Боманц перебрался в тень подальше и принялся думать.
Что все это значит? Убийство, само собой. Но чье? И зачем? Кто поселился в заброшенной конюшне? Паломники и просто путники вечно ночевали в пустых строениях… И кто эти заговорщики?
На ум приходили разные варианты, но Боманц отбросил все — слишком уж они были мрачные. Когда самообладание вернулось к нему, он побежал к раскопу.
Лампа Шаблона стояла на месте, но самого парня не было видно.
— Шаб? — Нет ответа. — Шаблон! Где ты? — Опять нет ответа. — Шаблон! — вскрикнул Боманц почти панически.
— Пап, это ты?
— Где ты?
— Сру.
Боманц со вздохом сел. Секундой позже вылез из кустов сын, утирая пот со лба. Странно: ночь прохладная.
— Шаб, неужели Бесанд передумал? Этим утром он вроде уехал. А я только что слышал, как несколько мужиков сговаривались убить кого-то, и вроде бы его.
— Убить? Кто?
— Не знаю. Трое или четверо. Одним из них мог быть Мен-фу. Он не возвращался?
— Не знаю. Тебе не примерещилось часом? Что ты вообще тут делаешь посреди ночи?
— Опять кошмары. Не мог заснуть. И мне не примерещилось. Эти типы собирались убить кого-то, потому что тот не уехал.
— Это ж бессмыслица, пап.
— Да мне пле… — Боманц резко развернулся. Что-то зашуршало за его спиной. В круг света вышла, пошатываясь, фигура, сделала три шага и упала.
— Бесанд! Это Бесанд. А я что тебе говорил!
Грудь бывшего Наблюдателя пересекала кровавая рана.
— Я в порядке, — прошептал он, — В порядке. Просто шок. Не так страшно… как кажется.
— Что случилось?
— Пытались меня убить. Я же говорил — скоро начнется. Говорил, что они играют по-крупному. Но в этот раз я их надул. И убийцу ихнего срезал.
— Я думал, ты уезжаешь. Я видел, как ты уходил.
— Передумал. Не могу уехать. Я клятву дал, Бо. Работу у меня отняли, но не совесть же. Я должен их остановить.
Боманц посмотрел сыну в глаза. Шаблон покачал головой:
— Пап, глянь на его запястье.
Боманц посмотрел.
— Ничего не вижу.
— В том-то и дело. Амулета нет.
— Он же его сдал, когда уходил. Разве нет?
— Нет, — ответил Бесанд, — Потерял в драке. И в темноте не смог найти, — Он снова издал тот странный звук.
— Папа, он серьезно ранен. Я сбегаю в бараки.
— Шаб, — выдохнул Бесанд, — только ему не говори. Скажи капралу Хрипку.
— Ладно. — Шаблон умчался.
Свет Кометы наполнял ночь призраками, Курганье, казалось, корчится и ползет. Тени проскальзывали среди кустов. Боманц поежился и попытался убедить себя, что это лишь игра воображения.
Близилось утро. Бесанд вышел из шока и теперь прихлебывал присланный Жасмин супчик. Пришел капрал Хрипок, доложил результаты расследования.
— Ничего не нашел, сударь. Ни тела, ни амулета. Даже следов драки нет. Словно и не было ничего.
— Ну не сам же я себя порезал!
Боманц призадумался. Если бы он не подслушал заговорщиков, то просто не поверил бы Бесанду. Этот человек способен организовать покушение на себя, чтобы вызвать сочувствие.
— Я вам верю, сударь, Я только рассказываю, что нашел.
— Они потеряли свой лучший шанс. Теперь мы предупреждены. Будьте внимательны.
— И не забывайте, кто ваш новый начальник, — встрял Боманц. — Не наступайте ему на мозоли.
— Этот недоумок. Сделай что можешь, Хрипок. И не шарь вокруг курганов.
— Слушаюсь. — Капрал отбыл.
— Возвращайся домой, пап, — подложил Шаблон. — Ты весь серый.
Боманц поднялся.
— Ты в порядке? — спросил он.
— Отлично, — ответил Бесанд. — Не беспокойся обо мне. Солнце-то встало. Эти твари на дневном свету ни на что не годятся.
«Не слишком на это рассчитывай, — подумал Боманц. — Если это истинные почитатели Властелина, они и ясный полдень могут превратить в ночь».
— Я тут думал этой ночью, пап, — произнес Шаблон, как только они отошли. — До начала заварушки. О твоей проблеме с прозваниями. И меня осенило. Есть в Весле такой старый камень — здоровый, с рунами и резьбой. Черт знает, сколько он там стоит. Никто не помнит, кто его ставил или зачем. Всем наплевать.
— Ну и?
— Давай покажу, что на нем нарисовано. — Шаблон подобрал веточку, расчистил клочок земли, начал рисовать. — На верхушке — неровная звезда в круге. Потом несколько строк — руны, которые никто прочитать не может. Их я не помню. Потом картинки. — Он поспешно чертил линии.
— Довольно грубо.
— Они такие и есть. Но посмотри. Вот этот. Человечек со сломанной ногой. Здесь. Червь? Тут — человек поверх контура зверя. Тут — человек с молнией. Понимаешь? Хромой. Крадущийся в Ночи. Меняющий Облик. Зовущая Бурю.
— Может быть. А может быть, ты торопишься с выводами.
— Пускай, — Шаблон продолжал рисовать. — Вот так они расположены на камне. Четверо, кого я назвал. В том же порядке, что у тебя на карте. Смотри сюда. На твоих пустых местах. Это могут быть те Взятые, чьи могилы мы еще не определили. — Он указал на пустой кружок, человечка со склоненной набок головой, голову зверя с кругом во рту.
— Позиции сходятся, — признал Боманц.
— И?
— Что «и»?
— Папа, ты прикидываешься идиотом. Круг — это может быть ноль. А может быть знак прозывавшегося Безликим или Безымянным. Этот — Повешенный. А тут — Луногрыз, или Лунный Пес?
— Вижу, Шаб. Но я не уверен, что хочу видеть. — Он рассказал Шаблону свой сон — огромная волчья пасть, заглатывающая луну.
— Вот видишь! — сказал Шаблон. — Тебе собственное сознание подсказывает. Проверь свидетельства. И посмотри, все ли сходится.
— Не стоит.
— Почему?
— А я их наизусть помню. Сходится.
— Так в чем дело?
— Я уже не уверен, что хочу это сделать.
— Папа… Папа, если не ты, то я это сделаю. Я не позволю тебе выбросить зря тридцать семь лет. Что изменилось? Ты отдал почти все, чтобы попасть сюда. Неужели ты можешь все это просто списать?
— Я привык к такой жизни. Меня она не тяготит.
— Папа… Я ведь встречался с твоими знакомыми по прежней жизни. Все они говорят, что ты мог бы стать великим волшебником. Они изумлялись, что с тобой произошло. Они знают, что у тебя был какой-то тайный великий план и ты отправился исполнять его. Они думают, что ты мертв, потому что иначе о человеке твоих способностей было бы известно. И теперь я начинаю подумывать, что они правы.
Боманц вздохнул. Шаблон никогда не поймет его. Пока не постареет в тени виселицы.
— Я серьезно, пап. Я сделаю это.
— Нет, не сделаешь. Тебе не хватит ни знаний, ни мастерства. Я сделаю это сам. Так, наверное, предрешено.
— Пошли!
— Не торопись ты так. Не на посиделки собираешься. Это опасно. Мне нужен отдых и время, чтобы прийти в соответствующее состояние. Собрать оборудование, приготовить сцену.
— Пап!
— Шаблон, кто тут специалист? Кто этим займется — ты или я?
— Ты, наверное.
— Тогда заткнись. И держи рот на замке. Самое раннее — завтра ночью. Если твое расположение прозваний меня удовлетворит.
Шаблон глянул на него обиженно и нетерпеливо.
— В чем дело? Что у тебя за спешка?
— Я просто… Я думаю, что вместе с Токаром приедет Слава. Я хотел, чтобы она приехала уже к завершению.
Боманц в отчаянии заломил брови.
— Пошли домой. Я с ног валюсь. — Он обернулся. Бесанд, напрягшись от ярости, глядел в сторону Курганья. — И держи его от меня подальше.
— Пару дней ему будет просто не встать.
Чуть позже Боманц пробормотал:
— Что это все может значить? Неужели и вправду воскресители?
— Воскресители — это миф, на котором наживается Бесандова банда, — ответил Шаблон.
Боманц вспомнил некоторых своих университетских знакомых.
— Не будь так в этом уверен.
Дома Шаблон сразу пошел на чердак — изучать карту. Боманц перекусил и, прежде чем лечь, сказал Жасмин:
— Приглядывай за Шабом. Что-то он странно себя ведет.
— Странно? Это как?
— Не знаю. Просто странно. Слишком его Курганье интересует. Не давай ему отыскать мои вещи. Он может попытаться сам открыть путь.
— Он не станет.
— Я уж надеюсь… но все же приглядывай за ним.
Глава 15 Курганье
Услыхав, что Грай вернулся, Кожух немедля побежал к старику домой. Грай обнял его.
— Как поживаешь, парень?
— Мы уж думали, что ты сгинул. — Грая не было дома восемь месяцев.
— Пытался вернуться, но тут у вас дорог совсем не осталось.
— Знаю. Полковник попросил Взятых сбрасывать припасы с ковра-самолета.
— Слыхал. Военный губернатор в Весле на дыбы встал, как это услышал. Целый полк отправил на строительство новой дороги. Уже на треть сделана. Я по ней сюда и шел.
Кожух посерьезнел.
— Это действительно была твоя дочь?
Кожух посерьезнел.
— Это действительно была твоя дочь?
— Нет, — ответил Грай.
Уходя, он заявил, что хочет встретиться с женщиной, назвавшейся его дочерью. Он заявил, что отдаст все свои сбережения человеку, который найдет его детей и приведет в Весло.
— Ты, кажется, разочарован.
Так оно и есть. Исследования не дали почти ничего. Слишком многих летописей не хватает.
— Как перезимовали, Кожух?
— Плохо.
— Там, внизу, тоже было не лучше. Я за вас беспокоился.
— У нас с племенами были неприятности, Самое худшее из всего. Знаешь, всегда можно сидеть в доме, приперев дверь бревном. Но когда воры забрались в твой погреб, есть уже нечего.
— Я так и думал, что до этого дойдет.
— Мы присматривали за твоим домом. Лесовики разграбили пару пустующих.
— Спасибо. — Глаза Грая сузились. Чужие в его доме? Насколько внимательно они смотрели? Если хорошо поискать, можно найти достаточно, чтобы повесить его.
Грай выглянул из окна:
— Кажется, дождь идет.
— Да тут всегда дождь идет, кроме тех дней, когда идет снег. Зимой на двенадцать футов насыпало. Люди волнуются. Что с погодой случилось?
— Старики рассказывают, что после Великой Кометы всегда так — пара очень суровых зим. В Весле таких холодов не было, но снегопадов — изрядно.
— Сильных морозов и у нас не бывало. Только снегу так навалило, что из дому не выйти. Я чуть с ума не сошел. Курганье — ровно озеро замерзшее. Даже Великого кургана не видать.
— Да? Ну мне еще мешок разобрать надо. Так что давай-ка расскажи всем, что я вернулся. Все деньги порастратил. И работа мне нужна срочно.
— Ладно, Грай.
Грай смотрел из окна, как Кожух бредет к казармам стражников по настилу, положенному уже после отъезда Грая. Понятно, почему положенному, — под настилом хлюпала грязь. Кроме того, полковник Сироп не позволял своим людям бездельничать. Когда Кожух исчез из виду, Грай поднялся на второй этаж.
Ничего не тронуто. Отлично. Он глянул в окошко на Курганье.
Как оно изменилось за какую-то пару лет. Еще немного, и его вовсе будет не разглядеть.
Грай фыркнул, пригляделся внимательнее. Потом вытащил из тайника шелковую карту, посмотрел на нее, потом снова на Курганье. Затем выудил из-за пазухи намокшие от пота бумаги, те, что таскал с собой с того момента, как украл их из университета в Весле, разложил их поверх карты.
Ближе к вечеру он встал из-за стола, накинул плащ и, взяв палку, на которую теперь опирался, вышел. Ковыляя по грязи, лужам и слякоти, он добрался до холма над Великой Скорбной рекой.
Река, как всегда, разлилась. Русло ее продолжало петлять. Через некоторое время Грай выругался, врезал тростью по старому дубу и повернул к дому.
Спустились серые сумерки. До темноты он домой не успеет.
— Черт, как же все сложно, — пробормотал Грай. — Я никогда на это не рассчитывал. Что же мне теперь делать?
Рискнуть. Сделать шаг, которого он стремился по возможности избежать, хотя именно в предчувствии его и зимовал в Весле.
В первый раз за многие годы Грай подумал, а стоит ли игра свеч.
Но что бы он ни решил, до темноты ему домой не успеть.
Глава 16 Равнина Страха
Если с перепугу накричать на Душечку, можно много чего пропустить. Ильмо, Одноглазый, Гоблин, Масло — вся компания обожает меня подкалывать. И посвящать меня в подробности они не собирались, нет! Привлекли к этому делу всех — даже Следопыт, который, кажется, очень привязался ко мне и болтал со мной больше всех остальных, вместе взятых, не обмолвился словом. Так что назначенный день я встретил в торжествующем невежестве.
Я собрал полную боевую выкладку. Мы вообще-то, согласно традиции, тяжелая пехота, хотя в последнее время больше ездим верхом. Большинство из нас слишком стары, чтобы таскать восемьдесят фунтов барахла на горбу. Я отволок свои сумы в пещеру, которая служит у нас конюшней и воняет, как прабабушка всех хлевов, — и не нашел там ни одного оседланного коня. Впрочем, кроме коня Душечки.
Мальчишка-конюший только ухмыльнулся, когда я спросил его, что творится.
— Поднимитесь наверх, — посоветовал он, — Сударь.
— Да? Ублюдки вонючие. Я им покажу, как в игрушки со мной играть. Я им напомню, кто тут ведет Анналы.
Я матерился и стенал, пока не выбрался в сплетение слабых лунных теней вокруг входа в туннель. Там собралась остальная банда — с облегченной выкладкой. У каждого только оружие и мешок сушеной жратвы.
— Ты куда собрался, Костоправ? — осведомился Одноглазый, с трудом сдерживая смех. — Ты, похоже, все свое барахло в мешок увязал. В черепаху превращаешься? Носишь домик на спине?
— Мы не переезжать собрались, — Это Ильмо. — Просто отправляемся в налет.
— Да вы просто банда садистов!
Я вышел в полосу тусклого света. Луна через полчаса должна была сесть. Вдалеке плыли в ночи Взятые. Эти сукины дети серьезно относились к своему дозору. А чуть поближе к нам собралась целая толпа менгиров. Их было столько, что равнина походила на пустынное кладбище. И бродячих деревьев немало.
Больше того — несмотря на полный штиль, я слышал звон Праотца-Дерева. Это явно что-то значило. Менгир мог бы объяснить мне, но эти каменюги очень молчаливы, когда дело касается их самих и их братьев по разуму. Особенно Праотца-Дерева. Многие из них даже не признаются, что он существует.
— Лучше разгрузись, Костоправ, — приказал Лейтенант, но объяснять тоже ничего не стал.
— И ты с нами? — удивленно спросил я его.
— Ага. Пошевеливайся. Времени у нас немного. Оставь только оружие и аптечку. И быстрее — одна нога здесь, другая там.
Спускаясь, я столкнулся с Душечкой. Она улыбнулась. Как я ни был зол, а все же улыбнулся в ответ. Не могу на нее злиться. Я ведь ее знаю с той поры, как она была во-от такусенькая. Когда Ворон спас ее от головорезов Хромого в форсбергской кампании. И я не могу смотреть на эту женщину, не видя в ней того ребенка. Сентиментален я становлюсь и мягок.
Поговаривают, что я страдаю романтическим параличом мысли. Вспоминая прошлое, я почти готов с этим согласиться. Все эти глупости, что я писал о Госпоже…
Когда я вернулся наверх, луна касалась горизонта. По толпе гулял возбужденный шепоток. Была там и Душечка на своей белой кобыле, гарцевавшая вокруг и объяснявшаяся с теми, кто понимал язык знаков. А в небе плыли невиданно низко сияющие пятна, какие встречаются только на щупальцах летающих китов. Такое бывает только в страшных рассказах об изголодавшихся китах, которые спускают щупальца до самой земли и пожирают каждое растение и животное на своем пути. — Эй! — окликнул я наших. — Поосторожнее там! Этот ублюдок снижается.
Огромная тень затмевала тысячи звезд. И расползалась. Вокруг нее вились манты. Большие, маленькие, средние — столько их я никогда не видел.
Мой оклик вызвал только смех. Я снова помрачнел и принялся обходить ударную группу, изводя товарищей проверкой наличия обязательных пакетов первой помощи. К концу обхода я почувствовал себя намного лучше — пакеты были у всех.
Летучий кит спускался.
Луна села, и в тот же миг менгиры начали двигаться. И светиться — той стороной, что повернута к нам и не видна Взятым.
Душечка проехала по отмеченной менгирами дороге. Когда она проезжала мимо менгира, тот гас и, как я полагаю, передвигался к дальнему концу шеренги.
Времени проверять у меня не было. Ильмо и Лейтенант построили нас в колонну. Ночь над нашими головами наполняли хлопанье крыльев и писк теснящихся в воздухе мант.
Летучий кит оседлал ручей.
Мой бог, он был огромен. Огромен! Я и не подозревал… Он на пару сотен ярдов уходил в кораллы на дальней стороне ручья. А всего в нем было четыре-пять сотен ярдов. И в ширину от семидесяти до сотни.
Менгир сказал что-то, но я не разобрал слов. Колонна двинулась вперед.
Через минуту мои худшие подозрения подтвердились, Мы карабкались по огромному боку на спину кита, туда, где обычно сидят манты.
Кит пах, и сильно. Запах этот не походил ни на что мне знакомое. Мощный запах, можно сказать. Не то чтобы неприятный, но очень сильный. И спина кита… странная на ощупь. Не мохнатая, не чешуйчатая, не роговая. Не слизистая по-настоящему, но гладкая и упругая, точно переполненная кишка. Ухватиться было за что. Наши башмаки и пальцы не беспокоили зверя.
Менгир ворчал, как старый сержант, одновременно передавая приказы и китовые жалобы. У меня создалось впечатление, что летучий кит был от природы брюзглив и процедура нравилась ему не больше, чем мне. Не могу его за это винить.
Наверху нас ждали неуклюже взгромоздившиеся на китовую спину другие менгиры. Когда я поднялся, менгир отправил меня к одному из своих собратьев, а тот указал, где сесть. Через пару минут к нам присоединились последние ребята.