— Ты его сломал! — испуганно ахнула Полина.
— Нет, нет, все в порядке. Просто тут фотография какой-то женщины.
— Женщины? — насторожилась Полина. — Покажи!
И она не успокоилась, пока не заглянула внутрь медальона. Там действительно было фото женщины, красивой блондинки, но уже немолодой.
— Кто это?
— Может быть, мать?
Ваник защелкнул медальон и произнес:
— Значит, Ной был там, в колодце!
— Может быть, он и сейчас там! — заголосила Полина. — Я чувствую, он там!
— Где именно? Там никого нет.
— Дальше, за обвалом! Под землей! Знаете, что я думаю? Израк и этот мужик зачем-то спустились в колодец и полезли по подземному ходу. На середине пути земля осыпалась. Мужика ударило камнем, а Израку удалось пробраться дальше. Или… Или он лежит под обвалом! Засыпанный! Еле живой! Умирающий!
В голосе Полины слышалась настоящая паника. Девушка была близка к истерике. И все остальные тоже почувствовали волнение при мысли, что бедный Ной, возможно, еще живой, заперт в подземном ходе, откуда ему нет пути назад.
— Какой ужас! — пробормотала Леся, стиснув пальцы.
— Мы должны его вытащить!
— Будем копать и разберем завал!
Один лишь Лисица не торопился поддаваться общей волне.
— Мне бы хотелось знать, кто в таком случае вытащил веревку из колодца? — произнес он. — Когда мы пришли, в колодце не было никакого намека на лестницу. А спрыгнуть без нее в шахту невозможно. Слишком глубоко. Метра три с половиной, запросто можно ноги переломать.
— И что?
— Кто-то неизбежно должен был вытащить веревку на поверхность.
— Значит, с ними был еще кто-то третий!
— Нет, я думаю, что дело обстояло несколько иначе, — покачал головой Лисица. — Израк с Боцманом спустились в колодец, а потом через него попали в подземный ход. Боцман шел впереди, его ударило упавшим камнем, а Израк уцелел. Он выбрался из колодца, забрал с собой веревку и сбежал.
— Сбежал? Но почему?
— Должно быть, испугался, что его обвинят в смерти Боцмана. Или у него были какие-то свои идеи, сейчас это трудно сказать.
— Но что же нам делать? — тоскливо воскликнула Полина. — Где нам теперь искать Ноя?
— Перво-наперво мы должны позаботиться о покойнике. Прямо сейчас сообщим в полицию о случившемся. Дождемся их приезда, а потом уже будем действовать по обстановке.
На тот момент это предложение всем показалось весьма разумным. Одна лишь Матрона сомневалась.
— Я знакома с начальником нашего отделения. Он еще тот жук! И фамилия у него подходящая — Жуков. Не думаю, что он всерьез займется расследованием обстоятельств смерти какого-то там Юры Боцмана. Так что, если вы хотите узнать, что за трагедия тут произошла на самом деле, вам придется действовать самим, на свой страх и риск.
К сожалению, Матрона оказалась права. Когда на место происшествия прибыла следственная бригада в составе сразу трех человек — шофера, эксперта и фотографа, вместе с ними прибыл и начальник полиции. Это был среднего роста мужчина, в меру упитанный и в меру воспитанный. Надрываться на службе он явно не привык. И едва взглянув на пострадавшего, он с удовлетворением кивнул:
— Все-таки помер. Как ему люди добрые и обещали, не дожил он до старости! И как я ему сам предсказывал, свалился спьяну и башку себе прошиб!
И повернувшись к своим коллегам, господин Жуков заявил безапелляционным тоном:
— Будем оформлять как несчастный случай.
Лисица не выдержал, выступил вперед и рискнул возразить полиции:
— Тут был еще одни человек, студент.
— Какие тому доказательства?
— Вот.
И Лисица продемонстрировал медальон из серебристого металла, найденный Ваником возле обвала. Но на полицейского это украшение не произвело ровным счетом никакого впечатления.
— Спер, небось, где-то эту вещицу Боцман, — спокойно произнес он. — Или нашел. Боцман у нас мастер был на всякие такие «находки». Подрежет у кого-нибудь кошелек с мелочью, а говорит, что нашел. Народ у нас добросердечный, верили ему. Но я-то всегда знал, добром этот типчик не кончит!
— Вы его хорошо знали?
— Как мне его не знать? Мне по долгу службы всех неблагополучных в округе положено знать.
— А Боцман был не из благополучных?
— Да уж и то сказать, они вдвоем с бабкой — с матерью его — на две крохотные пенсии жили. И как мужик деньги на водку находил, ума не приложу. Пенсии им едва ли на хлеб хватало. Огорода они не держали, скотины у них и подавно не было. Несколько курей, да и все. Бабка уже совсем дряхлая, сил нету, чтобы хозяйство вести. А Боцман — он и есть Боцман. Ему лишь бы шары себе залить. В сезон в лесу кормился, грибы и ягоды на станцию возил продавать. Ну а зимой пошабашить иной раз к кому из соседей нанимался. Деньгами не брал, только водкой или другим спиртным. Много не наработает, но выпить получалось. Так и жил. Кстати, при нем корзины не было?
— Нет. Никакой корзины мы не нашли.
— Ну, надо вокруг посмотреть. Уверен, он по грибы отправился да с пьяных глаз в этот колодец и угодил.
— А вы не знаете, что это за колодец такой?
— Тут повсюду и прежде люди жили, — как-то уклончиво ответил начальник отделения.
Создавалось впечатление, что версия насчет происхождения колодца у него есть, но он не торопится ею делиться с чужаками.
— И людей до войны в здешних краях куда больше жило. Поместье, хутора… Наверное, от одного из них этот колодец и сохранился.
Но друзья с этим мнением были не согласны. Если бы поблизости находился хутор, должны были сохраниться и фундаменты домов и других строений. Должны были остаться плодовые деревья, пусть и одичавшие, но указывающие на то, что тут когда-то жили люди и цвели возделываемые ими сады. Однако переубедить полицейского у них не получилось. И даже тот факт, что корзина, которую Боцман должен был бы взять с собой для собранных грибов, так и не нашлась, полицейского не насторожил.
— Значит, унес кто-то, — отмахнулся он. — Дело совершенно ясное, никакого криминала тут нет. Пьянчуга сам в колодец свалился. Вон и башка у него вся в крови. Стукнулся башкой, пока падал, вот и все дела!
— Мы нашли его довольно далеко от входа.
— Упал, ударился, сразу не умер. Пока силы были, в нору заполз, там и подох.
И сплюнув, полицейский окончательно подвел итог:
— Собаке — собачья смерть.
Эти слова возмутили всех. Леся первой воскликнула:
— Как вы можете такое говорить? Это же человек! И он погиб!
— Человек? — презрительно скривил пухлые губы полицейский. — А вы, дамочка, были знакомы с этим, с позволения сказать, человеком? Нелюдь он был! Паразит на теле общества! Никакой пользы от него никому не было, один лишь вред. Как вам еще объяснить, я уже и не знаю!
С этими словами начальник махнул рукой шоферу, и они вдвоем ушли, провожаемые неприязненным взглядом Матроны. Она явно не питала к начальнику теплых чувств.
А помощники — фотограф с экспертом — еще немного покрутились вокруг, но никакого рвения не выказывали. Они явно были согласны с мнением своего начальника по поводу судьбы, постигшей Боцмана. Единственное, что их волновало, как перетащить теперь тело к дороге.
— Как сюда шли, больно долго получится. Надорвемся мы его на себе тащить, он ведь тяжеленный, гад.
— Надо бы посмотреть, может, поближе какая дорога есть.
В этом им на помощь пришел Лисица. Включив систему навигации, он показал карту местности.
— В полукилометре отсюда есть грунтовка.
— А по ней хоть до Торфяного, хоть до самой трассы запросто выехать можно.
— Куда вы его теперь повезете?
— В райцентр. В морг при больнице.
В самом Торфяном блага цивилизации главным образом были представлены здешним отделением полиции с полностью укомплектованным штатом сотрудников. А вот поликлиники, больницы и тому подобных глупостей в Торфяном не было и в помине. Имелся поселковый магазинчик, и при нем когда-то располагался медпункт, где сидел старенький врач с не менее пожилой медицинской сестрой. Но после того как оба престарелых эскулапа тихо и мирно скончались в короткое время на своем посту от старости, никакой достойной замены им не появилось. А все прибывающие на место молодые врачи либо быстро уносили ноги, либо спивались и плохо заканчивали.
И так уж получилось, что врачевание волей или неволей, но взяли на себя несколько местных бабок — травниц, знахарок и ведуний. К ним и ходило за помощью все местное население. А в случае крайней нужды ехали в больницу в ближайший город. Доезжали далеко не все, но таковы уж правила жизни в российской глубинке.
Однако в случае с Боцманом никакой спешки уже не было. Когда его тело отправилось в городской морг на специальной машине, Матрона повернулась к остальным и произнесла:
— Полиция сказала свое слово, теперь пришла наша очередь. Что вы все думаете по этому поводу?
— Полиция сказала свое слово, теперь пришла наша очередь. Что вы все думаете по этому поводу?
— А вы?
Матрона озабоченно покачала головой и нахмурилась:
— Не верю я в несчастный случай. Боцман грибами и ягодами себе в сезон изрядную денежку зарабатывал. Он все местные леса вдоль и поперек излазил. Если кто и знал об этом колодце, то это именно он!
— И потом, — подхватила следом за ней и Леся, — колодец находится в кустах. Если бы Боцман в него случайно свалился, он мог бы успеть ухватиться за ветви. И либо выбрался бы по ним наружу, либо смягчил бы падение и не убился.
— Что касается самой раны у него на голове, — вступил в разговор и Лисица, — то в колодце нет ни одной выступающей детали. Ступени, которые тут когда-то имелись, были вырыты прямо в земле. От времени они раскрошились. Ни камней, ни железной арматуры, о которую можно проломить себе голову, в колодце нет.
— Его мог ударить камень во время обвала.
— Здоровый, должно быть, был тот камень. А я никаких камней, в крови испачканных, там не заметил, — проворчал теперь уже и Ваник.
— Может, ты плохо смотрел? Кровь на камне вполне могла припудрить пыль, которая бы неизбежно образовалась во время обвала.
— Да? А полицейские? Они тоже плохо смотрели?
К слову сказать, полицейские не нашли в подземном ходу ничего подходящего, чем можно было бы проломить себе голову. Но их это нисколько не смутило. Расследовать обстоятельства смерти какого-то там Боцмана — местного алкаша, который им только глаза своим видом мозолил, они не собирались. Как говорится, баба с возу — кобыле легче. Только тут вместо бабы выступал Боцман.
Но друзья не могли так легко согласиться с версией полиции. Да, эта версия была во многом и для многих удобна, но только не для них.
— В общем, все мы считаем, что в этом происшествии есть что-то неясное, — подвел итог Лисица.
— Да, и надо выяснить, что именно.
— И еще мы должны узнать, что случилось с Ноем, — подала голос Полина, выходя из своего ступора, в который она впала после того, как Ваник нашел в подземном ходу медальон, принадлежащий Израку.
Однако Матрона считала, что поиски пропавшего гения можно немного отложить.
— Нам в самую первую очередь надо сообщить Наталье Семеновне о смерти сына, — сказала она.
— Правильно.
— Наталья Семеновна — это мать Боцмана? — пожелала уточнить Леся.
— Она самая. Проводите меня до ее дома?
— И даже пойдем вместе с вами, — кивнула Кира.
И когда остальные начали шипеть, зачем ей это надо, она лишь шикнула на них:
— Тихо! Если кто и может знать о том, что покойнику Боцману понадобилось ночью в лесу, то это только женщина, с которой он жил. В данном случае его мать.
Наталья Семеновна оказалась совсем древней старушкой. Сухая и жилистая, она почти ослепла к старости, но хозяйство вела твердой рукой. В доме был относительный порядок. Натоплено, пол подметен, и, что самое главное, тут не было запаха лекарств, присущего жилищам стариков. Да и сама Наталья Семеновна для своих восьмидесяти с гаком выглядела очень даже крепкой.
Несколько курочек, о которых говорил с таким пренебрежением господин Жуков, с довольным видом ковырялись в загоне. На грядках торчало с десяток кочанов капусты. Видимо, как-то Наталье Семеновне удавалось находить силы для огорода и птичек.
— На здоровье не жалуюсь, только вот глаза подвели, не вижу почти ничего, как пелена перед глазами. Читать почти совсем не могу. Только с очками, да и то с трудом.
— Операцию можно сделать.
— А зачем? — спокойно возразила старуха. — Если Господь послал мне испытание, надо его вынести со смирением. Да и не нужны мне глаза стали. Что по хозяйству, я и полностью слепой соображу. Всю жизнь тут живу, на ощупь могу любую вещь опознать.
— Все-таки без зрения плохо.
— Конечно, нехорошо. Но все можно решить при желании. Библию мне соседка приходит читать. А телевизор я не смотрю, одно паскудство в нем.
Друзья вели этот разговор, не зная, как подступиться к самому главному, ради чего они и явились в дом Боцмана. Но Наталья Семеновна сама вывела их на разговор:
— Матрона, вы чего пришли-то все вместе? Случилось чего?
— Случилось, тетя Наташа.
— С Юркой чего? — спросила спокойно старуха. — В полицию угодил?
И тут же, не дожидаясь ответа, горько вздохнула:
— Ох и шалопутный он у меня уродился. Сызмальства одни слезы от него были, и с возрастом лучше не стал. Весь в своего отца пошел. От того я тоже одно горе видела. Пил, меня бил, Юрку строжил. И почему так? Свекор мой совершенно нормальный в этом плане был. Выпивал на праздник сто грамм, но чтобы пьяным завалиться, такого с ним сроду не бывало.
И, взглянув на Матрону, старуха спросила:
— Ну? Не тяни уж! Говори, чего мой Юрка натворил на сей раз?
— Тетя Наташа… Юра ведь в лес пошел?
— Ну, — спокойно признала старуха. — Видать, что так. Осень — время грибное. Юрка все свободное время в лесу пропадает, а как не в лесу, так пьяный где-нибудь валяется. Будто бы сама не знаешь! Небось, в одном поселке живем. Все друг у друга на глазах.
— И давно его нету?
— Уже три дня, как щей похлебал да ушел.
— Три дня?
Это совпадало с моментом исчезновения Израка. Значит, эти двое все-таки вместе отправились к колодцу? Но куда потом делся Израк?
И все же друзья решили расспросить старуху поподробнее.
— Вашего сына уже три дня нет дома, а вы совсем не беспокоились о нем?
— Так тепло еще, — пожала плечами старуха. — Небось, не замерзнет. Да и здоровья у меня уже прежнего нет, чтобы за Юркой по всей округе рыскать. Это раньше я все дергалась, где он там пьяный завалился? А теперь прежней прыти во мне уже нет.
— Но все-таки три дня — срок немалый.
— А он мог у Людки-Стекольщицы запросто остаться и на день, и на ночь, и даже больше. Как у Юрки деньги есть, она его завсегда с милой душой у себя принимает. Летом и осенью он почти постоянно у нее живет. Это зимой, когда деньги заканчиваются, он ко мне возвращается.
Подруги взглянули на Матрону.
— Знаете эту Людку-Стекольщицу?
— Думаю, я знаю, о ком Наталья Семеновна говорит. Тетя Наташа, Стекольщица — это ведь та баба, что стеклотару в ларьке принимает?
— Вот-вот. Стекло, металл, ветошь всякую. Даже бумагу и картон. Любой хлам примет, и хоть копеечку, но за это даст. Это наш губернатор распорядился, очистительную фабрику запустил в области. Теперь отовсюду мусор туда свозит. Ничего не скажешь, гораздо чище стало. Мужики да и бабы весь хлам, что в огородах и полях валялся, быстренько собрали и к Людке оттащили. Так чего с Юркой-то случилось? Говорите уже, не томите! Арестовали его?
— Нет, тетя Наташа. Хуже.
— Хуже? Что же хуже-то может быть? Неужто прибрал его Господь к себе?
Матрона поколебалась. Но так как пути назад все равно не было, она кивнула:
— Да.
— Умер?
— Да, теть Наташ. Вы уж не обессудьте, что именно я вам такую весть принесла, но…
— Как он погиб? — перебила ее старуха. — Говори!
И было что-то такое в ее голосе, что заставило Матрону заговорить лаконично, деловито и по существу:
— Упал в лесу в заброшенный колодец и убился. Сегодня мы студента пропавшего искать стали, да вместо него Юру и нашли.
— Мертвый уже был?
— Совсем холодный.
На лице Натальи Семеновны не дрогнул ни один мускул.
— Вот как, — только и произнесла она задумчиво, — значит, сподобил Господь, освободил меня и от этой ноши. Трое детей у меня было, да все неудачные. Дочка до мужиков очень охоча, кучу романов имела, ни одного стоящего так и не завела. Старший сын еще в армии совсем молодым погиб. Один Юрка со мной остался, да и от него никакой мне радости не было. Весь в батьку своего! Коли пьяный, так на лавке храпит. Протрезвеет, жрать просит, потом за бутылкой бежит. Ни денег от него, ни помощи, ни слова ласкового… В последнее время еще и покрикивать на меня стал. Плохой сын, что и говорить. Вот все думала, когда же Господь оградит меня от этой напасти? А теперь понимаю, послал Господь Юрке свою милость. Не позволил совсем уж опуститься. Раньше к себе забрал.
Подруги хотели сказать что-то уместное случаю, выразить матери свои соболезнования, но Наталья Семеновна неожиданно вскочила на ноги и повернулась в сторону икон:
— Ох, что же это я сижу, причитаю? Надо положенные молитвы за Юру отчитать. Как новопреставившемуся, ему особое внимание сейчас.
И не тратя больше времени на болтовню, старуха встала на колени перед тремя иконами, рядом с которыми теплилась маленькая лампадка. Иконы были старинными, но их потемневшие лики взирали на осиротевшую мать, как показалось подругам, с удивительной кротостью и смирением.
Вот только было что-то в этих иконах странное. И присмотревшись, подруги увидели, что Спаситель осеняет их крестным знамением всего двумя перстами, а не тремя, как они привыкли видеть на церковных иконах.