— Гарри, — неуверенно позвал голос Рона. Гарри не пошевелился, притворился спящим. Услышав, что Рон ушёл, он перекатился на спину и невидяще уставился вверх.
Ненависть, такая, какой он никогда раньше не знал, распространялась по телу, как яд. Он с такой ясностью видел перед собой смеющееся лицо Блэка, как будто кто-то прилепил фотографию из альбома к его глазам. Словно в кино, он видел, как Сириус Блэк взрывает Питера Петтигрю (напоминавшего Невилля Лонгботтома). Он слышал (хотя и не имел представления, как может звучать голос Блэка) тихое, восторженное бормотание: «Это произошло, милорд… Поттеры выбрали меня Хранителем Секрета…» После этих слов звучал другой голос, он пронзительно хохотал… Этот хохот Гарри слышал всякий раз, когда к нему приближались дементоры…
— Гарри — ты выглядишь ужасно. Гарри не спал до самого рассвета. Когда он проснулся, спальне уже опустела. Он оделся и по винтовой лестнице спустился в гостиную, где не было никого, кроме Рона. Он заглатывал мятных жаб и гладил себя по животу. Гермиона заняла целых три столика домашней работой.
— А где все? — спросил Гарри.
— Уехали! Сегодня первый день каникул, забыл? — откликнулся Рон, пристально всматриваясь в лицо Гарри. — Скоро обед; я уже собирался пойти разбудить тебя. Гарри плюхнулся в кресло у огня. За окнами по-прежнему валил снег. Косолапсус растянулся перед камином, похожий на большой рыжий половик.
— Выглядишь ты и правда не очень хорошо, — Гермиона всмотрелась ему в глаза.
— Всё нормально, — отмахнулся Гарри.
— Гарри, послушай, — сказала Гермиона, обменявшись взглядом с Роном, — после того, что мы вчера услышали, всё не может быть нормально. Только ты всё равно не должен совершать никаких глупых поступков.
— Каких, например? — осведомился Гарри.
— Например, искать Блэка, — резко вмешался Рон. Было ясно, что они отрепетировали эту речь заранее, пока он спал. Гарри ничего не ответил.
— Ты же не будешь, Гарри, ну, скажи, что не будешь! — воззвала Гермиона.
— Блэк не стоит того, чтобы из-за него умирать, — сказал Рон. Гарри посмотрел на друзей. Они же ничего не понимают!
— А вы знаете, что я слышу всякий раз, как ко мне приближаются дементоры? — Рон с Гермионой испуганно потрясли головами. — Я слышу, как кричит моя мама, молит Вольдеморта о пощаде. Если бы вы слышали крик человека, которого сейчас убьют, вы бы тоже не смогли так сразу забыть об этом. А если бы вам стало известно, что кто-то, кто притворялся её другом, предал её, подослал к ней Вольдеморта…
— Но ты же ничего не можешь сделать! — вскричала порясённая Гермиона. — Дементоры схватят Блэка и отправят его назад в Азкабан и… так ему и надо!
— Ты же слышала, что сказал Фудж. Дементоры не действуют на Блэка так, как на нормальных людей. Для него это не такое наказание, как для остальных.
— И что ты хочешь сказать? — очень напряжённо спросил Рон. — Ты собираешься… убить Блэка или что?
— Но это же глупо! — в панике закричала Гермиона. — Гарри не будет никого убивать, ведь правда, Гарри? И снова Гарри не ответил. Он не знал, что собирается делать. Знал только, что, пока Блэк на свободе, ему претит мысль о собственном бездействии.
— Малфой всё знает, — отрывисто произнёс он. — Помните, что он сказал тогда на снадобьях? «Если бы речь шла обо мне, я бы жаждал мести. Я бы выследил его сам…»
— Значит, ты будешь действовать по подсказке Малфоя? — разозлился Рон. — А ты знаешь, что получила мать Петтигрю, после того, как его прикончил Сириус Блэк? Мне папа рассказывал — орден Мерлина первой степени и палец в коробочке. Это самое большее, что осталось от Петтигрю. Из того, что нашли. Блэк сумасшедший, Гарри, он опасен…
— Малфою рассказал его отец, — продолжал Гарри, не слушая Рона. — Он же принадлежал к близкому окружению Вольдеморта…
— Говори «Сам-Знаешь-Кто», будь любезен! — сердито оборвал Рон.
— … это так очевидно… в семье Малфоев известно, что Блэк работал на Вольдеморта…
— И в семье Малфоев будут счастливы, если тебя, как и Петтигрю, разорвёт на тысячу кусочков! Приди в себя, Гарри! Малфой мечтает, чтобы ты исчез, провалился куда угодно, лишь бы не встречаться с тобой на квидишном поле.
— Гарри, прошу тебя, — глаза Гермионы наполнились слезами, — пожалуйста, послушайся голоса разума. Блэк совершил ужасную, ужасную вещь, но н-не подвергай себя опасности, ведь именно этого Блэку и нужно… О, Гарри, ты сыграешь ему на руку, если начнёшь искать его сам. Согласись, твои мама и папа не хотели бы этого! Они не хотели бы, чтобы ты разыскивал Блэка!
— Я никогда не узнаю, чего бы они хотели, потому что благодаря Блэку ни разу не разговаривал с ними, — сухо ответил Гарри. Воцарилось молчание. Косолапсус потянулся всем своим роскошным телом, выпустив когти. Карман Рона содрогнулся.
— Послушайте, — воскликнул Рон, судорожно разыскивая повод сменить тему, — у нас же каникулы! Скоро Рождество! Давайте… давайте пойдём к Огриду. Мы у него сто лет не были!
— Нельзя! — торопливо вмешалась Гермиона. — Гарри нельзя покидать замок.
— Ага, давай сходим, — сказал Гарри, выпрямляясь в кресле, — я спрошу у него, почему он никогда не упоминал Блэка, когда рассказывал о моих родителях! Дальнейшие обсуждения Сириуса Блэка попросту не входили в планы Рона.
— Можно ещё поиграть в шахматы, — поспешно добавил он, — или в побрякуши. Перси оставил набор…
— Нет, пойдём к Огриду, — решительно потребовал Гарри.
Ребята сходили в спальни за мантиями, пролезли в отверстие за портретом («Стоять! Готовьтесь к бою, безродные желтопузые трусы!»), прошли по пустому замку и через дубовые двери вышли на улицу. Они медленно побрели по склону, оставляя в сверкающем пуховом снегу глубокие траншеи. Носки и подолы промокли и сильно холодили тело. Запретный лес выглядел волшебно, деревья были одеты в наряды из серебра, а хижина Огрида напоминала торт, украшенный сахарной пудрой. Рон постучал, но ответа не было.
— Не мог же он уйти? — Гермиона дрожала от холода как осиновый лист. Рон прижал ухо к двери.
— Там какой-то странный звук, — сообщил он. — Вот послушайте — может, это Клык? Гарри с Гермионой тоже приложили уши к двери. Из хижины доносились низкие, спазматические завывания.
— Наверное, надо сходить привести кого-нибудь? — занервничал Рон.
— Огрид! — крикнул Гарри, забарабанив в дверь. — Огрид, ты там? Грузно зашаркали шаги; дверь со скрипом приотворилась. На пороге появился Огрид с красными, опухшими глазами. Слёзы струились по лицу и падали на кожаную жилетку.
— Вы слыхали? — заголосил он и бросился Гарри на шею. Это было не смешно — размерами Огрид по меньшей мере в два раза превосходил обычного человека.
Чуть не рухнувшего Гарри спасли Рон с Гермионой. Они подхватили Огрида под руки и с усилием отволокли в хижину. Огрид позволил усадить себя в кресло, уронил руки и голову на стол и безудержно зарыдал. Мокрое лицо блестело, слёзы скатывались по косматой бороде.
— Огрид, что случилось? — в ужасе спросила Гермиона. Гарри заметил на столе какое-то официальное уведомление.
— Что это такое, Огрид?
Рыдания стали громче. Огрид пихнул Гарри письмо. Тот взял его в руки и прочитал вслух: Уважаемый мистер Огрид! В отношении предпринимаемого нами расследования дела о нападении гиппогрифа на учащегося Вашего класса, уведомляем Вас, что мы принимаем заверения профессора Думбльдора в том, что Вы не несёте ответственности за этот неприятный инцидент.
— Ну так что, здорово, Огрид! — воскликнул Рон, хлопнув его по плечу.
Но Огрид не прекратил рыдать, а только замахал громадной лапищей, показывая, чтобы Гарри читал дальше. Однако, мы должны довести до Вашего сведения, что вышеупомянутый гиппогриф вызывает наше огромное беспокойство. Мы приняли решение рассмотреть официальную жалобу, поданную мистером Люциусом Малфоем. Таким образом, Ваше дело будет передано на рассмотрение комитета по уничтожению опасных созданий. Слушание назначено на 20-е апреля, и мы просим Вас в этот день доставить означенного гиппигрифа в Лондон на заседание. В настоящее время гиппогрифа следует содержать в изолированном помещении в стреноженном состоянии. Искренне Ваш… Далее следовали подписи членов правления школы.
— Ой, — сказал Рон. — Огрид, ты ведь говорил, что Конькур — хороший гиппогриф. Я уверен, что ты сумеешь защитить его…
— Ты понятия не имеешь, какие там сидят горгульи, в этом комитете по уничтожению опасных созданий! — Огрид захлебнулся рыданиями, одновременно утираясь рукавом.
— У них зуб на всех интересных зверьков! Неожиданный звук из угла хижины заставил ребят резко обернуться. Гиппогриф Конькур лежал в углу, поклёвывая нечто, обильно источавшее кровь.
— Не мог же я привязать его там, в снегу! — давился слезами Огрид. — Одного! В Рождество. Гарри, Рон и Гермиона переглянулись. Они никогда не встречались лицом к лицу с теми, кого Огрид называл «интересными зверьками» (а прочие называли жуткими монстрами). С другой стороны, именно Конькур не вызывал особенных опасений, наоборот, учитывая обычные привязанности Огрида, был вполне милым.
— Огрид, что случилось? — в ужасе спросила Гермиона. Гарри заметил на столе какое-то официальное уведомление.
— Что это такое, Огрид?
Рыдания стали громче. Огрид пихнул Гарри письмо. Тот взял его в руки и прочитал вслух: Уважаемый мистер Огрид! В отношении предпринимаемого нами расследования дела о нападении гиппогрифа на учащегося Вашего класса, уведомляем Вас, что мы принимаем заверения профессора Думбльдора в том, что Вы не несёте ответственности за этот неприятный инцидент.
— Ну так что, здорово, Огрид! — воскликнул Рон, хлопнув его по плечу.
Но Огрид не прекратил рыдать, а только замахал громадной лапищей, показывая, чтобы Гарри читал дальше. Однако, мы должны довести до Вашего сведения, что вышеупомянутый гиппогриф вызывает наше огромное беспокойство. Мы приняли решение рассмотреть официальную жалобу, поданную мистером Люциусом Малфоем. Таким образом, Ваше дело будет передано на рассмотрение комитета по уничтожению опасных созданий. Слушание назначено на 20-е апреля, и мы просим Вас в этот день доставить означенного гиппигрифа в Лондон на заседание. В настоящее время гиппогрифа следует содержать в изолированном помещении в стреноженном состоянии. Искренне Ваш… Далее следовали подписи членов правления школы.
— Ой, — сказал Рон. — Огрид, ты ведь говорил, что Конькур — хороший гиппогриф. Я уверен, что ты сумеешь защитить его…
— Ты понятия не имеешь, какие там сидят горгульи, в этом комитете по уничтожению опасных созданий! — Огрид захлебнулся рыданиями, одновременно утираясь рукавом.
— У них зуб на всех интересных зверьков! Неожиданный звук из угла хижины заставил ребят резко обернуться. Гиппогриф Конькур лежал в углу, поклёвывая нечто, обильно источавшее кровь.
— Не мог же я привязать его там, в снегу! — давился слезами Огрид. — Одного! В Рождество. Гарри, Рон и Гермиона переглянулись. Они никогда не встречались лицом к лицу с теми, кого Огрид называл «интересными зверьками» (а прочие называли жуткими монстрами). С другой стороны, именно Конькур не вызывал особенных опасений, наоборот, учитывая обычные привязанности Огрида, был вполне милым.
— Тебе надо как следует построить защиту, Огрид, — Гермиона села рядом и положила ладонь на массивное предплечье. — Я уверена, ты сможешь доказать, что Конькур безопасен.
— Без разницы! — всхлипывал Огрид. — Эти дьяволы в комитете, они все у Люциуса в кармане! Боятся его! А если мы проиграем, Конькура… Огрид чикнул пальцем по горлу, издал протяжный вопль и снова уронил голову на руки.
— А что Думбльдор? — спросил Гарри.
— Он и так уж для меня сделал больше некуда, — простонал Огрид. — Ему и без того тяжко приходится, чтоб дементоров не пускать в замок, да ещё и Сириус рядом рыщет…
Рон с Гермионой кинули быстрый взгляд на Гарри — вдруг он начнёт клеймить Огрида позором за то, что тот не рассказал о Блэке всей правды. Однако, Огрид пребывал в таком отчаянии, что было не до выяснения отношений.
— Знаешь, Огрид, — сказал Гарри, — ты, главное, не теряй надежды. Гермиона права, тебе нужно правильно построить защиту. Можешь пригласить нас всех в свидетели…
— По-моему, я читала об одном случае преследования гиппогрифа, — задумчиво произнесла Гермиона, — кстати, его оправдали. Огрид, я поищу в книжке и тогда скажу тебе, как обстояло дело. Огрид завыл ещё громче. Гарри и Гермиона посмотрели на Рона, молча взывая о помощи.
— Может быть… приготовить чаю? — предложил Рон. Гарри с укором уставился на него.
— Мама всегда так делает, когда кто-нибудь плачет, — пробормотал, пожав плечами, Рон. Наконец, получив множество уверений, что ему помогут, глядя на поставленную перед ним дымящуюся кружку, Огрид высморкался в платок размером со скатерть и сказал:
— Вы правы. Сейчас нельзя разваливаться. Надо собраться… Немецкий дог Клык робко вылез из-под стола и положил голову на колени хозяина.
— Последние дни я сам не свой, — признался Огрид, поглаживая Клыка одной рукой и вытирая лицо другой. — За Конькура душа изболелась, да и мои уроки никто не любит…
— Мы любим! — тут же соврала Гермиона.
— Да, у тебя здорово! — выпалил Рон, скрестив под столом пальцы. — Да, а… как поживают скучечерви?
— Сдохли, — мрачно ответил Огрид. — Пережрали латука.
— О, нет! — воскликнул Рон, с трудом удерживая на месте поползшие вверх уголки губ.
— И от дементоров мне не по себе, — вдруг содрогнулся Огрид. — Каждый раз, как иду в «Три метлы» пропустить стаканчик, приходиться проходить мимо них. Прям как будто попал назад в Азкабан…
Он умолк и принялся заглатывать чай. Гарри, Рон и Гермиона, не издавая ни звука, наблюдали за ним. Раньше Огрид никогда не упоминал о своём коротком пребывании в тюрьме. После некоторой паузы Гермиона робко задала вопрос:
— Там было очень страшно, Огрид?
— Не представляете, — тихо ответил Огрид. — Ни в жисть со мной такого не было. Думал, всё, крыша поехала. Всё поминал самое плохое… как из «Хогварца» исключили… как папаша мой помер… как Норберта отправлял… Его глаза снова увлажнились. Норберта, детёныша дракона, Огрид выиграл в карты.
— Проходит время, а ты уж и не знаешь, кто ты такой есть. И не знаешь, зачем живёшь. Я, помню, всё надеялся, помереть бы во сне… Когда меня выпустили, я как заново народился, как будто в меня хлынул обратно весь мир… такое чувство… А дементоры, меж тем, не очень-то хотели меня отпускать.
— Ты же был невиновен! — воскликнула Гермиона. Огрид фыркнул.
— А им-то что? Им по барабану. Им подавай штук двести человечьих душ, чтобы было откуда высасывать радость да счастье, а кто там виноват, кто не виноват — не ихнего ума дело. Огрид затих на мгновение, застывшими глазами глядя в кружку. Затем тихо произнёс:
— Хотел я было выпустить Конькура… шугал его, шугал, кыш, мол, отсюда… да как ты объяснишь гиппогрифу, что ему надо скрыться? А ещё… боюсь я теперь… нарушать закон-то, — он поднял на ребят несчастные глаза, слёзы вновь струились по лицу, — не хочу больше в Азкабан.
Поход к Огриду, хоть его и нельзя было назвать развлечением, тем не менее оказал положительное воздействие, на которое так рассчитывали Рон с Гермионой. Гарри, хоть и не забывал о Блэке, уже не мог постоянно вынашивать планы мести — надо было думать, как помочь Огриду выиграть дело в комитете по уничтожению опасных созданий. На следующий же день они отправились в библиотеку и возвратились в пустынную общую гостиную, нагруженные разнообразной литературой, которая должна была помочь подготовить аргументы защиты в пользу Конькура. Все трое уселись перед полыхающим в камине огнём и принялись медленно листать страницы пыльных томов. Они выискивали все упоминания о знаменитых делах о хищных животных и время от времени, когда попадалось нечто подходящее, обменивались репликами.
— Вот кое-что… дело 1722 года… только тут гиппогриф был приговорён… бррр, посмотрите только, что с ним сделали, это отвратительно…
— Наверное, вот это может помочь, смотрите — в 1296 году мантикора растерзала кого-то, но её отпустили — ой! — нет, это произошло только потому, что никто не решился к ней приблизиться…
Тем временем, замок украшали к Рождеству, невзирая на то, что оценить великолепное убранство было практически некому — мало кто из учащихся остался в школе на каникулы. По коридорам и переходам были развешаны толстые гирлянды из омелы и остролиста, внутри рыцарских доспехов мерцали загадочные огоньки, в Большом зале установили двенадцать мерцающих золотыми звёздами рождественских ёлок. По всему замку разносился заманчивый запах вкуснейших блюд, достигший к сочельнику такой силы, что даже Струпик высунул нос из своего убежища в нагрудном кармане Рона и с надеждой понюхал воздух. Утром в Рождество Гарри проснулся от того, что Рон швырнул в него подушкой.
— Эй! Подарки! Гарри потянулся за очками, надел их и, щурясь со сна в полутьме спальни, разглядел в ногах кровати небольшую горку упакованных свёртков. Рон уже сорвал обёртку со своих подарков.
— Очередной свитер от мамы… опять бордовый… посмотри, а у тебя есть свитер? Свитер был. Миссис Уэсли прислала Гарри малиновый свитер с вывязанным на груди гриффиндорским львом, кроме того, в посылке было двенадцать домашних пирожков с мясом, рождественский пирог и коробка хрустящих орешков. Отодвинув всё это в сторону, Гарри заметил под свёртками длинную изящную коробку.
— Что там? — повернул голову Рон, державший в руках пару только что распакованных бордовых носков.
— Не знаю… Гарри сорвал упаковку и задохнулся — на покрывало выкатилась великолепная, сверкающая метла. Рон уронил носки и соскочил со своей кровати, чтобы получше рассмотреть её.
— Не может быть, — сказал он хрипло.
Это был «Всполох», близнец той самой метлы, о которой Гарри мечтал и которой любовался каждый день, пока жил на Диагон-аллее. Он взял метлу в руки, и рукоять заиграла огоньками. Гарри почувствовал, что метла легонько вибрирует в ладонях, и разжал пальцы. «Всполох» завис в воздухе безо всякой поддержки, как раз на нужной высоте, чтобы мальчику было сподручно сесть. Глаза Гарри пробежали по рукояти, от золотого регистрационного номера в верхней части до идеально гладких, ровных, берёзовых хвостовых хворостин.