Дмитрий Колодан Круги на воде
Часы остановились в 05:53. Заметил я это не сразу. Я удил рыбу под железнодорожным мостом в Ла-Коста, а когда смотришь на поплавок, время течет по иным законам. Над рекой поднялся такой туман, что о привычном беге секунд можно было забыть. Над водой клубился пар, густой, как взбитые сливки; с прибрежных болот ползли серые лохмотья. В тумане чудилось движение: кривились огромные лица, тянулись изломанные руки, в миг вырастали и исчезали фантастические деревья… Сюрреалистический театр бледных теней. Совсем не страшно, скорее неуютно и тоскливо. Наверное, подобное чувство испытываешь при встрече привидением. Время вязнет, как в патоке: пять минут или час – разница не заметна.
Лишь когда ветер донес гудок поезда, я всполошился. Экспресс проходит по мосту каждое утро ровно в семь, но, судя по часам, он заметно опережал расписание. Спустя мгновение я сообразил, что мигающее двоеточие, призванное отсчитывать секунды, остановилось.
Поплавок вздрогнул, проплыл против течения и нырнул в темную воду. Сразу забыв про часы, я вскочил, схватившись за удочку. До сих пор я не мог похвастаться богатым уловом. В активе значилась лишь небольшая форель, сорвавшаяся с крючка пару часов назад. Проще говоря – минус одна рыба. Все шло к тому, что единственной добычей будет сильнейшая простуда: куртка отсырела до нитки и не защищала от холода.
Правда, жаловаться на отсутствие рыбы было бы нечестно. В рыжем камне, из которого сложены быки моста, сохранились четкие отпечатки ископаемых рыб – пучеглазых панцирных уродцев девонского периода. Следы истории, в пару к затертым щербинам от пуль и осколков. Во время войны мосту досталось изрядно: здесь проходила важная магистраль, и чилийцы бомбили его каждый день. Не знаю, каким чудом он уцелел.
На мост с лязгом и грохотом ворвался состав. Я неловко дернул удочку. Из темной воды появилась серебристая спина, но рыбина сразу ушла на глубину. Леска задрожала перетянутой струной, удилище выгнулось. Я отпустил зажим, и катушка закрутилась, стрекоча, будто чокнутая цикада.
Над головой громыхал поезд. Мост трясся всеми проржавевшими костями, сверху сыпалась колючая пыль. Это надолго – утром перегоняют большие составы, вагонов по сто, а то и больше. От шума рыба совсем ополоумела, заметалась из стороны в сторону, – того и гляди, спутает леску. Я принялся сматывать катушку, подводя рыбу к берегу.
Даже на мелководье вода была темной, словно крепкий чай. Дна не разглядеть, лишь отступающие волны обнажали глянцевые камни, да колыхались косматые водоросли. Поплавок болтался в воде, похожий на насмешливый ярко-красный глаз. На мгновение я разглядел лобастую голову и полукруглый плавник. Накатившая волна швырнула рыбу чуть ли не к моим ногам, захлестнув ботинки и добавив к влажной куртке насквозь промокшие носки. Но мне было не до того. Понимая, что когда волна отхлынет, мою добычу попросту смоет, я дернул удочку вверх.
Рыба вырвалась из воды и ударилась о каменную опору моста. Я победно вскрикнул, но радость тут же сменилась досадой: новая волна, куда больше предыдущей, опять ударила по ногам. Я отпрыгнул, косясь на воду. Не ожидал я от реки подобной жадности – всего одна рыба, и ту не отдает. В ответ на мои стенания по темной глади пробежала третья волна. Я метнулся к опоре моста.
Волна настигла меня в паре шагов от каменной стены – поймала и схлынула, словно единственной ее целью было залить мои ботинки. Вот зараза! Я развернулся к реке, грозя кулаком, и замер с поднятой рукой, не веря глазам.
Река встревожилась не на пустом месте, и моя рыба была здесь совершенно ни при чем. Поднять такие волны способен только плывущий корабль, но к тому, каким он окажется, я не был готов.
Против течения плыла черная субмарина. Гул моторов растворялся в перестуке колес и грохоте опор моста, и казалось, лодка движется бесшумно. Туман пугливо расступался перед массивным носом, клубами скатываясь с округлых боков.
Прежде я видел субмарины только на картинках и не представлял, какой огромной она окажется. Возможно, туман увеличивал размеры, но все равно лодка завораживала. Похожее чувство у меня было, когда я впервые увидел в музее скелет кита. Субмарина же оказалась минимум в два раза больше морского исполина.
Одними колоссальными размерами сходство с китом не исчерпывалось. Только походила лодка не на большеголового кашалота или неуклюжего горбача, а скорее на косатку, кита-убийцу. Подобие сквозило в очертаниях корпуса и в блестящей черной шкуре. Высокая рубка смотрелась как спинной плавник. Субмарина плыла так близко, что я без труда добросил бы до нее камнем. За лоскутьями тумана терялись детали, но кое-что я разглядел отчетливо: выведенный белой краской номер – U-634, и сразу под ним рисунок отрубленной конской головы.
Удочка выпала, длинное удилище колотилось о ботинки. Я наступил на него, пока не уплыло. Протерев глаза, снова посмотрел на лодку. В тумане и не такое привидится, на месте субмарины легко мог оказаться испанский галеон или живой плезиозавр… С тем же успехом лодка могла всплыть посреди бассейна или в аквариуме Отто. Дело не в том, что река мелкая – глубины хватило бы и на более внушительный корабль. Но моей фантазии не хватает, представить судно, способное взобраться по плотине гидроэлектростанции.
Однако для галлюцинации лодка выглядела слишком реальной. Влажно блестел металл, пенилась вода, я видел чуть ли не каждую заклепку и шов. Если б не грохот поезда, наверняка услышал бы и звук работающих двигателей.
Густое облако тумана окутало лодку. Некоторое время я видел темный силуэт, скользящий за белой пеленой, но вскоре пропал и он. Остались тяжелые волны – каждая следующая меньше и меньше.
* * *Опомнился я, когда услышал за спиной громкие всплески. С подводной лодкой я и думать забыл про свой улов. Мост еще гудел, но поезд уже перебрался на противоположный берег. Незаметно рассеялся туман.
Пошатываясь, я подошел к опоре моста. Вода в ботинках не хлюпала – плескалась. Как и пойманная рыбка в маленькой лужице. Размером не больше ладони, угловатая, глаза навыкате и какие-то пластины вместо чешуи… Не знал, что в реке водятся подобные уродцы. Намотав леску на кулак, я поднес рыбу к лицу. Та перестала трепыхаться и лишь крутилась вокруг оси. Я ткнул ее пальцем и одернул руку. По глазам рыбины, черным, словно их залили тушью, растекалась голубоватая поволока. Недолго она протянула на воздухе…
Под ложечкой неприятно защемило. Я вспомнил, где видел такую рыбину. Здесь же, под мостом, отпечатанной в камне. Быть этого не может… Доисторическая рыба на крючке – это посильнее любой подводной лодки. Я прошел вдоль каменной кладки, высматривая ближайший отпечаток. Сходство явное: очертания тела, плавников – все указывало на то, что рыбы принадлежали одной породе.
Ну и дела… Получается, я поймал живое ископаемое? Реликт девонского периода? Эта маленькая рыбка – настоящая бомба, способная взорвать научный мир. Портрет на обложке «Популярной Науки» гарантирован. Надеюсь, на латыни мое имя будет смотреться не слишком глупо.
– Мэд! Мэдисон! – крик, донесшийся сверху, вернул меня к реальности.
Оторвавшись от созерцания таинственного улова, я поднял голову и увидел высокую женщину в защитной куртке с капюшоном, с большим штативом на плече. Опираясь свободной рукой о камни, она спускалась к реке. На груди болталась тяжелая сумка с оборудованием.
– Привет, мам, – помахал я.
Из-под высоких сапог посыпались мелкие камни и рыхлые комья земли. Я помог ей спуститься и забрал треногу и сумку с фотоаппаратом.
– Рыбачишь? – спросила она, кивнув на удочку.
– Вроде того.
Рыбалку мать не особо жаловала. В списке ее увлечений защита природы стояла далеко не на последнем месте. Но вслух она никогда не упрекала ни меня, ни Отто.
– Давно здесь? – спросил я.
Она пожала плечами.
– Пару часов. Работала ниже по течению. Длинная Челка водила жеребят к реке, я отсняла три пленки. Удалось сделать несколько неплохих кадров.
«Неплохих» – значит, редакция любого журнала о природе оторвет их с руками. Я не стал ее расстраивать тем, что в ближайшее время научному миру будет не до ее лошадок.
– Видела?
– Что? – удивилась она.
– Да так, – отмахнулся я.
Если б видела, то не переспрашивала. Сложно не заметить подводную лодку, но наверняка она увлеклась выстраиванием композиции и не смотрела по сторонам. С ней бывает.
Мать переехала сюда где-то года четыре назад, фотографировать мятных пони. Она хороший фотограф, и дело свое знает и любит. У нее вышло два альбома, несколько статей в журналах и настенный календарь со снимками длинногривых лошадок. Мятными этих пони прозвали за цвет шкуры. На самом деле они белые, но во влажной атмосфере прибрежных болот в шерсти заводится какая-то водоросль, потому они выглядят светло-зелеными. Редчайшие создания – в природе их осталось от силы полсотни. Мать даже основала фонд их защиты.
– Ты домой не собираешься? Завтракать пора. Сколько времени?
– Без семи… Нет, вру – не знаю. Часы остановились.
Про часы-то я совсем забыл. Я потряс рукой без особой надежды вернуть хронометр к жизни. Не будь рядом матери, зашвырнул бы подальше в воду. Но в ее присутствии не стоило так грубо вмешиваться в речную экосистему. Я понятия не имею, какой период полураспада у электронных часов.
Я смотал леску, незаметно припрятав рыбину в кармане. Матери показывать не стал – с нее станется развернуть кампанию в защиту живых ископаемых. И первым под раздачу попаду я: на моем счету уже значится одна загубленная рыбья жизнь. Лучше поговорить об этом с Отто. Он живет здесь давно, да и рыболов не в пример опытнее меня. Должен же он что-нибудь знать про этого гостя из девона?
* * *Наш дом, двухэтажный особняк в тюдоровском стиле, стоял в паре километров от железнодорожного моста. Его построил кто-то из предков Отто в конце девятнадцатого века. Не знаю, что им двигало, когда он решил поселиться в такой глухомани. Коммивояжеры и те не рисковали сюда забираться.
Для своего почтенного возраста особняк неплохо сохранился, и войну пережил без особых потерь. По рассказам Отто, здесь квартировалась часть противовоздушной обороны. С тех времен на заднем дворе остались бетонные конструкции, плохо сочетавшиеся с барочным фонтаном, да насквозь проржавевший пропеллер чилийского бомбардировщика, зачем-то укрепленный на крыше. Когда мы подходили к дому, Отто колотил по нему молотком.
Заметив нас, Отто встал в полный рост, рискуя скатиться по черепице, и помахал рукой. Ветер всколыхнул седые космы, придав ему сходство с грозным скандинавским богом Тором. Даже молот в наличии, хотя джинсовый комбинезон на подтяжках несколько портил впечатление.
Я помахал в ответ, и Отто стал спускаться по приставной лестнице. Встретились мы уже на крыльце.
– Привет, привет! – жизнерадостно сказал он. – Успели к завтраку.
Я усмехнулся. Приди мы парой часов позже – все равно бы не опоздали. Отто вытер руки о бедра и протянул мне ладонь. Он каждое утро так здоровался – словно мы не виделись неделю. Кожа у него была грубая и шершавая, как наждачная бумага, а рукопожатие таким крепким, что впору колоть орехи.
– Ну? Как прошла рыбалка? – спросил Отто, когда мы покончили с приветствиями. – Поймал речное чудовище?
Я закашлялся.
– К… Какое чудовище?!
– Разве не знаешь? – изумился Отто. – В реке объявился крокодил-мутант. Зубы с мой палец. Стоит задремать за удочкой – он тут как тут. Клац-клац – и ног как не бывало.
Я невольно опустил взгляд на ботинки. Глядя на мою растерянную физиономию, Отто расхохотался.
– Да ладно. Шучу, – он хлопнул меня по плечу. – А ты уши развесил, да? Крокодил-мутант, ха-ха!
– Ха-ха, – хмурясь, ответил я. Посмотрим, что он скажет, когда узнает, что я действительно поймал речное чудище.
В обществе Отто я часто теряюсь. Его дурацкая манера постоянно шутить, по поводу и без, сбивает меня с толку. К тому же я никак не мог понять, как к нему относиться. Отчимом не назвать, все-таки они с матерью не женаты. Если честно, я даже не знаю, живет она с ним или просто у него.
Тем не менее, Отто мне нравился. Забавный тип. Вроде отставной военный, или пытается себя за него выдать. У него в комнате стоит манекен в офицерской форме. Пару раз Отто намекал, – форма, мол, его, личная. Однако у меня есть основания сомневаться в его искренности. Такое обмундирование носили при королеве Виктории, Отто же едва перевалило за шестьдесят. Других свидетельств его военной карьеры я не видел, – солдатики и модели военных кораблей не в счет.
Я прекрасно помню наше первое знакомство. Дело было в заброшенной бальной зале на втором этаже особняка. Отто стоял лицом к огромному окну и не повернулся, когда я вошел.
– Можешь звать меня Полковник, – строго сказал он. Я невольно вытянулся по струнке. – Был такой знаменитый генерал Ли, а я – Полковник Ли. Легко запомнить.
– Ага, – я судорожно пытался понять, зачем мать связалась с этим солдафоном.
– Кстати, – сказал он. – Ты учишься в университете? Неплохо, неплохо… Ладно, может, у тебя получится мне помочь. Меня нужна информация по одному животному…
– Вообще-то я изучаю информационные технологии, и с зоологией у меня не очень… – начал я.
– Не перебивай. Водный зверь семейства землероек с длинным носом и ценным мехом. Восемь букв, четвертая «у», предпоследняя «л».
– Выхухоль?
Повисла долгая пауза, после которой Полковник растягивая слова, произнес:
– Повтори, как ты меня назвал?
Сердце с грохотом скатилось в пятки. Вот и познакомились…
Полковник обернулся через плечо, оценил мою бледную физиономию и расхохотался во все горло. Согнулся чуть ли не пополам, стуча кулаками по коленям. К вечеру того же дня из Полковника Ли он превратился в Отто. Метаморфоза произошла незаметно, но не последнюю роль в ней сыграла бутылка сливового бренди, очень кстати обнаружившаяся в кухонном шкафу.
* * *За завтраком о рыбалке я старался не говорить. Отто бы полез с расспросами, а в присутствии матери этого бы не хотелось. К счастью, она без умолку болтала о своих пони. К концу завтрака я знал, как подрастают малыши Длинной Челки, что не поделили Угрюмый и Тыква, и прочие истории, которым место в книжках для юных натуралистов.
Когда с едой было покончено, мать отправилась наверх, работать с пленкой. После обеда она опять собиралась к реке – жеребята растут быстро, нельзя упускать ни дня. Отто намерился снова лезть на крышу.
– Надо поговорить, – остановил я его.
– Ладно, – насторожился Отто.
Он подошел к холодильнику и достал банку пикулей.
– Ну, что там у тебя? – Он нацепил на вилку маринованный перчик и долго любовался им, прежде чем отправить в рот.
На всякий случай я взглянул на дверь.
– Такой вопрос. Когда ты здесь рыбачил, тебе случайно не попадались, так сказать… странные рыбы?
– Бывало, – сказал Отто. – Однажды я поймал хрустального карпа, такого прозрачного, что можно пересчитать все косточки. В другой раз у меня клюнул вроде сом, но вместо плавников у него оказались лапы. Представляешь – рыба с ногами!
– Я серьезно.
– Я тоже, – сказал Отто. – Поймал что-то интересное?
– Рыбу, которая вымерла несколько миллионов лет назад, – ответил я.
– Как же ты ее поймал? – растерялся Отто.
– На мучного червя, – сказал я. – Погоди минутку.
Я сходил в прихожую и вернулся с курткой. Та насквозь пропахла рыбой, впору выбрасывать. Достав свой улов, я положил его на тарелку и протянул Отто. Вот уж поистине экзотическое блюдо.
– Вот тебе раз… – сказал Отто. Он брезгливо ткнул рыбу пальцем.
– Видел такую? – спросил я.
– Живьем – нет. Похожа на отпечатки в камне под мостом, – сказал Отто.
– Именно, – сказал я. – Ну и что думаешь?
Отто поскреб седую щетину.
– Для начала надо твой улов как-то сохранить. А то начинает попахивать… После будем думать, что с ним делать. Есть у меня пара мыслишек.
Я кивнул. Действительно – толку, если рыба протухнет? Тогда ей прямая дорога на мусорную кучу – и прощайте, мечты о научной славе.
Отто переложил пикули на тарелку, а остатки рассола вылил в раковину. Затем слегка ополоснул посудину под краном, и мы запихали рыбину в банку. Похоже, успели вовремя – пластины, которые были у нее вместо чешуи, уже стали неприятно липкими.
Отто достал из шкафчика бутылку текилы. Выпивки хватило только на две трети банки, пришлось доливать бурбоном. Тот еще коктейль, осталось запатентовать рецепт. Отто плотно закрутил крышку.
– Теперь – прям хоть в музей! – сказал он, рассматривая банку на просвет. В желтой жидкости вид у рыбы был жутковатый. Словно она пробыла в заспиртованном состоянии не один десяток лет. Плавники колыхались, что совсем не прибавляло ей красоты.
– Так какие мысли по поводу рыбы? – напомнил я, когда Отто вдоволь налюбовался на мой улов.
– Пойдем в мастерскую, – сказал Отто. – Там и поговорим.
Он снова тряхнул банкой, и мне вдруг показалось, что рыба подмигнула.
* * *Мастерской Отто называл маленькую комнатку под самой крышей особняка. Раньше это была детская, и здесь прошли самые светлые годы его жизни. Сейчас комната и вовсе превратилась в мечту любого мальчишки.
Отто был страстным моделистом, и мастерская выглядела настоящим гимном его увлечению. С потолка на тоненьких лесках свисали самолеты и ракеты, на полках жались друг к другу корабли всех времен и народов, толпились армии солдатиков. На столе, переделанном под верстак, возвышался огромный макет испанского галеона, над которым Отто трудился последние три года. Работа близилась к концу, оставалось покрасить корабль и установить такелаж. Но Отто не спешил ставить точку, растягивая удовольствие.
Подойдя к столу, он отодвинул макет и водрузил на его место банку с рыбой. Свет от небольшого окна падал на верстак; стекло засверкало яркими бликами. Отто щелкнул ногтем по банке и спросил: