Что касается соседа слева, то им был тот самый неудавшийся покупатель Черныша и совсем уж невезучий пленник, которого я имел несчастье освободить, — данный факт вряд ли добавил молодому барону любви к моей персоне. А вот ситуация в отношениях с моим соседом справа была диаметрально противоположной. Барон Дарол Блот — почтенного возраста плотный старик — при первой же нашей встрече проникся ко мне самыми теплыми чувствами. Они с моим номинальным отцом были старыми друзьями и прошли не одну битву как в степи, так и в самой империи. Сэр Дарол был человеком незлобивым и отзывчивым, его поместье выглядело ухоженным и хорошо защищенным, а дружина из пятидесяти воинов-пастухов внушала доверие и уверенность в надежной защите.
Немного напрягал нищий вид крестьянских полуземлянок за частоколом баронской усадьбы — около пяти сотен людей жили на грани бедности, но, как выяснилось из дальнейших разговоров, здесь так жили все поголовно. Главной причиной такого бытового примитивизма были те же хтары — зачем строить то, что могут разрушить в любую минуту.
В мой первый приезд барон немного напрягся, ожидая, что я стану требовать назад откочевавших к нему крестьян, но мне удалось быстро успокоить его и «под шумок» облегчения сторговать землю с залежами угля. Там все равно ничего полезного не росло, поэтому барон согласился на символическую плату и разрешение для своего кузнеца ковырять уголь бесплатно.
Барон жил вместе с женой и дочерью — довольно крепенькой девушкой лет шестнадцати. Во время моих приездов она пару раз мелькала рядом то в столовой, то во дворе, так что я успел рассмотреть миленькое личико, которое отнюдь не портила россыпь веснушек. В глазах барона при виде дочери мелькали какие-то странные искорки, которым я не придал значения. А зря.
В поместье Блот меня встречали как родственника, причем любимого.
— Герд, мой мальчик, — раздобревший на склоне лет барон сбежал с крыльца, широко раскрывая объятья.
— Рад вас приветствовать, сэр Дарол. Все ли благополучно в семье?
— Слава святым, все хорошо. Жена недавно выздоровела от простуды. Дочь по-прежнему цветет, — улыбнулся барон, и в его глазах вновь заиграли те самые странные искорки.
— Вот и прекрасно, — улыбнулся я в ответ и, направляемый рукой соседа, прошел с ним к дому. — Сегодня выехал погулять и решил наведаться к вам. К тому же есть одно небольшое дело.
— Ох уж эти дела, — наигранно вздохнул барон. — Хочешь опять обскакать старика?
— Не понял?
— А как еще назвать нашу сделку с углем? Крестьяне уже прогрызли мне череп рассказами о том, как ты обогреваешь свои дома этим проклятым камнем. А ведь даже у меня иногда не хватает дров и приходится топить, как все, — хворостом и навозом. Мои подданные ворчат, что ты теперь будешь драть со старика за уголек по три шкуры.
— Помилуйте, барон, какие шкуры, — добродушно улыбнулся я, заметив хитринку в глазах собеседника. Зря он, конечно, расслабился. — Ваши люди смогут получать уголь совершенно бесплатно. Я прикажу, и в определенные дни карьер будет в полном распоряжении всех, кто пожелает, конечно, только из вашего баронства. Вот оставят четвертинку добытого камня в качестве ответной любезности — и могут все остальное спокойно везти домой и греться в свое удовольствие. Я даже каменщиков пришлю, чтобы помогли сложить специальные печи, и кирпичом поделюсь, почти даром.
Хитрое выражение улетучилось из глаз собеседника.
— Молодец! — Барон хлопнул меня по спине и, казалось, только тут заметил мою броню. — А это что, хтарская «чешуя»? Где взял?
— В бою. Тут ко мне хтары наведались.
— Так, а теперь подробнее, — тут же посерьезнел сосед.
Рассказ о моих последних приключениях затянулся до конца обильного второго завтрака, на котором присутствовали и жена барона, и разряженная как на смотрины дочь.
Сэр Дарол все внимательно выслушал, зачем-то мазнул взглядом по дочери, а затем одобрительно посмотрел на меня. При этом казалось, что он поздравил себя с верно принятым решением. Только тогда до меня начала доходить одна простая истина, поэтому я «вдруг» вспомнил о важном деле и засобирался домой. Даже покупку подходящих для кастрации и переделки в волов быков мы оговорили впопыхах.
Конечно, я догадывался, что браки между дворянами в этих местах не являются слиянием влюбленных душ, а призваны служить скреплению добрососедских отношений, но как-то подзабыл об этом факте. Я не собирался жениться на дочке барона, как, впрочем, и на какой-либо другой. Да и сама девушка не выглядела особо счастливой.
Похоже, одолевавшие меня на обратном пути тяжкие думы отразились на лице как девизы политиков на баннерах, что было тут же замечено Куратом.
— Вот теперь этот сопляк точно будет кусать себя за седалище.
— Не понял, — встряхнул головой я. — Какой сопляк и что за седалище такое?
— Ну, тот барочник, наш сосед слева.
— И с какого это перепугу он должен расстраиваться?
— Так ведь у него с дочкой барона любовь была. Старик после вашей болезни даже решил дать свое благословение, хотя с вашим отцом у него был договор поженить деток. Только теперь ему вот, а не невеста, — с непонятным мне энтузиазмом заявил Курат и совсем уж несолидно, привстав в стременах, хлопнул ладонью себя по ягодице.
Оригинально. Научить их, что ли, кукиши складывать, это как-то культурнее…
— Вот скажи мне, Курат, — немного разозлился я. — А рассказать об этом раньше ты не мог?
— Так ведь договор между вашими родителями еще когда был, — немного стушевался глава казаков, увидев мою реакцию.
— Курат, я из своего детства почти ничего не помню, — постарался я выкрутиться и параллельно подсластить пилюлю. — Вон твою рожу запомнил, да еще Никору, а какие отец там договора договаривал, хоть убей, не знаю. Так что если есть еще что-нибудь такое, так ты сразу скажи, а то однажды выяснится, что я обязан обрюхатить сотню хтарок.
Курат заулыбался — ему понравилась и шутка, и намек на то, что в жизни молодого барона он занимает значимое место.
Ничего дополнительного предводитель казаков не сообщил, хотя и этого хватало. Так что, оказывается, у нервного соседа был вполне весомый повод для ненависти. Я им тут, понимаешь, любовь разрушаю. Удивляюсь, как он не решился на убийство, Ромео недорезанный. Хотя вызов на поединок можно расценивать как покушение, если бы я его так «некуртуазно» не отшил.
За долгим рассказом Курата о моем «счастливом детстве» мы добрались до угольной шахты. Прямая дорога от соседа домой шла вдоль реки, а шахта находилась чуть в стороне, так что пришлось сделать крюк — в связи с новыми договоренностями следовало проинформировать тамошнее начальство.
Главой сметных стахановцев был еще один из лесных «революционеров» — бывший горняк. Повстанческая армия маркиза Кардея вообще поражала разнообразием контингента. И если всякие люмпены и просто психически неуравновешенные чувствовали себя там комфортно, то мастера страдали от бездействия, поэтому с радостью пошли на переселение. И им хорошо, и мне польза.
Наш метод добычи угля нельзя было назвать шахтным. Так как на нормальный котлован сил не хватало, рыли глубокую траншею, укрепляя стенки плетнями из веток местного тростника.
Посидев с мастером-шахтером на завалинке и пообсуждав перспективы привлечения дополнительных рук со стороны, я направился домой.
Солнце уже преодолело зенит и намеревалось отправиться к закату. По этой причине, несмотря на два обильных завтрака, желудок уже предпринимал попытки доказать мозгу, что пора бы и пообедать, но даже этот факт не портил прекрасного настроения. Испортилось оно ровно в тот момент, когда вдали показалась моя усадьба. Особенно настораживало непонятное скопление людей возле нее. Мы пустили коней галопом, уже боясь, что случилось непоправимое. К счастью, через пару минут стало понятно, что никто ни с кем не воюет, хотя мирной эту картинку тоже не назовешь.
Мы успели очень вовремя — внутри периметра защитных валов, между бараками прохаживались неизвестные мне оруженосцы, которые уже начинали приставать к женщинам. Соответственно наши мужики потихоньку закипали, хотя до рукоприкладства пока не дошло. Если судить по сбитым в отдельный табун лошадям, нас посетило около сотни воинов — при местных реалиях, пять рыцарей с оруженосцами.
Через почему-то опущенный в таких неоднозначных условиях мост мы пролетели как железнодорожный состав, едва не затоптав парочку оруженосцев. Наш мини-городок размерами не впечатлял, поэтому до главного дома добрались меньше чем за минуту и увидели довольно неприятную картину.
Мороф стоял перед крыльцом в мой особняк, а за его спиной, ощетинившись стрелами на натянутых луках, сгрудился десяток драгун.
Дурдом какой-то, и ведь надо было учиться всю зиму, чтобы в одно мгновение вновь превратиться в банду лесных разбойников!
Дурдом какой-то, и ведь надо было учиться всю зиму, чтобы в одно мгновение вновь превратиться в банду лесных разбойников!
Из окон дома также выглядывали стрелки. А на крышах бараков началась нездоровая возня. Хорошо, хоть Хан не вмешивался в человеческие дела. Охто тоже не лез на глаза, так что, скорее всего, это он попридержал волка.
Подпираемая неполной сотней оруженосцев, перед крыльцом встала линия из шести рыцарей, среди которых своими воплями выделялся колоритный персонаж. Ростом он похвастаться не мог, поэтому брал голосом.
— На колени, быдло! Немедленно, иначе всех казню!
Не скажу, что это был мой самый разумный поступок, но все же пришлось завести Черныша между противоборствующим сторонами. Только спешиваться я не стал, сохраняя преимущество в уровне взглядов.
— А что это вы раскомандовались здесь? — спросил я и, присмотревшись к гербу на щите и графским вензелям, добавил: — Граф?
— А ты кто такой? — прогудел из-под шлема неприятный голос.
— Я здешний хозяин барон Маран и считаю, что имею право задавать вопросы на своей земле.
— Я — граф Довлон, — подбоченившись, заявил предводитель рыцарей, откидывая забрало шлема и с презрением оглядывая мою «чешую».
Знал бы он, насколько эта броня лучше и дороже его собственной, но для таких людей стандарт и мода всегда были единственным эталоном.
— И что столь высокому гостю понадобилось в нашем захолустье?
Шпильку насчет роста граф понял и от обиды даже подпрыгнул, словно это могло сделать его выше, но затем все же совладал с эмоциями. Похоже, за ним стоит некто, кого он сильно боится.
— Я пришел сюда по воле повелителя этих мест герцога Увиера, мой господин призывает тебя в ополчение.
Это заявление немного выбило меня из колеи, но не настолько, чтобы не расслышать женского визга за стеной бараков, уже начинавшего смешиваться с гневными криками моих мужиков.
— Так, граф, пока мы не начали выяснять юридические нюансы, остановите своих людей и выведите их из поместья. Они начали приставать к женщинам, так что все это может плохо закончиться.
— Не вижу необходимости. Не убудет от ваших шлюх.
Мороф зарычал с крыльца, но, судя по тому, что сразу не пристрелил наглого дворянчика, его жена была в доме, иначе граф уже получил бы стрелу в глаз. Ситуация выходила из-под контроля, и я судорожно пытался найти выход.
Спрыгнув с Черныша, я шагнул к графу и приблизил лицо к его шлему.
— Еще немного, и здесь начнется резня. Не знаю, какие селяне живут в твоем графстве, но мои едва ли не каждый день воюют с хтарами.
Граф снял с головы шлем, и по наглым глазам я понял, что до него не дошло, но у меня имелся еще один довод.
— Как думаешь, что скажет герцог, когда вместо ополчения ты приведешь ему половину своего отряда?
А вот теперь его проняло — граф действительно боялся герцога до дрожи в коленях, и мысль о невыполненном приказе все же заставила работать ту субстанцию, которая заменяла ему мозг. Только после этого он смог взглянуть на вещи здраво и увидеть, что его оруженосцы постепенно принимают круговую оборону, прикрываясь щитами от стрелков на крышах бараков.
— Трубить общий сбор! Всех за пределы этой грязной деревушки. А вы, барон, собирайте своих боевитых людей, я видел здесь не меньше сотни. Так что жду сотню ополченцев на службу герцогу.
— Я вообще не являюсь вассалом герцога и ничего ему не должен. К тому же с моих земель императору полагается всего лишь два десятка.
— Прекрасно, вы как раз должны выставить императору Чаако Первому положенные двадцать оруженосцев, а так как у вас их нет, то подойдет сотня этого быдла. Впрочем, можете отказаться. Прошу, доставьте мне такое удовольствие — я буду счастлив сровнять ваш жалкий городишко с землей. Жду ответа через два колокола.
Последнее слово осталось за графом, потому что его слова буквально вогнали меня в ступор. И дело совсем не в угрозе, хотя она была более чем реальной.
Какой, блин, император Чаако? А что с Ларой?
Времени было в обрез, так что я нуждался во всех мозгах, которые мог привлечь, потому что мои уже не работали. На военный совет собрались все «ближники» — Руг, Курат, Мороф на пару с невзрачным лесовиком, Охто и даже Никора. Начал я с короткого разбора полетов:
— Мороф, как случилось, что эти придурки оказались внутри периметра?
— Моя вина, — потупился бывший бандит. — Все были в поле, а на воротах стояли старики. Они с детства привыкли, что рыцари являются законной властью. Это молодежь выросла в мятежных лагерях, потому не любит дворян. Кстати, скандал начали именно наши юнцы, оруженосцы поначалу вели себя нормально.
— Так, кто что думает? — повернулся я к остальным.
— Может, отсидимся за валом? — робко спросил Курат.
— Нет, это не дикие и плохо защищенные хтары. Рыцари возьмут наш вал за несколько секунд и вырежут всех к демонам. Что ж, похоже, выхода у нас действительно не остается. Мороф, собирай шестьдесят драгун. Курат, отбери мне семь казаков, что половчее и у кого нет семей, а с остальными останешься охранять усадьбу. Запритесь и наружу выходите только для работы на полях. Не забывай отправлять дозоры в степь.
— Но как же так? — еле выдавил из себя старый вояка.
— Старый, послушай меня, старый. — Я подошел к казаку вплотную и положил руку ему на плечо. — Мне не на кого больше положиться. У тебя будут казаки, почти два десятка годных к бою драгун, да и раненые скоро поправятся. Плюс амазонки. Продержаться вам нужно от силы месяц. Сейчас у нас нет другого выхода, но уверен, что рано или поздно шанс появится.
— Граф требовал сотню, — вернул меня к неприятной теме Мороф.
— Значит, будем разыгрывать из себя сироток. В городе оставишь драгун, которые с виду даже близко не напоминают воинов. Раненые должны выглядеть как умирающие.
— Хорошо, — кивнул сотник и стремительно вышел из комнаты, за ним последовали Курат и Охто.
— Пойду собираться, — горестно вздохнул старый хтар.
— Куда это? — не понял я.
— В поход. Раны лечить.
— А здесь кто лечить будет?
— Бабы мало-мало справятся.
Мне оставалось только пожать плечами, но еще больше удивил Урген. Профессор успокаивал погрустневшую Никору, а из его слов становилось понятно, что он намеревается идти с нами в поход.
— Руг, а ты куда собрался? Хочешь испортить все дело и спалить нас к демонам?
— Во-первых, — поднял палец профессор, — в таком виде меня не узнают ни друзья, ни враги. А во-вторых, Герд, ты, по-моему, забыл, кто может стоять за всеми этими движениями и с какими неприятностями мы можем столкнуться.
Доводы, конечно, убедительные, но меня все же грыз червячок сомнений в отношении мотивов профессора. Мои предчувствия частично подтвердились, когда я увидел, с каким наслаждением Руг вдохнул воздух, выйдя на крыльцо дома. Похоже, плотная опека его слишком боевитой подруги стала надоедать, и переквалифицировавшемуся в казаки ученому захотелось свободы.
Был, конечно, риск, что его узнают, но с другой стороны, загорелый казак, тело которого затянуто в броню, а на голове развевается черный как смоль оселедец, даже близко не напоминал бледного, вечно мямлящего и временами проваливающегося в глубокие раздумья профессора. Вот как жизнь иногда меняет людей, хотя на самом деле все это внешнее. Впрочем, решительность и стойкость жили в Ургене и раньше, но были плотно придавлены условностями и общественным мнением.
Мои сборы заняли минут двадцать, тем более что из всех сборов были лишь одевание, вооружение да пара ласковых слов зареванной Уфиле. Всем остальным занимался либо Курат, либо Никора, носящиеся по усадьбе с громкими криками. Мне сразу же пришел на ум анекдот, в котором осветитель, сматывая бесконечный кабель, угрюмо высказался в адрес режиссера: «Вот работка у человека: рот закрыл — и рабочее место убрано».
Граф ожидал нас на том же холме, где недавно располагалась ставка хтарского хана. Похоже, тщеславие — это интернациональное чувство. Выглядел он как полководец, наблюдающий за сдачей города.
С математикой у графа было все в порядке, и, как только хвост нашей колонны вышел из ворот, он пустил своего коня галопом, дребезжа железом и изрыгая проклятия.
Ехать к нему с отчетом я не собирался: ведь наш путь в империю пролегал отнюдь не в сторону холма.
Сначала меня догнали вопли, а затем сам граф. Мелкие черты его лица в злобной гримасе стали еще омерзительнее.
Право слово, когда он был в шлеме, наше общение было намного приятнее.
— Здесь только семь десятков! — придерживая коня, заорал граф.
— Правильно, я привел всех, кого мог. — Мне все же удалось ответить с максимальным спокойствием.
— Я приказал выставить полную сотню!
— Воинов в городе осталось два десятка. Десять лучников и десять всадников. Остальные мужчины либо старики, либо ранены и не скоро поправятся. Можете послать в город людей и проверить мои слова, — спокойно проинформировал я представителя герцога, не меняя скорости движения и положения в колонне. — Если я прикажу оставить город вообще без защиты, начнется бунт. Так что мы вновь возвращаемся к прежнему разговору. Вы хотите привести к герцогу шесть десятков лучников и почти десяток полноценных оруженосцев?