- Сестра, тебе решать, говорить ему об этом или нет, - ответила Моргейна.
- Но... вдруг он потом услышит...
Моргейна вздохнула. Почему бы Гвенвифар хоть раз не высказать прямо, что она имеет в виду?
- Если Артуру предстоит услышать нечто такое, что причинит ему боль, он услышит это не от меня; а более никто здесь не имеет права говорить об этом. Но он не может винить тебя за то, что тебя заманили в ловушку и побоями принудили подчиниться.
Но сразу вслед за этим Моргейна поняла, что заставляет Гвенвифар дрожать - поняла так же отчетливо, как если бы собственными ушами услышала голос священника, обращающегося к трепещущей Гвенвифар - к нынешней или к Гвенвифар-девочке? - и вещающего, что женщину могут изнасиловать лишь в том случае, если она сама введет мужчину в искушение, как Ева ввела в грех праотца нашего Адама; что святые великомученицы в Риме предпочитали скорее умереть, чем расстаться с невинностью... Как бы она ни старалась найти забвение в объятиях Ланселета, в глубине души королева верила, что виновна в произошедшем и достойна смерти за то, что была изнасилована, но осталась жить. А раз она не умерла сама, Артур имеет право убить ее... И никакие увещевания не в силах будут заглушить этот голос, звучащий в душе Гвенвифар.
"Она чувствует себя настолько виноватой из-за истории с Мелеагрантом, что уже даже не стыдится своей связи с Ланселетом..."
Гвенвифар дрожала, несмотря на пригревающее солнце.
- Скорей бы он подъехал, чтобы мы могли уйти в дом. Смотри, ястребы кружат. Я боюсь ястребов - мне все время кажется, что они могут на меня наброситься...
- Боюсь, сестра, ты для них крупновата и жестковата, - любезно заметила Моргейна.
Слуги поспешно отворили перед королевским отрядом главные ворота. Сэр Экторий до сих пор сильно хромал после ночи, проведенной в холодном подвале, но это не помешало ему выйти вперед вместе с Кэем. Кэй, исполнявший все это время роль хранителя замка, склонился перед Артуром.
- Добро пожаловать домой, мой лорд и король. Артур спрыгнул с коня и обнял Кэя.
- Что за церемонное приветствие, Кэй, негодник ты этакий? Все ли у нас в порядке?
- Сейчас все в порядке, - произнес Экторий, особенно подчеркнув слово "сейчас", - но у тебя снова есть повод поблагодарить твоего конюшего.
- Это правда, - сказала Гвенвифар, выступая вперед. Ланселет осторожно поддержал ее под руку. - Мой лорд и король, Ланселет спас меня из западни, устроенной изменником, спас от участи, какой не должна подвергаться ни одна христианка.
Артур взял королеву и Ланселета за руки.
- Я, как всегда, благодарен тебе, дорогой мой друг, равно как и моя супруга. Пойдем. Нам следует поговорить об этом наедине.
И, так и не выпуская рук Гвенвифар и Ланселета, он направился вверх, к входу в замок.
- Интересно, что за басню поспешать состряпать для короля эта непорочная королева и прекраснейший из ее рыцарей? - негромко, но весьма отчетливо произнес кто-то из придворных. Моргейна расслышала эти слова, но так и не смогла понять, откуда же они донеслись.
"Возможно, мир - не такое уж безоговорочное благо, - подумала Моргейна. - Теперь, когда они лишились своих обычных занятий, им больше нечего делать, кроме как сплетничать и злословить".
Но если Ланселет покинет двор, злословие утихнет. И Моргейна решила, не мешкая, приложить все усилия, дабы довести дело до конца.
В тот вечер за ужином Артур попросил Моргейну принести арфу и спеть.
- Я целую вечность не слышал, как ты поешь, сестра, - сказал Артур, привлек Моргейну к себе и поцеловал - впервые за очень долгое время.
- Я с радостью спою, - отозвалась Моргейна. - Но когда же Кевин вернется ко двору?
Моргейна с горечью думала об их ссоре; никогда, никогда она не простит Кевину измены Авалону! И все же она, сама того не желая, скучала о Кевине и с сожалением думала о тех временах, когда они были любовниками.
"Просто я устала ложиться спать в одиночестве, только и всего..."
Мысли Моргейны свернули к Артуру и к ее сыну, что находился сейчас на Авалоне... Если Гвенвифар придется удалиться от двора, Артур наверняка женится снова; но пока что не похоже, чтобы к тому шло. И хотя у Гвенвифар никогда не будет детей, возможно ли такое, чтобы их сына, ее и Артура, признали наследником отца? Он унаследовал королевскую кровь по обеим линиям, кровь Пендрагона и кровь Авалона... Игрейна мертва, и огласка не причинит ей боли.
Она уселась на резной раззолоченный табурет, стоявший рядом с троном, и поставила арфу на пол; Артур и Гвенвифар придвинулись поближе и уселись рука об руку. Ланселет растянулся на полу рядом с Моргейной, глядя на арфу. Но время от времени Моргейна ловила его взгляд, устремленный на Гвенвифар, - и читала в глазах Ланселета безудержное желание. Как он может на глазах у всех обнажать свое сердце? Но затем Моргейна поняла, что заглянуть в глубину его сердца может лишь она - для прочих Ланселет был всего лишь придворным, с почтением взирающим на свою королеву и обменивающимся с ней шутками - на правах близкого друга ее супруга.
Когда Моргейна коснулась струн арфы, мир внезапно снова сделался маленьким и далеким, но в то же время огромным и странным; все вокруг утратило форму и очертания. Арфа казалась не больше детской игрушки, но одновременно с этим была чудовищно тяжелой и грозила раздавить Моргейну. Моргейна сидела на каком-то высоком троне и сквозь блуждающие тени вглядывалась в незнакомого молодого мужчину с узким венцом на темных волосах; и при взгляде на него все ее тело пронзило острейшее желание. Их взоры встретились, и словно чья-то рука коснулась самого тайного уголка ее тела, пробуждая жажду обладания... Пальцы Моргейны соскользнули со струн. Ей что-то виделось... Лицо дрогнуло. Мужчина улыбнулся ей. Нет, это не Ланселет, это кто-то другой... Нет, все заволокло тенями...
Сквозь видение пробился звонкий голос Гвенвифар.
- Взгляните! Леди Моргейна! Моей сестре плохо!..
Моргейна почувствовала, как Ланселет подхватил ее и заглянул в глаза и снова, как в видении, тело ее обмякло, затопленное волной желания... нет, это было всего лишь видением. Этого не было. Моргейна растерянно провела рукой по лицу.
- Это дым, дым от камина...
- Вот, глотни-ка.
Ланселет поднес к ее губам кубок. Что же это за безумие? Он едва прикоснулся к ней, и она уже не владеет собой; она думала, что давно забыла его, что все похоронено под тяжестью лет... но стоило Ланселету лишь дотронуться до нее, осторожно и бесстрастно, и вот она снова отчаянно желает его. Так значит, видение было о нем?
"Он не хочет меня. Он не хочет ни единой женщины, кроме королевы", подумала Моргейна, глядя мимо Ланселета на камин. Поскольку было лето, огонь не разводили, и в камине, чтобы он не выглядел слишком мрачным и уродливым, лежал зеленый лавровый венок. Моргейна глотнула вина.
- Извините... мне весь день было как-то нехорошо, - сказала она, припомнив утро. - Пусть арфу возьмет кто-нибудь. Другой, я не могу...
- Если позволите, благородные лорды, - сказал Ланселет, - я спою!
Взяв арфу, он произнес:
- Это авалонская повесть; я слыхал ее в детстве. Думаю, ее сочинил сам Талиесин, - хотя, возможно, он просто переделал более древнюю песню.
И он запел старинную балладу о королеве Арианрод, которая вошла в реку и вышла из нее с ребенком. Она прокляла своего сына и сказала, что у него никогда не будет имени, если только она сама не наречет его, и он хитростью вынудил мать дать ему имя. Она снова прокляла его и сказала, что никогда ему не найти жену - ни среди смертных, ни среди волшебного народа, и тогда он создал себе женщину из цветов...
Моргейна, все еще объятая видением, слушала, и ей казалось, что смуглое лицо Ланселета исполнено невыносимого страдания; а когда он запел о цветочной женщине Бладведд, взгляд его на миг прикипел к королеве. Но затем Ланселет повернулся к Элейне и любезно запел о волосах цветочной женщины, что были сделаны из прекрасных золотистых лилий, и о щеках из лепестков яблони, и об ее наряде, в котором смешались цветы летних лугов - синие, и темно-красные, и желтые...
Моргейна тихо слушала, подперев ноющую голову рукой. Потом Гавейн откуда-то добыл свирель - на таких играли в его краях, на севере, - и заиграл неистовую жалобную песню; печаль звучала в ней, и крики птиц над морем. Ланселет сел рядом с Моргейной и мягко коснулся ее руки.
- Тебе уже лучше, родственница?
- О, да - такое уже случалось прежде, - отозвалась Моргейна. - Я словно проваливаюсь в видение и вижу все вокруг через завесу теней.
- Мать говорила о чем-то подобном, - сказал Ланселет, и по короткой этой фразе Моргейна поняла, как измучили его скорбь и усталость; никогда прежде он не говорил с Моргейной, - да и вообще ни с кем, насколько она знала, - ни о своей матери, ни о годах, проведенных на Авалоне. - Кажется, она считала, что это как-то связано со Зрением. Однажды она сказала, что это похоже на то, будто тебя затянуло в волшебную страну, и теперь ты смотришь оттуда, будто ее пленник; но я не знаю, действительно ли ей случалось побывать в волшебной стране, или это просто такое выражение...
"Но я бывала там, - подумала Моргейна, - и это что-то совсем другое... скорее, так чувствуешь себя, когда пытаешься вспомнить ускользающий сон..."
- Я сам сталкивался с чем-то в этом роде, - сказал Ланселет. Случается иногда, что все вокруг словно расплывается и становится далеким и каким-то ненастоящим... и я не могу просто прикоснуться к окружающим вещам - сперва нужно преодолеть большое расстояние... возможно, это дает о себе знать та частичка крови волшебного народа, что течет в наших жилах... Он вздохнул и потер глаза.
- Помнишь, я дразнил тебя этим, когда ты была еще маленькой? Я звал тебя Моргейной Волшебницей, а ты злилась... Моргейна кивнула.
- Помню, родич, - сказала она. Даже сейчас, когда лицо Ланселета было исполнено усталости, когда на нем появились первые морщины, а кудри тронуло сединой, он все равно оставался для нее прекраснее и дороже всех прочих мужчин. Моргейна в сердцах отвела взгляд; так было и так должно быть - он любит ее как родственницу, и никак иначе.
И снова ей показалось, будто мир затянуло завесой теней; что бы она ни делала, это ничего не изменит. Окружающий мир был не более реален, чем королевство фэйри. Даже музыка доносилась словно бы откуда-то издалека это Гавейн взялся за арфу и запел балладу, которую слышал от саксов, о чудовище, обитавшем в озере, и о герое, который спустился на дно озера и оторвал чудовищу лапу, а затем схватился с матерью чудовища в ее мерзком логове...
- Какая мрачная и страшная повесть, - едва слышно сказала Моргейна Ланселету. Тот улыбнулся и ответил:
- Таково большинство повествований саксов. Война, кровопролитие и герои, искусные в сражении, но безмозглые...
- Но теперь мы, кажется, заключили с ними мир, - заметила Моргейна.
- О, да на здоровье. Я готов уживаться с саксами, - но не с тем, что они называют музыкой... хотя, пожалуй, их истории довольно занимательны, особенно если слушать их долгим зимним вечером, у очага.
Он вздохнул и произнес почти неслышно:
- Впрочем, я, наверное, не гожусь для того, чтобы сидеть у очага...
- Тебе хотелось бы снова ринуться в битву? Ланселет покачал головой.
- Нет. Но мне надоела придворная жизнь.
Моргейна заметила, как его взгляд метнулся к Гвенвифар; королева сидела рядом с Артуром и, улыбаясь, слушала Гавейна. Ланселет снова вздохнул. Этот вздох словно бы вырвался из самых глубин его души.
- Ланселет, - произнесла Моргейна негромко, но настойчиво, - тебе следует уехать отсюда, или ты погибнешь.
- Да, погибну душой и телом, - отозвался Ланселет, уставившись в пол.
- О душе твоей мне ничего не ведомо - спроси об этом у священника...
- Как я могу?! - с неистовством воскликнул Ланселет и толкнул кулаком в пол, так что струны арфы негромко зазвенели. - Могу ли я поверить, что тот бог, о котором твердят христиане...
- Ты должен уехать, кузен. Попроси себе какое-нибудь славное поручение, как Гарет. Отправляйся сражаться с разбойниками, терзающими какой-нибудь край, или убивать драконов - что угодно, но ты должен уехать!
Моргейна заметила, как дернулся кадык Ланселета.
- А что же будет с ней?
- Хочешь - верь, хочешь - не верь, - тихо произнесла Моргейна, - но я тоже друг ей. Ты не думал о том, что у нее тоже есть душа, которую следует спасать?
- Ну, вот ты и дала мне совет, не хуже любого священника. Улыбка Ланселета была полна горечи.
- Не нужно быть священником, чтобы понять, когда двое мужчин - и женщина - оказываются в ловушке и не могут избавиться от былого, - сказала Моргейна. - Проще всего было бы обвинить во всем ее. Но я тоже знаю, что это такое: любить, когда не можешь...
Моргейна умолкла и отвела взгляд, чувствуя, как краска заливает ее лицо; она вовсе не собиралась так откровенничать. Баллада закончилась, и Гавейн передал арфу дальше со словами:
- После столь мрачной повести нужно что-нибудь повеселее - может, песню о любви. Но это я оставляю любезному Ланселету...
- Я слишком долго просидел при дворе, распевая песни о любви, - сказал Ланселет, поднимаясь и поворачиваясь к Артуру. - Теперь, когда ты вернулся, мой лорд, и можешь присмотреть за всем сам, я прошу отослать меня от двора с каким-нибудь поручением.
Артур улыбнулся другу.
- Ты хочешь так быстро покинуть нас? Если ты так рвешься в путь, я не смогу тебя удержать. Но куда же ты отправишься?
"Пелинор и его дракон". Моргейна - глаза ее были опущены, и сквозь ресницы ей виделся трепет пламени, - сформировала в сознании эти слова и изо всех сил попыталась передать их Артуру.
- Я думал выступить против какого-нибудь дракона... Глаза Артура сверкнули лукавством.
- Тогда было бы неплохо положить конец дракону Пелинора. Истории о нем множатся с каждым днем, и люди теперь просто боятся ездить в те края! Гвенвифар говорила, что Элейна попросила отпустить ее навестить отца. Ты можешь сопроводить даму домой. И я велю тебе не возвращаться, пока дракон Пелинора не будет мертв.
- Увы! - со смехом воскликнул Ланселет. - Неужто ты желаешь навеки удалить меня от твоего двора? Как я могу убить вымышленного дракона?
Артур рассмеялся.
- Возможно, друг мой, это худший из всех драконов! Ну что ж, я приказываю тебе покончить с этим драконом - даже если для этого тебе придется сочинить балладу, осмеивающую все истории о нем!
Элейна, поднявшись со своего места, склонилась перед королем в поклоне.
- Прошу прощения, мой лорд, - позвольте мне пригласить к себе в гости леди Моргейну.
Моргейна сказала, не глядя на Ланселета:
- Я с радостью съездила бы с Элейной, брат мой, если твоя госпожа сможет обойтись без меня. Там растут травы, о которых мне мало что известно, я и хотела бы побеседовать о них с местными женщинами. Это пригодится мне для врачевания и чар.
- Ну что ж, - сказал Артур, - можешь ехать, если тебе того хочется. Но без тебя все здесь сделается унылым.
Он мягко улыбнулся Ланселету - так умел улыбаться лишь он один.
- Мой двор опустеет без лучшего из моих рыцарей. Но я не стану удерживать тебя здесь против твоей воли, равно как и моя королева.
"А вот в этом я не уверена", - подумала Моргейна, наблюдая, как Гвенвифар пытается сохранить невозмутимый вид. Артур вернулся после долгого отсутствия и жаждал воссоединиться с женой. Как же поступит Гвенвифар? Честно признается, что любит другого, или смиренно ляжет с ним в одну постель и притворится, будто все осталось по-прежнему?
На краткий, странный миг Моргейне показалось, что она - тень Гвенвифар. "Наши судьбы переплетены..." Она, Моргейна, обладала Артуром и родила ему сына, что так жаждала сделать Гвенвифар; а Гвенвифар получила любовь Ланселета, ради которой Моргейна готова была отдать душу... "Это вполне в духе бога христиан - учинить такую путаницу; он не любит любовников... Или, может, это Богиня так жестоко подшутила над нами?"
Гвенвифар подозвала Моргейну к себе.
- Ты кажешься больной, сестра. Тебе по-прежнему нехорошо?
Моргейна кивнула.
"Мне не следует ненавидеть ее. Она такая же жертва, как и я..."
- Я немного устала. Пожалуй, я скоро уйду отдыхать.
- А завтра, - сказала Гвенвифар, - вы с Элейной заберете у нас Ланселета.
Это было сказано весело, словно бы в шутку, но Моргейне показалось, будто она заглянула в самую душу Гвенвифар - и там, как и в ее собственной душе, сражались гнев и отчаянье.
"О, Богиня сплела наши судьбы - кто может бороться с ее волей?.."
Но Моргейна твердо решила, что не позволит отчаянью Гвенвифар разжалобить ее, и сказала:
- Что же это за паладин королевы, если он не ищет сражений с противником, достойным его? Неужели ты хочешь, сестра, чтобы он сидел при дворе и не искал славы?
- Никто из нас этого не хочет, - сказал Артур, становясь рядом с Гвенвифар и обнимая ее за талию. - Ведь именно благодаря рвению моего друга я, вернувшись, нашел свою королеву целой и невредимой. Спокойной ночи, сестра.
Моргейна осталась стоять и смотреть, как они уходят. Мгновение спустя она почувствовала у себя на плече руку Ланселета. Он не сказал ни слова лишь безмолвно глядел вслед Артуру и Гвенвифар. И Моргейна, тоже хранившая молчание, поняла, что стоит ей сделать один-единственный шаг, и этой ночью Ланселет будет с ней. Он в отчаянии - ведь женщина, которую он любит, вернулась к мужу, а ее муж так дорог ему, что он не в силах и пальцем шевельнуть, чтобы отбить ее, - и он бросится к Моргейне, если только она его поманит.
"И он слишком благороден, чтоб после этого не жениться на мне.
Нет. Возможно, Элейна и заполучит его - на оговоренных условиях, - но не я. На ней нет вины; ее он не возненавидит, как наверняка возненавидит меня".
Она мягко сняла руку Ланселета со своего плеча.
- Я устала, родич. Я тоже отправляюсь спать. Доброй тебе ночи. Будь благословен. - И, осознавая иронию своих слов, добавила: - Спокойного тебе сна, - прекрасно осознавая, что этой ночью Ланселету не суждено уснуть спокойно. Что ж, тем лучше для ее плана.