился и застонал. В воздухе запахло жженой серой.
— Я видел… видел! — Умирающий открыл глаза, и взгляд его остановился на иллюминаторе, за которым была космическая бездна, хороводы звезд, где-то бесконечно далеко — планета Земля и совсем близко — огромный красный шар Марса. — Я видел его… огромный упырь с лицом человека… прилип к переднему стеклу… машет крыльями, машет… машет…
— Пульс? — коротко спросил Командир.
Санитар нащупал пульс.
— Сто тридцать.
— Он так долго не выдержит. Дайте ему морфий. Идемте, Смит.
Они проследовали дальше. Казалось, пол был выложен узором из высохших человеческих костей и черепов, застывших в безмолвном крике Командир шел, стараясь не глядеть под ноги.
— Пирс здесь, не так ли? — сказал он, открывая следующий люк.
Врач в белом халате отошел от распростертого на столе тела.
— Ничего не понимаю
— Как он умер? Причина смерти?
— Мы не знаем, Командир Это не сердце, не мозг, не последствия шока. Он просто перестал дышать.
Командир взял врача за запястье, отыскивая пульс. Лихорадочные удары кольнули пальцы словно жало. Лицо Командира оставалось бесстрастным.
— Поберегите себя, доктор. У вас тоже учащенный пульс.
Доктор кивнул головой.
— Пирс жаловался на боль в ногах и запястьях, словно его кололи иголками. Сказал, что тает, будто воск, а потом упал. Я помог ему подняться. Он плакал как дитя. Жаловался, что в сердце у него серебряная игла. А затем он умер. Вот его тело. Если хотите, можем повторить вскрытие. Все органы абсолютно здоровы.
— Невероятно. Должна же быть причина!
Командир подошел к иллюминатору. Он чувствовал, как пахнут ментолом, йодом и медицинским мылом его тщательно ухоженные руки. Белоснежные зубы прополосканы дорогим эликсиром, промытые до блеска уши и розовая кожа лица лоснятся, комбинезон напоминает кусок сверкающей горной соли, начищенные до блеска ботинки похожи на два черных зеркала, от стриженных ежиком волос исходит резкий запах одеколона. Даже дыхание Командира было свежим и чистым, как морозный воздух. На нем не было ни единого пятнышка, ни пылинки. Он напоминал новехонький хирургический инструмент, только что вынутый из автоклава и приготовленный к операции.
И все, кто летел с ним в ракете, были ему под стать. Казалось, в спине у каждого из них — ключик, чтобы заводить их и пускать в действие. Все они были не более как дорогими и затейливыми игрушками, послушными и безотказными.
Командир смотрел, как приближался Марс — он становился все ближе, все огромней.
— Через час посадка на этой проклятой планете. Смит, вам когда-нибудь снились упыри и прочая пакость?
— Снились, сэр. За месяц до старта ракеты из Нью-Йорка.
Белые крысы грызли мне шею, сосали кровь. Боялся сказать вам, думал, еще не возьмете с собой.
— Ну ладно, — вздохнул Командир — Я тоже видел сон. Первый за все пятьдесят лет жизни. Он приснился мне за несколько недель до отлета. А потом снился каждую ночь. Будто я белый волк, которого обложили на снежном холме. Меня подстрелили, в теле застряла серебряная пуля. А потом зарыли в землю и в сердце воткнули кол. — Он кивнул в сторону иллюминатора.
— Вы думаете, Смит, они ждут нас?
— Кто знает, марсиане ли там, сэр.
— Кто же тогда? Они начали запугивать нас уже за два месяца до старта. Сегодня они убили Пирса и Рейнольдса. А вчера ослеп Грэвиль. Почему? Никто не знает. Упыри, иголки, сны, люди, умирающие без всякой причины. В другое время я бы сказал, что это смахивает на колдовство. Но мы живем в 2120 году, Смит. Мы разумные люди. Ничего такого не должно случиться, а вот поди же, случается. Кто бы они ни были, эти существа с их упырями и иголками, но они наверняка постараются прикончить нас всех. — Он резко повернулся — Смит, принесите-ка сюда все книги из моего шкафа. Я хочу, чтобы они были с нами при посадке. На столе высилась груда книг — не менее двухсот.
— Спасибо, Смит Вы заглядывали когда-нибудь в них? Думаете, я сошел сума? Может быть. У меня было предчувствие. Я выписал их из Исторического музея в последнюю минуту. А все из-за этих проклятых снов. Двенадцать ночей подряд меня кололи, резали на куски, визжащий упырь был распят на операционном столе, что-то мерзкое и смердящее хранилось в черном ящике под полом Кошмарные, страшные сны Всем нашим ребятам снились кошмары о колдовстве, оборотнях, вампирах и призраках — всякая чертовщина, о которой они прежде и понятия не имели Почему? Да все потому, что сто лет назад были уничтожены все книги, где об этом говорилось. Был издан такой закон Он запретил все эти ужасные книги. То, что вы видите сейчас, Смит, — это последние экземпляры. Их сохранили для истории и запрятали в музейные хранилища.
Смит наклонился, пытаясь прочесть названия на пыльных переплетах.
— Эдгар Аллан По «Рассказы», Брэм Стокер «Дракула», Мэри Шелли «Франкенштейн», Генри Джеймс "Поворот винта", Вашингтон Ирвинг "Легенда о Сонной лощине", Натаниель Готорн "Дочь Рапачини", Амброз Бирс "Случай на мосту через Совиный ручей", Льюис Кэрролл "Алиса в Стране чудес", Алджернон Блэквуд «Ивы», Фрэнк Баум "Волшебник Изумрудного города", Г.Ф. Лавкрафт "Зловещая тень над Инсмутом" И еще книги Уолтера де ла Мэра, Уэйкфилда, Гарвея, Уэллса, Эсквита, Хаксли. Эти авторы все запрещены. Их книги сожгли в тот самый год, когда перестали праздновать День Всех Святых и Рождество Зачем нам эти книги, сэр!
— Не знаю, — вздохнул Командир. — Пока не знаю.
Три ведьмы подняли повыше магический кристалл. В нем, мерцая, светилось лицо Командира. До их слуха донеслось еле слышное "Не знаю. Пока не знаю…"
Ведьмы впились друг в друга взором.
— Надо спешить, — сказала первая.
— Пора предупредить тех, что в городе.
— Надо сказать им о книгах. Дело плохо. Все этот идиот Командир виноват.
— Через час они посадят здесь свою ракету.
Три старухи содрогнулись и посмотрели на берег высохшего марсианского моря, где высился Изумрудный город В самой высокой его светелке маленький человек раздвинул пурпурные занавеси на окне. Он смотрел на пустынный ландшафт, туда, где три старые колдуньи варили свое варево и мяли в руках воск. Дальше были видны другие костры, тысячи костров. Сквозь марсианскую ночь плыли легкий, как крылья ночной бабочки, синий дымок благовоний, черный табачный дым и дым костров из траурных еловых веток, туманы, пахнущие корицей и тленом. Маленький человек сосчитал жарко горящие ведьмины костры Словно почувствовав на себе взгляд трех ведьм, он обернулся. Край отпущенной пурпурной занавески упал, полуприкрыв окно, и от этого показалось, что соседний портал мигнул, словно чей-то желтый глаз.
Эдгар Аллан По смотрел в окно башни, и аромат выпитого вина приятно щекотал его ноздри.
— У друзей Гекаты нынче много дел, — сказал он, вглядываясь в силуэты ведьм далеко внизу.
— Я видел, как сегодня их гонял Шекспир, — произнес голос за его спиной. — Там, на берегу моря, собралась вся его рать, их тысячи. Там же три ведьмы, Оберон, отец Гамлета, Пак — все. Я говорю, тысячи. Море людей.
— Славный Вильям. — По обернулся. Занавеска упала, совсем закрыв окно. Он еще стоял какое-то мгновение, глядя на грубую каменную кладку стен, почерневший деревянный стол, свечу и человека, который сидел у стола и от нечего делать зажигал одну спичку за другой и смотрел, как они, догорев, гаснут. Это был Амброз Бирс Он что-то насвистывал себе под нос, время от времени тихонько посмеиваясь.
— Настало время предупредить мистера Диккенса, — сказал По. — Мы и так слишком долго медлили. В нашем распоряжении считанные часы. Вы пойдете со мной, Бирс?
Бирс живо взглянул на него.
— Я только что подумал, что будет с нами?
— Если не удастся убить их или хотя бы отпугнуть, то нам придется покинуть планету, разумеется. Переселимся на Юпитер, а если они прилетят и туда, тогда на Сатурн, а если они и туда доберутся, у нас есть Уран, Нептун, на худой конец, Плутон.
— А потом?
Лицо Эдгара По казалось усталым, в глазах, затухая, все еще отражались огни костров, в голосе звучала печальная отрешенность, неуместными сейчас казались выразительные жесты и мягкая темная прядь, упавшая на удивительно белый лоб Казалось, он поверженный демон, полководец, потерпевший поражение. Задумываясь, он имел обыкновение нервно покусывать темные шелковистые усы, от чего они изрядно пострадали. Он был так мал ростом, что его огромный, белый, словно светящийся лоб, казалось, плыл сам по себе в сумерках комнаты.
— У нас есть одно преимущество — более совершенные средства передвижения, — сказал он. — Кроме того, всегда есть надежда на их атомные войны, гибель государств, возврат средневековья, а следовательно, и суеверий. И тогда в один прекрасный вечер мы вдруг все сможем вернуться на Землю. — Темные глаза Эдгара По задумчиво глядели из-под выпуклого сверкающего лба. Он поднял глаза на потолок — Итак, они летят сюда, чтобы разрушить и этот мир. Не могут примириться с тем, что существует еще что-то, что они не успели осквернить.
— Разве волчья стая успокоится, если уцелела хоть одна овца? — сказал Бирс — Будет настоящая схватка Я усядусь где-нибудь в стороне и буду вести счет Столько-то землян угодило в чан с кипящей смолой, и столько-то Рукописей, найденных в бутылках, брошено в костер, столько-то землян проткнуты иглами, и столько-то Красных смертей пустилось наутек при виде шприца — ха-ха!
Эдгар По качнулся, слегка захмелевший от выпитого вина и гнева.
— Что мы такого сделали? Ради всего святого, будьте с нами, Бирс. Разве критики и рецензенты были справедливы к нашим книгам? О нет! Они просто схватили их своими стерильными щипцами и бросили в чан, чтобы прокипятить и убить вредоносные микробы. Будь они все прокляты!