Байки геофизика Рыночные отношения
Вот сейчас говорят, что в советское время была плановая экономика. Никаких рыночных отношений. Но я думаю, что это не так. Народ даже в то время, даже в самых глухих местах враз схватывал азы этих отношений, да так, что – мама не горюй…
Работали мы в глухомани Архангельской области, а база была в деревне Змеёво. Или название говорящее, или не на ту напал, но в этом Змеёво был дан мне наглядный пример «рыночных» отношений.
А дело в том, что работал я начальником геологической партии. Финансовые отчёты, подотчётные деньги – всё это было на мне, но сложность вся в том, что за них нужно было отчитываться в бухгалтерии. А как отчитаешься, если у тебя сломалась, например, машина. Запчастей в магазине нет, не Питер, а у Петровича за пузырь – за милую душу! Но пузырь же в ведомость не впишешь. А свои отдавать – дураков нет… И практиковались тогда «мёртвые души».
Это когда принимаешь кого-нибудь на работу, человек числится, платишь ему какую-то сумму, по договорённости, а у тебя – наличные деньги на всякие непредвиденные расходы.
Это широко практиковалось в геологии, все об этом знали, и бухгалтерия в том числе. Главное – не перебарщивать…
И вот в этом Змеёво сняли мы полдома под контору, а хозяйку, бабу Машу принял я на работу уборщицей.
Баба Маша, говорю, вот столько – за постой.
– Согласна?
– Согласна! Конечно согласна, кормилец!
– А теперь ты мне напишешь заявление о приёме на работу уборщицей. Я половину денег тебе буду давать, а половину себе, на расходы. Убирать не будешь. Только числиться. Мы сами убирать будем. Согласна?
– Конечно, согласна, благодетель! Ещё как согласна! У нас же здесь работы никакой. Только тем и живём, что вырастим.
А что здесь вырастишь? Север…
На этом и договорились мы с бабкой, а надо сказать, что за аренду хорошие деньги заплатили. Не жались, так как всё можно было провести официально, через бухгалтерию…
Ну, думаю, баба Маша не в обиде. Когда ещё ей так подфартит! И бабка целый месяц ходила довольная – за аренду мы ей заплатили за три месяца. Чуть ли не песни поёт. Об уборке, конечно, и речи нет. Всё сами. Да и дел-то всего ничего… Подмести пару раз в день. Но подошёл конец месяца… Позвал я бабу Машу – сейчас, думаю, обрадую!
– Баба Маша. За аренду получила?
– Получила!
– Довольна?
– Ой, как довольна, милок! Уж такое тебе спасибо!
– Договор наш помнишь? Про уборку.
– Помню, конечно, помню!
Отсчитываю ей, то, что полагается по договорённости, подвигаю ведомость.
– Расписывайся, баба Маша. Ведь ты у нас уборщица. Не забыла?
Она – очки на нос и в ведомость. Вот тут-то у меня появились нехорошие предчувствия…
– А что это тут одна цифра стоит, а ты мне совсем не то выдаёшь?
– Баба Маша!!! Так мы же договаривались! Помнишь?
– Помню. Но ты всё равно выдай то, что написано.
– Баба Маша! Так ты же не убирала. Мы сами! Мы же всё обговорили… Это тебе как подарок! Ну, помнишь?
– Помню. Но выдай по ведомости. Я не убирала, но могла и убирать, мне не трудно.
И тут мы поняли, что эту логику не «пробить»… Да и деньги-то смешные.
– Хорошо, баба Маша! Месяц «поработала», дальше мы сами. Пиши по собственному.
– Нет, милок! Я ещё два месяца поработаю, пока вы здесь стоите. А нет, так я в сельсовет поеду за правдой…
Что тут сделаешь? «Работала» эта баба Маша у нас ещё два месяца. Заглянет раз в два дня – как мол, чисто у вас?
Раз в неделю махнёт веником, и весёлая такая ходит, аж глаз радуется… А что ей? Халява!
Вот тебе и глухая деревня, медвежий, можно сказать, угол. Древняя бабка из Змеёво, «предтеча» нынешних рыночных отношений…
Вспомнил её и думаю – что там чубайсы да абрамовичи… Халява – сильная штука. Затягивает. Может, если этой бабке да их возможности, она сто очков форы дала бы им! Потому как – мёртвая хватка, полное отсутствие совести и порядочности, наглость и вера в безнаказанность.
Давно её нет на этом свете, да и обиды на неё нет и не было, посмеялись и забыли. Но думаю – ох как пригодились бы ей все эти качества в наше время. Время бизнесменов из Змеёво…
Колики
Вспоминаются те далёкие годы, когда, будучи геофизиком, колесил по необъятным просторам нашей Родины с геологическими изысканиями.
Где только не побывал… Эстония и Украина, Карелия и Казахстан, Архангельская область и Кольский полуостров.
И все эти экспедиции роднит одно – после маршрута собираются усталые изыскатели вечером у костра, покончено с незатейливым ужином, и начинается главное…
На костёр ставится громадный чайник. Сидя, лёжа, вокруг располагаются бородачи в пропавших дымом энцефалитках, достаётся видавшая виды гитара, и в кромешную темноту понеслись звуки любимых песен. Конечно – барды. Визбор, Кунин, Северный, Высоцкий, Городницкий. Но вот и они перепеты, и под подоспевший чаёк начинаются беседы. Хотя – нет. Даже не беседы, все темы давным-давно исчерпаны, а кто-то, кто сегодня «в ударе», или просто кого переполняют воспоминания, решает поделиться этими воспоминаниями под чаёк.
В этот раз «распирало» Витю, молодого геофизика из Ленинграда.
А он недавно женился, тоже на геофизике. Вместе учились.
И так получилось, что попали они в этот сезон в разные партии. Разлука…
И решил он съездить на свидание к жене. Сказано – сделано, собрался и на поезд. А денег обычно в полевой сезон на руках много не бывало. Прикинул, дорога туда-обратно, там неделька… Должно хватить.
Приехал. Жёнушка с девчатами в трёх комнатной квартирке между маршрутами, но девчонки потеснились, и выделили им на недельку отдельную комнату.
Неделя пролетела быстро, они в маршрут. Проводил их наш Витя, и решил «подбить финансы». Нет чтобы раньше, но такой уж был безалаберный. Из песни слов не выкинешь!
Вывернул все карманы, и понял, что не то что на дорогу, а и «на пожрать» не хватает! Но комнату освобождать надо.
Срочная инвентаризация «имущества».
Из ценного – часы, складной перочинный нож да предмет особой гордости – шариковая ручка толщиной с палец. Чуть ли не двенадцатицветная. Собрал он эти «сокровища», и на вокзал. Расставаться с ними, конечно, жалко, но хоть какой-то, а выход. Продал в розницу – на поезд не хватает, а на гостиницу в самый раз. Дня на три. Гостиницы в тех местах дешёвые были. Тем более, номер не люкс.
Апартаменты – комната человек на восемь, с удобствами в коридоре. Ладно. Поселился, улёгся на койку, и думает – что дальше? И придумал. Отправился на почту, и с великим трудом, задействовав всё своё красноречие и «врождённое обаяние», уговорил телеграфистку отбить телеграмму начальнику партии Кабанову, чтобы он выслал деньги на обратную дорогу на имя телеграфистки (а иначе она ни в какую не соглашалась). Мол, как это я буду на свои деньги телеграммы всем рассылать! Хорошо, соглашается Витя.
– Давай на твою фамилию. Сразу и рассчитаемся. Ещё и «наваришь» копеечку. А как твоя фамилия?
– Кабанова!
Вот тут-то и понял Витя, что значит – непруха!
Дело в том, что начальник был вместе с женой. Естественно, Кабановой. А совпадение, согласитесь, странное. Особенно для жены. Но делать нечего. Отправил. Хоть какой-то шанс. Но сомнения оправдались. Потом начальник говорил, что пришла телеграмма Кабанову от Кабановой. Пришли, денег на дорогу! А у него своя Кабанова под боком… Еле-еле, говорит, убедил, что это чей-то розыгрыш. Мол, шутников у нас хватает!
Но это наш горемыка уже потом узнал, когда добрался до родного лагеря. А сейчас в гостиницу. Ждать.
Но ждать то ждать, а желудок ждать не хочет. Урчит всё сильнее, и вроде как спазмы какие-то…
И тут вваливается компания полевиков. Три парня и две девчушки. Отметили уже окончание полевого сезона, затарились в гостинице продолжать. Наш Витя глаза зажмурил, вроде спит. Эти – бутылки на стол, снедь разложили и продолжать отмечать. Хотели разбудить, но потом передумали. Уж больно крепко спит полевик. Умаялся.
А запах!!! Помните, как пахнет копчёная треска, ещё верёвочкой перевязанная, да свежайшая? Аж сочится вся! Вот то-то… Ребята со смехом, с прибаутками продолжили отмечать окончание сезона, а наш герой продолжал «спать», давясь слюной и пытаясь унять всё усиливающиеся колики. Но, как всегда, то, что булькает, закончилось быстрее закуски, и они всей гурьбой пошли в магазин.
Виктора как ветром с кровати сдуло. Коршуном к столу, а там треска копчёная, чуть ли ни с метр длинной, на половину целая, лежит, истекая соком…
Ну, чуть-чуть! Они и не заметят! Ну, ещё чуть-чуть!
Ах, блаженство…
Но – шаги! Он уже отяжелевшим коршуном в кровать, и вытирая губы, зажмуривается.
Вошли. Звон выгружаемых бутылок, и… молчание. Через некоторое время шёпот.
– А у нас же до хрена закуси оставалось!
– Да. Иначе бы не пошли.
– А может, этот. Полевик?
– Нет! Смотри, как он спит крепко. Да нас и не было всего пять минут. Магазин рядом. А это всё-таки рыба. С костями! Да и шкурок нет.
– Да. Иначе бы не пошли.
– А может, этот. Полевик?
– Нет! Смотри, как он спит крепко. Да нас и не было всего пять минут. Магазин рядом. А это всё-таки рыба. С костями! Да и шкурок нет.
– Тогда не знаю. Может быть, зверь какой? Тайга-то рядом. Хорь или горностай какой.
– Да этот горностай с рысь размером должен быть! Смотри, как обглодал. Ни костей, ни шкурки!
– Ой, мальчики! Я боюсь! Скорей бы домой! В тайге так страшно не было, как здесь. Вдруг он где-нибудь прячется? Хорошо, сегодня вечером поезд.
Вечером, вечером, вечером – тихонько постукивали колёса в голове у действительно засыпающего Виктора. И под этот перестук он уснул. Сквозь сон слышал, что был ещё один заход в магазин, ещё посиделки, наконец они угомонились, а когда проснулся, в комнате уже никого не было. Уехали. Но запах этой проклятой трески щекотал ноздри. Надо проветрить, подумал Виктор. Проходя мимо стола, он увидел аккуратно отрезанную половину рыбины, хлеб, и… записку!
«С добрым утром! Извини, хлеб закончился».
И смешная рожица нарисована.
Постоял, улыбаясь. Наверное, эта, боязливая… Наши ребята! Полевики. Сами, небось, в передрягах бывали. Надо было с ними посидеть, поболтать. Может, и общие знакомые нашлись бы.
Видно, меня совсем с голодухи «переклинило»!
Ну, суть да дело, а время идёт. Подходят к концу оплаченные три дня гостиницы, и он уже понял, что с телеграммой «не прокатило». Что делать?
А живот урчит, и спазмы с голодухи сильнее. А вызову-ка я в гостиницу врача. Живот-то, вроде, побаливает. А в больнице кормят! Недельку отлежусь, за это время что-нибудь придумаю, осенило Виктора.
Он к коридорной. Так и так. Болит, мочи нет. Наверное, аппендицит. Врача! Врача! Она заохала, заахала, и к телефону. Он в кровать. Лежит, постанывает. Часа через два открывается дверь, заходит врач. Ну, прямо Антон Павлович Чехов. В очках, с саквояжем, с бородкой.
– Ну с, молодой человек. Что у нас? Давайте посмотрим, – радостно улыбаясь, спрашивает доктор.
«У тебя каша да щи, а у меня щи – носки полощи» – подумал Виктор, но отвечает, страдальчески морщась:
– Живот болит. Терпеть не могу.
– Откройте рот. А-а-а-а… Хорошо. Задерите рубашку. Хорошо. Так больно?
А сам рукой давит на живот, и Виктор видит, как у «Чехова» глаза от удивления становятся больше стёкол от очков, и чувствует, как холодные пальцы врача ощупывают его позвоночник. Живот, зараза, перестал болеть. Да и чему там болеть, если два дня маковой росинки не было в нём! А пальцы врача всё перебирают позвонки, как струны на гитаре.
– Так! Хорошо, батенька! И давно вы на диете? Я думаю, с недельку будет. Вам надо слезать с неё. Но постепенно, постепенно. Сначала соки, потом бульончик. Только не жирный. Не жирный. Потом уже можно мясца с картошечкой. Только мясцо нужно подольше варить, чтобы мягкое было, во рту таяло. А картошечку размять в пюрешку, и с маслицем, с маслицем. На хлеб не налегайте. Вредно.
Пока Виктор это слушал, такое у него появилось желание вцепиться этому земскому эскулапу в позвоночник, что не передать словами! И думал он, слушая эти гастрономические тонкости выхода из диеты, а не завалилась ли у него случайно сухая корочка под кровать?
Тут врач советует ему.
– Вы бы, дорогой к маменьке. К маменьке. Уж она-то знает, как вас на ноги поставить.
Виктор слушает и думает: «А в больнице макароны дают!»
Ушёл врач. Ничего не нашёл опасного для жизни. Виктор же собрался, и на вокзал.
Чудом нашёл товарный состав с лесом, идущим в нужном направлении, обустроил себе гнездо между брёвен, и с комфортом доехал до места.
Чтобы нам, наверное, было что рассказать тёмным тёплым вечером под горячий чаёк перед сном.
А «колик» у него больше не было.
Как рукой сняло!
Вот что значит – отказ от диеты…
Лицевая хирургия
Вернулся геофизик Витя из одной экспедиции потрёпанный в «любовных баталиях». Со свёрнутым набок носом. Мама у него была медик, заведующая здравпунктом фабрики, вхожая в горздрав. Поэтому направление в травматологический институт было получено без проблем, где нос ему поставили на место за неделю.
Занималась этим зав. отделением лицевой хирургии. Миловидная решительная женщина, но уже в годах, как показалось Виктору. Потому что ему было от силы лет девятнадцать – двадцать.
Отправила она Виктора к фотографу, там же, в институте. Говорит – сфотографируем до и после. Сравним. Потом на стол, чем-то помазала в ноздрях, сунула железяку в нос, крякнула, поднатужилась… Треск, слёзы из глаз!
– Готово! Слезай. В зеркало пока не смотри. Через недельку – к фотографу.
Неделю Виктор слонялся по институту травматологии, знакомился с пациентами, ломаными – переломанными, которые с удивлением смотрели на него, и спрашивали, что сломал?
Так как опухоль к этому времени стала спадать, новый нос всё больше и больше начинал нравиться Виктору.
Наконец, к фотографу, слова благодарности, прощальный букет, и домой!
Но хирурга запомнил. Решительная женщина. И отнеслась к нему с материнской теплотой, участием.
Опять экспедиции, жизнь наладилась, но через некоторое время случилась у него новая беда.
Как бы это поделикатнее сказать, порвалась у него уздечка… На самом главном у мужчин органе (у молодых парней тоже). Жить можно, но больно. И чем дальше, тем больнее!
Хоть мама у него и была медик, с этим вопросом он постеснялся к ней обращаться. Сам решу, подумал он. И пошёл в поликлинику. К хирургу. Заходит – сидит дед, божий одуванчик.
– Что у вас, молодой человек?
– Да вот! Проблема…
– Доставайте свою проблему, посмотрим. Да… Без операции не обойтись. Надо в больницу. К хирургу.
– Да у меня в институте хирург знакомый. Отличный.
– Ну вот и хорошо. Сейчас я вам бумажку с диагнозом, и в путь!
– Спасибо, доктор!
Попрощался, а на следующий день в институт. К знакомому хирургу. Заходит в кабинет, диагноз на стол. Ждёт…
Доооооолго смотрела заведующая на бумажку, потом на Виктора.
Всё думала, что сказать. «Наверное, ход операции обдумывает» – подумал Виктор.
– Понимаешь, дружок! Я специалист по лицевой хирургии, – говорит заведующая, покусывая губы. – Вот если бы у тебя во лбу был, так и быть. Подправила бы. Хотя нет! Нервы уже не те! Вдруг рука дрогнет!
И заржала, вытирая слёзы, зараза, аж стёкла затряслись.
«Чтоб у тебя самой во лбу вырос!» – подумал Виктор, но парень был воспитанный, поблагодарил, попрощался, и домой…
Утром – к «одуванчику».
– Ну, батенька, что у вас, как дела?
– Да не вышло, доктор. Не делает она такие операции.
– А какое отделение?
– Лицевая хирургия. Она мне нос выправляла.
Смотрит – заулыбался доктор.
– Дорогой, это же челюстно-лицевая! Вот если бы у вас во лбу был, тогда да! Тогда можно.
А сам трястись стал тихонечко.
Созвонились, сволочи, подумал про себя Виктор. Они же все друг друга знают! Но спрашивает врача, мол, куда мне теперь?
– Я дам вам направление в Военно-морскую академию. Там сделают. И запомните, дружок! Всё, что сверху до плеч, это челюстно-лицевая. Не вдаваясь в подробности… Лицевая – ключевое слово! А что ниже – другие хирурги… А у вас до плеч или ниже?
И затрясся весь, аж со стула чуть не свалился!
«У меня – через плечо! – уже зло подумал Виктор. – Смотри, свалишься со стула – не соберут тебя ни до плеч, ни ниже!»
Но парень был воспитанный, поблагодарил доктора, взял направление, и домой.
Утром в Академию. Заходит, смотрит – хирург молодой парень. Чуть ли не ровесник. Но капитан медицинской службы.
– Здравствуйте!
– Привет! Что случилось?
– Вот.
Подаёт направление.
– Ну, это нам как два пальца об асфальт! Звать-то как?
– Виктор.
– О, почти тёзки!
– А вас как?
– Рома. Роман.
– А почему тёзки?
– Так я Викторович!
И смеётся. Ещё один весельчак на мою голову, подумал с тоской Виктор. Но вида не подаёт. Давай на «ты», предлагает весельчак.
– Давай.
– Дети есть?
– Есть.
– Вот и хорошо! – смеётся Рома.
– А что хорошо – то? – с замиранием сердца спрашивает Виктор.
– Не обращай внимания. Это я пошутил так.
Шутник!…
– Попей бром дня три. Войдёшь в норму, и через три дня ко мне. На пластику.
И улыбается.
Точно, созваниваются, подумал Виктор. Но вида не подал.
Попрощался, и домой. Бром пить!
Через три дня к Роме.
– Пришёл.
– Привет! Раздевайся, ложись.
Рома достаёт шприц и обкалывает пациенту «пациента». Да так, что «пациент» разбух, превращаясь на глазах в палку краковской колбасы. «Жутковато, но красиво», – подумал Виктор.
– Ну, полежи минут пятнадцать, и начнём. Бром-то пил?
– Пил, пил. А что минут пятнадцать? Он уже всё. Готов! Как будто в другое измерение свалил.
– Надо, друг. Надо!
И опять улыбается. Через пятнадцать минут понял Виктор причину его веселья. Открывается дверь, и в операционную входит стайка молоденьких девушек. Практикантки! В халатах, в чепчиках. Входят потупившись, несмело. И обступили Виктора, старательно отводя взгляд от «пациента».