– Вот теперь кранты, – прошептала она, выглядывая из укрытия. – Они полностью оцепили склад!
Я молчала – никаких полезных мыслей в голове не было, а нагнетать обстановку пустыми стонами не хотелось.
Вдруг позади нас послышался какой-то шорох.
Я подумала, что только крыс нам теперь не хватало для полного счастья, но вслед за шорохом раздался хриплый кашель. Крысы, насколько я знаю, так не кашляют.
Мы с Надеждой дружно обернулись.
Позади нас возле складской стены стояло существо неопределенного пола и возраста в грязной куртке из искусственного меха и вязаной шерстяной шапочке, натянутой на сальные волосы.
– Женщины, проявите снисхождение, дайте на опохмел бывшему передовику производства! – прошамкал бомж, приоткрыв рот, из которого торчал единственный гнилой зуб.
– Дядя, видишь – не до тебя! – отмахнулась от него Надежда. – Самим помощь требуется!
– Да мне бы совсем чуток… – протянул бомж. – Самую малость! Душа горит, сил нет!
– Ну ладно, дядя, держи! – Надежда протянула ему две смятые десятки. – Только вали отсюда, а то, видишь, менты понаехали, тебе тоже может ненароком попасть… под горячую-то руку…
– Менты-то? – усмехнулся бомж, подхватив деньги грязной скрюченной лапой. – Да разве ж я их боюсь? Я от них завсегда смоюсь! А вам что, женщины, от ментов сбечь надо?
– Иди, иди, дядя! – отмахнулась Надежда. – Получил свое и не мешай… Нам и без тебя неприятностей хватает! Вон они, голубчики! Сейчас начнется!
Действительно, дверцы полицейской машины распахнулись, и из нее неторопливо выбралось трое коренастых мужчин в форме.
– Дак вы за мной идите, – прошамкал бомж.
С этими словами он развернулся и довольно шустро засеменил вдоль складской стены.
Надежда с интересом следила за ним.
Дойдя почти до конца проулка, бомж оглянулся и отодвинул в сторону валявшуюся на земле картонную коробку. Под ней оказался приоткрытый люк. Бомж неожиданно легко поднял его крышку и прошамкал:
– Ну что, женщины, пойдете или будете ментов дожидаться?
Надежде не понадобилось повторять дважды: она вскочила и бросилась вслед за бомжом, сделав мне призывный жест. Я оглянулась на ментов… и помчалась следом.
Бомж, как настоящий джентльмен, пропустил нас вперед, спустился следом, осторожно прикрыл люк и напоследок, высунув в щель руку, подтянул на прежнее место коробку, которая маскировала путь нашего отхода.
Мы спускались по металлическим ступенькам в темноту и неизвестность. Бомж полз следом, непрерывно бормоча:
– И чего сегодня все как одна на этот склад тащутся? Сперва та девонька, теперь вот вы… Я ведь ей говорил – не ходи туда, дочка, там нехорошо! Там эти… привидения шастают! А только она разве меня послушала? Вообще она некультурная какая-то, на опохмел бывшему передовику пожалела… Вот вы, женщины, – другое дело, вы ко мне с пониманием подошли…
– А куда мы спускаемся? – поинтересовалась Надежда, приостановившись, чтобы перевести дыхание. При этом она озабоченно принюхалась.
– Дак в эту… в самую канализацию! – сообщил бомж жизнерадостным тоном.
– То-то я чувствую, запашок специфический!
– Самый что ни на есть натуральный! Коли обвыкнешься, так оно даже ничего! Я вот, например, обвыкся, дак и вовсе его не замечаю. А вот когда химией какой несет, горелой резиной, к примеру, или, извиняюсь, духами – вот это я плохо переношу!
– Надо же, какой трепетный! – хмыкнула Надежда. – Тонкое, ранимое создание!
– Это точно, – согласился бомж. – Создание у меня сильно ранимое. Меня в девяносто шестом году Валька-Хмырь горлышком от бутылки поранил, так что с тех пор мое создание как есть ранимое. Главное дело, я же сам эту бутылку купил, вино марки «Лизабелла», его угостил – и он же меня той бутылкой поранил! Отечественная медицина в лице доктора Левинсона из больницы номер двадцать пять героически боролась за мою жизнь и вырвала меня из рук этой… как ее… смерти. Хотя доктор Левинсон и сомневался. Но мой организм оказался на редкость крепким. Как у бывшего передовика. А насчет того, что тебе тут фуняет, так ты не беспокойся – когда малость обвыкнешься, перестанешь замечать…
– Да я как-то не собираюсь тут «обвыкаться», – отозвалась Надежда. – Нам тут делать нечего, нам бы вот с девушкой теперь наружу выбраться где-нибудь в безопасном месте…
– Насчет безопасного места – это я тебе навряд ли помогу, самое безопасное место как раз тут и имеется, под землей. А там, в городе-то – там только держись, там такой народ – так и норовят убить или поранить, как, к примеру, Валька-Хмырь в девяносто шестом году, а то и вовсе ограбить… А ты, к примеру, могла бы у меня остаться. Ты, как я погляжу, женщина самостоятельная, из себя видная. А я – тоже не всякий-разный. У меня здеся жилплощадь, почитай, неограниченная – это раз, тепло круглый год – это во-вторых, и с третьей стороны – постоянный стабильный заработок в лице бутылок и прочего вторсырья…
– А что же ты тогда на опохмел у прохожих клянчишь? – перебила его Надежда.
– Так что ж не клянчить, когда дают? – бомж развел руками. – Это ж у меня этот… бизнес такой! У меня бизнес психо… психологический – я, коли вижу, что человек с понятиями, так попрошу, а коли видать, что жлоб, то и не обращаюсь. Хотя тоже ошибки бывают. Вот обратился давеча к той девушке симпатичной, а она меня послала, хотя я и передовик бывшего производства… Так какой же будет твой положительный ответ на мое предложение?
– Да… – протянула Надежда. – Честно сказать – вы меня огорошили… несколько неожиданное предложение. Можно мне его обдумать? Вопрос серьезный, сами понимаете…
– Что ж, думай! – милостиво согласился бомж. – Только ты того… не слишком с этим делом затягивай. У меня, понимаешь, тоже свои планы имеются!
– Ну надо же. – Надежда повернулась ко мне, улыбаясь. – Можешь представить, это уже второе предложение руки и сердца за последнюю неделю!
За таким увлекательным разговором мы прошли не меньше километра по темному и грязному тоннелю. Бомж, как видно, знал его как свои пять пальцев и вел нас к какой-то вполне определенной цели.
Наконец он замедлил шаги и проговорил:
– Вот она, квартирка моя отдельная! На данный момент трехкомнатная, но в случае увеличения семьи вполне можно расширить, все, как говорится, в наших силах…
Он чиркнул спичкой и зажег висящую на стене тоннеля керосиновую лампу. При ее неровном чадящем свете мы увидели три составленные рядком огромные картонные коробки, по-видимому, из-под телевизоров.
– Вот это – спальня, – горделиво указал бомж на одну из коробок, дно которой было застелено обрезками поролона, поверх которых валялось сложенное вдвое ватное одеяло.
– А вот это – столовая, – продолжил хозяин «квартиры» экскурсию, показав на вторую коробку, где лежало несколько упаковок вермишели быстрого приготовления, называемых в народе «бомж-пакетами», и еще какие-то подозрительные продукты питания.
– А вот это – мой кабинет! – Он с гордостью продемонстрировал третью коробку, в которой валялась груда потрепанных глянцевых журналов и стопка рекламных листовок.
– Бывает, долгими зимними вечерами сижу в своем кабинете, журнальчики почитываю… – сообщил он мечтательно.
– А листовки рекламные зачем? – поинтересовалась Надежда Николаевна. – Тоже почитываете?
– А у них ведь вторая сторона чистая, – ответил бомж, хитро ухмыляясь. – Я на той чистой стороне иногда чего-нибудь записываю… чтобы, к примеру, не забыть.
– Да вы, никак, писатель! – изумилась Надежда.
– Ну, это нет! – засмущался бомж. – Один у нас был писатель, Серега Кривой. Он очень любил на заборах всякое писать. Причем не просто так, как обыкновенные люди пишут, а все с выдумкой… Через что и пострадал. Думал, на общественном заборе пишет, а оказалось – на частном ограждении одного крутого кореша. Ну, после чего ему последний глаз выбили. На этом его писательство и закончилось. Так что я этим делом не балуюсь. Писатель – профессия опасная, не для меня. А я больше рецепты записываю, к примеру, у меня тут записано семьдесят четыре рецепта очистки политуры, хочешь, поделюсь? – И он зашуршал листовками.
– Нет, спасибо! – отшатнулась Надежда Николаевна.
– Телефоны, опять же… – продолжал гостеприимный хозяин. – К примеру, тебе сейчас свой сотовый запишу. А то как же ты – надумаешь ко мне переехать, а позвонить-то не сможешь!
– Что, у вас и мобильный телефон имеется? – удивилась Надежда. – Однако до чего дошел научно-технический прогресс! Телефонизированы абсолютно все слои населения!
– А как ты думала, – с гордостью сообщил бомж. – Ежели по городу внимательно ходить, все у тебя будет! Только знай, под ноги смотри да своевременно нагибайся…
– Не поняла! – удивилась Надежда. – При чем здесь телефон?
– Ты меня слушай и не перебивай! Люди ведь до чего невнимательные! Все теряют! Особенно если по пьяному делу. Сумки, портфели, документы разные… Ну, документы, они, положим, никому не нужны, еще и неприятностей с ними огребешь, а портфель хороший – он ведь денег немалых стоит! Из одежды бывает или там из обуви. Ежели бы я хотел – был бы одет, как этот… телеведущий. Только мне при моей работе это ни к чему, люди меня не поймут. Чего только не найдешь! Даже, случается, кольцо обручальное человек обронит. Ну, это, видать, сильно жена достала. А уж телефоны эти… мебельные… тьфу, мобильные! – так раз в месяц непременно найдешь. Так что как раз на месяц его хватает, платить не приходится. Ну, пользоваться-то меня добрые люди научили, невелика наука, где какую кнопку нажать. Некоторые свой номер в телефон забивают, а ежели не забит – я-то все равно звонить по нему могу, только что друзья-знакомые мне не позвонят. А сейчас вот номер в нем забитый, так что я тебе его для памяти запишу…
Бомж достал из-под стопки рекламных листовок очень приличный сотовый телефон, пощелкал кнопками и записал на одной из листовок семизначный номер.
– Вот, возьми! Надумаешь – позвони! Только ты быстрее думай, не затягивай!
С этими словами он сунул в руку Надежде листовку с номером.
– Это хорошо, – проговорила Надежда, переглянувшись со мной. – А только вы обещали нас наружу вывести!
– Так в чем проблемы? – Бомж сделал несколько шагов в сторону и показал убегающую к потолку тоннеля узкую железную лесенку. – Вот он, путь наверх! У меня ведь квартира в престижном районе, можно сказать, возле станции метро. Мне сколько раз обмен предлагали – Жора-Дантист за мою трехкомнатную пятикомнатную квартиру предлагал, но в спальном районе…
– Хорошо, – прервала Надежда его бесконечный монолог. – Спасибо вам за помощь, и желаем творческих успехов!
С этими словами она полезла наверх по гремящей железной лестнице. Я двинулась следом.
– Ты только телефон мой не потеряй! – крикнул снизу бомж. – И думай быстрее насчет моего предложения! Такие мужчины самостоятельные на улице не валяются!
Через пять минут мы отодвинули люк и выбрались на поверхность земли. Солнечный свет показался нам ослепительным.
Мы находились посреди газона, в нескольких шагах от нас две молодые мамаши болтали, ритмично раскачивая коляски. Увидев нас, они испуганно замолчали, вскочили и понеслись в неизвестном направлении.
– Представляю, как мы выглядим! – грустно проговорила Надежда. – Если муж увидит меня, прежде чем я приму душ и переоденусь, – не избежать серьезного разговора! Так что разбегаемся по домам и приводим себя в порядок!
Когда Надежда Николаевна вошла в квартиру, Бейсик направился было к ней, собираясь приветственно потереться об ноги, но вдруг замер на месте, удивленно распушив усы. С виду это вроде бы была его собственная хозяйка, но запах! Запах от нее исходил совершенно незнакомый. Такой запах Бейсику приходилось обонять, когда на даче он сталкивался с грубыми помойными котами. От хозяйки так пахнуть не могло. Значит, это не его хозяйка, а некое страшное существо, оборотень, под видом хозяйки проникший в их квартиру!
Кот попятился, взъерошил шерсть на загривке и угрожающе зашипел.
– Бейсинька, ты меня не узнал? – залебезила Надежда, сделав шаг вперед. – Это же я, твоя хозяйка!
Бейсик прижался к полу, еще немножко отступил назад и злобно завыл, давая понять, что не отдаст свою жизнь задешево.
Надежда Николаевна, которой не раз приходилось сталкиваться с его когтями, опасливо протиснулась мимо кота по коридору, добралась до двери ванной.
Когда она приняла душ и переоделась в уютный голубой домашний халат, кот ее наконец-то признал, а когда она открыла холодильник и угостила его фаршем, состоялось полное примирение. Только на одежду, в которой Надежда вернулась из своего похода, он неприязненно шипел, поскольку она напоминала о пережитых неприятных минутах.
Надежда и сама понимала, что эту одежду нужно немедленно постирать.
Прежде чем побросать вещи в стиральную машину, она проверила карманы. Это было непременной процедурой с тех пор, как много лет назад она постирала в кармане дочкиной куртки читательский билет институтской библиотеки.
В одном из карманов ей попался глянцевый листок бумаги с написанным на нем телефонным номером бомжа.
Усмехнувшись, Надежда собралась выкинуть листок в мусорное ведро, но перед этим машинально перевернула его.
На обратной стороне был напечатан рекламный текст.
«Группа делового развития – это весь спектр банковских услуг для физических и юридических лиц! Вклады до востребования, депозитные банковские ячейки, ипотека. Гарантия конфиденциальности и безопасности. Высокий уровень сервиса».
Рука, потянувшаяся к мусорному ведру, зависла в воздухе.
Надежда еще раз взглянула на листовку.
Что-то в ней привлекло ее внимание.
«Группа делового развития».
И сбоку сокращенное название: «ГДР».
Надежда вспомнила сообщение, которое получила ночью после страшного эпизода в маршрутке. Та эсэмэска до сих пор буквально стояла перед ее глазами:
«Предмет в ГДР, ключ у надежного человека. Я попытаюсь разрулить ситуацию».
Она еще тогда, той ночью, пыталась понять, что такое ГДР.
И вот теперь ответ прямо перед ней.
Отпихнув кота, Надежда бросилась к телефону и набрала Дашин номер.
– Я знаю, где находится то, что они ищут! – выпалила она, едва услышала Дашин голос. – Помнишь, я рассказывала тебе об SMS-сообщении, которое получила от Вадима? Так вот, я знаю, что такое ГДР! Единственная проблема – у нас нет ключа!
– Ключа? – переспросила Даша каким-то странным голосом. – А вот про ключ, пожалуй, знаю я…
– Нет, нет и нет! – твердо повторила я. – Не пойду ни в какой банк! Во-первых, нас поймают! Во-вторых, даже если мы найдем это самое «монтекристо», то куда мы с ним денемся?
– Вернем на место, – невозмутимо отвечала Надежда Николаевна. – «Монтекристо», я так понимаю, – это секретная разработка и есть. Ее украли у Сурена? Так Сурену и вернем!
– Как до него добраться? – уныло спросила я. – Нора куда-то пропала, по телефону не отвечает.
– Ой, ну это же просто! Слушай, – Надежда блеснула глазами, – есть у меня в том институте знакомый, еще по прошлой работе в НИИ. Дурак фантастический, но, стыдно сказать, ко мне неровно дышит. Так что если я позвоню и попрошу его пропуск выписать нам обеим, то он сделает. А уж когда мы в институте окажемся, то к Сурену путь найдем.
Мы вошли в холл банка.
– Вы по какому вопросу? – осведомился, поднявшись нам навстречу, охранник – плечистый дядька средних лет.
Вместо ответа я показала ему ключ. Маленький плоский ключик с затейливой плоской бородкой и немного утолщенной золотистой головкой.
– Подождите, пожалуйста, здесь! – Охранник показал на диван в углу холла, под раскидистой пальмой. – Сейчас я сообщу, и к вам выйдет менеджер депозитного отдела.
Мы переглянулись и уселись на диван.
Дверь снова распахнулась, и на пороге банка появилась миниатюрная старушка в старомодной шляпке из черной соломки, украшенной искусственными цветами и гроздью винограда.
– По какому вопросу? – привычно спросил охранник.
– По вопросу квартиры, – зачастила старушка. – Квартиру я продаю, а Нина покупает. То есть не покупает, а расселяет. То есть не расселяет, а родственный обмен. Потому что у нее второй муж отдельно проживает. Сидоровы, нам на час назначено. То есть не Сидоровы, а Воробьевы. А Нина, она вообще Васильева. Но они все должны сюда прийти, мы все соберемся, и я должна подписать…
– Хорошо, посидите пока здесь! – Охранник потряс головой, словно пытаясь вытрясти из нее старушкину трескотню, и указал ей на тот же диван. Старушка села рядом со мной и без предисловия начала:
– Я должна подписать, а они опаздывают! А Нина – она за вторым мужем, который Васильев, он слесарь в ЖЭКе, а первый ее муж, Васька, тот уже совсем спился…
Я прикрыла глаза, пытаясь отгородиться от этого голоса, который ввинчивался в мой висок, как шуруп-саморез.
– Кто в депозитный отдел? – Из внутренней двери вышла приятная девушка в строгом деловом костюме.
– Надежда Николаевна, идите вы! – Я протянула Надежде ключ. Она – женщина чрезвычайно толковая и деловая.
Надежда с менеджером скрылись за дверью, но тишина не наступила, старушка рядом со мной продолжала свой бесконечный монолог:
– Вот тот-то, Васька – он как раз был Воробьев, он на заводе работал, в отделе технического контроля, а Нина – она в столовой при дирекции, очень хорошее место, только с площадью у нее неважно…
Я собралась встать и отойти в другой конец холла, как вдруг старушечья трескотня прервалась и совсем другим, едва слышным и совсем не старым голосом она проговорила:
– Сиди!
– Что? – не поняла я и удивленно повернулась в ее сторону.
– И головой не верти! – процедила она, почти не разжимая губ. – Дернешься – пристрелю!
– Да вы что, бабуля… – начала я, но увидела холодные молодые глаза и сумочку на коленях, прикрывающую правую руку, и вдруг поняла, что этот голос мне знаком…
– Узнала? – прошептала она. – Ну это и к лучшему! Имей в виду – я не шучу. У меня пистолет, с глушителем, разумеется. Если дернешься или попытаешься мне помешать – буду стрелять, не задумываясь. Мне терять нечего…
– Но ведь здесь охрана! – проговорила я, с трудом разлепив побелевшие губы.
– Ты видела этого охранника? – она усмехнулась уголками губ, скосив глаза. Охранник сидел за столиком перед входом, уставившись в журнал с кроссвордом.
– Я же тебе сказала – пистолет с глушителем! Пока этот козел поймет, что произошло, меня здесь уже не будет!
– Что вам от меня надо? – прошептала я, опустив веки.
– Не прикидывайся дурой! – огрызнулась она. – Ты прекрасно знаешь, что мне нужно! Пока сиди тихо, и без фокусов! Когда выйдет твоя подруга – начнется вторая часть Марлезонского балета! И ты будешь танцевать по моим правилам, если хочешь остаться в живых.