Танечка уже сидела там. Вне больничного халата она выглядела прелестно – светлые локоны вольно валялись на плечах, ресницы были удивительно черными и беспрестанно моргали, губы жирно блестели, а коротенькая юбочка и вовсе заставила Дусю втянуть живот.
– Евдоким! – помахала Танечка салфеткой со своего столика. – Дуся! Я заказала нам мороженое с коньяком! Вы любите с коньяком?
– Я люблю просто мороженое, сливочное. Можно еще орешков туда покрошить, – засмущался Дуся, но вспомнил о своей цели и торжественно насупился.
– Дуся, вы такой загадочный… – перегнулась к нему через стол Танечка. – Просто удивительно, как это мы раньше не догадались встретиться в кафе!
– У меня раньше денег не было… – покрылся свекольным румянцем Дуся.
– А сейчас? – играла глазками чаровница.
– Сейчас тоже нет, но мне это… поговорить надо. А по телефону не получается.
– Только поговори-и-ить? – плаксиво протянула коллега.
Дуся просто не знал куда деться. Ему всерьез нужно было поговорить. Татьяна, по словам главного, видела Ирину Радько. Вот и хотелось вызнать, где и при каких обстоятельствах та встреча состоялась. Однако Татьяна плевать хотела на то, о чем думал Дуся, и упрямо гнула свое.
– Скажите, Дуся, я вам нравлюсь в таком одеянии? Правда ведь, мне это к лицу?
– Ну да… Татьяна, я вот что хотел спросить… – постарался собраться Дуся. – Помнишь, ты ко мне подходила, хотела что-то сказать. А я тогда с маменькой стоял, помнишь? Ну, маманя еще сказала, что у тебя похотливые мысли?
– Что она сказала? – выдвинула красавица нижнюю челюсть.
– Неважно. Важно, что хотела ты сказать.
– Я? Ой, ну надо припомнить… – облизывала Танечка накрашенные губы.
На нее уже стали заглядываться посетители, и девушке это жутко нравилось. Правда, Дуся взмок, пока она соизволила ответить.
– Так… Сейчас вспомню…
– Да чего там припоминать? Я еще по поводу пропажи ребенка мучился…
– Кстати, – капризно отвернулась к окошку Танечка. – Вот вы сейчас про ребенка вспомнили, а, между прочим, я на днях видела мамашу девочки. И ничего она не беспокоится. Правда, какая-то набыченная была, хмурая вся, будто на нее кариес напал. А сама небось думала, у кого десятку занять!
– Танечка, ты к ней подходила? – оживился Евдоким.
– Зачем это мне подходить? Она в троллейбусе сидела, а я на остановке стояла. Вижу – она!
– Может, ошиблась?
– Конечно! С чего бы мне ошибаться? Я ее надолго запомню! Я, может быть, уже давно возле вас… – девушка прилежно зарумянилась, а потом отрепетированным движением опустила глаза долу и горестно вздохнула. – Я давно на вас смотрю, вы – моя первая настоящая любовь. А тут эта влезла со своим ребенком! Тоже на богатство потянуло! Можно подумать, у нас в роддоме желающих не найдется!
Дуся крякнул. Танечка открыто атаковала. С первой любовью, это она, конечно, лишку дала, все сотрудники знали, что у Танечки немедленно вырастает огромное чувство ко всякому, у кого тугой кошелек. Даже к дяде Юре пыталась приладиться, когда тот купил новую машину, благо жена вовремя всю любовь своим криком разогнала. А еще Дусе было обидно за Ирину Радько. Ну почему все сразу думают, что она решила сделать его отцом только из корысти?
– Зря ты, Танечка, так про Ирину. Она ничего не знала о моем состоянии.
– Она не знала? – поперхнулась Танечка мороженым. – Да я сама ей об этом сказала, дура!
– Когда? – не поверил Дуся. – Ты что – общалась с ней? А говорила «в троллейбусе», «в троллейбусе»!
– Так это я с ней еще в роддоме говорила! Вот! Теперь вспомнила! Когда вы с матерью были, это я вам тогда про этот разговор хотела рассказать. А потом, думаю, чего рассказывать?
– Как это чего? – взвился Филин. – Как это чего – женщина пропала, с ней кто-то о чем-то говорил, а наша замечательная медсестра даже не сообщила об этом! Да тут каждое слово на вес золота!
– Тогда платите мне по весу, – быстро сообразила Танечка. – Даром я теперь буду только молчать.
Дуся спохватился, но было уже поздно – девчонка ни копейки не желала упускать.
– Танюша… – Дуся закатил глаза и умостил свою ладонь поверх наманикюренной ручки собеседницы. – Танечка… Понимаешь, я ведь и сам… как бы это сказать… сам думаю, что в нашем роддоме много прекрасных женщин. Просто какой-то малинник. Я даже и влюбиться могу, честное слово. Но… ты же понимаешь, надо разобраться с этой Радько, а уж потом я смогу чувствовать себя совершенно свободным орлом!
– Филином, – не удержавшись, прыснула девчонка в кулачок.
– Да хоть тетеревом! – обозлился Филин. – Рассказывай, о чем говорили, а то мне некогда сидеть!
Девчонка поджала губы и решила молчать как партизанка. Однако едва Дуся поднялся, она тут же передумала – силком рванула его на место и сказала:
– Ну о чем говорили… да ни о чем! Вы же кричали, что ребенок не ваш. Ну мы с Юлькой…
Дуся нервно сглотнул. Вот с кем бы он связал свою судьбу, так это с умницей, красавицей Юлькой.
– …мы с Юлькой и подошли к Радько, ну чтобы поинтересоваться – чей это ребенок. Радько, конечно, начала кривляться, дескать «кого хочу, того и пишу в отцы своему ребенку! А вам-то что! И от вашего бегемота…» Это она вас бегемотом, «…от вашего бегемота не убудет!» Тогда я не выдержала и встала за вас вот этой самой грудью! Кричу: «От бегемота, может, и не убудет, а вот его состояние сильно пострадает из-за незаконной наследницы!» Радько сначала и не поняла даже про состояние, а потом лицо у нее вытянулось, побледнела вся: «Так этот мешок, – говорит, – еще и с деньгами?!» Это она опять про вас. Ну а мы с Юлькой, чтобы эта Радько сильно рот на чужой каравай не зявила, мигом давай ей рассказывать, как у вас отца порешили из-за этих денег, что с вашей сестрой стало, короче, напугали ее до инсульта. И под конец добавили: «Так что, милочка, учти, деньги на установление отцовства у нашего Филина отыщутся!» Ну и ушли. А она так и осталась стоять. А потом Юлька мне говорит – ты, мол, посмотри, не парализовало ли ее от Филиного богатства? Ну я и побежала искать Радько. А она стоит и по сотовому с кем-то треплется. «Да! – кричит, – но я не знала, что он так богат!» А потом меня увидела, давай телефон прятать и на меня орать! Пришлось ее на укол тащить. Вот и все. Так что знала ваша Радько про богатство!
– Понятно… – уже не сиделось на месте Дусе. – Да, Танечка, ты расплатись, а я… Слушай, я так спешу! Надо… Надо срочно Душеньку выгулять!
– У меня, может быть, душенька тоже гулять рвется… – надула губки медсестра, однако ее уже никто не слышал.
Дуся несся домой, как бомбардировщик – медленно, устрашающе и с гулким рыком. Радько знала, что он богат, но узнала уже после того, как решила повесить на него ребенка! И кому, интересно, она звонила? И еще, с кем же маленькая девочка? Ни Татьяна, ни Попов, которые видели Ирину, не сказали, что она была с ребенком. Дома она не появлялась, у этого своего жениха тоже, где же она может находиться? И если ребенка забрали с ее ведома, то где девочка? А если у Радько нет дочери, почему не вернулась снова в роддом, узнать, что с ребенком? Одни вопросы! И чем там занимаются в милиции? Естественно чем – ищут!
Едва Дуся вошел в дом, как на него немедленно вылился целый ушат упреков:
– Дуся! Как ты мог?! – кричала Олимпиада Петровна, страстно закидывая руки к потолку. – Боже мой! Мой единственный сын! Я все возьму под свой контроль, так и знай!
– Маманя, ну какая опять трагедия? – уныло захныкал единственный сын.
– Какая? А ты считаешь, это не трагедия, когда единственный ребенок, твоя гордость, твоя надежда, связывает свою судьбу с кем попало? – трещала мать. – Она даже не сказала мне «Добрый день, милая женщина». Она мне даже не улыбнулась!
– Да кто она-то?
– Ну как же! А то ты не знаешь! Твоя пассия! Кстати, если ты к ней собирался на свидание, то почему не ходил? Где ты был, горе мое?
Дуся никак не мог сообразить, кто это так раздраконил милую матушку. И вообще что стряслось, пока его не было?
– Мама, с кем ты говорила, и с чего ты взяла, что меня не было на каком-то свидании?
– Потому что она тебе звонила! Та девушка, с которой ты собирался встретиться! Позвонила и вот так неприветливо сразу: «Евдокима Филина позовите!» А я ей еще попыталась вежливо ответить: «Его, девушка, нет, он к вам отправился». А она: «Да вы сдурели! Передайте, что я перезвоню! И пусть не вздумает сбежать!» Нет, ты только подумай – я сдурела! Если ты с ней не встретился, то это еще не повод оскорблять меня, твою мать!
– Мама! Ну почему ты решила, что именно с ней я должен был встречаться? – с досадой спросил Дуся.
– Я тебя умоляю! – ухмыльнулась матушка. – Можно подумать, у тебя девушек – склады! Да даже с твоим наследством тебе звонят всего две, и тех я знаю – Соня и Люсенька! А это звонили не они! Ну кто на тебя еще позарится, господи прости? Нет, сыночек, если у тебя появилась любимая, я не буду под ногами путаться, но только знай – если она сейчас позволила накричать на самое святое, что у тебя есть – на меня! – то через неделю она и тебя поедом съест!
– Мама, успокойся, это не моя любимая девушка. Это кто-то другой. Она ничего…
И в это время прозвенел звонок.
Олимпиада Петровна тигрицей подлетела к аппарату и медленно сняла трубку.
– Алло-о-о, вас слушают, говорите… Дуся! Это опять тебя! Та же самая нахалка!
Евдоким подошел к телефону и пробасил:
– Алло, кто меня спрашивает?
– Кто тебя не боится! – дерзко рявкнул в трубку молодой девический голос. – Это Ирина Радько.
Он столько ждал этого звонка! Нет, не правильно, он не мог даже рассчитывать на такую удачу, и вот вдруг повезло!
– Ирина!.. Ой, Ирина! Надо же! А я искал вас! – чуть не запрыгал возле трубки Дуся.
– Да, Ирина! А чо ты так обрадовался-то, не пойму?! Сам наколбасил, у меня теперь сплошная лажа кругом, а он в ладошки хлопает! Идиот!
Девушка злилась, и Дуся стал нервничать. С чего бы ей злиться?
– Это я наколбасил? Подождите, Ирина, подождите. А чего это я-то?! Сама на меня с ребенком…
– Вот из-за ребенка и звоню. Значит, завтра приходишь к роддому, во двор, там возле мусорки такая лавочка есть, под кустами, я тебя там и буду ждать. Только не вздумай с группой поддержки нарисоваться. Приходи и Машку приноси. Обещаю – в ментовку звонить не буду.
– Я, конечно, обязательно приду, только… Простите, а какую Машку приносить? – не понял Дуся.
– Ну, дочку мою. Я ее Машкой назвала. Вот ее принесешь, тогда не стану в милицию заявлять, – милостиво объяснила Ирина. – Думаешь, я не понимаю, что это ты ее стащил?
– Я стащил?! Да вы с ума сошли?! – захлебнулся гневом Дуся. – Я… Я тут все ноги стер – ребенка разыскиваю… Мы тут с мамой… А эта полоумная решила, что я спер!
– Ну чо ты дурака-то включил?! Думаешь, я не понимаю совсем ничего, что ли? – уже с нотками мольбы в голосе говорила Ирина. – Небось на экспертизу поволок, чтобы доказать, что ты не отец? Доказал и ладно. Зачем тебе чужой ребенок. Приноси, говорю же – не пойду в ментовку.
– Отчего же?! А ты сходи! Сходи, и пусть они тебе сами скажут, что у меня нет никакого ребенка!
Рядом с Дусей немедленно возникла Олимпиада Петровна. Такого возбужденного сына она еще не видела, вероятно, звонок был жуткой важности. И теперь она стояла тихонько, точно мумия, а для верности прикрывала себе рот ладошкой.
– Не, ну чо ты в самом деле? – чуть не плакала Радько в трубку. – Ну, говорю же, надо Машку! Если ты завтра ее не притащишь, меня убить могут! Ни хрена не понимаешь, а артачишься! Приноси! Все! Завтра в одиннадцать вечера, когда все врачи разойдутся, чтобы возле роддома. Учти, я буду ждать!
Из трубки понеслись в красное Дусино ухо короткие гудки.
– Дусенька, выпей молочка… – топталась возле него мать и тыкала под нос теплое молоко.
Олимпиада Петровна понимала, что Дусю кто-то сильно обидел, поэтому и утешала по-матерински, теплым молоком. Дуся пыхтел паровозом и утирал обильный пот со лба.
– Мама, это Радько Ирина. Она, маманя, думает, что это я девочку спер. Девочку, оказывается, Машей зовут, – жаловался матери сын, припадая к кружке. – Нет, ну ты подумай! «Приноси, – говорит, – а то меня убить могут»! А кого я принесу-то?
– А ты пей молочко-то, пей. Я вот что думаю – надо тебе завтра прийти, куда она сказала, а там уж ты ее схватишь и в милицию. И никто ее не убьет. И не денется она тогда никуда. И все преступление будет раскрыто. Уж сама-то девка наверняка знает, кто ее на носилках уволок, если открыто по городу ходит.
– Ну, правильно, – рассуждал Дуся. – Значит, Ирину утащили с ее же согласия. А если бы, к примеру, похитили, зачем было бы ее вот так отпускать, правда же?
– Правда. Только я, Дуся, никак не пойму, а на кой леший ей нужен был весь спектакль? Ты говорил – санитары, медсестра… А если бы тех санитаров кто-то задержал, к примеру? А нельзя было так аккуратненько – выйти прогуляться, да и бежать на все четыре стороны, если уж так в вашем роддоме осточертело?
Дуся только пожимал плечами. Он и сам не понимал, к чему такие сложности, но, с другой стороны, Радько сама с ним по телефону говорила – живая, здоровая. И даже не в заложницах она, сразу ясно. Говорит же – приноси, я приду, буду ждать и в милицию не пойду. То есть, по всей видимости, сама принимает решения, а в заложниках так не получается. Только где же Маша? Дуся еще надеялся, что мать где-то скрывается вместе с ребенком по непонятным причинам, а теперь что думать?
На душе заскребло. Вспомнилась Попова Дина. Неужели Ирина Радько сама прикончила свою подругу? Брат Дины говорил, что приходила именно она. А потом девчонка погибла. Радько ее видела последняя. Только зачем ей это убийство? Учительница как-то странно намекала, что Ирина пойдет на все ради денег, даже…
– Дуся! Иди мой ножки и в постельку! – торопила сына Олимпиада Петровна. – У тебя завтра серьезная встреча, надо хорошо выспаться, тебе никак нельзя проспать.
– Мам! У меня встреча в одиннадцать вечера, неужели просплю?
– Ты знаешь, Дусик, в детстве ты очень много капризничал и совсем почти не спал. Тогда одна бабушка посоветовала мне заварить тебе мака. Я заварила на всякий случай целую маковую головку. Так вот, Дуся, я тебя сутки не могла разбудить! Сутки!
– Так конечно! Целую головку мака! Удивительно, как я вообще не крякнул! – обиделся Дуся и вдруг насторожился. – А ты часом мне сегодня ничего не собралась заварить? Что-то больно о моем сне печешься.
– Наглец! Запомни – мать никогда не нанесет вред своему ребенку! Никогда! – торжественно проговорила Олимпиада Петровна и поплыла в спальню.
Утром Дуся пробудился от радостного повизгивания собственной мамаши. Олимпиада Петровна с кем-то тихонько перешептывалась, хихикала и восторженно ахала.
– О! Дульсиней! Доброго утречка! – приветствовал Дусю Макар Семенович, мамин упрямый ухажер.
Он сидел за столом, обложившись какими-то красочными картинками. Матушка картинки перебирала, и глаза ее горели восхищением.
– А мы вот тут собрались… куда Макар телят не гонял, – пояснил Макар Семенович. – Мы, так сказать… в путешествие!
– Ой! Дусенька! Ты только посмотри! Здесь тебе и Европа, и всякие южные страны! А вот, с ума сойти! Париж! Дуся, я обязательно хочу в Париж!
– Нет, Олимпиадочка, я бы больше на Кипр желал, – возразил кавалер. – Я ведь специально тебе эту брошюрку захватил, смотри, какое чудо! Прошу заметить, что лето в этом году обещают мерзопакостное, да-с! Поэтому только на Кипр!
– Ну вы, Макар Семенович, можете и на Кипр, а вот я только в Париж, в кузницу моды!
– А как же я без вас-то? – растерялся Макар Семенович. – А кого же я по вечерним ресторанам водить буду? Кого на танцы стану приглашать? И кто за все это платить будет? Нет, только с вами. И желательно на Кипр. Или в Таиланд, там, говорят, очень массаж славный – тайский. И женщины все время улыбаются. И все молоденькие такие, миниатюрные.
– Вот и езжайте к своим миниатюрным! – грозно шлепнула брошюрой о стол Олимпиада Петровна. – Езжайте, любезный. Мы вам здесь не клуб меценатов! У нас еще дел невпроворот!
Макар Семенович сообразил, что его занесло и путешествие может накрыться. Поэтому он стал преданно заглядывать своей пассии в глаза и излишне активно интересоваться:
– А что у вас за дела такие? Я понимаю, вы глупостями не занимаетесь, но уж очень хотелось бы знать, что за ересь может волновать такую успешную даму?
Олимпиада Петровна поймалась на уловку. Она поправила грудь, тряхнула локонами, хмыкнула и даже закинула ногу на ногу.
– Да уж конечно, некогда нам глупостями-то заниматься. Дело мы расследуем. У Дуси вот в роддоме мамочку с ребенком похитили, так без нас никак отыскать не могут. Все нам приходится вот этими вот руками искать. И рад бы отдохнуть, да некогда.
– Подождите, а может, и не похитили их? – заерзал на стуле Макар Семенович. Ему очень хотелось на Кипр.
– Да что вы понимаете! Сейчас на молодых мам просто-таки охота! Не успеешь ее в больницу покласть, а уж глядь – кто-то спер!
Олимпиада Петровна уже насмотрелась на заграничные пейзажи, теперь сгребла их в пакет и отправилась готовить завтрак.
– А я все же сомневаюсь, может, и не надо никого искать-то? – незамедлительно прибыл туда же Макар Семенович. – А чего? Мне вот предложи какую молоденькую мамочку, так я и не возьму. Силком брать заставят, так я еще и денег попрошу за беспокойство. Кому ж такое ярмо-то взваливать надобно? Это, я вам доложу, сами женщины себе цену набивают. Знаете ведь как бывает – мамочке надоело в палате валяться, захотелось воздухом подышать, вот и дала деру вместе с дитём!
– Да вот не получается, – ехидно усмехнулась Олимпиада Петровна. – Эта женщина звонила, нет с ней ребенка. Очень слезно просила, чтобы Дуся лично занялся. Ну и меня, конечно, уговаривала. И разве устоишь? Пришлось согласиться – ребеночка же похитили!
Она стала заводить тесто на блины, а это дело долгое. А есть уже хотелось. Хоть бы колбаски догадалась гостю отрезать. Макар Семенович подергал носом.