— Это точно, — желчно рассмеялся Лобанов и одним махом опрокинул рюмку в рот. — Иван кивает на Петра, все шито-крыто, все концы в воду!
— Да, у них все отработано, — со вздохом подтвердил Данилов.
— И силовые структуры нам не помогают, — продолжал Варяг. — Словом, необходимо хорошенько перетряхнуть всю систему управления государственной машиной, однако нужных рычагов для этого у нас нет. Пока нет. Смена государственного аппарата — всегда вопрос политический.
Варяг многозначительно посмотрел на Платонова.
Директора же разом открыли рты, собираясь что-то сказать, но Владислав Геннадьевич поднял руку:
— Я еще не закончил. Я предлагаю ясно осознать, что, если заниматься только экономикой, мы далеко не продвинемся. Я предлагаю самим активно включиться в политическую деятельность. Я предлагаю создать свое политическое движение.
— Вон вы куда хватили! — воскликнул Лобанов. — Политическое движение!
Данилов закряхтел, почесал в затылке и наконец промолвил:
— Поссорюсь с верхами, а на мне завод…
— Ни с кем не надо ссориться — по крайней мере сейчас, — возразил Варяг. — Можно создавать гуманитарные и благотворительные организации, но работать в них будут наши люди и выполнять те задачи, которые мы перед ними поставим. И вообще пока не стоит спешить оформлять что-то на бумаге. Сейчас главное — это поиск людей, обладающих определенными возможностями. У кого-то есть деньги, у кого-то связи в средствах массовой информации, у кого-то контакты во властных структурах… Мы должны объединить все эти силы вокруг себя.
Платонов внимательно слушал Владислава Геннадьевича, многозначительно в знак согласия кивая головой, как бы приглашая двух директоров-собеседников согласиться с мнением своего коллеги.
— А что, — сказал Лобанов после минутного раздумья, — мне это нравится. Мы на производстве как резиновая Зина — все, кому не лень, нас имеют, а мы только кряхтим иногда. Пора самим влиять на ситуацию.
— Не привыкли мы к этому, — осторожно заметил Данилов. — Мы отродясь политикой не занимались. Как бы впросак не попасть.
— Федор Кузьмич, странно вас слушать, — удивился Варяг. — Вы же директор, ваша работа — управлять людьми. Вы же не можете на заводе сами все делать, правда? Ну и в политике так же — ищите надежных людей, задавайте им направление деятельности, и они сами сделают все без вас.
— Газеты все у нас под банками… — задумчиво протянул Данилов.
— А у тебя что, зубов нет? — живо откликнулся Лобанов. — Если банк сильно выпендривается, скажи, что перекинешь свои счета в другой банк. У тебя ж на счетах миллиарды! Посмотришь, как они запрыгают. А то просто возьми и свой банк создай!
— А мы в нем поучаствуем, — усмехнулся Варяг. Он не спеша наполнил рюмки до краев и спросил: — Ну что, двинемся в политику? Сразу говорю: отказ не влечет за собой никаких последствий — как работали, так и будем работать.
— Двинемся, двинемся, — уверенно сказал Лобанов, словно о чем-то давно решенном. — Важно только подтолкнуть всех наших ребят под это, губернаторов дернуть с мэрами и связь держать постоянно, советоваться…
— Связь будем держать через «Госснабвооружение», конкретных формах связи договоримся, — сказал Варяг. — Важно принять принципиальное решение и начать работать. Ну так как, Федор Кузьмич?
— Что ж, согласен. Давайте начнем, — кашлянув, неуверенно произнес Данилов.
Уже в машине по пути к гостинице «Москва» Алексей Михайлович спросил Данилова:
— Кузьмич, нас с тобой только что в партию опять приняли. Чувствуешь? Как в старые добрые времена.
Данилов пробормотал что-то неразборчивое, а Михалыч продолжал:
— Молодец мужик этот Игнатов, — вроде и ничего особенного не сказал, а убеждает. Как думаешь?
— Думать не вредно, — сказал Данилов. — Вот только как бы потом плакать не пришлось!
ГЛАВА 6
Братки неспешно просыпались: их ожидал очередной день вынужденного бездействия на даче Коляна в Переделкине. Они почесывались, с завыванием зевали, мучительно долго поднимались с несвежих постелей и начинали бесцельно слоняться по дому, босые и расхристанные. На столах их глазам представали следы вчерашней попойки: пустые бутылки и полные пепельницы, издававшие удушливый запах, разнообразные объедки, банки из-под консервов и всюду — окурки и табачный пепел. Все говорило о скоплении в одном замкнутом пространстве большого количества ленивых ограниченных существ. Сейчас эти существа тяжело вздыхали, закуривали натощак и время от времени изрекали: «Эх, пивка бы сейчас…» За время своего заточения бандиты уже успели преступить многие запреты, например запрет на пьянство и на расхищение продовольственных запасов, однако запрет на выход без разрешения с территории дачи они пока не решались нарушить. Необходимость соблюдения конспирации была ясна даже для их птичьих мозгов. Выходить за ограду разрешалось только Репе, он же считался кем-то вроде домоуправителя и вел все дела с администрацией дачного поселка. Репа также ездил в магазин за едой и выпивкой. Набирать слишком много он остерегался, дабы не привлекать к себе внимания, однако пополнять стремительно тающие запасы надо было хоть таким-то образом. Теперь перебравшие накануне бойцы маялись от утренней жажды, однако на даче пиво кончилось, а Репа, которого можно было бы послать за пивом, куда-то подевался. «Ну где этот козел, ети его мать?» — слышались злобные возгласы.
Накануне вечером Репа, подвыпивший, но не пьяный, поднялся на второй этаж, где обитала Колянова жена Надежда, чтобы найти там в гостиной комнате несколько новых видеокассет. Репа старался держать под контролем всю ситуацию на даче и потому остерегался напиваться вдребезги, как прочие бойцы. На первом этаже было довольно шумно — переговаривались пацаны, звенели бокалы, в одной комнате скороговоркой бормотал видеомагнитофон, в другой играла музыка. Пищал и проигрывал музыкальные паузы компьютер, за которым сидел пьяный боец и, клонясь головой к монитору, играл в «Викингов», постоянно промахиваясь пальцем мимо нужных кнопок. Зато на втором этаже царила тишина и было темно, только в коридоре пробивался свет из-под двери комнаты, в которой обитала хозяйка дачи, жена Николая Радченко, Надежда. Репа включил в гостиной свет и начал рыться в стеклянной тумбочке с видеокассетами, надеясь найти крутую порнуху. Он увлекся этим занятием и внезапно вздрогнул, спиной ощутив чье-то присутствие. Резко обернувшись, он увидел Надежду — она стояла на пороге подбоченясь, в халатике, домашних туфлях, и с иронической улыбкой смотрела на него. В ее глазах Репа увидел призывный блеск, отчего брюки стали ему тесны в паху.
— Что, скучно? Сладенького захотелось? — насмешливо спросила женщина.
— М-м… — не нашелся с ответом Репа. Его взгляд скользнул по великолепным длинным ногам и поднялся к ложбинке между двух упругих полушарий, едва прикрытых легкой тканью халатика. Надежда смотрела на него в упор, чуть приоткрыв губы. Репе показалось, что она тоже слегка пьяна.
— Тебе-то не так скучно, как мне. Вас, мужиков, вон как много, — сказала Надежда. — Хоть бы зашел, поговорил, развлек… Ну что ты молчишь? Язык проглотил?
Покачивая бедрами, Надежда неторопливо направилась к безмолвно взиравшему на нее мужику. Приблизившись к Репе вплотную, она провела кончиком языка по приоткрытым пухлым губкам и произнесла волнующим грудным голосом:
— Негалантный ты какой-то — стоишь как неживой, когда перед тобой красивая женщина, которая скучает. А ты — не соскучился среди грубых мужиков?
С этими словами она запустила узкую прохладную ладонь Репе под рубашку. Женская рука заскользила по мускулистой груди, а в голове у ошеломленного Репы пронесся целый вихрь беспорядочных мыслей: «Чего это с ней?.. Колян узнает — убьет… Он Угрюмого за это хотел убить… А где он, Колян-то?.. А хороша баба, бля буду!» Словно угадав мысли парня, Надежда заметила:
— Ты что, Николая боишься? Так это зря. Если он до сих пор не пришел, то, значит, никогда уже не придет. Отпрыгался!
Репа и сам склонялся к такому выводу. Надежда потеребила его умелыми пальчиками за сосок, и его брюки затрещали под напором восставшей плоти. Махнув рукой на все сомнения, он обнял женщину за талию, привлек к себе и впился губами в ее губы. Жадно водя руками по ее телу, он ощущал под тонкой тканью халатика шелковистость кожи и упругость молодой тренированной плоти. Когда ладонь Репы охватила налитую грудь с отвердевшим соском, Надежда сладострастно застонала и принялась лихорадочно расстегивать пуговицы на мужской рубашке. Она не привыкла к долгому воздержанию, и сейчас ей сгодился бы едва ли не любой мужчина, а Репа, широкоплечий и мускулистый, был вовсе не худшим партнером для эротических забав, несмотря па его невыразительное лицо. Впрочем, в другое время Надежда могла бы сдержать свои желания и подыскать такого партнера, который нравился бы ей по-настоящему. Сейчас же ей приходилось думать еще и о том, как выбраться на свободу. А в этом Надежде мог помочь только Репа. Так что именно желание выйти на свободу заставило Надежду пустить в ход свои чары, а поскольку Надежде и самой хотелось сочетать полезное с приятным, эти чары становились совершенно неотразимыми.
Она сорвала с Репы рубашку, отбросила ее в сторону. Репа проделал то же самое с ее халатиком и замер на миг, пораженный открывшимся его глазам великолепным зрелищем. При виде его восторга Надежда торжествующе улыбнулась, и ее ладонь нашарила под брючной тканью мужскую окаменевшую плоть. Не мешкая она расстегнула ремень брюк Репы, молнию, последнюю пуговицу, спустила с партнера штаны и опустилась перед ним на колени. Репа задохнулся от предвкушения блаженства. Надежда потерлась щекой о его напрягшийся член, пока еще прикрытый трусами, легонько укусила несколько раз вожделенную твердь и затем извлекла раскаленный член на свет божий. Репа пристально следил за ее действиями, стараясь не упустить ни одной детали. Надежда неторопливо взяла в рот мощный ствол и прошлась язычком по самым чувствительным местам, причем Репе показалось, будто язычок у нее шершавый, как у кошки. Женщина заскользила упругими губами взад-вперед по стволу, порой вбирая его в рот до самого корня. Репа стоял неподвижно, не сводя глаз с партнерши, изнемогая от своих ощущений. Вдруг Надежда особенно энергично, скользнув губами по члену, поднялась, привлекла парня к себе и прошептала ему на ухо:
— Пойдем… Пойдем туда…
Она потянула Репу к дивану и сама пошла впереди ленивой грациозной походкой тигрицы. Репа на ходу поспешно скинул кроссовки, кое-как освободился от брюк и трусов, едва не упав на ковер, и ринулся за женщиной, которая уже опустилась на четвереньки и призывно выгнула загорелую спину. Репа торопливо пристроился к ней сзади, безуспешно пытаясь направить в цель свой непослушный таран. Однако изящные пальчики пришли ему на помощь, и он вошел в женщину глубоко и мощно, а Надежда со стоном наслаждения выгнулась ему навстречу. Она извивалась так с каждым его толчком, умело двигаясь в унисон. Чтобы сдержать рвавшийся из ее груди крик, Надежда схватила маленькую диванную подушечку и впилась в нее зубами, издавая только глухие стоны. С приближением оргазма оба любовника словно обезумели, до предела учащая темп и двигаясь рывками. Пика наслаждения они достигли одновременно — их схватка приобрела особую законченность и полноту, когда во время последних движений они ощутили, как содрогается тело партнера.
Когда волна оргазма схлынула, Репа осторожно высвободил член, небрежно вытер его краем диванного покрывала и со счастливым вздохом распластался на диване рядом с предметом своего вожделения. Некоторое время они молча лежали рядом, а затем Надежда повернулась и, нежно поглаживая Репу по груди, проворковала с улыбкой:
— Здесь неуютно, и войти может кто-нибудь… Пойдем в мою комнату и там продолжим. Хочешь?
— Конечно, — с готовностью откликнулся Репа, и член его шевельнулся. Они поднялись с дивана, Репа торопливо собрал одежду и, сунув ее под мышку, устремился по коридору вслед за подругой, проследовавшей к своей комнате все той же волнующей походкой тигрицы. На пороге Надежда на миг остановилась и послала Репе такую улыбку, от которой у парня пересохло в горле, а ствол вновь восстал, словно и не был в работе всего несколько минут назад.
В разнообразных любовных упражнениях они провели ночь, встретили рассвет и забылись сном, когда солнце стояло уже высоко над горизонтом. Надежда была вполне довольна своим партнером, хотя ни на минуту не выпускала из головы свой замысел — с помощью соблазненного Репы добиться свободы. Отдыхать им пришлось недолго — их разбудили доносившиеся снизу заунывные крики:
— Репа, ты где? Репа, пиво гони!..
Надежда с недовольным мычанием завозилась в постели. Увидев ее прелести при свете дня, Репа почувствовал новый приступ желания и положил руку ей на грудь. Женщина выжидательно притихла. Ладонь начала все смелее блуждать по ее телу, достигая постепенно самых интимных мест. Почувствовав ответное желание Надежды, Репа в очередной раз навалился на нее, и тонкие пальчики вновь направили его твердь по нужному пути. Женщина опять стонала, приподнимаясь навстречу натиску партнера, ноготками впивалась в его спину. Ночные утехи зародили у Надежды мысль после освобождения из плена не терять Репу — редкий из ее любовников умел так ублажить. Настоящий жеребец. А что до красоты, то она мужчинам только вредит. Чувствуя нарастание наслаждения, Надежда со стоном обвила своего наездника ногами и задвигалась чаще. Через минуту судороги оргазма сотрясали их обоих.
Еще не успев оторваться друг от друга, они услышали снизу истошные крики:
— Репа, ты где?! Выходи, там в калитку звонят!
Репа выматерился сквозь зубы, скатился с Надежды на влажную постель. Несколько секунд полежал с закрытыми глазами и одним резким движением соскочил на ковер. Одеваясь, он произнес:
— Я там разберусь по-быстрому и вернусь.
— Нет, — сонно протянула Надежда, — я спать хочу… Нельзя же быть таким ненасытным! Приходи лучше вечером.
— Ну тогда вечером обязательно, — согласился Репа.
— Слушай, — сделала Надежда первый подход к интересовавшей ее теме, — а долго нам еще здесь сидеть? Мне эти пьяные вопли слушать надоело.
— Не знаю, — пожал плечами Репа. — Пока Колян не объявится.
— А почему ты думаешь, что он объявится? — спросила Надежда, приоткрыв один глаз. — Если бы он мог, давно бы объявился. Может, его давно загасили. Ты здесь досидишься до тех пор, когда те, кто его мог мочкануть, и до нас доберутся. Сам смотри, мне-то что, я баба, меня вряд ли тронут… А вот тебя и этих уродов внизу?..
Слова Надежды поселили в душе Репы легкое смятение — он не мог не признать правоту ее слов. Тем более что она не знала ни о пропаже Трубы с двумя пацанами, посланными на разведку, ни об исчезновении группы Гнилого, отправившейся на сбор дани. «Досидимся, это точно», — зашнуровывая кроссовку, подумал Репа, но не принял никакого определенного решения — Колян с помощью запугивания напрочь отбил у своих бойцов охоту к самодеятельности. Еще раз пообещав прийти вечером, он скатился по лестнице на первый этаж.
— Ты где был? — встретили его вопросом сонные и нечесаные бойцы.
— В п…е, — честно ответил Репа, пресекая неуместное любопытство. — Чего вы разорались?
— Да пивка бы надо, буксы горят, — заныли бойцы. — И в калитку звонит кто-то.
— С пивом потерпите, — отрезал Репа. — Квасить надо меньше. Я выйду разберусь, кто там звонит, а вы на всякий случай линяйте отсюда и бутылки с собой заберите. Жрете, суки, как в последний раз…
Репа и сам не подозревал, насколько близко к истине было это его замечание. Он вышел из дома, крикнул: «Сейчас, сейчас!», отвечая на настойчивые звонки, подошел к стальной калитке в высокой кирпичной стене, окружавшей дачу, и посмотрел в глазок. Перед калиткой переминались с ноги на ногу пожилой мужчина в дешевом коричневом костюме, в нелепой светлой шляпе И папкой под мышкой — типичный местечковый начальник и его подчиненный — того же возраста, но в синем рабочем халате, в кепке, с рабочим чемоданчиком и дрелью в руках и мотком провода под мышкой.
— Чего надо? — раздраженно спросил Репа.
— Что ж вы так долго не открываете, молодой человек! — с упреком произнес мужчина в шляпе. — Обещали зайти заплатить налог за пользование земельным участком, и до сих пор вас нет. И за электричество у вас до сих пор не плачено, и за газ… А потом, вы же заявку на установку телефона подавали, так надо аванс заплатить.
Начальник в шляпе извлек из папки пачку каких-то ведомостей и сделал шаг к калитке, однако растерявшийся Репа не спешил открывать. Он помнил строгий наказ Коляна не пускать посторонних на дачу. С другой стороны, можно ли считать представителей поселковой администрации вполне посторонними? Самым же веским мотивом, заставившим его открыть калитку, стало упоминание об установке телефона: Репа понимал, что если он сорвет проведение на дачу городского телефона, то в глазах Коляна будет выглядеть полным идиотом.
— Я вообще-то не владелец… — нерешительно пробормотал Репа, пропуская гостей в приоткрытую калитку.
— Да? — на мгновение задумался начальник в шляпе, но тут же вновь оживился: — Но деньги-то у вас есть? Заплатить сможете?
— Есть, а как же, — ответил Репа.
— Ну и ладненько, — сказал начальник, — оставите мне в ведомости свои данные, напишем расписочку «Принято от такого-то и такого-то», и дело будет в шляпе. Сейчас пройдем в дом, снимем показания счетчика, заплатите денежки, мастер разметочку сделает — где будем телефон в дом вводить, где будет аппарат стоять, где розеточки…