– Ой, это Перси, мой ручной дикобраз. А я-то думала, куда он делся, – сказала я.
– Твой дикобраз? Ну конечно, – сказал папа, выкинув моего дикобраза на холод и устраиваясь поуютнее.
Я тоже уютно устроилась и стала думать о вечеринке. Скинула с себя одеяло и, болтая ногами, пыталась делать так, как делал мальчик-кузен, то есть задирать и опускать их.
– Марти, что ты делаешь? Вся кровать трясется, – пробурчал папа.
– Я пытаюсь делать то, что делал в балете тот мальчик, – ответила я. – Только не могу точно понять, как надо.
– Может, это легче делать не на кровати, – предположил папа.
Я спрыгнула вниз и начала скакать по комнате. Я хотела сделать крутой разворот, и кончилось все это тем, что я кучей рухнула на ковер.
– Ох, миленькая моя, – забеспокоился папа. – Марти, с тобой все в порядке?
Я тихонько лежала и думала.
– Не уверена, – ответила я. На всякий случай подергала ногами. – Думаю, я немножко ушибла ногу.
– Какую? – папа наклонился с кровати и слегка толкнул меня.
– Эту. Нет, может быть, ту. Наверное, ударилась обеими. Может, я их сломала. Ой, это было бы так здорово, тогда у меня был бы гипс. Гипс бывает разных цветов. Можно мне красный, а, пап?
– Да, а также красный нос, маленький ты клоун. Кудряшкин, я не думаю, что ты сломала ноги. Давай посмотрим, сможешь ли ты подняться и немножко походить.
– А на вечеринке Элайши я помогала мистеру Чам-Чаму. Это клоун. У меня все хорошо получалось. Я чуть было не вытащила кролика из шляпы, – сказала я, прохаживаясь по комнате. – Пап, а могла бы я, когда вырасту, стать клоуном? Девочкам ведь разрешается быть клоунами, да?
– Не вижу причин, почему бы и не стать. Правда, не могу сказать, что видел леди-клоунов, но смею заверить, что ты будешь первой.
– Потрясающе! Лучше я начну тренироваться прямо сейчас. Пап, у тебя в ящике с инструментами есть какая-нибудь пила? Я взяла бы ее в школу, чтобы попытаться распилить Кэйти и Ингрид пополам.
– Ну да, я думаю, что девочкам разрешается также совершать и массовые убийства, но это не та карьера, которую я мог бы тебе рекомендовать, – сказал папа.
– Пап, а можно просто попробовать наиграть какую-нибудь музыку на твоей пиле? Мистер Чам-Чам так красиво играл. Ну позволь мне поиграть.
– Марти, я вообще-то самый симпатичный, любящий и все позволяющий папа, ты это знаешь, – но я не позволю тебе портить мою пилу или любой другой инструмент. Ты же не считаешь меня сумасшедшим?
– Я считаю, что ты старый жадина, – сказала я. – Ну а на чем же тогда мне играть?
– Я, бывало, играл на расческе с куском бумаги, – пробормотал папа.
– Ага!
У меня не было расчески – ну ни одной, чтобы там сохранился хоть единственный зубчик, – но я вспомнила, что когда брала у Мелиссы ее щетку для волос, там лежала еще маленькая расческа.
И я в пижаме вышла на цыпочках из Берлоги Марти, глубоко вздохнула и пробралась в комнату Мелиссы. Ее розовые шторы были все еще плотно задернуты. Мелисса неподвижно лежала под вишневым одеялом. Я прошла босиком по темно-розовому ковру, опустилась на колени на пушистый коврик у ее туалетного столика и очень осторожно выдвинула верхний ящик. Там у Мелиссы был такой порядок! Ровненько лежали разные побрякушки, ленточки смотаны в клубочки, бусы и браслеты свернулись как змейки – и там же обнаружилась розовая расческа, которая просто умоляла превратить ее в музыкальный инструмент.
И я схватила ее.
– Ты что тут делаешь? – спросила Мелисса из-под одеяла.
– Ничего! – сказала я, пряча расческу под пижаму.
– Марти! – Мелисса стрелой выскочила из постели. – Что – ты – делаешь – в моей – комнате? Тебе сюда входить не разрешается.
– Я просто хотела посмотреть, проснулась ты или нет, вот и все, – сказала я.
– Ну вот, я проснулась.
– Прости. А теперь снова засыпай – сегодня воскресенье, – и я вышла, не моргнув глазом.
Я пошла в ванную, намотала на расческу туалетную бумагу и попыталась что-то сыграть. И потом потащилась обратно в свою Берлогу Марти:
– Пап, ничего не получается!
– Ну, что такое? Марти, я же еще сплю!
– Туалетная бумага просто рвется и превращается у меня во рту в розовую кашу – смотри! Ну почему в этом несчастном доме все должно быть розовым?
– Розовая каша? Ох! Нет, это должна быть не туалетная бумага. Тебе нужна старомодная – скользкая, плотная бумага. Знаешь, такая есть у бабушки.
Я потопала в шкаф под лестницей посмотреть, не запрятана ли у нас где-нибудь такая бумага, но у нас была только мягкая, с которой любят играть щенята. Я уставилась на порошки для стирки, на кухонные губки и на пылесос… Я смотрела на пылесос долго и упорно. У нас был такой пылесос, в котором нужно подсоединять разные трубки с разными щетками на конце.
Я взяла одну трубку и попробовала в нее подуть. Раздался самый замечательный, самый печальный звук, будто из хобота слона. Я еще подула, посильнее. Чудеса! Теперь этот звук издавало целое стадо слонов. Я дула ритмично – так, чтобы получилось «С днем рожденья тебя». Тут дверца шкафа распахнулась, и на меня безумными глазами уставилась мама:
– Мартина Майклс! Положи это на место! Сейчас семь часов утра воскресенья! Ты что, с ума сошла? Хочешь разбудить всех соседей?
– Мам, я просто стараюсь сыграть мелодию. Ты слышала? Я могу сыграть «С днем рожденья тебя»!
– Я-то слышала. Как и вся наша улица. А теперь вылезай из шкафа.
– Мам, я думаю, что могу быть настоящим музыкантом. Можно мне получить настоящий музыкальный инструмент? Можно что-нибудь такое, что играет как труба? Мне нужны настоящие уроки музыки.
– Я думала, ты настроилась на уроки танцев.
– Вряд ли у меня получится делать ногами все эти штучки. – Я выбралась из шкафа под лестницей. – Посмотри, мам, – что я делаю неправильно? – я подпрыгнула, пытаясь перекрещивать ноги вперед-назад.
– Очень много чего, – сказала мама. – Пойдем, поможешь мне готовить завтрак, раз уж все проснулись. Если ты действительно серьезно хочешь танцевать, возможно, мы могли бы начать с того, что отправим тебя к мисс Сьюзанн. Уверена, она сделает нам скидку. Я собираюсь выполнить для нее очень большую работу. На самом деле мне нужно кое о чем поговорить с тобой и с Мелиссой.
– О чем?
– Ну, сначала позавтракаем. Сделаем сэндвичи с поджаренным беконом?
– Ой, да, пожалуйста! Мам, можно я пожарю бекон? Я люблю, когда он шипит.
– Ты делай тосты – только осторожно.
Я любила смотреть, как тосты выпрыгивают из тостера. Пока мама занималась поджариванием бекона, я порезала хлеб. Мне так нравилось делать тосты, что я все делала их и делала, пока не изжарила весь хлеб.
– Мартина! – воскликнула мама, увидев это.
– Все в порядке, я все съем – я голодная, – сказала я. – Мне просто нравится, как они выскакивают из тостера.
– Ну почему ты все делаешь так неразумно? Теперь намазывай тосты маслом. Восемь штук. Только восемь, хорошо?
Мама заваривала чай и складывала вместе сэндвичи с беконом.
– Позвать папу и Мелиссу? – спросила я.
– Мы будем завтракать в постели. Пойдем в твою комнату, на двухэтажную кровать, а? – спросила мама.
Я засомневалась. На самом деле я не хотела никакого нашествия в мою Берлогу Марти. Я любила, когда там гостил папа, но он не ворчал на мой беспорядок и не замечал, что все нижнее белье свалено в кучу. И я уж точно не хотела, чтобы в мою комнату приходила Мелисса, потому что она всегда старалась забрать назад свои вещи, да еще и командовала мною. Но идея собраться всем на моей кровати и есть сэндвичи с беконом показалась мне очень заманчивой, так что я сказала «да».
Мама и папа заняли нижнюю кровать, а Мелисса и я сидели и жевали на верхней.
– Марти, у тебя такая странная комната, – сказала Мелисса. Она разглядывала мои постеры с Могучей Мартой, Попрыгунчика, задравшего ноги вверх, моих пластиковых лошадей в их конюшне в коробке из-под туфель, Полли, мою попугаиху, которая присела на абажур, и Бэйзила, моего прекрасного боа констриктора, спрятавшегося в тени.
– В этой комнате видна индивидуальность хозяйки, – сказал верный папа.
– Ты так это называешь? – Мама тоже разглядывала все вокруг. К сожалению, она посмотрела и наверх. – Марти, скажи на милость, что это за черные пятна на потолке?
Ой, господи, они получились, когда я играла с маленькой обезьянкой, пытаясь научить ее летать, как летают эти замечательные жуткие обезьяны в «Волшебнике Изумрудного города». Это была маленькая обезьянка Мелиссы – Мелисса сама дала ее мне, когда разбирала свой шкаф для игрушек. Маленькая обезьянка сказала, что больше не хочет быть розовой. Я ее хорошо понимала. Взяла крем для обуви и сделала ей с ним массаж всего туловища. Ей понравилось, что она превратилась в черную. И она очень быстро научилась хорошо летать. Даже слишком хорошо – ударяясь о потолок, оставила на нем одно или два пятнышка от крема для обуви. Но теперь, по крайней мере, ей не грозили неприятности, потому что она полетела прямо в окно и больше не вернулась.
– Эту комнату нужно покрасить, – сказала мама. Посмотрела на ковер. – И тут эти ужасные пятна, которые остались после того, как ты объелась шоколада, подаренного тебе на день рождения, а потом не успела добежать до ванной.
– Я ставила опыт – хотела посмотреть, сколько шоколада можно съесть за один раз. И получила ужасный результат. На самом деле мне удалось съесть почти целую коробку, – сказала я.
– Думаю, можно было бы закрыть пятно половиком, но в этой комнате вполне мог бы появиться и новый ковер. И нужно выбросить это старье – кресло и туалетный столик, у них ужасный вид.
У меня в Берлоге Марти не было приличной мебели. Но было любимое кресло, которое, наверное, стоило целое состояние, прямо как настоящая антикварная вещь. Оно немного продавлено и с одной стороны выскакивают пружины, но на нем очень здорово прыгать. Туалетный столик тоже очень хорошенький, хотя у него и не хватает одного ящичка. Прошлой зимой, когда выпал снег, я попыталась использовать этот ящичек вместо санок, но он почему-то развалился и обратно не сложился.
– Мам, все в порядке, мне нравятся мое кресло и мой туалетный столик, – сказала я.
– Нет, моя дорогая, пришло время, когда ты должна спать в приличной комнате, – сказала мама.
– Ты решила полностью обновить комнату Марти? – встрепенулась Мелисса. – Это нечестно! Я хочу, чтобы и мою комнату привели в порядок – она уже выглядит слишком детской.
– Да, хорошо, если хочешь, можешь ее переделать, – разрешила мама.
Мы с Мелиссой так и уставились друг на друга. Обычно мама не сдается и если соглашается, то… ну не сразу.
– Правда? – обрадовалась Мелисса. – Ну, мам, спасибо! Фантастика! А можно мне сделать новый огромный встроенный гардероб?
– Не глупи, для такого гардероба нужна комната гораздо большего размера. А в этой тогда станет очень тесно, – сказала мама.
– Кто-нибудь собирается посвятить меня в ваши грандиозные планы? – спросил папа. – Особенно если учесть, что в доме именно я на все руки мастер и, похоже, бедному парню придется делать и покраску, и отделку, и новый гардероб, и всякое такое прочее. – Он взъерошил маме волосы, будто она тоже девочка, как мы. – Что творится в этой странной головке? Я чувствую в ней какое-то жужжание, а? Такое же, как жужжание швейной машинки!
Мама глубоко вздохнула. И тут же вскочила с кровати и встала лицом к нам. У нее порозовели щеки и засверкали глаза. Она то сжимала руки, то разжимала их. Это моя привычка, но я делаю так только тогда, когда на самом деле хочу чего-то очень-очень сильно.
– Сьюзанн из школы танцев заказала мне сшить костюмы для ее нового детского балета цветов. Это двадцать платьев, и все разного фасона. Это очень сложная задача. Но если я сделаю эту работу хорошо, то, поскольку Сьюзанн намерена создать зимнюю пантомиму, я смогу получить заказ на несколько перемен костюмов для каждого ребенка. А еще две мамы на вечеринке спросили, не сделаю ли я их дочерям платья подружек невесты. Одна из них хочет шесть таких платьев плюс наряд для маленькой девочки-цветка. Я теперь буду шить день и ночь, и дело стоит того. Увидите, сколько мне за это заплатят!
– Джен, это замечательно, – сказал папа.
– Фантастика, мам, – кивнула Мелисса.
– Столько прекрасных платьев! А я так рада, что мне уже не придется еще раз такое надевать, – сказала я. – Мам, все-таки это я хорошо представила твое портновское искусство?
– Похоже, что так, – кивнула мама. – Мартина, спасибо тебе за то, что ты была великолепным ребенком-манекенщицей.
Я засмеялась и поклонилась ей с верхней кровати.
– Так что же, мы будем ремонтировать наши комнаты потому, что ты собираешься заработать кучу денег? – спросила Мелисса.
– Ну, дело в том… Я все пыталась сообразить, как лучше справиться со всей этой срочной работой. К тому же людям будет очень неловко шествовать на примерку в мою спальню. И это непрофессионально – чтобы кровать стояла посреди комнаты, да еще так неудобно.
– Прости, прости, – сказал папа, поднимая вверх руки.
– И потом мне будет нужно много места, чтобы вешать платья. В идеале я должна развешивать их по всей комнате и закрывать полиэтиленом, – тут мама обвела руками всю мою комнату… и у меня ёкнуло сердце.
– Мам, но нельзя же вешать новые платья в моей Берлоге Марти, просто нельзя! – сказала я. – Это было бы очень неразумно! Ты ведь знаешь, как я умею устраивать беспорядок! Ничего не хочу сказать, но я моментально испорчу эти платья.
– Я знаю, что испортишь, дорогая, – сказала Мама. – Ну, а если мы тебя переселим?.. Видишь ли, мне действительно нужна эта комната как комната для шитья.
Меня это так поразило, что я потеряла дар речи. Было ощущение, будто мама сильно ударила меня кулаком прямо в живот.
– Ты хочешь вытолкнуть меня из моей Берлоги Марти? – прошептала я.
Вообще-то я с трудом могу заплакать: плакать – это так по-девчоночьи, – но почему-то так получилось, что слезы побежали по моему лицу.
– Ох, Мартина, не плачь! – мама взобралась по приставной лестнице, села рядом и обняла меня.
– Не могу. Мам, ты не должна отбирать у меня мою Берлогу Марти! Я ведь даже не сделала ничего плохого. Ну, ничего хуже того, что бывает обычно, – всхлипывала я.
– Знаю, дорогая. Это не наказание. Я просто пытаюсь быть практичной. А это такая грязная, старая комната. Мы никогда даже не меблировали ее по-настоящему. Мне правда она нужна для шитья. Но не стоит так расстраиваться. Я уверена, что папа сделает тебе какие-нибудь новые полки, если ты хорошенько попросишь. Мартина, ну не может же тебе на самом деле нравиться вся эта рухлядь! Вещи в твоей берлоге – просто хлам. И в любом случае у девочек не бывает берлог: берлоги – это для мальчиков.
– А я хочу берлогу, – плакала я.
– Так что, Марти переезжает к тебе и папе? – спросила Мелисса.
Мама будто что-то проглотила.
– Нет, Мелисса, не думаю, что это возможно, – сказала она. – Дети не спят в комнате родителей – во всяком случае, не в этом возрасте.
– Тогда куда же она переедет? – Голос Мелиссы поднимался все выше и выше.
– Ну, дорогая, это так понятно. Она переедет к тебе, – ответила ей мама.
– Нет! Нет, нет и нет! – взвизгнула Мелисса. – Я не могу жить вместе с Марти! Она устраивает ужасный беспорядок и ломает все мои вещи, она сводит меня с ума!
– Не волнуйся, я никогда-никогда-никогда не буду жить с тобой! – заявила я. – Если мама забирает у меня мою Берлогу Марти, то я буду… я буду спать на кухне… или в ванной… или в палатке в саду!
– Вы устраиваете глупую бучу из-за ерунды! Вот увидите, вам будет гораздо веселее жить вместе. Я жила со своей сестрой, и нам это нравилось. У нас было много разных игр, нам вдвоем было хорошо, – сказал Мама.
– Да, но вы с тетей Кэрол любите друг друга, – сказала Мелисса.
– Я хочу, чтобы и вы, глупышки, тоже любили друг друга. Я знаю, что на самом деле так оно и есть. И вообще, я устала, мне плохо от ваших вечных споров. Только посмотрите на себя – ведь что ни день, то драка!
– Но у нас каждый день будет драка, если мне придется спать в этой ужасной розовой комнате – да еще в ней воняет, – заныла я.
– В ней не воняет! – возмутилась Мелисса.
– Нет, воняет – все эти розовые вещи, и пудра, и лак для волос. Я задохнусь, если мне придется жить в комнате Мелиссы.
– Ну а меня задушит ужасная вонь от твоей грязной одежды и твоих глупых старых самодельных игрушек. Мам, ты не можешь заставить нас жить вместе, просто не можешь! – Мелисса тоже заплакала.
– Пожалуйста, перестаньте плакать! Слушайте, простите меня, я не хотела вас так расстраивать. Если только вы поймете, что я имела в виду, то вам понравится сама идея перемены. Уверена, понравится. Вы можете полностью переделать вашу комнату. Мелисса, ты же говорила, что хочешь ее перекрасить. Ну вот он, твой шанс.
– Но в этом нет никакого смысла, если тут будет Марти. Она все испортит! Она приведет в беспорядок все мои вещи, все разломает – да просто будет сильно меня раздражать. Мам, ну как ты можешь так со мной поступить?!
– Я просто пытаюсь сделать кое-какую работу и получить за это много денег для всех нас, – сказала мама. И мне показалось, что она тоже собирается заплакать.
– А ну-ка замолчите. Все, – сказал папа. Он произнес это очень спокойно, но было в его голосе что-то такое, что заставило нас умолкнуть. – Нет никакой необходимости в том, чтобы вы оказались в таком глупом положении. Марти, ты можешь сохранить свою берлогу. Мелисса, ты не должна ни с кем делить свою комнату. Джен, у тебя может быть своя швейная комната. Забирай нашу гостиную внизу. Всем ясно, что сейчас в моем агентстве путешествий я не зарабатываю достаточно денег. И я закрою свой офис. Агентство – это сплошная неудача. Как и я.
И папа лег и повернулся лицом к стене.