Оборванец поплелся за Саруманом, причитая:
— Несчастный Грима! Бедный старый Грима! Все время бранят и бьют. Ненавижу. Если бы я мог от него отвязаться!..
— А ты возьми и отвяжись! — сказал Гэндальф.
Но Причмок — ибо это был он,— только кинул на Гэндальфа злой и полный страха взгляд выцветших глаз и поковылял дальше. Поравнявшись с хоббитами, Саруман приостановился, посмотрел на них и поймал ответный взгляд, в котором прочел жалость.
— И вы здесь, малявки, чтобы поглумиться над моим несчастьем? — сказал он.— Вам-то что, у вас всего вдоволь, и еды, и одежды, и наилучшего трубочного зелья. Да-да, я все знаю. Знаю даже, откуда оно у вас. Дали бы нищему на одну трубочку, а?
— Дал бы, да у меня нет,— ответил Фродо.
— Ладно, отдам, что осталось, если подождешь, — сказал Мерри. Он спешился и стал шарить в дорожном мешке, притороченном к седлу. Потом протянул Саруману кожаный мешочек.— Бери все, что там есть! И знай, что это часть добычи, выловленной, когда Исенгард был затоплен.
— Моя собственность, которая мне дорого досталась! — воскликнул Саруман, жадно хватая мешочек.— Но это только символическая отплата, вы наверняка взяли себе много больше. Что ж, нищему приходится говорить спасибо, даже если вор возвращает ему огрызок того, что отнял. Ничего, ты еще узнаешь лихо, когда вернешься домой и увидишь, что в Южном Уделе стало совсем не так, как бы тебе хотелось. В Хоббитшире сейчас трудности с трубочным зельем!
— Спасибо, утешил! — ответил Мерри.— В таком случае, отдай мне мешочек, который тебе никогда не принадлежал, а со мной всю дорогу ездил. Заверни зелье в собственные тряпки.
— За грабеж грабежом платят,— сказал Саруман и, повернувшись к Мерриадоку спиной, пнул своего спутника, после чего оба пошли к лесу.
— Вот так раз! — фыркнул Пипин.— Грабеж! Будто он нам ничего не должен за похищение, за раны и за то, как нас орки волокли через степи!
— Ну его,— сказал Сэм.— Что он там говорил, будто зелье ему дорого досталось? Интересно, как он его вообще добыл? Очень мне не нравится, что он вспомнил про Южный Удел. Пора нам уже оказаться дома.
— Правильно, пора,— признал Фродо.— Но быстро не получится, если мы хотим увидеть Бильбо. Что бы там ни было, а я сначала заеду в Райвендел.
— Я тоже думаю, что так будет лучше,— сказал Гэндальф.— Несчастный Саруман! Боюсь, что теперь уже из него ничего хорошего не получится, душа его съедена Злом. Я не уверен, что Древесник был прав. По-моему, эта змея еще сможет укусить, пусть не сильно, но чувствительно.
На следующий день они были уже в Северном Дунланде. Никто там не жил, но места были зеленые и удивительно красивые. Сентябрь дарил путникам золотые дни и серебряные ночи, и они спокойно доехали до речки Лебяжьей, которая сбегала с гор в низину веселым водопадом. Чуть восточнее водопада был старый брод. Со скалы у брода они посмотрели на запад и увидели в дымке светлого утра бесчисленные озера, почти до самой реки Серой. В камышах у этих озер гнездилось множество лебедей.
Так они оказались в Эрегионе.
Нежное утро перешло в день, солнце поднялось над отступающей мглой, и из лагеря, разбитого на пригорке, они увидели три вершины на востоке, стремящиеся к небу сквозь облака: Карадрас, Зиразигил и Фануинхол.
Здесь они простояли почти неделю. Приближался час нового расставания, и сердца у всех сжимались в ожидании. Келеборн и Галадриэль со свитой должны были повернуть к востоку, пройти через перевал под пиком Багровый Рог, потом Ступенями Димрилла спуститься к реке Серебрянке и оказаться в своей стране. Они и так сделали лишний крюк к западу, чтобы подольше побыть с Гэндальфом и Элрондом, и сейчас еще оттягивали разлуку, проводя дни в беседах с друзьями. Поздними ночами, когда хоббиты сладко спали, они сидели под звездами, вспоминая ушедшие века, свои труды и радости, размышляя над приходом новой Эпохи. Посторонний, заметив их, немного бы увидел и услышал. Они бы, наверное, показались ему фигурами, вырезанными из серого камня, забытыми в обезлюдевшем месте. Ибо говорили они не словами. Они просто читали мысли друг друга, лишь глаза их мерцали, гасли и снова загорались, следя за ходом этих мыслей.
Наконец, все было сказано, и они попрощались, обещав встретиться, когда настанет срок для Трех Колец покинуть Средиземье. Лориэнские эльфы в серых плащах быстро скрылись, словно растворились в тенях меж камней, а оставшиеся, которым предстояло идти в Райвендел, долго смотрели им вслед с пригорка. Потом в дальней дымке что-то блеснуло, как молния, и Фродо понял, что это Галадриэль на прощанье сверкнула поднятым Кольцом.
— Жаль, что мы не смогли заехать в Лориэн,— вздохнул Сэм.
И вот наступил День, когда они добрались до нагорья, поросшего вереском, и вдруг — путешественникам всегда кажется, что они видят все вдруг,— перед ними оказался обрыв, и внизу — глубокая чаша долины Райвендела, где светились гостеприимные окна Дома Элронда. Они спустились в долину, переправились через мост, подъехали к Дому, и уж тут он весь засиял огнями и зазвенел песнями, приветствуя вернувшегося хозяина.
Не снимая плащей, не умывшись и даже не поев с дороги, хоббиты помчались искать Бильбо. Они застали его одного в маленькой комнатке, буквально засыпанной листками бумаги, карандашами и перьями. Сам Бильбо сидел в кресле перед камином, в котором весело потрескивал огонек. Он стал очень старым, совсем сморщенным, и спокойно дремал.
Когда хоббиты вошли в его комнату, он открыл глаза и взглянул на них.
— Добро пожаловать! — светло улыбнувшись, проговорил он.— Вернулись, значит. А завтра у меня день рождения, так что вы как раз вовремя, молодцы! Вы знаете, что мне будет сто двадцать девять лет? Через год, если доживу, сравняюсь в возрасте со Старым Туком, вот как. Мне бы хотелось прожить больше, чем он, но уж как выйдет!
Отпраздновав день рождения старого Бильбо, четверо хоббитов задержались в Райвенделе еще на несколько дней, большую часть времени проводя с ним. Старик теперь выходил из своей комнатки только в столовую. Тут он был неизменно пунктуален и почти никогда не просыпал час завтрака и обеда.
Друзья садились с ним у камина и рассказывали все, что запомнили из своих путешествий и приключений. Сначала Бильбо пробовал за ними записывать, но он теперь часто засыпал, а проснувшись, восклицал:
— Удивительно! Необыкновенно интересно! Так на чем мы остановились?
Единственное, что его по-настоящему тронуло и живо заинтересовало, было описание коронации и женитьбы Арагорна.
— Меня, конечно, приглашали на эту свадьбу,— сказал он.— Я же столько лет ее ждал! Но когда дело до нее дошло, как-то не смог собраться. Тут у меня столько работы, а упаковываться всегда ужасно хлопотно…
Прошло две недели.
Однажды утром Фродо выглянул в окно и увидел, что за ночь все покрылось инеем и паутина бабьего лета стала белой. И он вдруг понял, что пора прощаться с Бильбо и трогаться в путь. Погода была еще теплой и тихой, будто сама природа не спешила вычеркивать из памяти чудесное лето, но все-таки был октябрь, и в любое время могли прийти ветра и холода. Путь предстоял неблизкий. Но даже не это подгоняло Фродо. Он не знал, почему, но в глубине души чувствовал, что должен спешить в Хоббитшир. Сэм был того же мнения. Как раз накануне вечером он говорил:
— Мы далеко были и много видели, но лучшего места, чем Райвендел, вряд ли найдешь. Не знаю, правильно ли я скажу, вы уж меня извините, но тут есть всего понемножку: и от Хоббитшира, и от Золотого Леса, и от Гондора, и от королевского двора, и от придорожного трактира, и луга тут, и горы, — и все-все. Но я, честно сказать, очень беспокоюсь о своем Старике. И чувствую, что надо уходить.
— Ты прав, Сэм. Здесь, действительно, есть от всего понемножку, кроме Моря,— ответил Фродо. И, помолчав, повторил, будто обращаясь к самому себе: — Кроме Моря.
В тот же день Фродо переговорил с Элрондом, и они решили, что назавтра хоббиты уедут. К большой их радости, Гэндальф объявил:
— Я еду с вами. Во всяком случае, до Пригорья. Есть у меня дело к Медовару.
Вечером они пошли попрощаться с Бильбо.
— Ну что ж, если надо, так надо,— сказал Бильбо.— Жаль, конечно. Мне вас будет очень не хватать. Было бы приятно знать, что вы рядом. Но что-то я теперь все время засыпаю.
Старик подарил Фродо мифриловую кольчугу и Жало, забыв, что уже один раз сделал ему этот подарок; потом дал ему три книжки, посвященные различным наукам и истории, переписанные его тонким, как паутина, почерком в разное время жизни. Книжки были в красивых переплетах, и на каждой стояло: «Перевод с эльфийского Б. Т.».
Сэм получил от него небольшой мешочек с золотом.
— Это все, что у меня осталось от сокровищ Смога,— сказал старик.— Тебе оно пригодится, если надумаешь жениться, Сэм.
— Я еду с вами. Во всяком случае, до Пригорья. Есть у меня дело к Медовару.
Вечером они пошли попрощаться с Бильбо.
— Ну что ж, если надо, так надо,— сказал Бильбо.— Жаль, конечно. Мне вас будет очень не хватать. Было бы приятно знать, что вы рядом. Но что-то я теперь все время засыпаю.
Старик подарил Фродо мифриловую кольчугу и Жало, забыв, что уже один раз сделал ему этот подарок; потом дал ему три книжки, посвященные различным наукам и истории, переписанные его тонким, как паутина, почерком в разное время жизни. Книжки были в красивых переплетах, и на каждой стояло: «Перевод с эльфийского Б. Т.».
Сэм получил от него небольшой мешочек с золотом.
— Это все, что у меня осталось от сокровищ Смога,— сказал старик.— Тебе оно пригодится, если надумаешь жениться, Сэм.
Сэм покраснел до ушей.
— А вам, юные друзья, мне нечего предложить, кроме доброго совета,— сказал Бильбо Мерри и Пипину. Совет он им дал довольно длинный и закончил шуточкой, совсем в хоббичьем духе.— Смотрите не прорастите сквозь шапки. Если не перестанете расти в таком темпе, у вас карманов не хватит на покупку одежки.
— Но если ты хочешь прожить дольше Старого Тука, почему бы нам не перерасти Бычегласа? — смеясь, сказал Пипин.
Бильбо тоже рассмеялся и вытащил из кармана две красивые трубки, окованные узорным серебром, с перламутровыми мундштуками.
— Вспоминайте старого Бильбо, когда задымите из этих трубок,— сказал он.— Их для меня сделали эльфы, но я теперь не курю…— Тут голова его опустилась на грудь, и он заснул, а когда через некоторое время проснулся, то сказал: — Так на чем мы остановились? Ага, я раздавал подарки. Это мне о чем-то напоминает… Слушай, Фродо малыш, куда девалось Кольцо, которое я тебе когда-то дал?
— Сгинуло, дорогой дядя Бильбо,— терпеливо ответил Фродо.— Я ведь от него избавился.
— Жаль, жаль,— вздохнул Бильбо.— Я бы хотел еще разок на него взглянуть… Нет, кажется, я говорю глупости. Ведь ты за этим отправился в путь, да? Что бы от него избавиться. Трудно все ухватить, столько с этим связано всего, история Арагорна, и Белый Совет, и Гондор, и всадники, и харатцы, и олифаны… Ты правда одного видел, Сэм?.. А потом пещеры, Башни, золотые деревья и… кто же все это запомнит? Сейчас я вижу, что возвращался домой из моего Путешествия слишком прямой дорогой. Жаль, что Гэндальф не показал мне другие страны. Только тогда я опоздал бы на Аукцион, и у меня была бы уйма лишних хлопот. Сейчас-то, конечно, поздно. Я теперь думаю, что гораздо удобнее здесь сидеть и слушать, как про все это другие рассказывают. Во-первых, тут очень уютно и кормят хорошо, а во-вторых, эльфы всегда под рукой. О чем же еще мечтать?
Произнеся последние слова затихающим шепотом, Бильбо свесил голову на грудь и крепко заснул.
Сумерки сгущались, огонь в камине разгорался, друзья смотрели на спящего Бильбо. Старый хоббит улыбался во сне. Некоторое время все молчали, потом Сэм огляделся, увидел, как тени танцуют по стенам, и, обратившись к Фродо, тихо сказал:
— Что-то мне кажется, что господин Бильбо охладел к своим книгам. Вы уж меня простите за дерзость, но нашей истории он, по-моему, не напишет.
Тут Бильбо открыл один глаз, будто услышал.
— Видите, я совсем соней стал,— сказал он.— Если у меня появляется время для того, чтобы писать, я теперь люблю только стихи складывать. Я все хочу спросить тебя, милый Фродо, не смог бы ты привести в порядок мои бумаги? Понятно, если у тебя есть желание. Ты бы собрал все записи и листочки, и мой дневник тоже, и взял бы с собой. Видишь ли, у меня нет времени, чтобы выбрать нужное и правильно все выстроить. И Сэм тебе поможет, а когда все будет в порядке, привези мне посмотреть. Строго критиковать я не буду. Обещаю.
— Конечно, я все охотно сделаю,— ответил Фродо,— и постараюсь поскорее приехать, сейчас ездить уже не опасно. У нас теперь настоящий Король, уж он быстро наведет порядок на дорогах.
— Спасибо, мой милый,— сказал Бильбо.— Ты снял большую тяжесть у меня с души.
И старик снова уснул.
Утром Гэндальф и хоббиты последний раз навестили Бильбо в его каморке, а потом простились с Элрондом и его домочадцами.
Когда Фродо уже стоял на пороге, Элронд, пожелав ему счастливого пути, негромко добавил:
— Если сейчас ты не поспешишь, Фродо, то, может быть, тебе незачем будет сюда приезжать. Запомни — примерно в это время года, когда листья, прежде чем упасть с деревьев, станут золотыми, жди Бильбо в лесах Хоббитшира. Я тоже буду с ним.
Кроме Фродо, этих слов никто не слышал, а Фродо никому о них не сказал.
Глава седьмая. ДОМОЙ
Наконец-то носы хоббитов повернулись прямо к дому. Им не терпелось поскорее увидеть родной Хоббитшир, но сначала они двигались медленно, потому что Фродо чувствовал себя плохо. Когда они подъехали к Броду, он всех задержал, никак не решаясь въехать в воду. Друзья заметили, что он некоторое время очень странно смотрел перед собой, будто ничего не видел и не замечал. А после этого молчал до вечера. Это было шестого октября.
— Тебя что-то мучает? — тихо спросил Гэндальф, подъезжая к Фродо.
— Да,— ответил Фродо.— Плечо. Болит старая рана, и память Тьмы давит. Сегодня ровно год.
— Увы, есть раны, которые никогда полностью не заживают,— произнес Гэндальф.
— Боюсь, что моя как раз такая,— сказал Фродо.— Может быть, я и доеду до Хоббитшира, но все будет не так, потому что я стал другим. Покалечили меня кинжал, ядовитое жало, острые зубы, долгая ноша… Где найду покой?
Гэндальф не ответил.
К концу следующего дня боль прошла, и Фродо снова повеселел, будто забыл о черных мыслях прошлого утра. Дальнейшее путешествие проходило спокойно, и ехали они не спеша, часто останавливались на отдых в красивых лесах, где деревья переливались красно-золотыми листьями в осеннем солнце. До горы Заверть добрались в сумерки. От нее на дорогу падала густая тень. Фродо попросил их поспешить, а сам, не взглянув на гору, опустил голову, поплотнее завернулся в плащ, и так через тень проехал. В ту ночь погода резко изменилась. Западный ветер принес холодный дождь, а желтые листья закружились в воздухе, как стаи птиц. Когда путешественники добрались до Залесья, деревья почти сбросили листву, а вид на Пригорье заслоняла сплошная завеса дождя.
Так в конце октября ветренным и дождливым вечером пятеро путешественников въехали по крутой дороге на холм и оказались перед Южными Воротами Пригорья. Ворота были крепко заперты, дождь хлестал им в лицо, по темному небу плыли низкие тучи, и путникам стало не по себе, так как в глубине души они ждали совсем другой, радостной встречи.
Они долго стучали и кричали, пока, наконец, не появился привратник с толстой палкой. Он посмотрел на них с опаской и подозрением, но увидев Гэндальфа и узнав в его спутниках хоббитов, посветлел. Открыл ворота и пригласил войти:
— Въезжайте! Здесь, на дожде и холоде, трудно разговаривать, ужасная ночь, но старина Медовар в «Пони», наверное, примет вас по-доброму, а там уж все новости узнаете.
— А ты потом узнаешь там все, что мы расскажем, и даже больше,— рассмеялся Гэндальф.— Как поживает Гарри?
Привратник нахмурился.
— Нет его: спроси у Баттерса,— ответил он.— Доброй ночи!
— Доброй ночи! — ответили ему дружно и поехали дальше, заметив, что за живой изгородью у дороги теперь стоит длинный низкий дом, и из-за заборов за ними следит не одна пара глаз, несмотря на дождь. Возле дома Билла Хвоща живая изгородь была запущенной и неподстриженной, а окна самого дома забиты досками.
— Ты случайно его тогда яблоком не убил, Сэм? — спросил Пин.
— Это была бы крупная удача, господин Пипин,— ответил Сэм,— но меня больше интересует, что сталось с тем бедным пони. Я его много раз вспоминал.
Трактир «Гарцующий пони» внешне не изменился. Из-за красных занавесок первого этажа лился теплый свет. Зазвонил звонок, прибежал Ноб и, приоткрыв дверь, выглянул в щель. При виде гостей в свете фонаря он ахнул от изумления.
— Господин Баттерс! Хозяин! — закричал он во всю мочь.— Они вернулись!
— Да ну? Вот я их сейчас проучу! — раскатился по коридору голос Медовара, который тут же появился в дверях, размахивая толстой дубинкой. Но когда он понял, кто вернулся, то сначала остолбенел, потом потерял грозный вид и расплылся в удивленной и радостной улыбке.