Ты думаешь, американцам так важны больные дети в каком-нибудь нашем интернате или брошенные сироты в детском доме? Но когда в журнале крупными буквами идет сообщение, что ты такой благородный, – это, во-первых, приподнимает тебя в глазах читателей, во-вторых, указывает на благородство сотрудников журнала, решивших поддержать такую гуманитарную акцию, и, в-третьих, поднимает тираж. Вот это, в-третьих, важнее первых двух, но об этом тебе никто не скажет.
– Обидно, – признался Ринат, – все на продажу, все на рекламу.
– Такая жизнь, – развел руками Дима, – и никто из нас не сможет поменять правила этой большой игры.
Вторая бутылка пошла еще быстрее первой. Голова уже не болела. Наоборот, пришло ощущение счастья и умиротворения. Хотелось говорить о смысле жизни и звездном небе. В этот момент раздался еще один звонок. Ринат взглянул на телефон. Знакомый номер, но он никак не мог вспомнить, кому он принадлежит. И тогда он потянулся к телефону.
– Здравствуй, дорогой, – услышал он знакомый голос бизнесмена Играра Велиева, с которым познакомился несколько месяцев назад, – как ты себя чувствуешь? Как тебе понравился наш хаш?
– Очень понравился, – признался Ринат, вспомнив это замечательное блюдо, от которого слипались губы. Хотя чеснока и уксуса было многовато.
– Я нашел другое место, где можно попробовать еще один хаш, – торжественно провозгласил Велиев, – завтра утром я к тебе заеду, и мы туда поедем. Хозяин обещал нам такой хаш, что ты пальчики оближешь.
– Нет, – испуганно сказал Ринат, – завтра утром не могу. Я должен быть в своем офисе. Никак не могу.
– Будешь в своем офисе, – успокоил его Велиев, – зачем обижаешь меня. Я заказал такой хаш, что ты о нем всю свою жизнь вспоминать будешь. И друга своего возьми, ему тоже хаш понравился. А потом я приглашу вас на кутабы из верблюжьего мяса. Если бы ты знал, как в Баку готовят кутабы. Но там их готовят из баранины. Или если ты попробуешь наши хинкали.
– Хинкалы я знаю, – торопливо сказал Ринат, – ел в грузинском ресторане.
– Послушай меня, дорогой Ринат, – возразил Велиев, – ты ничего не знаешь. Грузинские хинкалы – это большие русские пельмени. Только очень большого размера. А азербайджанские хинкалы – это совсем другое.
– Хорошо, что тебя не слышат грузины, – улыбнулся Ринат.
– Да, – согласился Велиев, – они обижаются на такое сравнение. Их хинкалы нужно брать за хвостик и кушать по частям. Большой кусок перченого мяса, завернутый в пропаренное тесто. А наши хинкалы – это настоящая симфония. Сначала на тарелку кладут несколько слоев пропаренного теста, затем посыпают хорошо прожаренным бараньим мясом и луком, обязательно все должно быть в масле. И еще сверху кладут наш гатык с чесноком. Ну это как у вас кефир.
– Гатык я слышал, – вспомнил Ринат, – у грузин его называют мацони.
– Слушай, ты мусульманин или нет? – обиделся Велиев. – Я тебе говорю, что это гатык, а не мацони. Какой ты, к черту, татарин, если ничего не хочешь знать. Через три часа я за тобой заеду, и мы поедем на хаш. Сначала попробуешь наши кутабы. Ты даже не знаешь, что их готовят из баранины, из зелени, даже из тыквы. Такие сладкие кутабы. А вот хаш будет потом. Главное блюдо едят под самое утро.
– Ты же говорил, что кутабы готовят из верблюжьего мяса.
– Это только в Москве или в Средней Азии, – честно признался Велиев, – у нас в Баку уже верблюдов почти не осталось. Очень жалко, конечно. Но кутабы из бараньего мяса очень вкусные. И ты сегодня почувствуешь разницу.
– Сейчас уже полночь, – взглянул на часы Ринат, – а завтра нельзя?
– Я завтра и приеду, – засмеялся Велиев, – сейчас без пяти двенадцать. А я приеду через три часа уже завтра утром. И учти, что такое блюдо нужно есть только ранним утром. Правда, мы его едим только зимой. Летом у нас очень жарко, невозможно такое блюдо осилить. Но ваша осень как наша зима.
– Он приглашает нас на хаш, – сообщил Ринат своему другу.
На лице Димы проступил ужас.
– Ни в коем случае, – сказал он, – после этого хаша меня нужно два дня держать где-нибудь вдали от людей, чтобы выветрился запах. И еще два дня, чтобы прийти в себя. Правда, средство больно хорошее. Любой хмель как рукой снимает. И чувствуешь себя хорошо.
– Поедем? – спросил Ринат.
Если бы они выпили меньше, то, возможно, и отказались бы от поездки. И Ринат не совершил бы на следующее утро один из тех поступков, о которых потом приходится сожалеть всю свою жизнь. Но водка была хорошая, компания дружная, под неторопливую беседу они выпили уже две бутылки. И собирались выпить третью. После такого дружеского застолья хаш вместе с Велиевым обещал превратиться в настоящее удовольствие. И Ринат согласился. На самом деле главная привилегия очень богатых людей – это неограниченный запас свободного времени. Но об этом Ринат даже не подумал.
Глава 10
Велиев заехал за ними на своем роскошном новом «Кадиллаке». Он любил сидеть за рулем, а водителя сажать рядом с собой. Но Ринат уже вызвал своих телохранителей, и поэтому, уступая просьбе Талгата, он пересел в бронированный «Мерседес», устроившись там рядом с Димой. У Велиева были свои телохранители, которые следовали за ним на черном «Хаммере». Такой своеобразной кавалькадой машин, включая ринатовский «Ауди» с двумя другими сотрудниками «Астора», они выехали за город и направились к месту, указанному Велиевым.
Новый друг не соврал. Ресторан был замечательным. Правда, пробовать все было невозможно. Ни один неподготовленный желудок не выдержал бы такого обилия тяжелой мясной пищи. Дима, несмотря на все свои габариты, сдался первым. Ринат держался, сколько возможно. Но Велиев обошел всех. Он был небольшого роста, плотный, словно надутый резиновый шарик, и веселый. Их познакомили на какой-то вечеринке. Велиев занимался нефтяным бизнесом, и он вспомнил, что они уже встречались несколько лет назад, когда Ринат абсолютно бескорыстно написал очень комплиментарную статью об этом начинающем нефтяном бизнесмене.
Велиев умел быть жестоким и требовательным. Он полностью соответствовал реалиям нового времени. Но, с другой стороны, он был одновременно и очень заботливым сыном своей девяностолетней матери, которую он перевез в Москву и нежно о ней заботился. Велиев был восьмым ребенком в семье и единственным сыном. Его отец упрямо доказывал всем, что рано или поздно его жена родит ему наследника. Жена рожала до сорока пяти лет, пока наконец не появился восьмой ребенок, оказавшийся мальчиком. Это была самая большая радость в семье.
Соответственно Играр Велиев считался не только наследником, но и обязан был заботиться о своих родителях. Отец умер, когда он был совсем молодой. Но мать, родившая восьмерых детей, сумела дожить почти до девяносто лет, сохраняя ясный ум и хорошую память. Велиев был отцом четверых детей. Его всегда окружали многочисленные родственники из его родного района, которым он помогал, не отказывая никому. К тому же Ринат знал, что Велиев добровольно помогает дому престарелых в одной из российских областей, не афишируя свою помощь. Когда Ринат предложил написать об этом, Велиев попросил его ничего не публиковать.
– Я верующий человек, – коротко сказал он, – у меня и так много грехов. Очень много, Ринат. Но этим старикам я помогаю потому, что они остались без детей и без внуков. У них никого нет. Возможно, так решил Аллах. И он решил, что я должен им помогать. А если ты об этом напишешь, значит, я делаю это для того, чтобы о моих делах узнали другие. А это уже нечестно. Не пиши об этом, я тебя очень прошу.
Ринат не написал. Но запомнил слова бизнесмена. Когда через несколько лет их представили друг другу в московском нефтяном клубе, они сразу вспомнили о своей первой встрече. Играру понравился молодой человек, который так тактично и деликатно себя вел, опубликовал такую статью и даже не намекал на вознаграждение, обычно принятое в среде журналистов, когда они пишут на подобные темы. А Ринату понравился этот бизнесмен, не старавшийся афишировать свои добрые дела и отличавшийся таким трезвым взглядом на суть происходивших событий. Последние три месяца они очень сдружились, проводя время в многочисленных азербайджанских ресторанах, казалось, открытых по всему городу.
При этом в каждом ресторане у Играра Велиева находились знакомые и друзья, словно все открывшиеся в Москве рестораны состояли из владельцев, являвшихся или его родственниками, или друзьями, или родственниками друзей, или друзьями родственников. Ринат иногда завидовал своему другу. Он потерял отца в четыре года и почти не знал родственников своего отца. А по материнской линии никого не осталось, если не считать «умершего и воскресшего» Владимира Глущенко.
Под утро, примерно в половине шестого, наконец подали хаш. Его принесли в очень глубоких тарелках. Золотистая жидкость наваристого бульона привела Диму в полный восторг. К этому времени он довольно основательно «нагрузился», и каждая новая деталь из затянувшегося ночного обеда, перешедшего в утреннюю трапезу, приводила его в умиление. Велиев по обыкновению почти не пил. Только попав в Москву, он приучил себя иногда позволять себе рюмку водки или полстакана красного вина. Но за хашем не пить водку было почти невозможно.
Под утро, примерно в половине шестого, наконец подали хаш. Его принесли в очень глубоких тарелках. Золотистая жидкость наваристого бульона привела Диму в полный восторг. К этому времени он довольно основательно «нагрузился», и каждая новая деталь из затянувшегося ночного обеда, перешедшего в утреннюю трапезу, приводила его в умиление. Велиев по обыкновению почти не пил. Только попав в Москву, он приучил себя иногда позволять себе рюмку водки или полстакана красного вина. Но за хашем не пить водку было почти невозможно.
Прежде чем приступить к еде, необходимо было заправить хаш размолотым чесноком, плеснуть в него ложку уксуса, щедро добавить соли и перца по своему вкусу. Кроме того, на стол подавали свежий гранат, маринованные баклажаны и перец, соленые огурцы и капусту. Горячий хлеб служил приятным дополнением к этому блюду. Ринат, увидев чеснок, тяжело вздохнул, даже не представляя, как он появится в «Асторе». Но к этому времени он уже потерял способность объективно оценивать все, что с ним происходило. И покорно положил обильную порцию чеснока, заливая его уксусом.
Через час окончательно обмякший, сытый и почти счастливый он сидел за столом, с умилением глядя на своих сотрапезников. Дима Сизов сильно покраснел – сказывалось количество выпитого. Он с трудом координировал свои движения и глупо улыбался. Велиев держался строго, но было заметно по его поплывшему взгляду, что и он несколько перебрал. Конечно, он выпил гораздо меньше, чем Сизов, иначе бы просто потерял сознание. Но количество и качество выпитого тоже сказывались.
И здесь нетактичный Дима допустил ошибку.
– Выпьем за прекрасных женщин, – предложил он, – чтобы они всегда нас радовали и восхищали.
Все поддержали его тост.
– Чтобы наш дорогой Ринат женился и у него была бы большая семья, – провозгласил Велиев.
– И чтобы все женщины в него влюблялись не так, как Светлана, – поддержал его Дима.
При упоминании ее имени Ринат опустил голову. Тяжело вздохнул.
– Что случилось? – всполошился Велиев. – Почему я не знаю? Кто обидел нашего друга?
– Его не просто обидели, – сказал Дима, – его оскорбили.
Если бы он был трезвый, то, возможно, не стал бы рассказывать эту историю. Но после выпитого язык у него был без тормозов.
– Он поехал к своей девушке в Киев и нашел ее в номере с любовником, – прогрохотал Сизов, – она изменила нашему другу.
– Что ты сделал? – хищно спросил Велиев.
– Ничего. Повернулся и ушел, – грустно ответил Ринат.
– Ах, – скрипнул зубами Велиев, – тебя оскорбили. В твою постель чужой человек залез, а ты просто так взял и ушел. Какой ты мужчина после этого?
– Что я должен был делать? Зарезать свою бывшую подругу и ее любовника? А потом сесть в тюрьму? Меня бы отправили к Ходорковскому. Один миллиардер уже сидит, я был бы второй. Зачем мне это нужно?
– Кто говорит «зарезать», – нахмурился Велиев, – сейчас резать нельзя. Другие времена. Никто не поймет. Даже в Чечне «кровников» сейчас мало. А если убьешь человека, то тебя начинают искать, чтобы посадить и наказать. У людей чести не осталось.
– Верно, – мотнул головой Дима, – раньше говорили: «Вы бесчестны, сударь» – и это было самое большое оскорбление. А сейчас если скажут, что ты нечестен, все просто засмеются.
– У нас на азербайджанском языке это по-прежнему страшное оскорбление, – сообщил Велиев, – если мужчине скажут, что он бесчестен, он должен убить другого, кто произнес эти страшные слова. Человек без чести – это человек, способный предать свою мать, сдать свою сестру в публичный дом, снести измену своей жены. Невозможно после этого жить.
– Ну не нужно говорить такие страшные вещи, – рассудительно произнес Дима, – никто не обвиняет Рината. Не нужно ему вообще переживать. Я ему всегда говорил, что эту дамочку интересуют только его деньги. А он влюбился без памяти. Ну и дурак.
– Подожди, – строго прервал его Велиев, – не ругайся. Человеку и так плохо. Значит, она не твоя официальная невеста была.
«Сейчас он тоже прочтет мне лекцию о разнице между официальной женой и женщиной у меня на содержании, – мрачно подумал Ринат, вспоминая слова Глущенко, – все они так хорошо понимают эти отношения. И готовы даже меня учить».
– Не была, – подтвердил Ринат, – мы с ней просто встречались.
– И она тебя обманула, – подвел итог Велиев.
– Да.
– Так нельзя, – решительно заявил Играр Велиев, – ты не должен этого прощать.
– Я ее уже забыл. Пусть живет как хочет.
– Это правильно. Но прощать все равно нельзя. Ты должен отомстить.
– Ага, правильно. Возьму нож и полезу к ней домой. Или скажу своим охранникам, чтобы пристрелили этого гитариста. Сам говоришь, что сейчас другие времена. Я лучше прекращу с ней встречаться и платить за ее наряды. Это для нее самое большое наказание.
– Это не наказание, – возразил Велиев, – она найдет другого мужчину, который будет за нее платить. Такие женщины никогда не остаются одни, они умеют находить богатых кавалеров. Нет, так нельзя. Ты обязан отомстить, чтобы она поняла. Чтобы почувствовала свое место. Чтобы тебя запомнила.
– Хорошо, – махнул рукой Ринат, – я подожгу ее дом. Или взорву ее машину. Так будет лучше?
– Нет, – Велиев нахмурился, – о чем ты говоришь? Это хулиганство, причем злостное. Я не юрист, конечно, но такие вещи нельзя делать. Все сразу поймут, что это ты организовал. Зачем тебе такие неприятности?
– Послушай, Играр, я тебя не понимаю. Ты уже несколько минут доказываешь мне, что нужно отомстить. И тут же говоришь, что нельзя даже хулиганить. Тогда как отомстить? Звонить ей по телефону по ночам и свистеть в ухо? Так это тоже хулиганство. Правда, мелкое. Или облить дерьмом ее дверь? Что ты мне советуешь?
– А еще журналист, – обиделся Велиев, – никакой фантазии у тебя нет. Причем тут свистеть в ухо? Ты разве женщина? Это брошенная женщина может звонить и плакать. Я тебе другой план предлагаю. Не криминальный, а очень законный и приятный. Такой, который ее в самое сердце ранит. Чтобы она навсегда тебя запомнила.
– Какой?
– У нее есть лучшая подруга? Вспомни, кто ее лучшая подруга?
– Наверное, Лина из группы «Молодые сердца». Такая фигуристая брюнетка. У нее огромный бюст, но, по-моему, это искусственные груди. Таких размеров просто не бывает.
– Ты ее видел?
– Конечно, видел. Я хорошо с ней знаком. А почему ты спрашиваешь?
– У нее есть муж?
– По-моему, есть жених. При чем тут она? Я тебя не понимаю.
– Я тебе скажу, что ты должен сделать, – лицо Играра Велиева вспыхнуло, – ты должен отомстить. Но так, чтобы тебя самого не посадили из-за этой женщины. Она переспала со своим музыкантом и сделала тебе больно. Сделай ей еще больнее. Переспи с ее лучшей подругой. И пусть она об этом узнает. Вот тогда она поймет, кем была для тебя. Никем. Ты ее совсем не уважал, а только пользовался ее услугами. Вот тогда ей будет плохо, очень плохо.
Ринат с некоторым уважением и опаской взглянул на своего нового друга. Похоже, этот кавказец понимал толк в мести. Он вспомнил, как Света всегда напрягалась, когда он подходил к Лине. Всегда немного волновалась. У Лины формы были гораздо роскошнее, чем у Светланы. Но ему она не нравилась. Слишком хищный, чувственный рот, слишком крупные формы, слишком яркая, почти восточная красота. Светлана нравилась ему больше. Но Велиев прав. Такая встреча выбьет Светлану из равновесия. Она просто не поверит, что он способен на подобное. Велиев абсолютно прав. Эта самая изощренная месть, которую только можно придумать. И самая безнаказанная. Нет такой уголовной статьи, по которой его можно было бы наказать. Конечно, если он не собирается насиловать Лину. Но с ней он быстро договорится.
– Почему замолчал? – спросил Велиев. – Ты думаешь, что это некрасиво? А она поступила с тобой очень красиво? Если ты будешь поступать всегда красиво и честно, а другие всегда некрасиво и нечестно, то ты будешь всегда проигрывать. Нельзя победить только добром, так не получается.
– Об этом говорил еще Маккиавелли, – поднял голову Дима.
– Он был умный человек, – согласился Велиев, – а я тебе скажу как мужчина. Садиться в тюрьму можно из-за своей любимой жены, ради чести своей сестры или дочери, ради своей матери, ради мужской дружбы, ради своей земли, своего рода, своей родины. А попадать в неприятную историю из-за певицы, которая тебе изменила, очень неприятно. И неправильно.
– Расул Гамзатов говорил, что джигиты дерутся только в двух случаях, – опять вмешался Дима, – ради любимой женщины и за свою землю. Во всех остальных случаях дерутся петухи.
– Как хорошо сказал, – обрадовался Велиев, – вот видишь. Нужно слушать умных людей.
Ринат посмотрел на часы. Уже девятый час утра. Кажется, Светлана говорила, что они должны были вернуться в Киев еще вчера. Если они уже вернулись, значит, Лина сейчас дома. Нужно только найти ее домашний телефон. Кому позвонить? Конечно, Тамаре. Она может найти любой номер. Ринат достал телефон и позвонил Тамаре. Долго ждал, наконец услышал ее сонный голос.