- Эх, ты… За игру ставлю тебе единицу.
До сих пор осталось в памяти то ощущение несчастья, которое пережил тогда. Но, правда, в тот день судьба, видно, решила смилостивиться надо мной: через полчаса нам сообщили, что «Спартак» свой последний матч проиграл, а это значит - мы чемпионы!
Я страстно желал уничтожить в себе страх. «Надо убить его раз и навсегда»,- думал я, еще не зная тогда, что это невозможно, что не бывает в жизни абсолютно бесстрашных людей. Весь вопрос в том, может ли человек подавлять свои отрицательные эмоции - страх, нервозность, апатию. Мне надо было научиться управлять собой. Нельзя бояться шайбы. Нельзя бояться соперников, которые с бешеной скоростью мчатся на твои ворота. Только одно должно быть в голове у вратаря: не пропустить гол. Больно - терпи. Трудно - терпи. И думай. Все время думай, как сыграть лучше, надежнее…
В 12 лет я сам впервые получил серьезную травму. Шайба угодила в голову. Я не заревел только из-за того, что боялся: увидят слезы - выгонят из команды. К тому времени хоккей для меня был уже не просто очередным увлечением. Я полюбил эту игру так беззаветно и пылко, как может любить только мальчишка. На следующий день после травмы меня словно подменили. На тренировке я снова думал только о том, как бы увернуться от шайбы. Я забыл все, чему научился. И опять надо было начинать сначала… Снова была борьба с самим собой. Нелегкая это наука - уметь побеждать страх…
Отец поначалу скептически относился к моему новому увлечению. Хоккей, как, впрочем, и футбол, были ему глубоко безразличны. В те годы, если по телевизору транслировали какой-нибудь матч, отец демонстративно уходил в другую комнату.
- Подумаешь, вратарь,- шутливо подразнивал он меня.- Что от тебя толку - стоишь с помелом в воротах. Смотри, двоек в школе не получай, а то живо распрощаешься с хоккеем,- вполне серьезно заканчивал отец.
Ну, насчет двоек напоминать было излишне, потому что учеба у нас с братом всегда стояла на первом месте.
Забегая вперед, скажу, что впоследствии отец изменил свои взгляды на большой спорт. Сегодня он знает хоккей, что называется, вдоль и поперек. Его бывшие сослуживцы, встречаясь с отцом, не могут поверить: «Дмитрич, неужели ты стал болельщиком?»
Однако самая неистовая болельщица в нашей семье - мама. Когда во время трансляции хоккейного матча она садится перед телевизором, отец вывешивает в комнате автодорожный знак «Подача звуковых сигналов запрещена». Смысл ясен: болей, но не так бурно.
… Виталий Георгиевич не жалел времени, занимаясь со мной. Играет, скажем, во Дворце спорта московское «Динамо», он говорит:
- Сегодня идем на Чинова.
Это значит, что мы с Ерфиловым во время матча будем сидеть за воротами, которые защищает динамовский голкипер, и внимательно следить за всеми его действиями. Для меня это было хорошей школой. Так мы ходили «на Коноваленко», «на Зингера»… Смотрели, заимствовали опыт, подмечали недостатки, учились.
А время шло. Я уже довольно шустро отбивал шайбы, с удовольствием после уроков в школе мчался на каток. Больше я не говорил маме о своем желании стать чемпионом: верный признак того, что мальчишка превращается в юношу. Я скажу ей об этом чуточку позже, когда мы начнем работать с тренером Тарасовым…
Летом 1967 года в команде ЦСКА было три вратаря - Виктор Толмачев, Николай Толстиков и Владимир Полупанов. Старшему тренеру Анатолию Владимировичу Тарасову потребовался четвертый - для того, чтобы плодотворнее проводить тренировки. Я и не мечтал когда-нибудь играть в команде Тарасова. Тогда в армейском клубе были такие великие мастера, как Константин Локтев, Александр Альметов, Вениамин Александров, Анатолий Фирсов… Мог ли я, 15-летний мальчишка, думать о том, чтобы быть рядом с ними?
И вот представьте мое состояние, когда в один прекрасный летний день Тарасов говорит тренеру нашей юношеской команды:
- Пусть мальчик приходит на занятия мастеров.
И показывает на меня. Я прямо оцепенел от неожиданности. Вот это счастье!
Так я стал тренироваться в знаменитой армейской команде, которая много раз становилась чемпионом страны, неоднократно выигрывала Кубок СССР и которая всегда поставляла больше всего игроков в сборную. Как я старался! Во время игр бросался за каждой, даже самой безнадежной шайбой. Наравне со всеми бегал и выполнял все упражнения. Возил своим новым друзьям яблоки из нашего сада. Я начал нарочно косолапить, подражая Евгению Мишакову. В разговоре я старался ввертывать любимые словечки своих кумиров. Носил за ними клюшки. Хотел во всем быть похожим на них.
Я был горд тем, что живу в пансионате ЦСКА на Песчаной улице, что мне разрешают переодеваться в раздевалке рядом с легендарными хоккеистами. Дней пятнадцать продолжалось тогда это немыслимое счастье.
- Давай, мальчик, старайся,- одобрительно похлопывал меня по плечу Тарасов. И это звучало, как высшая похвала. Тем более что я уже тогда знал, как скуп Анатолий Владимирович на хорошие оценки. Он всегда ругал гораздо чаще, чем хвалил.
- Не слушай похвал,- любил говорить Тарасов.- Когда тебя хвалят, тебя обкрадывают. А если я тебе делаю замечания, значит, ты мне нужен.
Но в середине июля праздник кончился. Команда уехала на юг, в Кудепсту. Естественно, без меня. Я продолжал выступать за юношей. Мы стали чемпионами Москвы. В Новосибирске я впервые получил приз лучшего вратаря страны среди юношей. Еще до этого тренеры сборной молодежной команды СССР брали меня вторым голкипером на чемпионат Европы в Хельсинки. Выступление наше было признано неудачным: мы заняли второе место, а ведь взрослая сборная успела приучить всех только к победам. Любое другое место, кроме первого, расценивалось как неудача.
Зато через год, на молодежном чемпионате в Гармиш-Партенкирхене (ФРГ) мы добились победы! После этого чемпионата я пришел в наш армейский Дворец спорта, и тут меня окликнул Тарасов. «Наверное, хочет поздравить»,- подумал я. Но тренер строго посмотрел и спросил:
- А вы, молодой человек, почему не на льду? А ну, живо…
В это время на площадке тренировалась взрослая команда ЦСКА. Еще не веря услышанному, я помчался в раздевалку. Счастье возвратилось снова.
С этого дня вся моя жизнь пошла по-другому. Тарасов поставил перед собой цель: сделать Третьяка лучшим вратарем. («Лучшим в стране?» - спросил я. Анатолий Владимирович с недоумением посмотрел на меня: «В мире! Запомни это раз и навсегда».) И мы начали работать. Сейчас мне порой даже не верится, что я мог выдерживать те колоссальные нагрузки, которые обрушились тогда на мои еще не окрепшие плечи. Три тренировки в день! Какие-то невероятные новые, специально для меня придуманные упражнения. И еще МПК - максимальное потребление кислорода. Это наше «фирменное» армейское упражнение: бешеная беготня по всей площадке. Быстрее, еще быстрее! Мои новые товарищи говорили с состраданием:
- Ну, Владик, ты своей смертью не умрешь. Тебя эти тренировки доконают.
На занятиях десятки шайб почти одновременно летели в мои ворота, и все шайбы я старался отбить. Все! Я играл в матчах едва ли не каждый день - вчера за юношескую команду, сегодня за молодежную, завтра-за взрослую. А стоило пропустить хоть один гол, как Тарасов на следующий день спрашивал: «Что случилось? Ну-ка, давай разберемся». Если виноват был я, а вратарь почти всегда «виноват», то неминуемо следовало наказание: все уходили домой, а я делал, скажем, пятьсот выпадов или сто кувырков через голову. Я мог бы их и не делать - ведь никто этого не видел, все тренеры тоже уходили домой. Но мне и в голову не приходило сделать хоть на один выпад или кувырок меньше. Я верил Тарасову, верил каждому его слову. Наказание также следовало, если я пропускал шайбы на тренировке. Смысл, я надеюсь, ясен: мой наставник хотел, чтобы я не был безразличен к пропущенным голам, чтобы каждую шайбу в сетке я воспринимал как ЧП.
Тренер постоянно внушал мне, что я еще ничего собой не представляю, что мои удачи - это удачи всей нашей команды. И тут я безоговорочно верил ему. И думаю сейчас, что если бы было иначе, то ничего путного из меня бы не получилось.
Тарасову я обязан многим. Он был для меня вторым отцом, этот удивительный человек, которого канадские профессионалы называют «патриархом русского хоккея». Кстати, канадцы сейчас неспроста усиленно штудируют хоккейные учебники, написанные А. В. Тарасовым. Профессионалы, еще недавно считавшие себя и только себя знатоками большой игры, теперь, как прилежные школяры, впитывают мысли советского тренера.
Фанатично преданный хоккею, переполненный смелыми, порой самыми фантастическими идеями (других у него не было), Анатолий Владимирович буквально заражал всех нас своей кипучей энергией, заставлял делать невозможное. Он удивлял каждый день. Вчера - новым упражнением, сегодня - оригинальной мыслью, завтра- ошеломлял соперников невиданной комбинацией.
- Ты думаешь, играть в хоккей сложно?- спросил меня Тарасов в самом начале нашей совместной работы.
- Конечно,- ответил я.- Особенно, если играть хорошо.
- Ошибаешься! Запомни: играть легко. Тренироваться тяжко! Сможешь 1350 часов в год тренироваться?- Тут он повысил голос.- Сможешь тренироваться через «не могу», чтобы тебя поташнивало от нагрузки? Сможешь- тогда добьешься чего-нибудь!
- 1350?-не поверил я.
- Да! - сказал, как отрубил, Тарасов.
На занятиях он умел создать такое настроение, что мы шутя одолевали самые чудовищные нагрузки. «Тренироваться взахлеб»,- требовал от спортсменов наставник. А о том, какие были нагрузки, вы можете судить по следующему факту: приезжавшие в ЦСКА на стажировку хоккеисты других клубов после двух-трех занятий поспешно собирали чемоданы и отбывали домой. «Не по Сеньке шапка»,-смеялись мы. Однажды в ЦСКА приехал на стажировку знаменитый шведский хоккеист Свед-берг, но и его хватило ненадолго.
- Мы, шведы, еще не доросли до таких тренировок,- смущаясь, объяснил гость свой преждевременный отъезд.
Никогда мне не забыть уроков Тарасова. Теперь, по прошествии многих лет, я отчетливо понимаю: он учил нас не только хоккею - он учил жизни.
- Валерка! - вдруг озадачивал Анатолий Владимирович какого-нибудь юного игрока в разгар тренировки.- Скажи мне, пожалуйста, когда ты владеешь шайбой, кто является хозяином положения?
- Ну, как же,- простодушно отвечал хоккеист,- я и есть хозяин.
- Неправильно!- торжествовал Тарасов.- Ты слуга партнеров. Ты играешь в советском коллективе и живешь прежде всего интересами товарищей. Выброси в мусорный ящик свое тщеславие. Умей радоваться успехам товарищей. Будь щедр!
Он учил нас стойкости и благородству, учил трудиться, как умел это делать сам. У Анатолия Владимировича было такое выражение: «Идти в спортивную шахту», что, по сути, означало- тренироваться по-тарасовски.
Мы работали не вслепую. Вдохновение было для тренера всего лишь одним из стимулов, а сама работа основывалась на твердых принципах, выработанных Тарасовым за долгие годы. Он хорошо представлял себе, каким должен быть идеальный вратарь. Однажды мне довелось услышать по этому поводу рассуждения самого Анатолия Владимировича. Приведу их, как запомнил.
«Впервые я познакомился с вратарем международного класса в 1948 году. Им был чехословацкий хоккеист Богумил Модрый. Незадолго до этого он как раз получил приз лучшего голкипера на мировом первенстве в Санкт-Морице. Наши классные по тем временам вратари были небольшого роста, и, возможно, поэтому бытовало представление: дескать, стражам ворот и положено быть невысокими. А тут вдруг-верзила под два метра, ручищи, как лопаты. Модрый меня заворожил. Я сколько раз встречал его, столько раз обменивался с ним рукопожатием, чтобы получше разглядеть эти невероятных размеров ладони.
Парнем он оказался хорошим, доброжелательным, к тому же мог сносно объясняться по-русски. Богумил охотно показал мне свои технические приемы, познакомил со своей тренировкой, все это было интересно, но, повторяю, больше всего меня поразила его фигура, его руки…
- Через какую тренировку ты пришел к своей высокой технике?-спросил я.
- Играю в футбол, в теннис. Ну и, конечно, в хоккей,- улыбнулся Модрый.
- А атлетизмом занимаешься?
- Нет, просто играю…
Он пришел в хоккей через хоккей и, обладая безусловной одаренностью, выбился в ряд лучших - все естественно и логично… для него, для Модрого, и для того времени. Но мы-то, русские, должны были обогнать и чехов, и шведов, и канадцев - другой задачи перед нами не ставилось, а это значит?… Это значит, что для нас такой путь не годился.
Не буду, однако, забегать вперед. Я внимательно присматривался ко всем выдающимся вратарям, с которыми меня сводила жизнь. Вот Харри Меллупс. Меня покоряли в рижанине внутренняя серьезность, умение анализировать свою игру, критически относиться к ней. Григорий Мкртчан отличался стремлением к поиску, он всегда был готов пойти на эксперимент. Необыкновенным трудолюбием выделялся Николай Пучков, бесстрашный и к тому же чрезвычайно самолюбивый человек: зубы сцепит, и никак ему не забьешь. Приятно было работать с Виктором Коноваленко - он являл собою абсолютное спокойствие, надежность, мужество. Коноваленко всегда уважительно относился к соперникам: я не помню, чтобы, пропустив в свои ворота гол, он хоть раз «лез в бутылку»; Виктор никогда не махал ни на кого клюшкой, не утверждал, что шайба забита неправильно, только и скажет автору гола: «Перехитрил, перехитрил…»
Позже я познакомился с Жаком Плантом. Этот легендарный канадский хоккеист доказал, что эффективность игры вратаря резко возрастет, если действовать не в воротах, а на больших пространствах. Помню, в 1967 году сборная СССР встречалась с юниорами знаменитой профессиональной команды «Монреаль канадиенс». Раза четыре наши форварды выходили один на один с монреальским вратарем, и какие форварды! Александров, Локтев, Альметов, Майоров… Но все их усилия были бесплодны. Потому что ворота юниорской команды защищал Плант. Это по его «вине» мы проиграли тогда со счетом 1:2. Четыре выхода. Чистых! Один на один! И… вратарь Плант победил всю нашу команду. После матча юные монреальские хоккеисты унесли его на руках.
Плант работал на откате: он выскакивал далеко навстречу сопернику, владеющему шайбой, и, уменьшив этим угол для попадания, начинал откатываться назад. Ага, подумал я, этот прием надо взять. Меня также поразило в канадце умение предугадывать действия соперника, его изумительная интуиция.
Постепенно в моем сознании формировалась модель идеального вратаря. Я «лепил» ее, избегая автоматически заимствовать достоинства выдающихся голкиперов. Каждый прием подвергался усовершенствованиям, критически рассматривались даже самые, казалось бы, незыблемые постулаты вратарской школы.
Я рассудил так. Плант умница. Его дальние выходы, безусловно, грозное оружие. Но ведь если завтра соперник попытается сыграть поизобретательнее, скажем, не станет бросать шайбу, а передаст ее вовремя подключившемуся партнеру - что тогда? Плант будет застигнут врасплох? Значит, надо сделать вратаря более маневренным, готовым ко всяким неожиданностям, воспитать, если хотите, вратаря-акробата. Владеть коньками лучше, чем Плант! Уметь играть в поле наравне с нападающими!
Модрый был хорош, но, ей-богу, напрасно чехословацкий голкипер пренебрегал атлетической тренировкой. Мастерство только тогда заблистает в полную силу, когда будет покоиться на прочном атлетическом фундаменте. Быстрота, выносливость, сила, ловкость требуются каждому хоккеисту, однако вратарь должен развивать эти качества не так, как, к примеру, форвард, а в соответствии со своей игровой спецификой.
Я решил, что абсолютно необходимо повысить общую культуру игры вратаря, укрепить его авторитет в команде, выработать у голкипера высокоразвитое чувство интуиции, умение быстро и четко анализировать действия соперников. Страж ворот должен стать центральной фигурой в команде.
Вот тут-то мне и попался на глаза долговязый мальчишка Владик Третьяк. Я наперед влюбился в его внешние данные. Я сразу вспомнил Модрого: они были похожи-тот же могучий рост, те же ручищи.
Этот парень как раз был тем, кого я искал. Мы начали работать»… Однажды тренер озадачил меня вопросом:
- С какой скоростью летит шайба, брошенная, ну, скажем, Фирсовым?
- Сто километров в час,- неуверенно ответил я.
- Сто двадцать,- поправил Тарасов.- Но знаешь ли ты, что на шайбу, выстреленную с такой скоростью вблизи ворот, отреагировать невозможно?
- При упорной тренировке…
- Невозможно!
- Но ведь Плант берет такие шайбы…
- И Коноваленко берет. Но тут уже не в их реакции дело.
- Опыт,- догадался я, еще не ведая, куда клонит учитель.
- Это слишком общо- опыт. Думай!
Я, откровенно говоря, был растерян. Что же получается? Выходит, самой молниеносной реакции окажется недостаточно, чтобы успешно соперничать с лучшими форвардами? Тренируйся не тренируйся, а в любом случае ты, вратарь, обречен на неудачу?… Тарасов, насладившись моим замешательством, сказал:
- Знаешь, что поможет тебе разорвать этот заколдованный круг? Интуиция! Ты должен научиться читать мысли. Да, да! Еще до того как соперник бросит шайбу, ты должен знать, куда будет сделан бросок. Ты должен предугадывать, как в следующий момент станет развиваться атака, кому нападающий отдаст пас, когда последует бросок по воротам… Ты должен все знать про нападающих! Все знать про защитников! Знать про хоккей больше любого хоккеиста!
Понимаете, чего хотел Тарасов? Если сейчас вам порой кажется, что шайбы сами летят в мою ловушку, не заблуждайтесь: я вовсе не фокусник, мне помогает выработанный за долгие годы дар предвидения-то, о чем когда-то говорил Тарасов. Бывает, нападающий еще только замышляет бросок, а моя левая рука уже самопроизвольно идет на перехват шайбы.