– Ну да! Ну и сказал! Потому что ты ему такую вкуснятину накладывала! А меня и не кормишь! Вот я и позаимствовал! Сидел себе дома, смотрел телевизор и питался его передачкой. А к телефону сознательно не подходил. Как же я подойду, если я должен в больнице находиться. А потом струхнул, конечно, думаю, а что если Дусе приспичит еще зачем к Свистунову обратиться? Они вдвоем-то из меня куриный фарш сообразят, факт! Вот и возгорелась у меня в голове прекрасная мысль – сказать вам, что он, болезный, скончался… Липушка!.. Уй-й-й! Дуся, свяжи мать, она мне все органы всмятку… Ого!.. Олимпиада! Ты же светская женщина! Ты же… Ду-у-у-сссс…
Похоже, светская женщина решила всерьез удушить гостя. Дусе пришлось немного расцепить ее руки, и Макар Семенович ракетой вырвался в подъезд.
– Дуся! Отпусти меня немедленно! Я буду искоренять ложь! Начну с Макарки! – тяжело дышала Олимпиада и рвалась за дверь.
– Ну все уже. Хватит концертов, – прижал матушку к груди сын и с силой гладил ее по голове. – Все. В конце концов это не так плохо, что Свистунов живой оказался. Одной загадкой меньше.
– Если б ты знал, как мне уже эти загадки… – опустилась в кресло мать. – Завтра давай отдыхать. Ничего не будем делать, только лежать и смотреть телевизор.
Дуся пока не придумал лучшего плана, поэтому согласился. С вечера он заказал маменьке к полднику пирогов с капустой и строго-настрого велел раньше пирогов его не будить. Олимпиада Петровна глубоко понимала переживания сына и пообещала его не трогать.
Ровно в половине восьмого утра Дусю вырвал из сна ее заполошный крик:
– Сынок! Дуся! Деточка моя, немедленно вставай! Взошла твоя звезда!
– Маманя-я-я-я… – накалялся Дуся. – Мы вчера договаривались, что моя звезда раньше полдника не взойдет!
– Дуся! Ты ничего не понимаешь! – тараторила матушка и силой стягивала одеяло. – Ни-че-го! Тебе только что звонили с работы, сказали, что тебя немедленно приглашают, потому как без тебя такие вопросы не могут решить, и я думаю, что тебя ждет повышение, вот! – выдала она на одном дыхании. – Собирайся.
Дуся резко брыкнул ногой, лихо перехватил одеяло и завернулся в него, как в кокон.
– Ма, я не понял, кто звонил-то? – догадался спросить он из кокона.
– Я тоже не поняла, но сказали, что тебе обязательно надо быть! Обязательно! Я думаю, может, главным акушером поставят… От-дай одеяло! – пыхтела мать, вытягивая одеяло.
– Не, ну акушером, это… я ж лекарств не знаю, может, завотделением? – заволновался Дуся и вынырнул из укрытия. – А кто звонил?
– Ну откуда мне знать! Сказали: «Это квартира Филиных? Чего орете?..» Я, понимаешь, сначала наорала, что в такую рань подняли, а они мне так вежливо: «Чего орете? Передайте Евдокиму, чтобы срочно на работу вышел. Тут сегодня кое-какие вопросы его решения требуют». И все, трубку положили, – потряхивалась от волнения маменька.
– А кто говорил-то? Мужчина или женщина?
Матушка уставилась на Дусю, как на сумасшедшего:
– Евдоким! Сын мой! Я же по телефону говорила, а через трубку не видно, кто там – мужчина или женщина! Хватит уже болтать, собирайся!
В роддоме Евдоким был через тридцать минут. Его встретили довольно равнодушно – кто-то хлопнул по плечу, кто-то мило улыбнулся, кто-то и вовсе не обратил никакого внимания, во всяком случае, никаких намеков на повышение не просвечивалось. Дуся сунулся к главному, но того на месте не оказалось.
– Ты чего, уже вышел? – наткнулся на него Андрей Пряхин.
– Не знаю. Слушай, Андрюха, ты не в курсе, куда наш главный подевался? – растерянно оглядывался Евдоким.
– Как же, не в курсе! На семинар он уехал, в дом отдыха! Там проводится семинар «Родовспоможение в условиях пожара», вот он и рванул. Можно подумать, он при пожаре первый кинется роды принимать! Вообще я должен был ехать! Но там же культурная программа, дискотека, бар! Поэтому наш главный решил, что нужнее ему.
– Странно… а кто тогда меня в должности повышать будет? Ты не в курсе, никакого приказа не было?
– А кем тебя? – вытаращился Пряхин.
– Да еще и сам не знаю, но думаю, завотделением, меньше-то куда? – рассуждал Дуся.
Неожиданно в ноги ему уперлась швабра.
– Дуся! Опять ты от работы бегаешь? – накинулась на него баба Глаша. – Теперь самое время на свадьбу зарабатывать, а он бегает! А и чегой-то я, у тебя ить не на одну свадьбу денег-то…
– Баб Глаш! Ну что ты меня все своей шваброй тычешь? Вот как встретит, так тычет и тычет!
– Ладно, Евдоким, пойду я, дела у меня… – Пряхин махнул рукой и быстро пошагал по коридору.
– Слышь-ка, Дуся, а у тебя ежли делов-то нет, ты б отнес мне ведерко, – не отставала старушка.
– Да как же у меня нет-то?! Я тут… мне еще дочь найти нужно, а вы тут со своими ведрами! – с раздражением отмахнулся Дуся.
– А и чего ее искать, – тихо проронила баба Глаша. – У меня она.
Дуся сначала даже не понял. Потом медленно повернулся и аккуратно наступил в ведро. Со страшным звоном ведро опрокинулось, грязная вода растеклась небольшим озером, бабушка принялась вспоминать всю Дусину родню недобрым словом, но Дуся этого не видел и не слышал.
– Где? – шепотом переспросил он, не вынимая ноги из ведра. – У кого моя дочь?
– Оглухел?! – не успокаивалась старушка. – У меня! Надо ж, варнак! Всю работу насмарку! Ить мне таперича весь этаж перемывать! А я уж не молоденькая балерина, штоб с тряпкой-то плясать!
Не поворачивая головы, Дуся уцепил кого-то, проходившего мимо в белом халате, и пробормотал:
– Вымойте пол на этом этаже… пожалуйста. Я вам пять тысяч дам.
Женщина, ею оказалась сестра-хозяйка Анна Кирилловна, сначала возмущенно взбрыкнула, но заслышав про вознаграждение, тут же успокоилась.
– Ну что ж, только из личного к вам расположения, – согласилась она. – Когда будут деньги?
– Сейчас со мной нет, честно, но завтра же… с утра…
Анна Кирилловна все поняла правильно, больше ничего спрашивать не стала, а немедленно приступила к уборке.
– А ты, баб Глаш, даже не думай улизнуть, никуда не выпущу, – вцепился в рукав санитарки Дуся и поволок бабусю в ее каморку.
– Да не ташши! Ну чаво причипился-то? Тожа мне – нашел бегунью! Да отпусти ж, говорю – никуда мне бежать не требуется! Ежли б нужда была, так стала б я тебе звонить! – обозлилась бабушка и вырвала рукав.
– Так это… это ты, что ль, звонила? – не переставал удивляться Дуся.
– А то кто ж… Чаво тарашишься? Как же еще тебя на беседу-то выудить?
– Так, бабка, подожди! – тяжело задышал Филин, злобно поглядывая на нее. – Я сначала только милицию вызову, при них будешь рассказывать, как ты докатилась до воровства детей! И не стыдно будет сидеть на старости лет?
– А ты меня не стыди! – дернула морщинистым подбородком старушка и поправила платок. – И с милицией погодь маненько. Сначала послушай, что тебе обскажу, а уж потом ядом-то плювайся. И не спеши, это ж не ловля блох тебе! Пока с тобой не обговорю все как следоват, ничо ты из меня не стребуешь!
– Ой, такая пожилая бабушка, а туда же – чего-то обговаривать собралась? Выкуп, что ли? – сощурился Дуся. – Старая шантажистка!
– Не материся! Говорю, надо посидеть рядком – да поговорить ладком. Токо уж давай выйдем на улицу.
Для разговора они отправились во двор, на ту самую лавочку, под которой не так давно нес вахту бравый сыщик.
– Ну давай уже, баб Глаш, не томи, признавайся.
– А чего томисся-то? – лукаво прищурилась старушка. – Дитё-то не твое.
– Ты… ты, бабка, брось мне! – пригрозил пальцем Дуся. – Заговорила она! Ты, поди, неграмотная сроду, а я читать научился еще в пятом классе. И записку ту на клеенке хорошо прочитал: «Филина, девочка» и что-то там еще. Филина! Моя, значит! А поскольку матери у нее и вовсе теперь нет, выходит, что это я за нее весь ответ держу! А как мне держать, когда я самого дитёнка найти не могу! И вообще! Сознавайся, говорю, а то ведро твое утащу! Главный с тебя шкуру спустит!
Старушка вовсе и не боялась гнева Филина. Казалось, ей от этого только веселее делается. Во всяком случае, лучилась она все больше, настороженные старческие глаза смотрели все добрее, а сердитые нотки в ее речи и совсем исчезли.
– А и признаюсь. История-то вся на моих глазах творилась. Меня ж ить, поломойку, никто за одушевленную-то женшину и не сознает, ну крутится ктой-то под ногами с шваброй и крутится. А спроси – кто, так и не вспомнят. А я, промежду прочим, как женшина, большое любопытство имею. Ну и, когда появилась-то королевна твоя, я шибко заинтересованная оказалась – какая такая дура нашлась, чтоб, значит, от нашего лопуха ребятенка произвесть. И давай, значится, я возле нее тряпкой махать. Смотрю – вроде девка смазливая. Чего, думаю, на тебя кинулась? И давай любопытствовать дальше. Слышу как-то, она по телефону говорит, с кем-то о встрече договаривается. Я думаю, надо поглядеть, с кем это нашему Дусе она рога наставляет. Гляжу – девонька после дневного кормления во двор собралась. И я за ей. Да за кусточками, чтоб не приметили меня. Очень хотелось знать, что за мужик у ей такой, который согласился собственное дитя на чужого дядю переписать. Глядь, а это и не мужик вовсе! Встречается наша красавица с какой-то накрашенной вертихвосткой! А та уж така фифа! И не сядет, чтобы не искривиться как-нибудь. Ну и слышу, фифа эта просит нашу мамашу, чтобы та ей дочку продала! А эта дура, нет чтобы той в патлы вцепиться за такие слова постыдные, обрадовалась и ажно козой заскакала. И ужо сроки торопит. Ой, и как же мне тошно стало. Гляжу я на ее и индо слеза прошибает. У меня ить дочка такая же дура была. Муж у ей стал начальником большим и бросил ее, кода она ребеночка носила. Помогать отказался, а грит, ежли родишь, ребеночка возьму, а тебя кормить не собираюся, потому как жена у меня теперича красивше тебя и совсем молодушка. Моя-то дурища родила мальчонку, помаялась с недельку да и отдала сыночка мужу. Думала – пусть пока в неге поживет, а она уж подзаработает, квартирешку получит, штоб сынок ни в чем нужды не знал. А муж-то возьми, да уедь за границу. И ни слуху от яво, ни духу. Дочка моя высохла вся от тоски-то, почернела, а уж локоток-то не укусишь. Квартиру она получила, стала зарабатывать, а сына ей никто не вернет. А лет семь назад ездила, прям туда, за границу. Узнала, где сын проживает, нашла его, он большой уж стал и признать ее не захотел. «Все, – грит, – понимаю, но чужая ты мне, как есть посторонняя». Дочка моя так замуж и не вышла, и никаких детев не родила себе, бобылкой проживат…
– Так. Про вашу дочку я все понял, что с моей-то дочерью? – прервал воспоминания старушки Дуся. – Ты, значит, услышала, как они о продаже договариваются, и что дальше?
– А ничаво! – потуже подвязала платок баба Глаша. – Вспомнила я тогда дочку-то свою. Жисть, она ить долгая! Мамаша эта – молоденькая дурочка, наворотит кучу, а потом всю судьбину себе перекалечит! А та, мамзелька накрашенная, еще неизвестно, для чего ребеночка купить хочет. А токо по ей видно, что не будет она по ночам вскакивать да пеленки стирать! Чужая, она и есть чужая!
– Ну не всегда, – не согласился Дуся.
– Не всегда, чего ж я спорить буду, да только таких-то, которые за ради чужого ребенка себя не пожалеют, их сразу видно, глаза у них теплые. А у этой, как у лепарды, светятся!
– И как они договорились?
– А так! Мамаша не стала обсуждать, как она красть собиралась дитя собственное, токо и сказала, чтоб к такому-то числу, да к такому-то часу барышня эта ее вон там, возле черного хода ждала. Она сказала, а я ждать не стала. В аккурат перед этим числом, ночью дитёшку на куклу подменила. А наша Настя – клуха, она и не хватилась. У ей хоть всех вынеси!
– Да я слышал, – качнул головой Дуся. – А чего ж ты мне сразу не сказала?
– Так как сказать-то?! – испуганно заморгала баба Глаша. – Дальше-то чаво творилось! Эту мать молоденьку стащили! И кому понадобилась? Милиции понаехало! Думаю – скажу, так меня сразу во всех грехах обвинят, а ить мне таперича никак нельзя! Надо дочке с малышкой помогать!
– Так ты отдала мою дочь своей дочери, которая теперь без сына?
– Ей. Она ить не старая ишо. Сильная. Мне-то ить не поднять. Да и с работы не пустят, а жить на што, да ишо с дитёнком?
– Ну нормально! – хлопнул себя по коленям Дуся. – Она, значит, как Робин Гуд – отбирает у богатых и дает бедным! Детей!
– А ты не ерепенься! – обиделась бабушка на Робин Гуда. – Я ить не насовсем забирала. Матерь от мук спасти хотела, не дело это – детей разбазаривать. Одумалась бы она! Токо ее убили.
– А мне вот нельзя было сказать, а? – прищурился Дуся. – Я тут как идиот ношусь, а эта…
Бабушка не знала куда деться.
– Дак ить говорю тебе – боялась! Откуда ж я знала? Я ж думала – это ты девку-то сташшил! Сам же орал бегал – не моя девчонка, не мое дитя! Вот и думалось, что ты мать так за вранье проучил!
Дусю перекосило.
– Ну, спасибо тебе, старая! Столько лет с тобой бок о бок… Даже разговаривать с тобой теперь не хочется!..
Бабушка ухватила Дусю за рукав и стала заглядывать в глаза.
– Да ты не злися, милок. Я ж ить добро помню. И телевизор твой смотрю кажен день. Потому и укрывала тебя, когда ты вот тут ночью-то дрых. И так за тебя всегда горой стою. Но ить дитё, оно ить не игрушка кака! К тебе спервоначалу приглядеться надо было…
– Подожди-ка… Значит, это ты за мной шпионила? В затылок пялилась? Ну-ка, встань вот так… нет, немножко повернись… Ах, вот кто у нас Лысый Череп! Это ты платок так обвязываешь, что у тебя волос не видно!
– Стара я, милок, патлами трясти, вот и повязываю. А чего это ты сразу – череп? Да ишо лысый? Он у меня как у всех – волосатый!
– Ладно, пойдем дочку забирать, – поднялся Дуся. – Пора ей уже и домой.
Баба Глаша засуетилась, принялась поправлять платок, одергивать халат и некстати хихикать:
– Дуся! Хи-хи… А девчоночка – вылитый ты! Вот убей меня гром!
– Ничего удивительного, моя же дочь, – распирало от гордости Евдокима.
Он даже поймал такси. Водитель вел машину на приличной скорости, и все равно Дусе казалось, что он едва плетется.
– А зовем мы ее Евдокией, в честь тебя, стало быть, – рассказывала баба Глаша.
– Маша она, – буркнул Дуся. – Мария. Мать ее так назвала, так и будет.
– Хорошо, хорошо… А вот ей бы колясочку, – цокала языком старушка.
Дуся заелозил на сиденье.
– Баб Глаша, денег у тебя нет с собой? Я б завтра отдал. А то… колясочку ж надо.
– Не, милок, у меня ни с собой, ни так не имеется, – «успокоила» бабушка. – Да нешто к спеху? Завтра все укупишь…
– Завтра у меня дел!.. Надо же на работе что-то решать, – уже вовсю погрузился в новые приятные заботы Дуся.
– А чего решать? Возьмешь декрет, – подсказала баба Глаша. – Теперича и мужукам дают, я слыхала. Хи-хи, будешь – филин в декрете!
– Тогда уж сова! – не обиделся Евдоким.
Старушка еще раз взглянула на него, с облегчением вздохнула и проговорила:
– А деньги… У моей дочки возьми, есть у ней.
Олимпиада Петровна ни минуты не сомневалась в том, что ее сын вернется домой заместителем главного врача. Она уже сбегала в магазин и купила для такого случая тортик на три килограмма, конфеток на двести рублей и даже бутылочку шампанского припасла. Теперь металась от окна к дверям, но сына все не было. За ней в таком же волнении носилась Душенька и тонко пронзительно тявкала.
– Душенька! – выговаривала ей Олимпиада Петровна. – Мне твой лай совсем не нравится. Пойми же, ты – собака солидного работника и лаять должна солидно, например, как овчарка. Иди, тренируйся!
Но Душенька все так же визгливо брехала, а Олимпиада Петровна все так же носилась от дверей к окну.
Наконец, ближе к вечеру раздался звонок.
– Дуся!! – увидела мать сына в глазок.
На пороге стоял счастливый сын с ярким, нарядным кульком, а позади баба Глаша перла на себе коляску.
– Дусенька! – растерянно проговорила мать и вдруг кинулась к кульку. – Боже мой! Ну как ты держишь ребенка?! Иди ко мне, мое солнышко… Давай я тебя на кроватку… Дуся, куда ты лезешь, это я не тебе, это я внучке!
Уже поздно вечером, когда все взрослые наохались и наахались, когда баба Глаша со слезами умиления на морщинистом лице отбыла домой, а маленькая девочка сладко спала на огромной кровати новой бабушки, к Дусе подошла Олимпиада Петровна:
– Сынок… я вот на Машеньку смотрю… Нехорошо это, – всхлипнула она.
– Маманя! – насторожился Дуся. – Я совсем не понимаю – ребенок спит, что тут нехорошего?
– Да нет же… Понимаешь… теперь получается, что мы ее украли. Я вроде как и бабушка, а вроде как и посторонняя Машеньке-то. У нее ж и папаша родной имеется, и бабушки с дедушками, опять же… Сынок, им надо сказать, что девочка нашлась.
Дуся вскочил и забегал по комнате. Конечно, мать была права, он и сам это понимал, но… Но…
– Ладно! Я позвоню, если ты требуешь!
– Тихо, внучку разбудишь, – шикнула на него мать, не переставая тихонько выть.
– Я позвоню… конечно… – нервно нажимал кнопки на телефоне Дуся. – Я ее искал, я во всех документах, а бабка… а двоюродная бабка… Алло! Антон? – уже говорил Дуся с биологическим отцом девочки. – Антон, тут такое дело…
– Не, а кто звонит-то? Прям до утра, что ли, нельзя потерпеть? – недовольно ворчал в трубку парень.
– Нельзя. Говорю же – дело тут такое… Короче, твоя дочь нашлась. Когда забирать придешь? – старался спокойно говорить Дуся, но в голове у него от напряжения будто стучали десять барабанов.
– Кого забирать? Дочь?! Нет, это чо – издевательство, что ли, да?! – завопил «обрадованный» отец. – Нет, главное, мамаша ее не забрала, а я теперь себе ярмо, да?!
– А как же армия? Ты ж хотел…
– Да ни хрена я не хотел! У меня теперь подружка – дочка начальника военкомата! И три года я уж всяко-разно с ней прокручусь! И на фига мне ваши дочки-матери?! И вообще! Мы меняем телефон! И не звоните! А если милиция…
Дуся положил трубку на рычаг и судорожно вздохнул.
– Ну как? – спросила мать.
Она все время стояла здесь же, даже пыталась приладить ухо к трубке, но Дуся так дергался…
– Ну и чего он?
– Да ничего. От папаши мы Марью отмазали. Вернее, он сам отмазался. Теперь будем бабушке-дедушке звонить.
Через секунду он уже дрожащим голосом сообщал:
– Ванда Пална, это вам звонит ваш знакомый. Даже не ваш, а вашей дочери. Мы к вам приходили, помните, еще мышку у вас купили?
– Ах, да-да-да! – защебетала в трубку женщина. – Помню-помню.
– Так вот, вы стали бабушкой! Можете и вашего Лелика обрадовать, – процедил сквозь зубы Дуся.
И тут же услышал, как счастливая женщина спешила обрадовать супруга. Она кричала так, что трубка чуть не выскакивала из рук:
– Лелик!!! Лелик же! Ты только послушай, что нам сообщили! Наша Гризильда родила! А ты говорил – она больная!!
– Ванда Пална! Алло! Это не Гризильда! Это Ирина родила, еще до гибели, – пытался докричаться до нее Евдоким. – Алло!
– Ой, простите, отвлеклась! Так что вы говорите? – снова вернулась к разговору мышиная фанатка.
– Это не Гризильда. У вас настоящая внучка родилась. Помните, мы вам говорили, что Ирина девочку родила, а ее похитили? Так вот, теперь ее нашли. И вы, если хотите, сможете завтра же забрать Машу.
В трубке повисло некоторое молчание, потом совершенно неузнаваемый, ледяной голос отчеканил:
– Молодой человек! У нас нет дочери. И никакие внуки нам тоже не нужны. Мы еще молоды и хотим посвятить свою жизнь науке. Да! Науке, а не пеленкам!