К тому времени когда Тристан вернулся в дом Беннета на Хафмун-стрит, хозяин уже был там. При появлении Тристана он выбежал в холл и тут же спросил:
– Ну что, ты ее взял?
– Расписку? Нет.
Тристан бросил шляпу на крюк возле двери, но промахнулся, и она закатилась под стол. Беннет выругался и запустил руки в лохматые волосы.
– Чертова Джоан! Зачем ты вообще позволил ей войти в дом?
– Ты не предупреждал меня, что ее не надо впускать.
Тристан поднял шляпу с пола и вернулся на прежнее место. Внимательно посмотрел на крюк и снова бросил на него шляпу. И вновь промахнулся.
– А что, надо было предупреждать? – воскликнул Беннет. – Женщина является на рассвете, и ты позволяешь ей преспокойно войти в мою спальню?
Тристан снова подобрал шляпу с пола и снова вернулся на прежнее место.
– Будь это женщина другого сорта, – заметил он, вставая в стойку и примериваясь к крюку, – ты бы вызвал меня на дуэль, если бы я ее прогнал.
– По-моему, было совершенно очевидно, что она – женщина не такого сорта. – Беннет нахмурился. – Ты жульничаешь, ты встал на добрых шесть дюймов ближе, чем вначале.
– Нет, не жульничаю. – Но Тристан все-таки попятился. – Ставлю фунт, что отсюда я попаду.
– Ставлю гинею, что не попадешь.
На губах Тристана заиграла широкая озорная усмешка. Он чуть согнул колени, перевернул шляпу и снова запустил ее в полет. Шляпа проплыла по воздуху, на мгновение опасно покачнулась, но потом благополучно опустилась прямо на крюк. Тристан издал победный свист, а Беннет снова вяло выругался.
– Вычти это из моей платы за питание. – Тристан снял перчатки и передал их с опозданием появившемуся в холле слуге. – И советую тебе держаться подальше от сестры. Эта особа – ходячая неприятность.
– Как будто я сам этого не понял за двадцать лет. – Беннет прошествовал в гостиную и развалился в одном из немногочисленных кресел.
Тристан последовал за ним, жестом отказавшись от стакана бренди, который ему предложил Дуглас.
– Спасибо, что попытался ее найти, Берк.
– Я ее нашел. – Тристан крикнул в коридор: – Мердок, принеси кофе и бекон! – Потом сел в кресло напротив Беннета. – Думаю, раз уж мы в такую рань не спим, вполне можно и позавтракать.
– Ты ее нашел? Тогда почему не забрал у нее мою расписку? Я думал, ты способен уговорить любую женщину отдать все, что тебе от нее нужно!
– Боже правый, Беннет, тебя послушать, так можно подумать, что я какой-то плут.
– Только когда дело касается женщин.
Тристан направил на него палец.
– Твоя сестра меня нисколько не интересует. От этой женщины одни неприятности.
Беннет посмотрел на него с изумленным и все более насмешливым выражением.
– Она тебе отказала!
Тристан его тут же поправил:
– Она отказалась отдать мне эту проклятую бумажку. Ты был дураком, что вообще ее подписал.
– Вот тебе и прославленное обаяние Берка. – Беннет прыснул со смеху. – Тебе дала от ворот поворот старая дева!
Тристан метнул на друга свирепый взгляд.
– Она просила передать, что с нетерпением ждет встречи с тобой на завтрашнем балу у леди Малькольм.
От этого настроение у Беннета мгновенно испортилось. С его лица исчезла улыбка, он поднес ко рту стакан с бренди и сделал большой глоток.
– Проклятие! Значит, я влип. Мне удавалось избегать матери, но отец предупреждал, что в этот раз она настроена серьезно. Теперь Джоан покажет матери эту проклятую расписку, которая по твоей милости все еще у нее, и если я после этого не пойду на чертов бал, то мне придется за это жестоко поплатиться.
– Желаю приятного вечера, – сказал Тристан. – Я изо всех сил постараюсь съехать из твоего дома до того, как ты приведешь сюда свою невесту.
– Это всего лишь один чертов бал.
– Это конец твоей холостяцкой жизни. Как только ты уступишь одной женщине, дальше это уже вопрос времени, когда другая прикует тебя цепями к себе.
На щеке Беннета задергался мускул.
– Заткнись, Берк!
– По моему опыту, женщины предпочитают общество женщин, похожих на них самих. Так что для тебя, должно быть, выбрали настоящую Горгону.
– Я еще не женюсь! – прорычал Беннет.
– Но скоро женишься, – продолжал подзуживать его Тристан.
– Черт подери! – Беннет вскочил с кресла. – Тогда ты тоже должен пойти. Если бы ты как следует постарался уговорить Джоан вернуть мне расписку, я бы не попал в эту передрягу.
– А если бы ты проявил немного твердости и не подписал эту немыслимую бумагу, когда твоя сестрица вторглась в твой дом, то не попал бы в эту передрягу.
Беннет ткнул в него пальцем.
– Это ты пустил ее в дом. Ты разрешил ей преспокойно уйти с моей распиской. Ты позволил ей оставить бумагу у себя даже после того, как я тебе объяснил, какое у меня отчаянное положение. Так что ты передо мной в долгу. И если ты не пойдешь завтра вечером со мной на этот распроклятый бал, то я выгоню тебя из моего дома.
Тристан вздохнул. Он с самого начала собирался пойти на этот бал исключительно ради удовольствия снова схлестнуться с Фурией.
– Хорошо. Но ты должен мне гинею.
Глава 4
Джоан очень скоро пожалела о том, что вспылила и ушла из магазина. Конечно, Тристан Берк – грубиян, но это не повод позволять ему испортить так редко выпадающую ей возможность самостоятельно выйти погулять. И надо же такому случиться, что, выскочив в негодовании из книжной лавки, она заметила, что по тротуару прямо в ее сторону направляется близкая подруга ее матери. Теперь нечего было и мечтать о том, чтобы успокоиться, зайдя в любимый магазин шляпок. Ей оставалось только поспешить прямиком домой и, если ее спросят, почему ее видели выходящей из этого магазина, заявить, что она всего лишь ненадолго заглянула туда, чтобы узнать, есть ли у Хоуэлла в продаже новые картины на шелке, которые выставлены в витрине. Джоан немного опустила голову и с бешено бьющимся сердцем направилась к следующей улице так быстро, как только осмеливалась. Там она юркнула за угол и поспешила к дому.
К тому времени когда Джоан дошла до Саут-Одли-стрит, ее раздражение переросло в настоящую злость и расцвело пышным цветом. Какое Тристану Берку дело до того, пойдет ли Дуглас на бал у леди Малькольм? Без сомнения, это ее брат подбил его идти за ней, и со стороны Дугласа это ужасно несправедливо. Она потребовала у него написать обещание, только чтобы ущипнуть его за нос. Если бы он вежливо попросил, а еще лучше, извинился за то, что кричал на нее, она бы вернула ему эту расписку. Это был всего лишь небольшой талисман, гарантия для нее, что когда-нибудь она сможет попросить его об ответном одолжении, и брат должен был это понимать. Но теперь она непременно передаст эту записку матери, и сделает это без промедления.
Она нашла мать в утренней комнате, леди Беннет сидела за столом и писала письма.
– Мама, Дуглас придет завтра на бал у леди Малькольм, как ты хотела, – сказала Джоан. – Более того, придет с радостью.
Мать вскинула брови.
– В самом деле?
– О да. – Джоан театральным жестом достала из ридикюля подписанную записку брата.
Леди Беннет прочитала записку с некоторым сомнением, но только кивнула:
– Очень хорошо, Джоан, спасибо. Должно быть, ты умеешь его убеждать.
Джоан мстительно улыбнулась:
– Да, похоже.
– Я велела Джанет погладить твое новое голубое платье к завтрашнему балу. В последнем номере журнала мод есть совершенно очаровательные прически. Не хочешь ли попробовать сделать такую? Думаю, если мы займемся этим пораньше, Джанет сумеет уложить волосы и тебе.
Мать протянула ей журнал. Джоан посмотрела на картинку. Волосы стройной степенной молодой дамы были зачесаны наверх и собраны в гладкий венец из кос, закрепленный небольшой тиарой и украшенный пучком из страусовых перьев. Лицо дамы обрамляли гроздья кудряшек. Прическа смотрелась красиво и нежно, Джоан отдала бы самое дорогое, что у нее есть, за то, чтобы выглядеть, как эта дама.
– Как красиво!
Мать просияла:
– Согласна. И очень модно.
Леди Беннет придавала моде очень большое значение.
Джоан внимательнее присмотрелась к картинке. Дама в журнале действительно была очень хороша в отделанном сеточкой платье и с высокой прической, но она была куда более миниатюрной, чем Джоан. Уже не раз бывало, что Джоан с энтузиазмом соглашалась на какую-то модную новинку, но потом обнаруживала, что ей это совершенно не идет. Взять хотя бы перья в прическе – они подчеркивали высокий рост. Мало найдется вещей, которые задевали бы ее гордость столь же сильно, когда Джоан видела, что взгляд джентльмена карабкается выше и выше по ее фигуре, словно он оглядывает гигантскую амазонку.
Джоан внимательнее присмотрелась к картинке. Дама в журнале действительно была очень хороша в отделанном сеточкой платье и с высокой прической, но она была куда более миниатюрной, чем Джоан. Уже не раз бывало, что Джоан с энтузиазмом соглашалась на какую-то модную новинку, но потом обнаруживала, что ей это совершенно не идет. Взять хотя бы перья в прическе – они подчеркивали высокий рост. Мало найдется вещей, которые задевали бы ее гордость столь же сильно, когда Джоан видела, что взгляд джентльмена карабкается выше и выше по ее фигуре, словно он оглядывает гигантскую амазонку.
– Ну, может быть, только без перьев.
– Они тебе не нравятся? – Леди Беннет нахмурилась и посмотрела на иллюстрацию.
– С ними я буду казаться еще выше.
Мать повертела журнал из стороны в сторону с таким видом, как будто обдумывала, насколько это предположение серьезно. Высокий рост дочери всегда ее заботил. Джоан в отличие от миниатюрной матери могла смотреть отцу прямо в глаза и была всего на несколько дюймов ниже брата.
– Возможно, если Джанет закрепит их наклонно, как здесь, будет лучше. Тебе нужно какое-то обрамление для лица.
– Может быть, выпустить еще несколько локонов?
– Что ж, существует только один способ это узнать: ты должна попробовать и посмотреть, что получится.
– Да.
Джоан немного повеселела, глядя на картинку в журнале. Как чудесно было бы выглядеть так же элегантно! Ее голубое платье похоже по стилю на то, которое в журнале. Может быть, в сочетании с прической оно придаст элегантность всему ее облику.
Джоан слегка кивнула журнальной красавице. Вряд ли новая прическа и новое платье избавят ее от перспективы провести весь вечер у стены вместе с другими не пользующимися успехом девушками, но попытаться стоит. По крайней мере будет о чем поболтать с подругами, особенно если учесть, что по вине лорда Берка она лишилась удовольствия обсудить с ними последний выпуск «Пятидесяти способов согрешить». Наверное, ее главной надеждой на развлечение будет Дуглас, он вполне может явиться на бал в стельку пьяным и нарочно станет вести себя самым возмутительным образом. Поддавшись импульсу, она спросила:
– Ты правда думаешь, что Дуглас женится на Фелисити Драммонд?
Ее мать отвернулась в сторону и кашлянула, потом дотронулась до губ носовым платочком.
– Что, дорогая? О, это была бы очень хорошая партия. И ему уже пора жениться. Фелисити – милая девушка, у нее хорошие связи и богатое приданое. А Дуглас не проявляет интереса ни к какой другой молодой леди, так что нет причин для того, чтобы он не был ею доволен. – Мать уже снова переключила внимание на письмо, которое писала. – Ты это не одобряешь?
У Джоан мелькнула мысль напомнить леди Беннет, какая у Фелисити ужасная мать. Ее подмывало спросить, зачем Дугласу жениться именно сейчас, когда он еще необузданный и буйный, как медведь, и явно не испытывает склонности к женитьбе. И нельзя сказать, что он нуждался в приданом жены или выражал желание завести детей. Или что ему наскучила его нынешняя жизнь, которая, насколько Джоан могла судить, заключалась в основном в том, что он пил, играл в карты и путался с актрисами или девками из таверн. Если бы не его любовь к спорту, он бы уже превратился в толстяка и страдал подагрой. Впрочем, все это не имело особого значения. Если мать приняла какое-то решение, изменить его невозможно. По крайней мере сейчас свою энергию она направила на будущее Дугласа, а не на нее. И Джоан сказала:
– Отчего же? Фелисити милая.
– Вот и хорошо. – Леди Беннет прочистила горло и отложила перо. Потом дотронулась до шеи и снова кашлянула. – Дорогая, будь любезна, вызови миссис Хадсон, я чувствую, что мне нужно выпить чаю.
Джоан встала и позвонила в колокольчик. Когда экономка пришла, Джоан выскользнула за дверь, взяв с собой журнал, и пошла наверх, в свою комнату, потому что больше ей некуда было идти. В комнате она села на банкетку у окна и открыта журнал. Серьезные разделы, касающиеся ведения домашнего хозяйства и истории, предназначенные для развития ума, она пролистала быстро и почитала рассказы и поэмы. Потом от нечего делать просмотрела описание недавней выставки картин. Она бы с удовольствием пошла на такую выставку, если бы могла. Ее мать одобряла музыку, но не художественные выставки, где под видом мифологических сюжетов можно было увидеть сколько угодно нескромных сцен. Джоан никогда не могла понять, почему это так ужасно, увидеть обнаженную мужскую грудь, причем даже не настоящего мужчины, а вымышленного, идеализированного, в то время как предполагалось, что ее мужу должны быть позволены любые вольности с ее собственным обнаженным телом. Ее кузина Мерайя, которая была замужем уже почти два года, рассказала ей все о супружеском долге женщины. Хотя в изложении Мерайи он представал как самый приятный долг, какой только можно представить, и в нем не было ничего ужасного, Джоан была уверена, что Мерайя регулярно видела обнаженную грудь своего мужа, и подвергаться его домогательствам самым восхитительным образом было для нее в порядке вещей. Джоан бы сошла с ума от зависти, не будь Мерайя ее любимой кузиной и самой близкой наперсницей. И вот получилось так, что единственным обнаженным мужским торсом, который Джоан довелось до сих пор увидеть – хоть нарисованным, хоть во плоти, – был торс Тристана Берка. Надо признать, ей было довольно приятно на него смотреть, и это придавало некоторый вес опасениям леди Беннет, что такое зрелище действует неприлично возбуждающе, но вряд ли можно считать, что оно ведет к погибели. Если Джоан и сделала какой-то вывод из созерцания по пояс обнаженного лорда Берка, то только тот, что личность и внешность джентльмена могут совершенно не соответствовать друг другу. У лорда Берка очень впечатляющая грудь, а вот манеры отвратительные.
Джоан снова подняла журнал и долистала до страниц с гравюрами модных нарядов. «Золото», – сказал он. Что лорд Грубиян понимает в женской моде? Джоан ни за что не призналась бы в этом вслух, но мысль о бальном платье насыщенного золотого цвета показалась ей весьма заманчивой. Она и вправду любила насыщенные цвета, даже если ее мать считала их неподобающими для незамужней девушки. Если ей когда-нибудь удастся обзавестись мужем, первым делом она закажет себе алое платье, просто потому что любит красный цвет. Но завтра вечером она будет элегантно смотреться в голубом. В бледно-голубом, правда, и с очень тонкими кружевами на шее. А ее волосы – единственная действительно красивая часть ее внешности – будут выглядеть очаровательно, прямо как у леди на гравюре в журнале. Джоан втайне надеялась, что лорд Грубиян будет на этом балу и раскроет рот от восхищения.
Глава 5
Тристану не потребовалось много времени, чтобы вспомнить, почему он редко ходит на балы. Во-первых, из-за собиравшегося там общества. Он ничего не имел против хорошей мужской компании, особенно если вдруг назревал боксерский поединок. Что ему не нравилось, так это взгляды дам: некоторые смотрели на него лукаво, другие были шокированы, третьи пялились с острым любопытством. Когда он вслед на Беннетом вошел в бальный зал, леди Малькольм воззрилась на него в изумлении, и оказалось, что это была самая вежливая реакция за этот вечер. Время от времени он встречался взглядом с какой-нибудь особенно дерзкой женщиной и одаривал ее порочной улыбкой. Юные леди краснели, старые поворачивались спиной, а те, что составляли промежуточную категорию, иногда улыбались в ответ. Тристану было все равно. Сегодня вечером он должен был покорить только одну особу женского пола, и она опаздывала.
– Тебе не кажется, что обидно отбывать наказание, когда судья еще даже не появился, – заметил он, обращаясь к Беннету Тот стоял с угрюмым видом, прислонившись к каминной полке в дальней части зала.
– Если я уйду, через десять минут наверняка появится мать и потом сдерет с меня шкуру за то, что я уклонился. – Он подозвал проходящего мимо лакея и взял с подноса два бокала вина. – Что ж, раз уж мы тут, можно и выпить за счет Малькольма.
Во-вторых, балы не нравились Тристану из-за плохого вина. Редкий хозяин подаст сотне гостей, пришедших на бал, свое лучшее вино. Тристан отпил из бокала, который ему передал Беннет, и вздохнул. Это было бургундское – либо очень средненькое, либо разбавленное. Он не видел смысла его пить. А Беннет уже выпил больше половины из своего бокала.
– Не понимаю, почему у моей матери вдруг появилась эта навязчивая идея. Зачем ей вообще понадобилось женить меня так рано? Разве она не должна думать в первую очередь о том, чтобы выдать замуж Джоан? Видит бог, с этой задачей ей бы хватило забот еще лет на десять.
– Возможно, она отказалась от этой затеи как от безнадежной.