Он начал инструктаж сам, ибо никогда еще Агентство не предпринимало таких рискованных операций. Он даже признался, что уже не понимает, как Его угораздило в это ввязаться, принять этот невероятный вызов…
— Хотя нет, кажется, понимаю! — поправился Он.
Ставки до того высоки, что ей надлежит поддерживать связь только с Михаилом, а при крайней надобности или при недоступности последнего — с Ним Самим. То, что откроет ей сейчас Господин, никогда не должно быть повторено вне этих стен. Он выдвинул ящик и показал ей составленный от руки документ, скрепленный двумя подписями. Документ содержал условия предстоявшей ей невероятной миссии:
«Две Силы, властвующие над миропорядком, не прекращают враждовать с начала времен. Признавая, что обеим не удается влиять по своей воле на судьбы человечества, каждая сторона объясняет это тем, что другая противодействует реализации ее представления о мире…»
Когда София дочитала до этого места, Господин дал подсказку:
— С того дня, когда яблоко встало ему поперек горла, Люцифер противится тому, чтобы Я доверил Землю человеку. Он постоянно тщится доказать Мне, что Мое творение этого не достойно.
Он жестом повелел Софии читать дальше.
«…Все анализы политической, экономической и климатической обстановки заканчиваются выводом, что земля проваливается в ад».
Это место ей растолковал Михаил: Совет отверг это преждевременное заключение Люцифера, объясняя создавшееся положение их непрекращающейся враждой, помехой для проявления истинной человеческой природы. Делать окончательный вывод рано, пока что ясно одно: дела в мире не слишком хороши.
София читала дальше: «Оба категорически расходятся в своих представлениях о человечестве. После бесконечных споров мы согласились, что наступление третьего тысячелетия — это начало новой эры, в которой будет покончено с нашим антагонизмом На севере и на юге, на западе и на востоке наступило время заменить наше враждебное сосуществование более эффективным принципом…»
— Так больше не могло продолжаться, — объяснил Господин. София заворожено следила за медленными жестами, которыми Он сопровождал Свои слова. — Двадцатый век получился слишком тяжелым. Если так пойдет и дальше, мы оба окончательно утратим контроль над происходящим. Это нетерпимо, мы обязаны заботиться о своем престиже. Земля во Вселенной не одна, на Меня все смотрят. Святые места полнятся вопросами, но люди находят там все меньше ответов…
Михаил от смущения уставился в потолок и кашлянул. Господин позволил Софии прочесть главное:
«Чтобы определить, кому будет принадлежать право властвовать на земле в следующем тысячелетии, мы вступаем в последний поединок. Условия его таковы.
На семь дней мы посылаем к людям того или ту, кого считаем лучшим (лучшей) из наших помощников. В зависимости от того, к чему одному из них удастся склонить человечество — к добру или к злу, победа будет присуждена одному из двух лагерей, после чего они сольются воедино. Право властвовать в новом мире будет принадлежать победителю».
Рукописный документ завершался двумя подписями: Бога и дьявола.
София медленно подняла голову. Ей хотелось еще раз прочесть все с начала, чтобы понять, что стало причиной страшного решения, которое она держала в руках.
— Нелепое пари… — проговорил Господин, словно оправдываясь. — Но что сделано, то сделано.
Она не отдавала пергамент, Он читал удивление в ее взгляде.
— Считай это дополнением к моему завещанию. Я тоже старею. Впервые я чувствую нетерпение и поэтому тороплю время. — Глядя в окно, Он добавил: — Я не забываю, насколько оно сочтено… Так было всегда, и это моя первая уступка.
Михаил жестом показал Софии, что пора встать и уйти. Она тут же подчинилась. Но у двери не удержалась и обернулась.
— Господин!
Михаил затаил дыхание. Бог оглянулся на зов, и София просияла.
— Спасибо, — произнесла она. Бог улыбнулся ей.
— Семь дней ради вечности… Я на тебя рассчитываю.
Он проводил ее взглядом. Михаил задохнулся, услышав Божественный зов. Он отпустил Софию и вернулся в кабинет. Господин прищурился.
— Кусочек резины, который она прилепила под крышкой Моего стола, пахнет клубникой, да?
— Да, это клубничный аромат, — подтвердил Михаил.
— И последнее: когда она справится с заданием, Я буду тебе признателен, если ты ее уговоришь избавиться от рисунка на плече, пока все на свете не станут щеголять с таким же. От моды никуда не деться!
— Разумеется, Господин.
— И еще вопрос: как ты мог знать, что Я выберу ее?
— Не зря же я более двух тысяч лет рядом с Вами работаю, Господин!
Михаил затворил за собой дверь. Оставшись один, Господин сел в торце длинного стола и устремил взгляд на стену напротив. Откашлявшись, он объявил громко и четко:
— Мы готовы!
— Мы тоже! — насмешливо отозвался голос Люцифера.
София ждала в небольшом зале. Михаил, войдя, подошел к окну. Небо под ними прояснялось, из облачного слоя уже выступали верхушки холмов.
— Быстрее, нельзя терять времени! Я должен тебя подготовить.
Они сели за круглый столик в нише. София призналась, что очень волнуется.
— С чего начинать выполнение такого задания, крестный?
— У тебя есть кое-какая фора, София. Взглянем в лицо фактам: зло стало всеобщим и почти таким же невидимым, как мы. Ты играешь в обороне, твой противник наступает. Сначала тебе придется определить, какими силами он располагает. Найди место, где он попытается действовать. Позволь ему сделать первый ход — и изо всех сил воспротивься его атаке. Только нейтрализовав его, ты сумеешь осуществить крупный замысел. Единственным твоим козырем будет знание местности. Они выбрали Сан-Франциско театром боевых действий по чистейшей случайности!
* * *
Раскачиваясь на стуле, Лукас заканчивал ознакомление с тем же самым документом. Президент не спускал с него пристального взгляда. На окнах были тяжелые шторы, но Люцифер оставался в темных очках, скрывавших взгляд. Все его приближенные знали, что малейший свет раздражает его глаза, обожженные когда-то ярчайшей вспышкой.
Окруженный членами своего кабинета, занявшими места за длинным столом, доходившим до стенки, которая отделяла огромный зал от помещения по соседству, Президент объявил Совету, что заседание окончено. Присутствующие потянулись за министром связи Блезом к единственной двери. Президент, не вставая, махнул рукой, подзывая Лукаса, потом велел ему нагнуться и что-то прошептал ему на ухо так, чтобы больше никто не слышал. Когда Лукас вышел из кабинета, его встретил Блез, чтобы проводить к лифту.
По пути он вручил ему несколько паспортов, валюту, большую связку ключей к автомобильным замкам зажигания, потом помахал у него перед носом кредитной карточкой платинового цвета.
— Аккуратнее с расходами, не роскошествуйте!
Лукас раздраженным движением завладел пластиковым четырехугольником и отказался пожать самую сальную во всей организации ладонь. Привыкший к брезгливому отношению окружающих, Блез вытер ладони о зад своих штанов и пристыжено спрятал руки в карманы. Притворство было одной из главных специальностей того, кто достиг своего высокого поста не благодаря компетентности, а коварством и лицемерием, сопровождающими неуемный карьеризм. Блез поздравил Лукаса, наврал, что употребил весь свой вес для утверждения его кандидатуры (выражение его физиономии при этих словах не позволяло ему верить). Лукас не собирался к нему прислушиваться: в его глазах Блез был отъявленным бездарем, которому доверили ответственность за внутреннюю связь исключительно из родственных соображений.
Обещая регулярно докладывать Блезу о ходе операции, Лукас даже не удосужился скрестить пальцы. В организации, где он служил, обман был самым надежным средством в распоряжении начальства, желающего продлить свою власть. Чтобы понравиться своему Президенту, все врали напропалую: друг другу, Ему Самому, даже самим себе. Министр связи попросил Лукаса поделиться тем, что Президент сообщил ему на ухо. Лукас вместо ответа окинул его презрительным взглядом и зашагал прочь.
* * *
София поцеловала своему наставнику руку и пообещала, что не разочарует его. Она спросила, можно ли доверить ему одну тайну, он разрешил кивком головы. Поколебавшись, она поделилась с ним наблюдением: у Господина волшебные глаза, никогда она не видела такой синевы.
— Иногда они меняют цвет, но тебе запрещается кому-либо рассказывать, что ты в них увидела.
Она пообещала и вышла в коридор. Он проводил ее к лифту. Прежде чем закрылись двери, Михаил заговорщически ей прошептал:
— Он сказал, что ты — прелесть.
София покраснела, Михаил сделал вид, будто ничего не заметил.
— Для них этот вызов, наверное, всего лишь возможность наделать новых гадостей, а для нас это — вопрос выживания. Мы все на тебя рассчитываем.
Через считаные мгновения она уже была в главном вестибюле. Петр посмотрел на дисплеи системы наблюдения, путь был свободен. Дверь снова въехала в фасад, и София оказалась на улице.
* * *
Лукас вышел из башни одновременно с ней, но с противоположной стороны. В дальнем углу неба, над холмами Тибарон, полыхнула последняя вспышка. Лукас подозвал такси. Желтый автомобиль затормозил, он залез внутрь и захлопнул дверцу.
София подбежала к своей машине у противоположного тротуара. Сотрудница дорожной службы выписывала ей протокол о нарушении правил парковки.
— Добрый день! Как поживаете? — обратилась София к женщине в форме. Контролер медленно обернулась, подозревая, что над ней насмехаются.
— Мы знакомы? — спросила контролер Джонс, рассеянно покусывая ручку и разглядывая Софию, потом оторвала корешок квитанции.
— Не думаю.
— А вы как поживаете? — С этими словами она засунула под «дворник» заполненный протокол.
— У вас случайно не найдется клубничной жвачки? — спросила София, забирая бумагу с ветрового стекла.
— Нет, у меня мятная.
София вежливо отказалась от предложенной пластинки и открыла дверцу.
— Вы что, не будете возражать против протокола?
— Нет-нет!
— Между прочим, с начала года водителям правительственных машин приходится платить штрафы из собственного кармана.
— Да, кажется, я где-то об этом читала, — сказала София. — Это нормально.
— В школе вы, наверное, всегда сидели за первой партой? — задала контролер Джонс следующий вопрос.
— Если честно, не помню… Хотя что-то такое сейчас припоминаю: кажется, где мне хотелось, там я и садилась.
— Вы уверены, что у вас все в порядке?
— Сегодня вечером будет великолепный закат, не пропустите! Постарайтесь полюбоваться им вместе с семьей, самый ослепительный вид — из парка Президио. А я вас оставляю, меня ждет огромная работа. — С этими словами София села в машину.
Когда «Форд» отъехал, контролер почувствовала спиной холодок. Она положила ручку в карман и достала мобильный телефон.
На автоответчике мужа она оставила длинное сообщение. Она спрашивала, не может ли он заступить на смену на полчасика позже. Сама она постарается вернуться раньше обычного, чтобы прогуляться на закате вдвоем в парке Президио. Он не пожалеет, ее заверила в этом не кто-нибудь, а агент СШ Она добавила, что любит его, но с тех пор как они трудятся в разные смены, никак не улучит момент признаться, как сильно по нему скучает. Через несколько часов, делая покупки для импровизированного пикника, она, не отдавая себе в этом отчета, положила себе в тележку не мятную, а клубничную жевательную резинку.
* * *
Попав в плен автомобильных пробок в финансовом квартале, Лукас перелистывал страницы туристического путеводителя. Что бы ни думал Блез, важность его задания оправдывала дополнительные расходы, поэтому он велел водителю высадить его в Ноб Хилл. Ему подошли бы апартаменты в «Фер-монте», знаменитом на весь город отеле-дворце. Машина свернула на Калифорния-стрит перед собором Божьей Милости и заехала под монументальный козырек отеля, где была расстелена ковровая дорожка из красного бархата с золотыми кистями. Носильщик потянулся за чемоданчиком Лукаса, но тот отпугнул его свирепым взглядом. Не поблагодарив портье, крутанувшего для него вращающуюся дверь, Лукас направился прямиком к стойке администратора. Номер для него заказан не был, о чем молодая служащая ему сообщила — и тут же удостоилась громкой отповеди и ярлыка бестолочи. К гостю молниеносно подлетел старший смены, угодливо протянувший «особо хлопотному клиенту» магнитный ключ и рассыпавшийся в извинениях. Отель выразил его устами надежду, что в номере повышенной категории «эксклюзивный сьют» клиент немедленно забудет о легком раздражении, вызванном у него некомпетентностью служащей. Лукас бесцеремонно схватил карточку и потребовал не тревожить его ни по какому поводу. Изобразив жестом вкладывание денежной купюры в ладонь старшего смены, такую же мокрую, должно быть, как у Блеза, он торопливо зашагал к лифту. Старший смены отвернулся с пустыми руками и с недовольным видом. Лифтер вежливо осведомился у сияющего пассажира, хорошо ли тот провел день.
— Тебе какое дело? — фыркнул Лукас, выходя из кабины лифта.
* * *
София поставила машину у тротуара и поднялась по ступенькам на крыльцо викторианского домика на склоне Пасифик Хейтс. На пороге ее встретила хозяйка квартиры.
— Вернулась из поездки? Я рада! — сказала мисс Шеридан.
— Я уехала только сегодня утром!
— Неужели? А мне показалось, что вчера вечером тебя тоже не было. Знаю-знаю, я опять вмешиваюсь не в свое дело, просто мне не нравится, когда в доме пусто.
— Я вернулась поздно, вы уже спали. Работы навалилось больше обычного.
— Ты слишком много работаешь! В твоем возрасте, да еще при такой внешности надо проводить вечера с дружком.
— Мне надо переодеться, я поднимусь к себе, но перед уходом обязательно к вам загляну, Рен, обещаю!
Перед красотой Рен Шеридан время было бессильно. У нее был пленительно нежный голос, лучистый взгляд свидетельствовал о насыщенном прошлом, о котором она лелеяла только добрые воспоминания. Она была одной из первых знаменитых женщин-репортеров, объездивших весь мир. Стены ее овальной гостиной были увешаны пожелтевшими фотографиями, лицами из прошлого, встреченными ею в бесчисленных разъездах. В отличие от коллег, стремившихся запечатлевать исключения из правил, Рен ухватывала обыденность, умея и в ней разглядеть красоту.
Когда усталость в ногах не позволила ей отправиться в очередную командировку, она удовольствовалась своим родовым гнездышком на Пасифик Хейтс. Там она родилась, оттуда ушла 2 февраля 1936 года, в день своего двадцатилетия, чтобы уплыть в Европу. Туда она потом вернулась, чтобы насладиться единственной своей любовью, слишком коротким отрезком счастья.
С тех пор Рен жила в большом доме одна, пока, заскучав, не поместила объявление в «Сан-Франциско Кроникл». «Я — ваша новая съемщица», — объявила улыбающаяся София, явившись к ней в то же утро, когда вышел номер газеты с объявлением. Ее решительный тон покорил Рен, и съемщица переехала к ней в тот же вечер. За несколько недель она совершенно изменила жизнь хозяйки, и та теперь признавалась, что рада тому, что покончила с одиночеством. София обожала проводить вечера в ее обществе. Когда она возвращалась не слишком поздно, мисс Шеридан оставляла в прихожей свет, служивший заметным уже с крыльца приглашением. Будто бы проверяя, все ли в порядке, София заглядывала в ее дверь. На ковре всегда лежал раскрытый альбом с фотографиями, в напоминавшей об Африке чеканной серебряной чаше ее ждали сухарики. Сама Рен сидела в кресле, лицом к оливковому дереву, украшению атриума. Тогда София входила, садилась на пол и начинала переворачивать страницы альбомов в старых кожаных обложках — от таких альбомов ломились книжные шкафы в комнате. Не отрывая взгляд от дерева, Рен комментировала одну иллюстрацию за другой.
Сейчас София поднялась к себе на второй этаж, отперла дверь, толкнула ее и бросила на столик ключ. Еще у входа она оставила куртку, в маленькой гостиной — блузку, в спальне — брюки. В ванной она отвернула душевые краны до отказа, так, что взвыли трубы. Щелчок пальцем по рассекателю — и ей на голову хлынула вода. Через оконце в крыше видно было море крыш, расплескавшееся до самого порта. Колокола собора Божьей Милости пробили семь часов вечера.
— Уже так поздно?!
Она покинула альков с запахом эвкалипта и вернулась в спальню. Открыв платяной шкаф, она заколебалась между майкой без рукавов с глубоким вырезом и мркской рубашкой, которая была ей велика, между хлопковыми брючками и старыми джинсами. Выбор пал на джинсы и рубашку, у которой пришлось закатать рукава. Она повесила на пояс пейджер, надела полукеды и запрыгала к двери, чтобы расправить задники, не нагибаясь. Взяла связку ключей, решила не закрывать окна и спустилась по лестнице вниз.
— Сегодня я вернусь поздно. Увидимся завтра. Если вам что-нибудь понадобится, звоните мне на пейджер, хорошо?
Мисс Шеридан отозвалась неразборчивой тирадой, выученной Софией наизусть: «Ты слишком много работаешь, девочка моя, жизнь-то у нас одна…»
Что верно, то верно: София неустанно трудилась ради других, в ее рабочем дне не бывало передышек, обходилось даже без пауз на обед или на утоление жажды, ведь ангелам нет нужды подкрепляться. Даже при всей чуткости заботливой Рен не дано было постичь, что называет своей «жизнью» сама София.
* * *
Тяжелые колокола только что ударили в седьмой, последний раз. Окна апартаментов Лукаса выходили прямо на собор Божьей Милости, стоявший в верхней точке Ноб Хилл. Лукас с наслаждением обсосал куриную косточку, разгрыз напоследок хрящик и встал, чтобы вытереть руки о занавеску. Он надел пиджак, полюбовался своим отражением в большом зеркале над камином и вышел из номера. Спускаясь по величественной лестнице в холл, он насмешливо улыбался администраторше за стойкой, та, увидев его, сразу опустила глаза Рассыльный под козырьком мигом обеспечил постояльцу такси, и тот уселся, не дав ему чаевых. Ему хотелось новый красивый автомобиль, а единственным местом, где можно было подобрать такой в воскресенье, был торговый порт там стояло после разгрузки с судов несчетное число машин всевозможных моделей. Он распорядился отвезти его на пристань № 80, откуда он сможет угнать тачку в своем вкусе.