– Клерк? Так Вы же в форме?
– Это форма ВМФ, причём – подержанная.
Я дотягиваюсь правой рукой до угла стола и начинаю двигать моё офисное кресло. Усталые колёсики кресла с крысиным писком скользят по керамической плитке на полу. Наконец, кресло выкатывается в проход между столами. Полюбуйтесь, мистер Чен! У нашего китайца слегка отваливается нижняя челюсть, зато глаза становятся втрое шире. Великолепный косметический эффект, почти как в японских Манга, жаль – закрепить нельзя. А то бы я стала косметическим хирургом и сделала кучу денег. С теми, кто меня ещё не видел после Круиза, я достигаю этого эффекта почти каждый раз. Дело в том, что у меня практически нет ног, и моё тело заканчивается вровень с поверхностью сиденья. Я улыбаюсь мистеру Чену почти виновато: а Вы подумали, я такая грубиянка, что и с кресла не встала, и воды Вам не налила?
Мистер Чен выдавливает из себя резиновую улыбку и кивает, принимая мои молчаливые извинения. Смотрит прямо. В глазах – понимание. Неплохая реакция. Все бы так реагировали. Большинство пускается в глупые комментарии и оправдания. Ой, бедняжка; как ужасно; извините, я же не знал, что разговариваю с калекой; тебе, наверное, трудно без ног – и всё в том же духе. Эй, не называйте меня калекой! Или ещё хуже: отводят глаза и делают вид, что тебя вообще не заметили. Честно говоря, я предпочитаю, когда спрашивают прямо в лоб, что там у меня случилось с ногами. Но и молчаливый кивок – это тоже здорово. США воюют. Ну без ног девочка с войны вернулась, что такого? Ситуация не сахар, конечно, но уж точно – и не конец света. Ничего не поделаешь – война.
– Пойдёмте, мистер Чен, – Прерывает затянувшуюся паузу Ким. Он, кстати, один из тех редких уникумов, кто меня в лоб спросил при первой встрече, что у меня на флоте с ногами вышло. Причём получив ответ, калекой меня не считает.
– Да, да, конечно, – Отвечает мистер Чен. Потом поворачивается ко мне – До свидания, мэм.
Я киваю и улыбаюсь ему в ответ. Зря я тут устроила шоу. «А Вы амер-тайванец?» На кресле покаталась. Человек отца лишился! Даже если и сам убил, по дурости – всё одно чувака жаль.
***
Я возвращаю кресло на место (опять визжат эти колёсики) и честно пытаюсь прочитать каракули Тана на последнем протоколе. Нет, сегодня сосредоточиться уже не выйдет, да к тому же на часах 4:59, а мой рабочий день – до пяти. Надо ползти домой. Протокол с каракулями отправляется в стопку себе подобных.
Полицейский компьютер-планшетник заперт в верхнем ящике стола, а телефон уложен в сумку. Можно двигать. Уцепившись левой рукой за край столешницы, я наклоняюсь вперёд и выставляю перед собой правую руку в направлении намеченного района мягкой посадки. В госпитале этот трюк называли «переход инвалида с короткими культями бёдер из кресла на пол». Более всего он напоминает хорошо контролируемое падение. Этот мир не предназначен для укороченных по самую попку девочек ростом в тридцать два дюйма от пола,[7] но я уже почти привыкла. Моё верное офисное кресло катится к стене, обиженно попискивая колёсиками. Не плачь, приятель. Я вернусь в понедельник. Под столом находится мой транспорт: крупный скейтборд, деревянные колодки для рук и пара кожаных перчаток без пальчиков.
На стене рядом с входной дверью у нас висит потрескавшаяся пластиковая табличка: «БЕРЕГИТЕ ПЛАНЕТУ. Выключайте кондиционер, освещение, и компьютерные экраны перед уходом.» Конечно, теперь ничего выключать уже не надо, кроме разве что планшетника. Уже много лет у нас нет никаких кондиционеров и никаких компьютерных экранов, а для освещения есть только фонарики с зарядкой от солнечных батарей. Но наш сержант почему-то любит эту табличку и не позволяет нам её сорвать. На этот раз, бесполезная табличка напоминает мне, что я что-то забыла. Бросив сумку, перчатки и деревянные колодки возле двери, я отталкиваюсь от пола голыми руками. Чистота у нас в Околотке – образцовая, военно-морская. Это главное, чем я тут занимаюсь, помимо сортировки старых протоколов и звонков в диспетчерскую. Лихо подкатившись к журнальному столику, я извлекаю супервумен-оружие: распылитель и тряпку. Тридцать секунд спустя, стеклянная поверхность столика сияет чистотой, а бактерии и вирусы, которые наш тайванец наверняка притащил в своей окровавленной тряпке, отправились в микробиологический Рай. Или в Ад – в зависимости от их злобности. Подкатившись к столу, также тщательно обрабатываю поверхность графина. Выдвинув пластмассовый тазик из-под стола, споласкиваю использованный посетителем стакан. Теперь всё в ажуре. Околоточный офис как-нибудь продержится без меня субботу и воскресенье.
Снаружи раскалённый сентябрьский день медленно превращается в приятно-тёплый вечер. Я запираю дверь офиса и извлекаю из сумки мою заветную табакерку. К путешествию домой (а это теперь очень далеко – больше мили!) надо хорошо подготовиться. Первым пунктом в программе подготовки – свернуть себе правильный боеприпас. Ракета земля-воздух, кодовое название «Та-Ма-Гочи». «Та» – это «табак», а «Ма» – «марихуана». Чудо-смесь, один к трём. С 2023 года это в Техасе вполне легально. Даже полицейским можно, только не на службе и исключительно в медицинских целях. С медицинскими целями – у меня комар носа не подточит. Фантомные боли. Иногда несуществующую левую ногу так выкручивает, что хочется прыгать на несуществующей правой!
Зажигалка у меня тоже в сумке: совсем не женская, кустарная версия «Зиппо». На серебристой поверхности выгравирована весёлая русалочка. Она сидит не на мокрых камнях, а на снарядных ящиках. Лифчика русалочке, естественно, не положено, зато у неё на голове морская кепи, а в руках – скромный такой пулемётик: M240D, танковый вариант, девятьсот пятьдесят пулек в минутку. Именно такой был у меня в Венесуэле, будь она трижды проклята. Чуть ниже русалочки-пулемётчицы надпись: «Пиранья-122». Нету больше нашей «Пираньи». А из семи красавиц-русалочек в живых осталось только три, причём одна из них – без хвоста и теперь катается на скейте, отталкиваясь от земли деревянными колодками.
Кстати о скейте. «Та-Ма-Гочи» – это конечно здорово, но пора двигать. Я натягиваю беспалые перчатки.
– Приветик, Кэйт! Ты домой направляешься? Тебя подвезти?
Двое парней, на грузовом велосипеде. Наши соседи из Третьего Кореамериканского квартала. К моему стыду, я совершенно не имею представления, как их зовут. А они – надо же, запомнили моё имя. Впрочем, на западной оконечности наших трущоб, местных полицейских все знают по именам, а от предложения подвезти в моем теперешнем состоянии отказываться просто невежливо.
– Конечно, если вам не в лом, мальчики.
– Это почему нам должно быть в лом? – Обижается один из парней, с готовностью соскакивая с багажника.
– Не помогай, братишка, я сама залезу.
В общем всё довольно просто. В госпитале таким трюкам почему-то не учат, а то бы он назывался: «погрузка безногого инвалида на грузовой велик». Соскользнуть со скейта на бетон. Закинуть скейт, колодки и сумку в кузов. Уцепиться за край кузова, подтянуться на руках. Оттолкнуться от колеса. Хлоп! Вот и великолепно, почти не испачкалась и даже папироску не выронила. Да, в кузове у них грязновато. Какие-то погнутые колеса от детских велосипедов, рамы, зубчатки, цепи и ещё всякое ржавое барахло. Ясное дело: едут со свалки.
– А у тебя здорово получилось, – Заявляет второй парень, налегая на педали.
– Практика. Ты бы посмотрел, как я на толчок запрыгивать умею. Вы со свалки? – Я извлекаю свою табакерку и бросаю на колени первому парню. Есть в Трущобах такое Правило: вместе едем, вместе курим.
– Ага, с Кучи, – Скорость у трицикла не больше трёх миль в час. По бетону на скейте я бы их сделала только так. Однако, лучше плохо ехать, чем хорошо идти. К тому же, дальше там бетон кончится, а по грунтовке на скейте кататься трудновато.
– Хорошо насобирали, я вижу. Полный кузов, – Я затягиваюсь моей лечебной папироской.
– Сегодня повезло. Новую велосипедную жилу раскопали. Отличные детали – всё сработано ещё до Обвала. Вон те рамы – просекаешь? Японская сталь! Самая прочная.
Тут в сумке начинает пищать мобильный телефон. Вот так всегда. Закон подлости. Только устроилась с комфортом и завела разговорчик ни о чём – звонят. Служба зовёт. На экранчике шерифская звёздочка и подпись: «ТШГ-2». Я нажимаю зелёную кнопочку.
– Говори, Тань.
– Кэйт? Ты не перепутала адрес?
– В смысле?
– В смысле ножевого. Я получил СМС от диспетчера. Прилетаю по адресу, а там – ничего.
– Как это – ничего?
– Как это – ничего?
– Совсем ничего. Ну, почти совсем. Несколько подсохших красных капелек на полу, как кровь, вот и всё.
– А тело? – Я гашу остаток папироски.
– Ну так и я про это! Никакого трупа нет!
– Погоди, приятель. Ты ничего не напутал?
– Повтори мне адрес.
Я повторяю адрес.
– Ну да, я был именно там.
– А сейчас ты где?
– В Третьем квартале. Я как увидел, что трупа нет, ещё побегал вокруг, чтобы всё проверить. А потом запрыгнул на велик и помчался тебе звонить. В Пятом квартале телефон вообще не ловит, ну, ты же в курсе.
Опаньки! Похоже, я облажалась. Я представляю, как ребята из дежурной группы прибывают по адресу и поднимают меня на смех. Нашей безногой секретарше так скучно сидеть с её протоколами, вот она и устраивает себе бесплатные шоу, отправляя настоящих полисменов разбирать несуществующие происшествия.
– Ты на сто процентов уверен, что тела не было? – Переспрашиваю я. Как будто сейчас Тань усмехнётся и скажет: «Да не волнуйся, было там тело, было. За комод завалилось, так что я сразу не разглядел.»
– На сто десять! Если только ты не ошиблась адресом.
– Ну и что мне делать? Звонить в диспетчерскую, отменять дежурную группу?
– Поздно отменять. Они наверняка уже выехали.
– Ладно, отбой. Извини, что испортила тебе день рождения. Я попробую Киму позвонить. – Я отключаю звонок и оборачиваюсь к парню на сиденье трицикла, – Останови, братишка. Похоже, я уже приехала.
– Неприятности по службе? – Спрашивает тот, возвращая мне табакерку. К счастью, он успел свернуть себе боеприпас.
– «Неприятности» – не то слово. Тут лучше подходит: «задница». Орудие к бою? – Я щелкаю своей русалочьей зажигалкой, парень закуривает, – «Спасибо, что подвезли, братишки.»
Парни высаживают меня на обочине и уезжают на своём трицикле. Я набираю номер Кима. «Вы позвонили офицеру Полиции Округа Харрис. В настоящий момент аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети. Чтобы перевести звонок на оператора службы 911, нажмите «один». Чтобы оставить сообщение, нажмите «два».» Ну ясно: Ким и мистер Чен уже добрались до места, где «временно нет» мобильной связи. У нас в Хьюстонских трущобах «временно нет» означает, что никто не чинит связь месяцами.
Что, если ножевого ранения вообще не было? Виктор Чен пытается нас разыграть? Но зачем? Зачем вообще кому-то разыгрывать местную полицию? Тайванец примчался запыхавшись, корчился в дверях, кашлял, ловил кислород. Потом моментально сдулся, когда у него кончился запас адреналина. Чтобы так играть, надо быть кинозвездой с парой-тройкой персональных «Оскаров» на полочке. Таких кинозвёзд в Америке уже не осталось. Ни Голливуда, ни «Оскара» больше нет, есть только фильмы двадцатилетней давности, да ещё дешёвые мыльные оперы от местных умельцев. Тогда: как насчёт заточенной отвёртки и окровавленной тряпки? Кстати, что они там использовали в голливудских фильмах, если хотели показать кровь? Тань настаивает, что кровь свиная, но я лично думаю, что это какой-то пищевой краситель.
Что делать, что делать? Позвонить в диспетчерскую, попросить бабушку «Один-Девять»? Я представляю себе, как пожилая леди из «Луни Тюнз», только чернокожая, говорит мне: «Не волнуйся, лапочка. У всех бывают ошибки. Сейчас, придумаем, как тебя прикрыть.» А потом она отключает мой звонок и, хихикая про себя, выдаёт в наш Участок профессионально-правдоподобную отмазку. Её маленькая афро-американская внучатая племянница облажалась и нуждается в помощи!
Нет, не буду никуда звонить. Из принципа! Надо верить своим глазам и своим мозгам. Кишковёрт в участке был настоящий. И кровь выглядела вполне настоящей. И руки у китайца тряслись по-настоящему. А если отец нашего китайца ещё жив, и даже сумел как-то уползти к врачу, так у человека имеет место быть дырка в четверть дюйма. Если дырка в четверть дюйма – это не происшествие, тогда что называется происшествием? Конечно, из-за дырки не надо вызывать всю дежурную бригаду из Участка. Есть инструкция: надо просто вызвать следователя. А следователь может добраться до места на велосипеде. Лошадь – не автомобиль, лошадей нельзя гонять туда-сюда. Людей можно гонять, а лошадей – нет. Я снова пытаюсь набрать Кима. «Вы позвонили офицеру Полиции Округа Харрис. В настоящий момент…»
И вообще: чего это я так разволновалась? Ну, облажалась. Запрягли лошадку, прокатились. Попрактиковались запрягать. Лошадь и тарантас – недавняя придумка нашего начальника участка. Он сказал: полицейские автомобили надо экономить. Теперь пикапы будут выезжать только на самые серьёзные происшествия. Купили пару лошадей – повод для искромётных шуток и источник конских какашек. Всё бы хорошо, но полицейские в участке – ещё те «специалисты». Как запрягать лошадь в тарантас не учат даже в конной полиции. Вот и пусть тренируются. А на их шутки можно внимания не обращать: посмеются и отстанут. Мой бортинженер Скотти соорудит какой-нибудь Отражатель Плоских Шуток, всего-то и делов.
Из Полиции меня не уволят, по всякому. Я даже не депьюти, а просто клерк. Какой с меня спрос? Никакой зарплаты, зато и никакой ответственности. Технически, я – просто затычка в органиграмме. Площадь и население Трущоб Шоссе Гаррет по штату требуют не менее трёх депьюти. А в бюджете есть деньги лишь на две с половиной позиции. Тут удачно появилась я, и Отдел HR наколдовал: позиция клерка по работе с документами, на пол-ставки, умножаем на пол-девочки. То, что я не целая девочка, а половинка – сомнений не вызывает. Если на глаз незаметно, легко рулеткой померить. В общем, после всех замеров и умножений оказалось, что моё жалование составляет менее одной пятой от ставки депьюти. Экономия бюджетных средств.
При всём при этом, я не совсем уж чёрная овечка, даже несмотря на цвет кожи. В HR мне сказали: «Ничего, что ты инвалид. Справишься.» Приказ поняла, мэм: справиться! Исполняю! Я всю жизнь с чем-нибудь справлялась, и для моего двадцати одного года возраста, по-моему, совсем нехило.
Когда мне было десять, поставила себе цель прочитать все книжки в школьной библиотеке. Разных книжек там было целых сто сорок девять штук, причём больше половины – унылое дерьмо (но про Шерлока Холмса – до сих пор моя любимая книжка). И ведь прочитала! У библиотекарши чуть крыша не съехала. В Детройте десятилетние дети книг не читают принципиально. Нет, я не гений и не вундеркинд. Среднюю школу закончила кое-как. Выше «удовлетворительно» оценок не было, но при этом – ни одного «неуда». Математику пересдавала четыре раза. Сочинение по английскому писала трижды (Ромео с Джульеттой мне вообще понравились, но за «Гамлета» этого садиста Шекспира надо было медленно пытать до смерти, жаль что он сам помер). Англичанин в конце концов поставил «за нестандартный подход к классике». Историчку я взяла измором. У нее были проблемы с устным счётом, и она просто заколебалась считать мои пересдачи. Однако, повторю это с гордостью: я закончила среднюю школу! Была единственной афро в выпускном классе из пятидесяти белых оболтусов. Чернокожие девочки в Мичигане редко теперь дотягивают и до четвёртого класса, да и белых девчонок в старших классах можно по пальцам одной руки сосчитать. Ах да, приколитесь: в школе я умудрилась не забеременеть, как все мои одноклассницы, и не подсесть на иглу, как тупо сделал мой старший братец, со всеми вытекающими.
После школы я решила, что умирать с голоду в Мичигане мне как-то не хочется. Вместо того, чтобы толкаться в очередях за бесплатным супом, я поступила добровольцем в ВМФ и прослужила больше двух лет. Причём – в зоне активных боевых действий. Грохнула множество врагов Свободы-и-Демократии. Понятия не имею, сколько точно, но много. Когда ты на бронекатере и поливаешь окружающую тебя природу из пулемёта, подсчитывать грохнутых затруднительно. Враги Свободы-и-Демократии мне слегка за своих отомстили: прямое попадание ракетой, моя левая нога отправилась на дно вместе с бронекатером, а я отправилась в Круиз на плавучем госпитале. На следующий день моя правая нога тоже пошла на корм рыбам, а через две недели верхнюю половинку моего тела санитары бодро высадили на тёплый асфальт в гостеприимном порту Галвестон[8]. На венесуэльских врагов американской Свободы-и-Демократии я не в обиде. Война есть война, каждый делает своё дело.
А ещё у меня есть две медали: «Перпл Харт» и «За спасение жизни»[9]. Да, оказывается, я могу не только из пулемёта поливать. Я людей спасала, чёрт возьми! Хотя, тогда случился офигенный ураган, и особого выбора у нас не было. Ким и Тань сделали куда больше чем я, за что справедливо получили по «Медал оф Вэлар»[10]. Хорошо, я согласна, два года и три месяца из пятилетнего волонтёрского контракта плюс «Перпл Харт» за оторванные ноги – это вообще не считается. Любой клоун может получить ракетой по корме и остаться без ног. Но «За спасение жизни» я получила вполне честно, это вам не пересдачи по Истории.