Четвертая причина: мехкорпуса, танковые и моторизованные дивизии в их составе, и вообще все главные силы Красной Армии находились так близко к границе не просто так, а с хитрым жуковским умыслом — нанести по зарвавшемуся противнику контрудары!
Отвечаю вопросом: и отчего же их не нанесли? И где же предвоенные планы тех контрударов? Если и наносились какие-то контрудары, то каждый может сам убедиться: это чистой воды экспромт, это действия без всякой предварительной подготовки. И если контрудары действительно планировали перед войной, то почему результат оказался самоубийственным? Кто несет личную ответственность за такое планирование. На примере все той же 41-й танковой дивизии посмотрим, да как же она могла нанести какой-то контрудар в той ситуации, в которую ее поставил Жуков?
Было еще много всяких объяснений: вековая отсталость России… Это, кстати, изрекал Маршал Советского Союза В.Г. Куликов.
Виктор Георгиевич, да при чем тут отсталость, если до пограничных столбов, как вы изволили выразиться, рукой подать? Оттянули бы дивизию километров на сто от границы, а лучше на линию старых укрепленных районов, рассредоточили бы, зарыли бы танки по самые башни в землю, замаскировали бы, тогда влияние фактора вековой отсталости было бы резко снижено.
6
Тут самое время вспомнить рассказ Жукова о том, как он и маршал Тимошенко пытались уломать Сталина отдать приказ на приведение войск в готовность. Тимошенко и Жуков доказывали, упрямый Сталин не соглашался. Тогда Тимошенко якобы заявил: «Мы не имеем на границах достаточно сил даже для прикрытия. Мы не можем организованно встретить и отразить удар немецких войск» (Г.К. Жуков. Воспоминания и размышления. М., 2003. Т. 1.С. 258).
Эти слова маршала Тимошенко Жуков привел в своих мемуарах как аргумент в пользу повышения степени готовности войск. Жуков полностью солидарен с позицией Тимошенко и осуждает глупого Сталина.
Проблема в том, что сам Семен Константинович Тимошенко ничего подобного никогда не вспоминал, не писал и никому ничего эдакого не рассказывал. Тимошенко умер, а потом через три десятка лет эти якобы его слова появились в мемуарах Жукова, который тоже давно умер.
Но раз уж нас уверяют в том, что надо верить только десятому и последующим изданиям «Размышлений», то давайте поверим.
Итак, войск не было даже для прикрытия. А на примере 41-й танковой дивизии мы видели, что войска были. Если бы уйму этих танков не держали кучей у пограничных столбов, а отвели бы границы ну хотя бы на десять километров, а лучше — на сто, да рассредоточили по фронту и в глубину, да отрыли бы окопы для танков и другой техники, да замаскировали бы, то дивизия никак в одночасье в море огня превратиться не могла.
Чтобы не перегружать повествование, просто напомню читателям грустную историю 22-й танковой дивизии 14-го механизированного корпуса 4-й армии. Эта дивизия точно так же была разгромлена у пограничных столбов в Бресте. Рассказ о ее бесславной гибели — в книге «Беру свои слова обратно»: «Этот городок находился на ровной местности, хорошо просматривался со стороны противника… Погибло и получило ранения большое количество личного состава… Этому способствовало скученное расположение частей дивизии… Дивизия потеряла также большую часть танков, артиллерии и автомашин, больше половины всех автоцистерн, мастерских и кухонь. От огня противника загорелись и затем взорвались артиллерийский склад и склад горючего и смазочных материалов дивизии… Значительная часть артиллерии дивизии была уничтожена огнем противника или из-за отсутствия средств тяги осталась в парках…»
Далее следуют сетования на «неудачную дислокацию дивизии…» и горькие стенания о том, что это привело «в первые часы войны к огромным потерям в личном составе и к уничтожению большей части техники и запасов дивизии».
Это другой участок фронта, а картина та же.
Там же, в Бресте, столь же «неудачно» были расположены еще две стрелковые дивизии и множество других частей. Вот вам информация для размышления.
В составе 4-й армии:
– два корпуса, штаб одного из них в Бресте;
– две танковые дивизии, одна из них в Бресте;
– четыре стрелковые дивизии, две из них в Бресте;
– одна моторизованная дивизия;
– одна авиационная дивизия;
– один укрепленный район, штаб в Бресте;
– армия усилена одним инженерно-саперным полком, он в Преете.
И сидел 33-й инженерно-саперный полк в Бресте совсем не зря.
Всего в составе 4-й армии было 14 артиллерийских полков, 7 из них в Бресте, тут же окружной военный госпиталь, огромное количество складов армейского, фронтового и центрального подчинения, пограничный отряд (полк) НКВД и пр. и пр.
Командующему 4-й армией подчинялись 11 соединений, во главе которых положено ставить генералов (2 корпуса, 8 дивизий и 1 укрепленный район). Штабы пяти из этих соединений находились в Бресте.
Не покривив душой, заявляю: в одном только Бресте — главные силы целой армии. Практически половина ее боевого состава.
В одном только городе — 18 полнокровных, полностью укомплектованных полков, в том числе 2 танковых, 6 стрелковых, 7 артиллерийских, 1 мотострелковый, 1 инженерно-саперный и 1 пограничный отряд (полк). Не считая множества более мелких частей и тыловых учреждений, не считая дивизий, находившихся в непосредственной близости от Бреста.
Все это было разгромлено и разогнано за несколько часов.
Оборона Бреста могла бы стать героической страницей в военной истории России. Вместо этого — жуткий несмываемый позор на века. При упоминании Бреста и Брестской крепости советские маршалы обычно поднимали воротники, чтобы спрятать горящие от стыда уши.
И опять же, если бы эту массу войск отвели от границы, рассредоточили и поставили в оборону, то ход войны был бы не таким позорным. Брест — ворота страны. И уж в районе ворот прикрытие можно было бы организовать. Силы, как видим, на то были.
* * *Нам рассказывают, что немцы побеждали потому, что их дивизии сосредоточились на узких участках. Это правда. Но не вся. Это только половина правды.
А вот вам вторая половина: немцы побеждали потому, что дивизии Красной Армии сосредоточились на узких участках. Это удобно для наступления, но смертельно для обороны. Если бы Красная Армия первой нанесла удар, то на той стороне творилось бы то же самое. Просто потому, что немецкие дивизии сосредоточились на узких участках: гвозди, не промахнешься.
Глава 20 Но я и мои люди…
1
Хорошо живется придворным кремлевским историкам, которые пишут о Второй мировой войне. Они имеют доступ ко всем сокровищам российских архивов, поэтому им не составляет никакого труда подтвердить и научно обосновать свои гипотезы и теории.
А все их теории держатся на семи китах:
1. Советский Союз к войне с Германией был совершенно не готов.
2. Сталин страшно боялся войны.
3. Начало войны Сталину представлялось как нападение Германии на Советский Союз и никак иначе.
4. Сталин ничего плохого против Европы не замышлял, по крайней мере в 1941 году.
5. Главная забота Сталина: как бы не дать Гитлеру повода, как бы выиграть время и оттянуть германское вторжение на год, лучше — на два.
6. Разведка докладывала Сталину о подготовке германского вторжения, но он не верил, так как боялся смотреть правде в глаза.
7. Сталин окружил себя лизоблюдами, которые докладывали только то, что вождь хотел слышать. А слышать он хотел только усыпляющие новости.
Как все это доказать?
Очень просто. Опираясь на документы. Придворные историки достают бумаги из архивов и выставляют на всеобщее обозрение: вот! Любуйтесь!
А документ — это гранитная скала. Против листочка, извлеченного из кремлевского хранилища, бессильны любые доводы. Тут на мачту «Ледокола» надо поднимать белый флаг, признавать себя побежденным и сдаваться на милость победителей.
В мае 1985 года мне впервые удалось протолкнуть в прессу первые главы «Ледокола», а в 1988 году, как бы в ответ на это, официальными советскими историками был найден документ величайшей важности. На одной странице в семи предложениях заключены доказательства всех семи постулатов, на которых нерушимым монолитом покоится вся история советско-германской войны.
В мае 1985 года мне впервые удалось протолкнуть в прессу первые главы «Ледокола», а в 1988 году, как бы в ответ на это, официальными советскими историками был найден документ величайшей важности. На одной странице в семи предложениях заключены доказательства всех семи постулатов, на которых нерушимым монолитом покоится вся история советско-германской войны.
Документ сей — донос, точнее — жалоба Берии Сталину:
«21 июня 1941 года…
Я вновь настаиваю на отзыве и наказании нашего посла в Берлине, который по-прежнему бомбардирует меня дезинформацией о якобы готовящемся Гитлером нападении на СССР. Он сообщил, что это „нападение“ начнется завтра… То же радировал и генерал-майор В.И. Тупиков, военный атташе в Берлине. Этот тупой генерал утверждает, что три группы армий вермахта будут наступать на Москву, Ленинград и Киев, ссылаясь на свою берлинскую агентуру. Он нагло требует, чтобы мы снабдили этих врунов рацией…
Начальник разведуправления, где еще недавно действовала банда Берзина, генерал-лейтенант Голиков жалуется на посла и на своего подполковника Новобранца, который тоже врет, будто Гитлер сосредоточил 170 дивизий против нас на нашей западной границе…
Но я и мои люди, Иосиф Виссарионович, твердо помним ваше мудрое предначертание: в 1941 году Гитлер на нас не нападет!»
Этот листок — настоящая находка для серьезных историков. Из этого доноса однозначно следует, что Берия — льстец и дурак.
Еще более глупым в свете данного документа выглядит Сталин. Он «мудро предначертал» действия Гитлера минимум на год вперед. Он окружил себя холуями, кретинами и лизоблюдами, и вот один из них усердно повторяет и усиливает сталинский бред.
И когда? 21 июня!
То-то назавтра денек им выпал!
Листок этот имеет уникальную ценность, так как это единственное документальное свидетельство того, что Сталин в 1941 году воевать не собирался. То, что Сталин ни на кого сам нападать не готовился, это как бы само собой разумеется. А то, что он нападения не ждал, зафиксировано в документе. Документ написан не Сталиным, но он адресован Сталину, и в нем изложена сталинская позиция. Не мог же Берия, обращаясь к Сталину, излагать мудрое сталинское предначертание, которого не было!
Эту жалобу Берии неоднократно цитировали советник Президента России генерал-полковник Волкогонов, глава Союза писателей СССР Карпов, генерал армии Гареев и другие официальные лица. Документ этот попал в научный оборот и быстро пересек государственные границы Советского Союза. Его обильно цитируют в научных изысканиях и публикациях. Некий аноним, который спрятался под именем Виктор Суровов, тоже не преминул сей документ предъявить публике как доказательство полной несостоятельности сталинского руководства, как свидетельство животного страха Сталина перед лицом неизбежного вражеского вторжения.
А меня терзает удивление: отчего столь ответственные лица никакой фальши в данном «документе» не усмотрели?
2
Прочитаем содержимое бериевского доноса еще раз и зададим вопрос: на кого сия писанина рассчитана?
Ведь картина вырисовывается удивительная.
Берия в своей записке поднимает вопрос величайшей государственной важности: когда Гитлер намерен нападать на Советский Союз — в 1941 году или позже? Берия не согласен с докладами аналитика Разведывательного управления Генерального штаба, а также с докладами посла и военного атташе в Берлине. И это не важно. Важно другое: в записке содержится мнение самого Берии на данный вопрос. А ведь он — кандидат в члены Политбюро, заместитель Председателя СНК, т.е. главы правительства, нарком внутренних дел, генеральный комиссар государственной безопасности. А кроме его собственного мнения в записке содержится мнение самого Сталина на эту проблему.
Важность вот в чем. Допустим, Гитлер в 1941 году нападать но собирался, но если бы он вдруг узнал, что и Сталин полностью расслабился и нападения не ждет, то мог и передумать. Такая записка, попади она в руки германской разведки, была бы документом запредельной важности.
Или, допустим, Гитлер подготовился к нападению, но не знает, решиться на последний шаг или нет. В политических раскладах самое ужасное — неопределенность: ждет Сталин удара или не ждет? Предельно важно эту смутность рассеять. Надо знать, что думает противник, во что верит, на что рассчитывает. Проникнуть в планы противника, союзника, партнера — это в прямом смысле заглянуть в его карты и на основе этого строить и корректировать свои замыслы и планы.
Берия в своей записке полностью раскрыл сталинские карты: Сталин в нападение не верит! Если к Гитлеру такая записка как-то попадет, то…
Так вот: первая странность заключается в том, что на записке такой важности нет грифа секретности. Написал Берия на листочке и отдал Сталину. Потом листок попал в архив, где и был найден через полвека после войны.
Вот вам повод удивиться: неужели нарком НКВД, генеральный комиссар государственной безопасности, главный хранитель всех важнейших государственных секретов и тайн так халатно относился к их сбережению? И как, хотел бы я знать, товарищ Сталин реагировал на столь вопиющее разгильдяйство?
А вторая вот какая странность: зачем вообще потребовалось записку писать? Берия Лаврентий Павлович был в постоянном контакте со Сталиным. Они говорили по телефону каждый день, вечерами кушали шашлыки и пили грузинское вино. Неужели устно трудно ситуацию выразить?
Кроме того, они чуть ли не каждый день встречались в официальной обстановке. Зачем 21 июня 1941 года Берия решил писать записку Сталину, если он только 20 июня просидел в сталинском кабинете 4 часа 25 минут. А на следующий день, 21 июня, еще 3 часа 55 минут! Неужели за 8 часов 20 минут невозможно поставить три-четыре коротких вопроса?
Интересно, как вообще Берия Сталину эту записку передавал? Наверное, долгими часами они что-то обсуждали, а потом Берия, выходя из кабинета, передает бумажку: вот, товарищ Сталин, почитай на досуге… Или во время обсуждения других проблем Берия вдруг бумажку сует: тут еще кое-что утрясти надо…
На этом странности не завершаются, а только начинаются. Обратимся к содержанию.
3
Из записки следует, что военный атташе в Берлине генерал-майор В.И. Тупиков якобы по радио докладывал какую-то ерунду родному комиссару внутренних дел, генеральному комиссару государственной безопасности товарищу Берии Лаврентию Павловичу. Тупиков нагло требовал, чтобы Берия обеспечил рацией его секретную агентуру. Грозный нарком НКВД сам на обнаглевшего генерал-майора почему-то не рыкнул, а вместо этого настрочил жалобу Сталину: вот какой нехороший генерал — врунишка и нахал…
Жалоба — удел обиженных. Сам справиться не могу — обращаюсь к сильному: заступись… Так маленький мальчик маме на соседскою шалуна жалуется. При этом своего обидчика нехорошими словами обзывает: бяка! По той же схеме действует и могущественный генеральный комиссар государственной безопасности: плачется Сталину, при этом генерала, которого сам осадить не способен, обзывает тупым.
Прикинем: а на что, собственно, Берия рассчитывал, чего добивался и чего ждал от Сталина? Надеялся, что вождь пожурит наглого генерала, а бедному Лаврику посочувствует? Или ждал сталинского одобрения: рацию нахалу не давать!
Так ее можно не давать и без сталинского указания.
Все, кто сталкивался с Лаврентием Павловичем, свидетельствуют о другом: Берия гнул, ломал, давил и подавлял. Его ненавидели, его боялись. Он утверждал свою власть над людьми многими способами и приемами. Один из простейших — делать все от своего имени, не ссылаясь на вышестоящих даже в том случае, если выполняешь их приказ. В давние годы, когда Берия еще не забрался на головокружительные кремлевские высоты, все указания, пожелания и приказы вышестоящих он представлял только как собственные: слушай МЕНЯ! Это МОЯ воля! Это Я приказал!
Любимая присказка Лаврентия Павловича: мы вам кишки выпотрошим! Именно это он однажды обещал генерал-полковнику артиллерии Н.Н. Воронову после того, как в сталинском кабинете межведомственный конфликт разрешился не в пользу НКВД. А генералу армии Мерецкову грозился хребет поломать. Кстати, слов на ветер не бросал — чуть было не поломал. Просто Хозяин в последний момент за поводок оттащил.
А в данном «документе» перед нами предстает Берия-слюнтяй, который расписывается перед Сталиным в слабости и полном бессилии.
Но и это не конец странностям.
4
Летом 1938 года шеф НКВД Николай Иванович Ежов, истребив все руководство 4-го (Разведывательного) управления Генерального штаба, решил эту структуру возглавить лично. По совместительству. Все равно (по мнению Ежова) на столь ответственный пост достойного кандидата не найти.