Мы поболтали с хозяином углового магазинчика, купили газету и сэндвичи. Я настояла, чтобы мы взяли два кремовых пирожных с розовой глазурью и маленькими пластиковыми сердечками, вдавленными в верхушку. Пошли дальше вниз, к кладбищу. Погода была так себе, довольно серая и ветреная, но кое-где в небе проглядывали мазки голубого. Матушка Н. тяжело опустилась на каменную скамью рядом с памятником.
– Давай-ка, прочти вслух.
Я повиновалась. Целая семья – отец, мать и четыре девочки: их имена, даты рождения и смерти были вырезаны кудрявыми буквами в стиле ранневикторианской эпохи.
– Ничего не замечаешь? – спросила она.
– Все они умерли в один день. Какой-то несчастный случай?
– Пожар, – ответила она. – В том доме, где я сейчас живу. – Неподалеку от нас остановилась седовласая женщина, выгуливавшая терьера. Она помахала рукой матушке Н., в то время как ее собачка оскверняла вечную память некоего достойного армейского офицера. – Они так и не проснулись.
– Да быть не может!.. – неуверенно пробормотала я.
И тут же представила себе кроватки маленьких девочек, их одеяльца, фланелевые пижамки, занимающиеся огнем… Судьба, которой нам, возможно, удается избегать благодаря центральному отоплению и огнеупорной мебели. Теперь такого рода вещи происходят, только если папаша, которому грозит банкротство, съезжает с катушек и решает прикончить всю свою семью.
– Когда проснешься с утра, спустись в кухню и принюхайся: не пахнет ли дымом?
– А откуда мне знать, может быть, у вас просто тосты подгорели? – улыбнулась я.
– Это не я, – отозвалась она. – Это четыре призрака маленьких девочек, которые так и не проснулись.
Мы отправились домой, где читали газету и ели сэндвичи. Я послала Н. эсэмэску о том, что я замечательно провожу время с его матушкой, а втайне гадала, смогу ли заснуть сегодня ночью. Каждый хруст сучка и порыв ветра снаружи казались мне разрастающимся пламенем, и каждые несколько минут я подскакивала и садилась в постели, уверенная в том, что в воздухе пахнет дымом.
Проснувшись, обнаружила кухню без всяких признаков задымления и СМС: «Приятных выходных. Не позволяй ей рассказывать истории про призраков! Н.».
Понедельник, 16 февраля
Сушу с утра волосы; раздается стук в дверь. Оказалось – один из строителей, а в его руках – одна-единственная розовая роза.
– Э-э-э… М-м-м… – выдал он очаровательную реплику.
– Это мне? – осведомилась я.
К этому времени строители уже должны были закончить работы, но нарисовались некие проблемы с новой посудомоечной машиной, которые они либо не желают объяснять столь хрупкому созданию, как я, либо не способны выразить словами. Их утренние просьбы приготовить чайку и смутные уверения, что скоро все будет закончено, стали привычными чертами моей домашней жизни. Если один из них решил скрепить наш союз, то я не уверена, что мне хватит духу разочаровать его. Разве что устрою каверзу и притворюсь, что кончился чай.
– Как мило!
– Это не от меня, – открестился он. – Я имею в виду… в смысле… это не от меня, кое-кто попросил вам передать.
– Чу́дно! А записка там есть?
– Да я не видел…
– От кого это, вы сказали?..
– Не знаю, – он на мгновение задумался, почесывая подбородок пластиком, обернутым вокруг цветочного стебля. – От какого-то парня…
– А как он выглядел?
– Ну, такой, средних размеров…
Приятно узнать, что обычная туманность их речей предназначена не только для того, чтобы сохранить за собой чайные привилегии! Я подозревала, что дальнейшие попытки вытянуть подробности, например, приехал ли мой воздыхатель на машине или пришел пешком – добудут мне столь же бесполезную информацию.
– Что ж, спасибо, что принесли, – проговорила я, завладевая цветком. Строитель развернулся и ссыпался по ступенькам вниз к своему фургончику. Я заметила, что на пластиковой обертке есть наклейка от флориста и торговца фруктами, чей магазинчик сразу за углом, так что отсюда тоже нельзя было извлечь никаких намеков. Учитывая, сколько покупателей у них должно было быть за прошлую неделю, не могу даже представить себе, как бы служащие запомнили того, кто купил именно эту розу.
Судя по розе, у меня появился тайный воздыхатель. Кто сказал, что романтика умерла?
Я расспрашивала всех вероятных кандидатов, но никто из них не принял на себя ответственность за этот жест. Отсюда следует, что у меня, должно быть, появился тайный воздыхатель, но поскольку это время года как нельзя лучше подходит для тайных воздыхателей, я пока оставлю все как есть. Кто сказал, что романтика умерла?!
Вторник, 17 февраля
К 1992 году я занималась французским уже шесть лет. Он никогда мне особенно не давался. В школе ничего интересного нам читать не предлагали. У меня была подружка из Канады по имени Франсуаза, которая как-то сказала мне, что Маргерит Дюра пишет очень «сексуально». Так что я купила себе самую короткую из ее книжек, какую смогла найти, поскольку французский мой на то время был весьма плох, а переводить мне разонравилось. Книга называлась «Любовник».
Переводы очень похожи на макароны. Поначалу, поскольку ничего об этом не знаешь, покупаешь то, что есть в наличии. Аудиокнига, где Кит Харрис читает Гюнтера Грасса? Пойдет! Комикс-версия «Илиады»? Ну еще бы! Но чем больше входишь во вкус, читая оригиналы, тем более требовательной становишься. Пробуешь себя в простеньких переводах, вооруженная всего лишь базовой «кухонной лексикой», как вдруг оказывается, что результат не так уж плох. Друзья впечатляются твоим талантом. Если говорить честно, то ты – тоже. Прилагаешь больше времени и энергии – и получаешь положительную отдачу. Наконец, вкладываешь все силы и душу в изготовление макарон (в «Оксфордскую классическую грамматику») и сама превращаешься в машинку по изготовлению спагетти (переводов). Покупаешь дополнительные книги по теме, вступаешь в общество любителей перевода и смотришь правильные программы по телику. А потом осознаешь, сколько времени поглощает твое хобби и, что еще хуже, насколько скучной ты кажешься друзьям, когда разглагольствуешь о пшенице твердых сортов (Гессе в оригинале на немецком), как будто это бог весть какая важность. И ты оставляешь это дело в покое. Те, кто не бросает, либо становятся в конце концов профессиональными переводчиками, либо вскоре обнаруживают, что на вечеринках к ним относятся с опаской, как к социальному эквиваленту ручной гранаты.
Но даже если ты перестаешь изготавливать собственные макароны (переводить с оригинала), у тебя остается достаточно знаний, чтобы полностью испортить то, что с самого начала доставляло столько удовольствия. Никогда тебе больше не наслаждаться «просто» тарелкой макарон, «просто» хорошей книжкой! Ни то, ни другое не имеет никакого вкуса, когда это – примитивный, упакованный в картон, готовый к употреблению, оскопленный под западноевропейского потребителя мусор. Так что я купила «Любовника» на французском, чтобы посмотреть, осилю ли я его. А еще это было единственное издание, на обложке которого не пестрела реклама одноименного фильма. Ничто не способно отвратить меня от бумажной обложки с большей гарантией, чем чудовищные слова: «Смотрите великолепный художественный фильм, снятый по этой книге!»
В общем, я начала читать. Книга мне не очень нравилась, никакой особой сексуальности в ней я не находила. Страниц десять или больше Дюра пишет об азиатской жаре, о шелковом платье, о шляпке. Описывает девушку, похожую на меня – маленькую для своего возраста, отягощенную тяжелой копной волос, ранимую и странную. «Наверное, Франсуаза мне соврала. Ни одна девчонка, похожая на меня, не может быть сексуальной», – думала я. Хотя в некоторых пассажах понимала, что имелось в виду, но необходимость постоянного обращения к французской грамматике, чтобы расшифровать изящно сработанные автором строчки, разрушала смысл.
А потом меня ждал сюрприз. К концовке книги, секрета которой я вам не выдам, потому что пересказ событий только принизит их, я обливалась слезами. Хотя с точки зрения сюжета там нет ничего удивительного. События, происходившие не со мной, разбили мне сердце! Вот так я и узнала, что способна на чувства.
Время от времени я снова ее перечитываю. Часто – когда мне одиноко. И финал каждый раз наступает так же стремительно и с тем же самым эффектом.
Среда, 18 февраля
Когда-то мне не составляло труда покупать слегка смущающие предметы и прятать их среди остальных моих покупок. Конечно, это не столько хитрая уловка, сколько уступка социально приемлемым фантазиям. Ни одного продавца не обведешь вокруг пальца, спрятав дезодорант с экстрасильным запахом среди апельсинов, – просто он не считает приличным комментировать один-единственный необычный предмет в остальном потоке ничем не примечательных товаров. И вообще, у каждого из нас есть биологические функции.
С другой стороны, сложи слишком много или хотя бы несколько таких предметов вместе – и станешь предметом насмешек. Тот, кто увидит, какую кучу косметических принадлежностей я обычно покупаю, может заподозрить, что я обеспечиваю всем необходимым как минимум шестерых транссексуалов, только что прошедших операцию. Так что теперь к одному аптекарю я иду за нормальными средствами, а к другому – за всем остальным. Типичный список покупок у аптекаря номер один:
Шампунь
Зубная паста
Соли для ванны
Гелевая маска с огурцом
Скраб из люфы.
В самом худшем случае это может вызвать участливую реакцию: «О-о-о… Маска для лица? Решили побаловать себя?» А вот, для сравнения, сегодняшние покупки у аптекаря номер два:
Тампоны
Вагинальные свечи (от раздражения)
Презервативы
Мятная жевательная резинка без сахара
Лубрикант
Салфетки после эпиляции в индивидуальной упаковке
Жидкость для автозагара
Бритвенные лезвия
Гранулы цитрата натрия (от цистита).
Это было встречено совершенно равнодушным комментарием: «Если вас это интересует, то в конце второго ряда есть средства от дурного запаха изо рта».
Сучка!
Четверг, 19 февраля
Теперь строители принялись за досадную проблему с моим морозильником. Это явилось для меня сюрпризом, и не просто потому, что я бы и не заподозрила в них экспертов по сложным внутренним конденсаторам, а потому, что понятия не имела, что с моим морозильником что-то не так.
– Что это за шум? – спросил один из них вчера днем, отвлекшись от детального изучения треснувшей плитки на полу. Причиной этому, спешу заметить, был он сам: несчастный случай во время установки новой посудомоечной машины; надо же было одной из моих фигуристых соседок именно в этот момент начать свою дневную пробежку!
– Не знаю, – отозвалась я, поднимая взгляд от газеты. – Скорее всего, это морозильник. – Я уже привыкла к издаваемому им время от времени мурлыкающему звуку, похожему на пение сверчка, и нахожу его вполне уютным.
Он приоткрыл дверцу.
– Ничего себе! Когда вы в последний раз его размораживали?
Размораживала? А разве они не делают этого сами, если их надолго оставить в покое? Как, например, резиновые сапоги десятилетней давности, стоящие в моем заднем чулане: я с полной уверенностью ожидаю, что они сами заклеят свои дырки, если – и когда – понадобятся мне снова.
– Не уверена, что я вообще когда-нибудь его размораживала.
Он обозрел пустынный ландшафт обросших сосульками батонов хлеба и мумифицировавшихся бутылок с водкой.
– А вы понимаете, что наросший там лед не дает вакуумному механизму работать как следует?
Чего-чего?
– Прошу прощения?..
– Дверца не закрывается. Этот звук означает, что морозильник постоянно пытается компенсировать холодный воздух, который просачивается наружу.
Что ж, это могло бы объяснить, почему в кухне постоянный сквозняк.
– Надеюсь, это не значит, что я должна купить новый морозильник?
– Нет, не значит.
– И, как я понимаю, размораживание морозильников не входит в ваш контракт?
– Нет, не входит.
Жаль, что пренебрежение домашними устройствами не предусматривает получения новых за счет хозяйки дома! Право, мне стоит просмотреть контракт более внимательно, когда придет пора его возобновлять. Так что, пока строитель наблюдал за мной во время перерыва, попивая чай и наслаждаясь разнообразными пикантностями одной из самых утонченных газет этой страны, я атаковала ледяную бурю. Замотала в кухонное полотенце руки ножом для чистки овощей – как какой-нибудь бесстрашный несгибаемый полярный исследователь или безумный каннибал из пригорода – выберите, что вам больше по вкусу. А плитку на полу, кстати, так и не заменили.
Пятница, 20 февраля
А2, поклонник латексной любви, столь счастливый своим новообретенным фетишем, крайне обеспокоен моим личным благополучием. Я изо всех сил стараюсь не ляпнуть, что если альтернатива одиночеству будет пахнуть, как взрыв на резиновой фабрике, то – нет, благодарю покорно, не стоит!
Мы встретились, чтобы выпить чашечку кофе и провести смотр «новых талантов» в этом городе. Скорее, это он высматривал таланты, а я ожесточенно отбивалась от его навязчивого сводничества.
– За моим левым плечом, – прошипел А2. Я посмотрела, кто это там за его левым плечом. – Нет, не смотри прямо на него, просто глянь и отвернись!
Это еще что такое, детский сад, дошкольная группа? «Ты хочешь меня поцеловать?» Отметь галочкой, «да» или «нет».
– Ты начинаешь разговаривать, как моя мама! – фыркнула я. – В любом случае он слишком маленького роста.
Мы встретились, чтобы выпить чашечку кофе и провести смотр «новых талантов» в этом городе.
– Откуда тебе знать? Он ведь сидит.
– О-о-о, поверь мне, уж я-то знаю! – Застегнутая на все пуговицы хлопчатобумажная рубашка, заправленная в брюки со слишком высокой талией. – Да, и еще у него наверняка собрана полная коллекция романов Патрика О’Брайана[56].
– Да ты, должно быть, шутишь! – А2 явно не видит леса за каучуковыми деревьями. – Не можешь же ты отвергать человека только из-за его вкуса – нет, даже не из-за его вкуса, а из-за твоих предположений о его вкусе!
– Могу. Буду. Уже отвергла.
Несколькими минутами позже, когда мы по очереди пощипывали один шоколадный тортик на двоих, он заприметил еще одного вероятного кандидата.
– Слева от тебя. Высокий. Читает.
Я оглянулась. И точно: этакая пожарная каланча умащивала свои конечности под столиком, держа в руках экземпляр «Реквиема по мечте» в бумажной обложке.
– Неплохо… – протянула я. Ой, погоди-ка… нет. – Фу, да он курит! Забудь об этом.
Я оглянулась. И точно: этакая пожарная каланча умащивала свои конечности под столиком, держа в руках экземпляр «Реквиема по мечте» в бумажной обложке.
– Но ты же раньше встречалась с курильщиками!
– С этим покончено, – отрезала я. – Если человеку так хочется иметь дорогостоящее и бессмысленное хобби, я бы предпочла, чтобы это были горные лыжи. А еще лучше – покупка дорогостоящих и бессмысленных мелочей для меня!
– Будешь продолжать в том же духе – умрешь в одиночестве.
И это я слышу от человека, который однажды сказал мне (в возрасте 23 лет), что у него не было секса в течение шести месяцев, и поэтому он снимает свою кандидатуру с рынка навсегда! Это я слышу от человека, который по-прежнему вожделеет свою первую возлюбленную, которую не видел с тех пор, как им обоим было по семнадцать! При таких-то друзьях кому нужны родственники?!
Я насмешливо фыркнула.
– Что, в своем почтенном дряхлом возрасте я уже кажусь тебе безнадежной? Кроме того, о, мой припудренный тальком друг, каждый из нас все равно умирает в одиночестве!
Суббота, 21 февраля
У меня сегодня клиент, с ним я уже дважды встречалась. Волевое лицо, высокие скулы, прозрачные, как вода, глаза и ресницы, которым можно позавидовать. Шикарный парень, красивый – в этаком грубоватом стиле, интеллигентный. Умный. Мы разговариваем о книгах. Он, оказывается, инженер чего-то там, ненавидит свою работу, и мы переходим к разговору о театральных пьесах и фильмах. Я выражаю восхищение Беном Кинсли и Энтони Шером. На его губах – полуулыбка. Понятия не имею, почему он не женат. Может быть, ему просто нравится быть свободным?
Я вышла из многоквартирного дома и отправилась к реке, чтобы поймать такси. По дороге к берегу прошла мимо входа на станцию метро, где безногий выпрашивал пожертвования.
– Помогите инвалиду, пожалуйста, помогите инвалиду, – нараспев произносил он.
Капля пота скатилась по внутренней части бедра – пожалуй, единственной части меня, которой действительно было тепло. Когда она добралась до верха чулка, я почувствовала, как влага впиталась и разошлась по ткани. Через мгновение снова раздался голос безногого. «Помогите инвалиду, пожалуйста, помогите инвалиду». Его завывания были однообразны, но напевны, их ритм совпадал с ритмом шагов проходивших мимо него людей. «Помогите инвалиду, пожалуйста, помогите инвалиду…»
Я встала в очередь, но за несколько минут не подъехало ни одно такси. Ко мне подошел низенький кругленький человечек с битком набитыми пластиковыми пакетами.
– Приняли ли вы Иисуса как Господа своего? – спросил он. Эта фраза прозвучала так, будто была рефлекторной, лишенной значения, такой же автоматической, как «привет».
– Боюсь, что вряд ли: я еврейка, – ответила я. Стандартный ответ. Для меня он имеет скорее культурный, чем религиозный подтекст, но обычно его бывает достаточно, чтобы отпугивать сумасшедших.