Как такое может быть?! Ленка сказала, что Грушин холостяк, что он одинок, как пень в лесу, что у него никогда не было прочных отношений ни с одной женщиной. Единственный роман закончился несколько лет назад. Однако спальня говорила о другом. Все здесь дышало женским присутствием. Низкая широкая кровать была накрыта шелестящим покрывалом, отделанным рюшами, и нежно пахла розами и жасмином. Большеголовая фарфоровая кукла, сидевшая в кресле, смотрела на Любу немигающим взором инквизитора. Люба попятилась.
Бежав из спальни, она заперла ее на ключ, вернула ключ на место и бросилась на свой диван. Нет, разумеется, не на свой, а на тот, что был отведен ей в качестве временного пристанища. Ей хотелось убаюкать свою растерянность, но, уткнувшись носом в мягкую спинку, она неожиданно горько разрыдалась.
Как все несправедливо! В ее жизни не сбылось ничего – ничего из того, что она загадала для себя, во что верила и чего ждала с самой юности. Не случилось сумасшедшей любви, страсти, которая выдергивает тебя из обыденности, как ураган выдергивает из земли столетний дуб, забрасывает его в небеса и крутит там, словно щепку, пока с силой не швырнет вниз. В своих грезах Люба готова была даже к ужасному исходу, лишь бы довелось пережить нечто особенное.
А теперь получалось, что она добровольно согласилась на отношения, в которых, возможно, будет много хорошего – и уважение, и понимание, – но не будет того главного, что казалось ей непременным условием счастья. Она, как ныряльщик, выскочивший из глубины с добычей, внезапно обнаружила, что в ее раковине нет жемчужины.
Тем временем Астраханцев вошел в гулкий подъезд и невесомым шагом взлетел по лестнице. Ему казалось, что у него внезапно поднялась температура. Именно казалось – он знал, что здоров, просто в его крови бушует любовный вирус. Это был какой-то новый штамм, и надеяться на то, что все пройдет само собой, не приходилось. Да Астраханцев и не хотел излечиваться от любви! Словно по волшебству, он вдруг попал в иную реальность, наполненную светом, жизнью и надеждой. Он вдруг ясно увидел свою будущую жизнь не тяжелой академической картиной, написанной маслом, а пятнистой акварелью в тонком багете.
Главное, чтобы Люба была на месте. Он тихо отворил дверь, провернув ключ пальцами фокусника, и ступил на хрустящий соломенный коврик. Из гостиной доносились всхлипы. Он осоловело встал и прислушался. Всхлипы были такими горькими, что Астраханцев едва не зарычал от бессилия. Не из-за него же она плачет?! Но из-за чего тогда? И что нужно сделать, чтобы ее успокоить?
Остановившись посреди коридора, в который попадало из кухни немного света, просеянного через жалюзи, он затаил дыхание. И вдруг с совершенной ясностью понял, что Люба появилась здесь, в его квартире, из-за какой-то случайности: в мировом порядке произошел секундный сбой, колесо судьбы зацепилось мелким зубчиком за шероховатость лета, и маленькая фея материализовалась на его пороге.
Астраханцев опустил на пол пакеты с провизией и нашел глазами Любины вещи – туфли на наборном каблучке и легкий пиджак, зацепленный за крючок на вешалке. Потянулся к нему, схватил за воротник и чуткими пальцами пробежал по карманам. Во внутреннем, потайном, аккуратно застегнутом на «молнию», обнаружился паспорт, выданный на имя Любови Ивановны Мирошниковой, проживавшей в городе Орехов. Астраханцев испытал минутное облегчение, узнав наконец, кто она. Однако это ничего ему не давало. Он хотел унять ее слезы, а фамилия и место прописки ничего тут не решали.
Он пошарил во внешних карманах и нашел скомканную бумажку с адресом и именем. На бумажке было написано: «Москва, улица Весенняя, дом шестнадцать, квартира семнадцать. Дмитрий Грушин». Астраханцев моргнул и еще раз пробежал глазами по строчкам. Хмыкнул. Почесал нос и хмыкнул еще раз.
Эта записка объяснила сразу все – и он беззвучно засмеялся, сообразив, что Люба на самом деле – подарок судьбы, и с этим нужно считаться! Она просто перепутала адрес, потому что номер дома был выведен кое-как, второпях, и теперь плохо прорисованная шестерка подмигнула ему, призывая не терять времени и действовать.
Он тщательно осмотрел свои находки. За обложкой паспорта обнаружился медицинский страховой полис и еще один листочек с заметками. Он бросил на него лишь один взор опытного преподавателя и сразу понял, что Люба делала эти заметки, скорее всего, разговаривая по телефону: они были короткими, отрывистыми, а по краям их обрамляли бездумные ромашки и всякие геометрические закорючки.
Информации хватило на то, чтобы воссоздать события, предшествовавшие Любиному появлению на пороге его квартиры. Астраханцев снова и снова возвращался к началу, целясь то в одно слово, то в другое. «Боится женщин, – было написано на листке. – Должен долго привыкать. Нет личной жизни. Страдает. Хочет жениться. Профессор физики. Умный! Порядочный. Несчастный. Притретесь. Женитьба по сговору». Словечко «притретесь» намекало на существование посредника, который спланировал операцию по воссоединению Любы из Орехова и некоего Грушина, проживавшего на той же улице, что и Астраханцев.
Все внезапно встало на свои места, разрозненные кусочки головоломки с удовлетворенным щелчком втиснулись в картину мироздания. Люба ехала знакомиться с Грушиным, который мечтал найти вторую половину, но из-за излишней боязливости так никого себе и не завел. Они договорились, что она поживет у него, он привыкнет к ней, а потом они поженятся. То, что Грушин оказался Дмитрием, да еще и профессором, объясняло все остальное.
В голове Астраханцева сверкнула молния, осветив на мгновение ближайшее будущее. Выходит, настоящая Люда, которая должна очистить энергетику в его квартире, просто еще не приехала. Но приедет, это как пить дать! Приедет и прямо с порога заговорит про его жену, то бишь свою нанимательницу, что убьет Любу Мирошникову наповал.
Она не должна узнать правду! По крайней мере, пока. Сначала необходимо завоевать ее сердце и лишь потом признаться, что он не Грушин. Потом, позже... Когда правда уже не будет выглядеть для нее такой ужасной. А вот с экспертшей нужно чтото делать – в идиллическую картину мира, которую Астраханцев уже начал рисовать в уме, незнакомая женщина, хозяйничающая в квартире, точно не впишется.
С ходу он не смог придумать, как избавиться от «подруги подруги Амалии». Но решил, что будет действовать экспромтом и, конечно, справится с этим делом блестяще – благодаря своей врожденной находчивости. Из комнаты все еще доносились всхлипы, и он быстро посмотрел в зеркало, прикидывая, похож ли на человека, страдающего от одиночества. Решил, что не похож, подумал: «Пошло все на фиг!» – и сделал шаг по направлению к гостиной.
Именно в этот момент раздался звонок в дверь. Вернее, это были два коротких звонка, смелых и сильных, от которых душа Астраханцева почему-то нырнула в пятки. Воровато оглянувшись, он шагнул к двери и отпер замок.
На пороге стояла женщина лет тридцати. Некрасивая, но яркая брюнетка с гладкими волосами до плеч, постриженными, будто по линеечке.
– Здравствуйте, я – Люда, – сказала она голосом диктора телевидения. В голосе была профессиональная мягкость, внутри которой таилась крепкая косточка. – Надеюсь, вы меня ждете. Вы же Дмитрий, да?
Держалась визитерша так, словно привыкла командовать батальоном. Строгие глаза, большой рот и бездна самоуверенности. Она была в соломенной шляпе и летних кружевных перчатках. Казалось, что она явилась из прошлого. Именно такие женщины в начале прошлого века отправлялись в Африку изучать дикие племена, записывать голоса саванны и защищать от истребления маленьких антилоп дукеров.
– Э-э-э... – протянул «находчивый» Астраханцев. – Что вам угодно?
В квартиру он ее не пускал и не собирался. Вероятно, почувствовав это, Люда нетерпеливо повела бровью и провела рентгеноскопию его зрачков.
– Не понимаю, почему вы на меня так смотрите, – продолжал хозяин квартиры, разыгрывая дурачка.
– Жду, когда вы пригласите меня войти. Так поступают все воспитанные люди.
Астраханцев открыл было рот для ехидного комментария, но тут же прикусил язык. Ехидство можно было оставить при себе. Эта Люда отбрила бы его, не моргнув глазом, и судья сразу засчитал бы ей очко. За годы преподавательской деятельности профессор перевидал множество людей и сразу понял, что перед ним женщина, предпочитающая пользоваться исключительно головой, – тело она отрезала от жизни, хотя наверняка ухаживала за ним, как хорошая сиделка за пациентом, который заслуживает всего самого лучшего.
– Но я не собираюсь приглашать вас к себе, с какой стати? Мы с вами не знакомы, – возмутился он.
– Вы Дмитрий Астраханцев? – спросила Люда, проявив первые признаки беспокойства.
– Ха, нет, ну что вы! – Астраханцев выскользнул из квартиры на лестничную площадку и прикрыл за собой дверь.
Люду ему пришлось оттеснить с коврика к хлипким перилам, окрашенным, как и весь подъезд, в неопределенно-тоскливый цвет.
– Разве это не улица Весенняя, дом десять? – Его визитерша утратила лишь каплю самоуверенности. И даже эта капля была скупой.
– Так точно, адрес именно этот. Но вы ошиблись: профессор Астраханцев живет в другом доме, тут же, неподалеку. В доме номер шестнадцать.
– Вы ничего не путаете? – с подозрением спросила Люда, доставая из сумочки мобильный телефон.
Астраханцев наблюдал за ее манипуляциями совершенно спокойно, ибо точно знал: Амалия отключила связь. Из жадности, разумеется. Международные звонки были дорогими, и заставить ее пустить деньги на ветер могло только стихийное бедствие. А судя по его сведениям, в Праге все шло своим чередом.
– Нет, я ничего не путаю. Я отлично знаю профессора Астраханцева! Он такой... приятный человек. Но живет в доме номер шестнадцать. По нашей общей с ним Весенней улице. Я – в доме номер десять, а он – в доме номер шестнадцать.
Пока он говорил, Люда держала телефон плотно прижатым к уху и покусывала нижнюю губу. Весь ее вид выражал досаду. Вероятно, себе она все же доверяла больше, чем какому-то типу в тренировочном костюме и с чертиками в глазах. Однако делать было нечего, приходилось признать очевидное.
– Вы уверены, что Астраханцев живет именно в шестнадцатом доме?
– Еще бы! Живет, живет, не беспокойтесь. Судя по всему, вы с ним лично не знакомы...
– Ну и что? – Люда смотрела на него в упор, словно мысленно разбирала по косточкам.
«Если она в самом деле экстрасенс, – неожиданно подумал Астраханцев, – то наверняка видит, как трепещет моя совесть, переливаясь всеми оттенками черного».
– А то, – ответил он небрежным тоном, – что, если вы не знакомы с Астраханцевым, вам придется несладко. Профессора, они, знаете, всегда немного того. – Он повертел пальцем у виска и еще присвистнул для верности.
– Хотите сказать, он странный?
– Нет, ничего особенного... Но нужно учесть некоторые детали. – Астраханцев перешел на заговорщический тон.
Он видел, что «подруга подруги его жены» заинтересовалась. Может быть, и против воли, но какая разница? Это было ему на руку. Позволяло надеяться на успех предприятия. Весьма сомнительного, честно говоря.
– Вы знакомы с его женой?
– Нет, не знакома.
– Вот как? – искренне удивился Астраханцев. – И приехали в гости к ее мужу?
– Она моя клиентка, – коротко пояснила Люда. – Но я с ней никогда не разговаривала. Я даже не знаю, как ее зовут.
– Вы не знаете, как зовут вашу клиентку? А как же вы с ней общаетесь?
– Мы не общаемся. Меня попросили ей помочь.
«Кажется, мне везет!» – подумал Астраханцев. Внутри у него все дрожало – он собирался проделать весьма хитрый фокус и искренне надеялся, что публика его не раскусит.
– Это хорошо, что вы не знаете его жену. Потому что тема жены для бедняги – запретная. Жена только что сбежала от него. В Прагу. С любовником.
– Серьезно? – Щеки его собеседницы приобрели теплый персиковый цвет. Вероятно, таким образом она краснела.
– Говорю же вам, я все знаю про этого типа. Да, вот еще что! Он стесняется своей фамилии и ненавидит всех, кто ее произносит.
– Почему же? – изумилась Люда. – Хорошая фамилия, если о чем и напоминает, так только об Астрахани. Никаких смешных корней или ассоциаций...
– Это вам так кажется, – жарко заверил ее Астраханцев. – У него другое мнение... О чем собственная фамилия ему только не напоминает! Так что будьте дальновидны и называйте его исключительно по имени – Дмитрий. В крайнем случае, говорите «профессор».
– Спасибо, что предупредили. – Люда достала из сумочки батистовый платок и промокнула лоб, скрытый полями шляпы. – Еще есть какие-то запретные темы? Раз уж вы так любезны...
– Да! Еще одна. Астраханцев мечтал стать профессором физики, знаете ли. Но... завалил экзамены и с горя подался в литературу. До сих пор его второе «я» не желает признавать, что карьера сделана не в той области, о которой он грезил. В мечтах он все еще профессор физики. Так что не удивляйтесь, если его занесет.
– Мужчины очень вздорные существа, – сделала вывод Люда. – Не знаю, относится ли это к вам тоже, но, на мой взгляд, вы выглядите вполне разумным.
– Спасибо, вы тоже.
Она действительно выглядела разумной, он не кривил душой. Может быть, даже слишком разумной. Отделаться от нее было непросто, но, кажется, он справился. Если она выполнит все его рекомендации и не станет трезвонить кому ни попадя, есть шансы, что Грушин впустит ее в квартиру, приняв за Любу. Вот только что делать с именем? Возможно, у Грушина превосходная память и он ни за что не поверит, что просто перепутал Любу с Людой!
– Кстати, Астраханцев немного туговат на ухо, – немедленно сочинил он. – Часто путает имена родственников и друзей... Вероятно, с головой погружен в литературу, герои книг кажутся ему живыми людьми, с которыми он был когда-то знаком... Бедняга...
В глазах Люды мелькнула тень подозрения. Однако тень так и осталась призраком – Астраханцев смотрел на нее такими честными глазами, словно на горизонте маячил «Оскар». На самом деле он боролся за свое право остаться наедине с женщиной, которая ему нравилась. И от того, насколько искусно он лгал, будет многое зависеть. По крайней мере, стыда он не испытывал.
– Как вас зовут? – неожиданно спросила Люда, убирая платочек в сумку.
– Митя, – на секунду замешкавшись, ответил Астраханцев.
– Спасибо, Митя, – сказала она, окинув его быстрым взглядом. – Надеюсь, вам тоже будут встречаться только хорошие люди. Это очень важно, когда живешь в большом городе и каждый день видишь сотни новых лиц.
Астраханцев соорудил на лице маленькую улыбку и помахал рукой.
– Удачи вам с профессором! – пожелал он таким тоном, словно точно знал, что профессор кусается, как аллигатор.
– И вам удачи, – бросила Люда, направляясь к лестнице.
Астраханцев закрыл дверь. Тут же снова открыл ее, но Люда уже исчезла – было слышно, как каблуки ее туфелек отстукивают тарантеллу где-то внизу.
Глава 6
Как Грушин и думал, подруга его двоюродной племянницы оказалась некрасивой. Осознав, что она некрасива, он тотчас выбросил эту оценку из головы. Правильность черт, миловидность... Что они значили перед лицом его одиночества?
Она позвонила в дверь, когда Грушин уже устал ждать. За этот день он раз двести подошел к окну, чтобы окинуть взглядом двор, и столько же раз включал электрический чайник, чтобы можно было сразу вести гостью на кухню и поить чаем с дороги. Ганимед Ванильный Дым ходил за ним как привязанный, шкурой чувствуя, что грядут важные события.
Когда прозвенел звонок, оба, Грушин и кот, бросились в коридор. Кот, разумеется, мельтешил под ногами, грозя уронить хозяина на пол. В последний момент тот перешагнул через него, щелкнул замком и открыл дверь.
На пороге стояла элегантная женщина среднего роста, некрасивая, но эффектная. Она напоминала героинь фильмов пятидесятых годов – чистенькая, отмытая, розовощекая, в выглаженной юбке и кофте с белоснежными манжетами. У нее были лучистые глаза в стрельчатых ресницах и ямочки на щеках. И от нее можно было сойти с ума, потому что она оказалась дотошной, как налоговый инспектор.
– Добрый день, профессор, – сказала она слегка насмешливым тоном. – Простите, я немного задержалась. Самолеты не летали из-за грозы.
У Грушина сделался абсолютно глупый вид. Он не знал, что из Орехова в Москву летают самолеты, по его мнению, расстояние было слишком маленьким. Кроме того, Лена говорила, что ее подруга покупала билет на поезд. Однако уточнять ничего не стал, а в свою очередь поздоровался:
– Здравствуйте! Очень рад вас видеть.
Грушин посторонился и сделал приглашающий жест рукой. Люда переступила порог его жилища и непроизвольно потянула носом, уловив запах лаванды. Она любила травы, и лавандовый аромат показался ей добрым предзнаменованием.
– Знаете, я вас так ждал, – признался между тем хозяин квартиры.
– Серьезно? А что, профессор, у вас дома настолько неблагополучная обстановка, что я нужна вам как воздух? – спросила Люда, стягивая перчатки и укладывая их на тумбочку вместе со шляпой и сумочкой.
– Да нет, с обстановкой все в порядке, – озадачился Грушин. – Кстати, я не думал, что вы будете обращаться ко мне, используя научное звание.
– Мне так нравится, – ответила она.
– Ну, дело ваше. Любочка, а почему вы без вещей?
«Почему это я – Любочка? Ах, да! Он же глуховат. И к тому же путает живых людей с литературными персонажами», – вспомнила Люда наставления любезного Мити из дома номер десять и вслух сказала:
– Мне больше нравится, когда меня называют Людой.
– Действительно? Ну ладно. Конечно, если вам так комфортней...
– Просто я к этому привыкла. Все друзья называют меня Людой.
– Хорошо, я тоже буду вас так называть. А вы можете называть меня Димой. – Люда пристально посмотрела на него, и он тут же стушевался. – Или Дмитрием... На первых порах. Так где же ваши вещи?