Горящие курильницы наполняли часовню мягким таинственным светом, который создавал впечатление нереальности. Рядом с задней стеной, за черным каменным алтарем сидел бог, устремив неподвижный взгляд на открытую дверь, сквозь которую в течении веков проходили его жертвы. От порога и до алтаря шел неглубокий желобок, и когда ноги Конан нащупали его, он отшатнулся прочь так быстро, словно наступил на змею. Этот желобок был вытоптан ногами огромного числа людей, которые с криками потом умирали на мрачном алтаре.
Грубый в тусклом свете, Хануман злобно смотрел с высеченной маски своего лица. Он сидел не как обезьяна, припавшая к земле, а скрестив ноги как человек, но его вид не стал от этого менее обезьяньим. Он был высечен из черного мрамора, его глаза были рубиновыми и горели красным и похотливым огнем, словно угольки из самой глубокой ямы ада. Его большие руки лежали на коленях, ладонями вверх, вытянув длинные пальцы с когтями. В выразительных чертах, в злобном взгляде его развратного лица отражался отвратительный цинизм вырождающегося культа, который поклонялся ему.
Девушка обошла статую и пошла к задней стене, и когда ее гладкий бок коснулся высеченных из мрамора коленей, она отпрыгнула в сторону и передернулась, будто до нее дотронулась какая-то рептилия. Между широкой спиной идола и мраморной стеной с бордюром из золотых листьев было несколько футов свободного пространства. По обе стороны от идола в стене были двери из слоновой кости под золотыми арками.
- Эти двери ведут в два конца коридора, имеющего форму булавки для волос, - сказала она торопливо. - Однажды я была внутри усыпальницы... однажды! - Она задергала и затрясла своими стройными плечами при воспоминаниях, одновременно и ужасных и отвратительных. - Коридор изгибается как подкова и оба ее конца выходят в эту комнату. Комнаты Тотрасмека идут вдоль этого извилистого коридора и их двери выходят в него. Но в этой стене есть потайная дверь, которая ведет прямо во внутреннюю комнату.
Она пробежала пальцами по гладкой поверхности, на которой не было видно ни единой трещинки или щели. Конан с мечом в руке стоял рядом с ней, настороженно осматриваясь вокруг себя. От тишины и пустоты часовни, мыслей о том, что же находится за этой стеной он испытывал такое чувство, какое испытывает дикое животное, обнюхивающее ловушку.
- А! - девушка наконец нашла спрятанную пружину; квадратный проход широко разинул свою черную пасть в стене. Затем она вскрикнула: "Сет!", и когда Конан бросился к ней, он увидел, как большие руки схватили ее за волосы. Ее повалили с ног и потянули головой вперед в проход. Конан попытался схватить ее, но бесполезно. Его пальцы только скользнули по ее обнаженным ногам и через мгновение она исчезла, а стена стала такой же сплошной, как и раньше. Только с той стороны некоторое время доносились приглушенные звуки борьбы, слабо различимый крик и низкий смех от которого у Конана застыла кровь в жилах.
3. СЖИМАЮЩИЕ ЧЕРНЫЕ РУКИ
С проклятиями Конан так сильно ударил по стене рукояткой своего меча, что мрамор раскололся и его кусочки упали на пол. Но потайная дверь не уступила ему, и рассудок говорил ему, что без сомнения она закрыта на засов с той стороны стены. Развернувшись, он побежал через комнату к одной из дверей из слоновой кости.
Он занес свой меч, чтобы разнести створки, но перед этим слегка толкнул дверь левой рукой. Она легко открылась и он внимательно посмотрел в длинный коридор, который изгибался вдали в тусклом и загадочном свете курильниц, похожих на те, что были в усыпальнице. У косяка двери виднелся тяжелый золотой засов и он слегка коснулся его кончиками пальцев. Слабую теплоту металла мог уловить только человек, чувствительность которого не уступала чувствительности волка. До этого засова дотрагивались - а значит вынули его из скоб - совсем недавно. Все это все более и более становилось похожим на западню. Он должен был знать, что Тотрасмеку становится известно о любом, кто входит в часовню.
Зайти в коридор без сомнения означало оказаться в ловушке, которую приготовил для него жрец. Но Конан не колебался. Где-то здесь, в этом тусклом свете находится в плену Забиби и, насколько он знал жрецов Ханумана, ей будет необходима помощь. Конан пошел по коридору походкой пантеры, готовый ударить вправо или влево.
Слева от него в коридор выходили двери из слоновой кости с арками, и он попытался открыть каждую из них. Но они все были закрыты. Он прошел около семидесяти пяти футов, когда коридор резко повернул налево изгибаясь дугой, о которой упоминала девушка. В этот изгиб выходила дверь и она поддалась под его рукой.
Он посмотрел в широкую квадратную комнату, освещенную немного лучше чем коридор. Ее стены были из белого мрамора, пол из слоновой кости, потолок из украшенного резьбой серебра. Он увидел диваны из дорогого атласа, подставки для ног из слоновой кости, отделанные золотом, стол в форме диска из какого-то похожего на металл материала. На одном из диванов раскинулся мужчина, глядя на дверь. Он засмеялся, увидев настороженный взгляд киммерийца.
Этот мужчина был одет только в набедренную повязку и сандалии, высоко затянутые ремнем. У него была коричневая кожа, коротко подстриженные черные волосы и беспокойные черные глаза, смотревшие с широкого надменного лица. Его телосложение отличалось неестественными пропорциями. Мощные мускулы играли буграми при самом слабом движении огромных конечностей. Конану никогда не доводилось видеть такие громадные руки. Уверенность гигантской физической силы сквозила в каждом движении и повороте.
- Почему бы тебе не зайти, варвар? - сказал он издеваясь и сделав преувеличенный приглашающий жест.
В глазах Конана появились зловещие огоньки, но он осторожно зашел в комнату держа меч наизготовку.
- Что ты за дьявол? - прорычал он.
- Я Баал-птеор, - ответил мужчина. - Когда-то много лет тому назад и в другой стране у меня было другое имя. Но это имя тоже неплохое, а почему Тотрасмек дал его мне, тебе может рассказать любая девушка из часовни.
- Так ты его собака, - проворчал Конан. - Ладно, будь проклята твоя коричневая шкура, Баал-птеор! Где девушка, которую ты утащил через стену?
- Мой господин принимает ее! - засмеялся Баал-птеор. - Послушай!
Из-за двери, противоположной той, в которую вошел Конан, доносились женские крики, слабые и приглушенные от расстояния.
- Чтоб ты сгорел! - Конан шагнул к двери, но затем повернулся, испытывая покалывание на коже.
Баал-птеор смеялся над ним, и в этом смехе слышалась угроза, от которой волосы Конана на затылке зашевелились и кровожадные убийственные волны ненависти поднялись в его голове.
Он шагнул к Баал-птеору. Суставы его руки, удерживающей меч, побелели. Быстрым движением коричневый мужчина что-то бросил в него светящуюся кристаллическую сферу, мерцающую таинственным светом.
Конан инстинктивно отклонился, но, к его удивлению, шар резко остановился высоко в воздухе в нескольких футах от его лица. И не упал на пол. Он висел, словно подвешенный на невидимых нитях, в пяти футах над полом. И когда Конан зачарованно посмотрел на него, тот начал вращаться с нарастающей скоростью. И когда он вертелся, он начал расти, расширяться, становиться расплывчатым. Он заполнил всю комнату. Он окутал ее. Он поглотил мебель, стены, самодовольно улыбающегося Баал-птеора. Конан оказался затерянным в тусклом голубоватом тумане быстрого вращения. Ужасный ветер проносился мимо Конана, толкая его, сбивая его с ног, увлекая его в вихрь, который кружился перед ним.
С задыхающимся криком Конан попятился, и наткнулся спиной на твердую стену. От этого касания иллюзия развеялась. Крутящаяся титаническая сфера исчезла, словно лопнувший пузырь. Конан снова очутился в комнате с серебряным потолком, с серым туманом, окутавшим его ноги, и увидел Баал-птеора, сидевшего на диване и трясущегося от бесшумного смеха.
- Сучий сын! - Конан бросился на него.
Но туман поднялся с пола, скрыв от него гигантскую коричневую фигуру. Облака окружили Конана и он испытал неприятное чувство перемещения... И затем комната, и туман, и коричневый человек исчезли. Он стоял один в болотных зарослях высокого тростника. На него, низко опустив голову, несся бизон. Он отпрыгнул, уклоняясь от сабельных рогов и всадил свой меч за передней ногой между ребер в сердце. Но оказалось, что здесь, в грязи умирает не бизон, а коричневокожий Баал-птеор. С проклятием Конан отрубил ему голову; но голова подскочила с земли и лязгнув звериными клыками впилась ему в горло. Несмотря на всю свою силу, он не мог оторвать ее... он задыхался... задыхался; потом налетел какой-то вихрь, раздался оглушительный рев, его тряхнуло от неуловимого воздействия и он снова оказался в комнате с Баал-птеором, чья голова по прежнему крепко сидела на плечах. Он бесшумно смеялся на диване.
- Гипноз! - прошептал Конан, упираясь пальцами в мраморный пол.
Его глаза горели. Эта коричневая собака игралась с ним! Но этот маскарад, эти детские забавы с туманом и тенями в мыслях больше не обманут его. Ему нужно только прыгнуть и ударить и коричневый прислужник превратится в изрубленное тело у его ног. На этот раз его не одурачат воображаемыми тенями... но одурачили.
Странный звук, от которого кровь застыла в жилах, раздался за его спиной. Он развернулся и ударил по пантере, которая приготовилась было прыгнуть на него с металлического стола. И когда он ударил, видение исчезло и его лезвие глухо звякнуло о прочную поверхность. Мгновенно он ощутил что-то ненормальное. Лезвие прилепилось к столу! Он с силой дернул его. Оно не поддалось. Но это был уже не гипнотический трюк. Стол был гигантским магнитом. Конан схватился за рукоятку обеими руками, но голос за его спиной заставил его обернуться и он оказался лицом к лицу с коричневым мужчиной, который наконец поднялся с дивана.
Слегка выше Конана и значительно тяжелее его, Баал-птеор высился перед ним, пугая своей развитой мускулатурой. Его могучие руки были неестественно длинными, его большие кулаки то сжимались, то разжимались от конвульсивных подергиваний.
- Твоя голова, киммериец! - начал издеваться Баал-птеор. - Я возьму ее своими голыми руками и сверну, как сворачивают голову птицам. Так сыны Косалы приносят свои жертвы Яджуру. Варвар, ты смотришь на душителя из Йота-понга. В младенчестве меня выбрали жрецы Яджура и все свое детство, отрочество и юность я обучался искусству убивать голыми руками - только так можно приносить жертвы. Яджур любит кровь, и мы не хотим терять напрасно ни одной ее капли из вен наших жертв. Когда я был ребенком, мне давали душить младенцев; когда я стал взрослее, я стал душить юных девушек; юношей я душил женщин, стариков и мальчиков. А когда я достиг зрелости, мне стали поручать убивать взрослых мужчин на алтаре Йота-понга.
Много лет я приносил жертвы Яджуру. Сотни шей были разбиты этими пальцами... - он пошевелил ими перед злыми глазами киммерийца. - Почему я покинул Йота-понг и стал слугой Тотрасмека, тебя не касается. Скоро тебя уже ничего не будет интересовать. Жрецы из Косалы, душители Яджура сильнее, чем можно даже представить. А я самый сильный из них. Своими руками, варвар, я сверну тебе шею!
И словно гибкие кобры его руки сомкнулись на горле Конана. Но киммериец не попытался увернуться или перехватить их, а направил свои руки к бычьей шее косаланца. Черные глаза Баал-птеора расширились, когда он почувствовал, что упругие нити мускул защищают горло варвара. С рычанием он начал предпринимать нечеловеческие усилия и узлы, бугорки и нити мускул вздулись на его массивных руках. А затем из него вырвался задыхающийся стон, когда пальцы Конана сомкнулись на его горле. Какое-то мгновение они стояли как статуи. Их лица исказились от усилий, на висках вздулись алые вены. Тонкие губы Конана обнажили его зубы, когда он сердито зарычал. Глаза Баал-птеора расширились; в них появилось удивление и признаки страха. Оба мужчины стояли неподвижно как скульптуры. Только мышцы расширялись на непреклонных руках и широко расставленных ногах, но здесь сражались две силы, не укладывающиеся в обычные человеческие представления - силы, которые могли выдергивать деревья с корнями и раскалывать черепа быкам.
Неожиданно из сжатых зубов Баал-птеора вырвался легкий свист. Его лицо посинело. Страх наводнил его глаза. Его мышцы на руках и плечах казалось были готовы разорваться, но мускулы шеи киммерийца не поддавались; они были словно масса переплетенных железных нитей под его отчаянными пальцами. А его собственное тело поддавалось железным пальцам киммерийца, которые вдавливались все глубже и глубже в пружинистые мышцы горла, разрушая их и добираясь до дыхательных путей.
Эта неподвижная группа, походящая на статуи, неожиданно отчаянно зашевелилась, когда косаланец начал выворачиваться и дергаться, пытаясь вырваться. Он отпустил горло Конана и схватил его за запястья, пытаясь оторвать от себя эти неумолимые пальцы.
Неожиданным движением Конан толкнул того назад и поясница Баал-птеора уперлась о стол. Тогда Конан стал перегибать его через край, еще и еще, пока позвоночник чуть не затрещал.
Низкий смех Конана был безжалостным, как звон стали.
- Ты глупец! - просвистел он. - Мне кажется, что ты никогда не видел раньше людей с Запада. Ты считал, что ты самый сильный, потому что ты мог свернуть голову цивилизованным людям, несчастным слабакам, чьи мышцы похожи на гнилые нитки? Черт! Разбей шею дикому киммерийскому быку перед тем, как сможешь называть себя сильным. Я делал это еще до того, как стал зрелым мужчиной... как сделаю сейчас!
И с жестоким усилием он стал поворачивать голову Баал-птеора вокруг оси, пока его побледневшее лицо не вывернулось за левое плечо и его позвонки не хрустнули словно гнилая ветка.
Конан отпустил тело и оно плюхнулось на пол. Он опять повернулся к мечу и взялся за рукоятку обеими руками, широко расставил ноги и уперся ими в пол. По его широкой груди ручейками стекала кровь из ран, которые нанесли ему ногти Баал-птеора, расцарапав кожу на шее. Его черные волосы взмокли, по лицу струился пот, грудь тяжело вздымалась. Несмотря на то, что он презрительно отозвался о силе косаланца, та почти не уступала его собственной. Но он не стал отдыхать, пытаясь восстановить свое дыхание. Он напряг все свои силы и оторвал свой меч от магнита, к которому тот прилип.
Спустя мгновение он толкнул дверь, из-за которой доносились крики и выглянул в прямой коридор, вдоль которого шли двери из слоновой кости. Дальний конец был закрыт дорогой бархатной занавеской, и из-за этой занавески доносилась демоническая мелодия такой музыки, которой Конан раньше не слышал никогда, даже в ночном кошмаре. Она заставила вздыбиться волосы на его затылке. С ней перемешивался задыхающийся истерический плач женщины. Крепко взявшись за меч, он заскользил по коридору.
4. ТАНЦУЙ, ДЕВОЧКА, ТАНЦУЙ!
Когда Забиби затащили головой вперед через отверстие, которое открылось в стене за идолом, ее первой, ошеломляющей бессвязной мыслью было то, что ее час настал. Она инстинктивно закрыла свои глаза и ожидала, когда на нее обрушится удар. Но вместо этого она почувствовала, что ее бесцеремонно бросили на гладкий мраморный пол и она ушиблась о него своими коленями и бедром. Открыв свои глаза, она пугливо осмотрелась вокруг как раз в тот момент, когда приглушенный удар донесся с другой стороны стены. Она увидела стоящего над ней коричневокожего гиганта, одетого в набедренную повязку, и в противоположном конце комнаты, в которой она оказалась, сидящего на диване мужчину. Он сидел спиной к дорогой черной бархатной занавеске, широкий, дородный мужчина с толстыми белыми руками и змеиными глазками. И по ее телу побежали мурашки, так как это был Тотрасмек, жрец Ханумана, который за долгие годы оплел своей паутиной власти город Замбулу.
- Варвар хочет пробить себе путь через стену, - сказал Тотрасмек сардонически, - но засов держится крепко.
Девушка увидела, что тяжелый золотой засов установлен поперек потайной двери, которая с этой стороны стены была отчетливо видна. Засов и ниши для него могли бы выдержать и натиск слона.
- Ступай открой ему одну из дверей, Баал-птеор, - приказал Тотрасмек. - Убей его в квадратной комнате на другом конце коридора.
Косаланец поклонился и исчез через дверь в боковой стене комнаты. Забиби поднялась и испуганно посмотрела на жреца, чьи глаза алчно бегали по ее стройной фигуре. Но она была к этому безразлична. Замбульские танцовщицы привычны к наготе. Но жестокость в его глазах заставила ее затрепетать.
- Ты опять пришла в мое убежище, красавица, - промурлыкал он с циничной вежливостью. - Это неожиданная честь. Казалось, что твой предыдущий визит сюда не доставил тебе большого удовольствия и я не смел надеяться, что ты повторишь его. И я приложил все свои усилия, чтобы позабавить тебя интересными переживаниями.
У замбульских танцовщиц не бывает румянца, но огоньки злости, смешанной со страхом, загорелись в расширившихся глазах Забиби.
- Толстая свинья! Ты же знаешь, что я пришла сюда не от любви к тебе.
- Нет, - засмеялся Тотрасмек, - ты пришла сюда как глупышка, прокравшаяся ночью с бестолковым варваром, чтобы перерезать мне горло. Почему ты добиваешься моей смерти?
- Ты знаешь почему! - крикнула она, понимая, что сейчас бесполезно притворяться.
- Ты думаешь о своем любовнике, - засмеялся он. - Тот факт, что ты попыталась убить меня говорит о том, что он выпил то снадобье, что я дал тебе. Но разве не ты сама попросила меня об этом? И разве я не дал тебе то, что ты просила, не в силах отказать из-за любви, которую я к тебе испытываю?
- Я просила тебя о снадобье, от которого он бы просто уснул на несколько часов, - горько сказала она. - А ты... ты послал своего слугу с зельем, которое сделало его безумным! Я глупо поступила, обратившись к тебе. Мне надо было понимать, что твои заверения в дружбе были ложью, которой ты хотел скрыть свою ненависть и злобу.