Благодаря этим тренировкам, поднимаясь все выше по уровням сложности, ни один из которых нельзя пропустить, курсант учится покидать борт самолета с командой парашютистов и готовится к одновременному десантированию вместе с тридцатью сослуживцами. Он учится правильно открывать люк самолета, верно вести счет и в нужный момент либо ощущать, как начинает раскрываться парашют, либо тянуть шнур запасного парашюта, освобождать запутавшиеся тросы, избегать столкновения, держаться против ветра, не создавать воздушных ям партнерам по прыжку. Изучаются тонкости ночных и дневных прыжков при разном ветре и погоде. Курсанты учатся приземляться на деревья, на линии электропередач и на воду.
Нужно приобрести множество знаний и навыков. Что касается практики, то она по определению носит интервальный и перемежающийся характер — ведь курсанту приходится ждать своей очереди на каждом этапе обучения: в макете самолета, на прыжковой платформе, на тренажерах. Интервалы нужны и для того, чтобы успеть овладеть всеми навыками и свести все знания воедино. Наконец, если к третьей неделе курсанта еще не отчислят, он будет допущен к настоящим прыжкам: надо будет пять раз десантироваться из военного самолета. После обучения и пяти успешных прыжков курсант получает эмблему парашютиста и сертификат воздушного десантника.
На третьем прыжке Миа оказалась у люка первой из 14 военнослужащих. Еще 14 ждали своей очереди у противоположного люка. «Что должен делать первый в группе, в данном случае я? Надо передать вытяжной фал сержанту-десантнику, следить за световой сигнализацией — красный фонарь горит или зеленый — и ждать сигнала: сначала минутной готовности, затем 30-секундной готовности. Я стою в проеме несколько минут и смотрю вниз. Трудно представить себе более прекрасное зрелище, но как же мне жутко! Передо мной никаких препятствий, ни о чем не надо беспокоиться, только ждать команду “Пошел!”. Из соседнего люка выпрыгивает парень, я следом, начинаю отсчет. И вдруг на счете “четыре” меня со всех сторон окружает зеленый парашют! Это совершенно точно не мой парашют. Я бы почувствовала, как он раскрывается, ощутила бы рывок. Тогда я понимаю, что нахожусь на куполе парашюта первого десантника, потом как бы выплываю из его купола и отдаляюсь».
Парашютисты выстраиваются эшелоном, но в первые четыре секунды свободного падения, пока не раскроется ваш парашют, вы не знаете, какое расстояние между вами и остальными, и не можете его контролировать. Это был поучительный инцидент, к счастью окончившийся благополучно благодаря хорошей подготовке лейтенанта Бландетто. Испугалась ли она? Нисколько, отвечает Миа. Она была готова справляться с нештатными ситуациями и благодаря уверенности в своих знаниях и силах сохранила хладнокровие, позволившее ей «как бы выплыть» из купола чужого парашюта.
Но одно дело чувствовать уверенность в своих знаниях, и совсем другое — демонстрировать мастерство. Тестирование — это не только эффективнейшая стратегия обучения, но и ценная проверка того, насколько трезво вы оцениваете свою подготовленность. Если ваша уверенность в себе основывается на отличных результатах тестирования с имитацией реальных условий, то она вас не обманывает. Возможно, Миа всегда будет ощущать страх высоты при виде открывающегося люка самолета, но в момент прыжка, утверждает она, страх улетучивается.
Как именно мы учимся
Чтобы вам легче было понять, как трудности могут быть желанными, мы кратко расскажем, каким образом все мы учимся.
КодированиеПредставьте себя на месте Миа. Вы стоите в гравийном карьере и следите за инструктором, который рассказывает и показывает, как выполняется приземление с парашютом. Мозг реагирует на ваши впечатления химическими и электрическими процессами. Мысленно формируется «презентация» схемы наблюдаемых вами действий. Процесс того, как информация поступает от органов чувств в мозг и преобразуется там в осмысленные «презентации», пока еще полностью не изучен. Мы называем его кодированием, а новые презентации, формирующиеся в мозге, — энграммами. В нашей краткосрочной памяти возникают следы, подобные записям или рисункам в черновике.
В повседневной жизни мы часто руководствуемся этими эфемерными «записями», которые в огромном количестве возникают в краткосрочной памяти и, к счастью, быстро забываются. Именно так мы справляемся со сломанным замком шкафчика в раздевалке тренажерного зала или вспоминаем, что после работы нужно заехать в автосервис сменить масло. Но опыт и знания, которые мы хотим захватить с собой в будущее, должны быть более прочными и долговечными. Скажем, Миа нужно было хорошенько запомнить движения, благодаря которым она сможет приземлиться, не сломав лодыжку, а то и шею[48].
КонсолидацияПроцесс закрепления ментальных репрезентаций{6} в долгосрочной памяти называется консолидацией. Новое знание очень подвижно, его осмысление пока не завершено, а значит, оно легко меняется. При консолидации мозг реорганизует и стабилизирует энграммы{7}. Этот процесс может занимать несколько часов и сопровождается глубокой переработкой нового материала. Ученые считают, что во время этой переработки мозг заново воспроизводит знание, насыщает его смыслом и устанавливает связи с прошлым опытом и другими знаниями, хранящимися в долгосрочной памяти. Для того чтобы было осмыслено новое знание, у человека обязательно должно быть и прежнее знание, а формирование связей между ними — важная задача, которая решается в ходе консолидации. Отличная подготовка Миа, ее уверенность в своей физической форме и накопленный опыт — это обширный массив знания. С ним установили связи знания об успешном приземлении с парашютом. Как уже отмечалось, консолидации памяти способствует сон, но в любом случае для консолидации и переноса нового знания в долгосрочную память требуется время.
Консолидацию нового знания в мозге можно сравнить с написанием сочинения. Его черновик расплывчатый и неточный. Вы еще только стараетесь понять, что хотите выразить своим текстом. После пары редактур вы отбрасываете все лишнее и добиваетесь более точного выражения мыслей. Теперь текст нужно оставить в покое — дать ему отлежаться. Через один-два дня, вернувшись к работе над ним, вы заметите, что гораздо лучше представляете себе посыл сочинения. Например, теперь вы понимаете, что хотите подчеркнуть три основные мысли. Вы подкрепляете их примерами и информацией, известной вашим читателям. Добиваясь изящества слога и убедительности аргументации, переставляете и согласуете друг с другом фрагменты текста.
Точно так же процесс усвоения любого знания поначалу кажется хаотическим и неуправляемым. Ведь самые важные его аспекты пока неясны. Консолидация организует и упрочивает знание — как и припоминание по прошествии некоторого времени. Ведь процесс извлечения информации из долгосрочной памяти укрепляет энграммы, но вместе с тем возвращает им былую гибкость. Это позволяет увязать их с еще более свежими знаниями. Такой процесс называется реконсолидацией. Так практика припоминания модифицирует и укрепляет знание.
Допустим, на второй день обучения в парашютной школе вы выходите на площадку для отработки приземления с парашютом. Вы напрягаете память, стараясь вспомнить правильное положение тела и воспроизвести его — стопы и колени вместе, колени немного согнуты, взгляд на горизонт, — но, рефлекторно пытаясь прервать падение, растопыриваете руки, забыв, что локти должны быть прижаты к бокам. В условиях реального приземления вы могли бы сломать руку или вывихнуть плечо. Очень нелегко воспроизвести то, что вы узнали накануне. Но пока вы трудитесь над этим, правила приземления обретают ясность и реконсолидируются для сохранения в вашей долгосрочной памяти. Если же снова и снова повторять одно и то же без перерыва — будь то приемы приземления с парашютом или спряжения глаголов иностранного языка, — то будет задействована лишь краткосрочная память, а это требует не так уж много мысленных усилий. Вы будете быстро продвигаться вперед, что, конечно, приятно, однако не сможете упрочить лежащую в основе этого навыка мысленную репрезентацию. Сиюминутная способность справляться с заданием — не показатель прочности знаний. Наоборот, позволив кое-чему стереться из памяти (например, с помощью приемов интервального или перемежающегося обучения), вы усложните себе процесс припоминания. Результаты получаются менее впечатляющими, поэтому вы разочаруетесь. Зато при этом вы обретете более глубокие знания, а в будущем вам станет проще вызвать их из памяти[49].
Существует любопытная взаимосвязь между получением знаний, их запоминанием и забыванием. Чтобы знание было прочным и сохранилось надолго, нужно сделать две вещи. Во-первых, переписывая и консолидируя новый материал из краткосрочной памяти в долгосрочную, мы должны надежно его там закрепить. Во-вторых, его нужно окружить большим количеством всевозможных зацепок, благодаря которым потом мы сможем его вспомнить. Создание таких памятных зацепок — важный элемент обучения, который часто остается без внимания. «Уложить» знание в память мало. Надо еще суметь извлечь его оттуда, когда оно понадобится.
Если вы не смогли «завязать узел» сразу после того, как нам показали порядок действий, значит, вы не тренировались и не пытались применить на практике то, чему научились. Представьте, что вы пошли прогуляться в городской парк и наткнулись на инструктора скаутов, который учит всех желающих вязать узлы. Развлечения ради вы берете часовой урок. Инструктор показывает восемь или десять разновидностей узлов, объясняет преимущества каждого, дает вам поупражняться и отпускает с куском веревки и памяткой. Вы устремляетесь домой с решимостью выучить все эти узлы, но сразу же забрасываете веревку с памяткой, потому что у вас полно дел. Вскоре вы все забываете. На этом можно было бы поставить точку: вы ничему не научились. Однако история получает продолжение. Предположим, следующей весной вы покупаете лодку для рыбалки. К ней надо прикрепить якорь. Вы озадаченно вертите в руках веревку и вдруг вспоминаете: ведь есть специальный узел, чтобы сделать петлю на конце. Это практика припоминания. Вы находите памятку и заново узнаете, как вязать якорный узел. Сделав небольшую петлю, вы протаскиваете сквозь нее конец веревки, мысленно повторяя мнемоническое правило, которому вас научил инструктор: кролик выглядывает из норки, обходит вокруг дерева и снова ныряет в норку. Это еще одно припоминание. Немного повозившись, вы получаете узел — шикарный образчик скаутской премудрости, которой вам всегда хотелось овладеть. В дальнейшем вы садитесь с куском веревки в кресло у телевизора и практикуетесь в вязании якорного узла во время телерекламы. Это интервальное обучение. В последующие недели вы обнаруживаете, сколько дел можно упростить, если иметь под рукой веревку с петлей на конце. Еще больше интервального обучения. К августу вы успеваете продумать все варианты того, как можно применить якорный узел в своей жизни.
Чтобы знания, навыки и опыт не потерялись, они должны оставаться живыми и иметь для вас практическое значение. Зная, что скоро вам придется выпрыгнуть из армейского транспортного самолета, вы не упустите ни слова из объяснения инструктора о том, когда и как тянуть шнур запасного парашюта, какие непредвиденные ситуации могут возникнуть на высоте четырех километров и каким образом можно «как бы выплыть» из чужого купола. Ночью, ворочаясь на койке, слишком усталые, чтобы заснуть, вы мечтаете, чтобы завтрашний день уже скорее миновал. И при этом снова и снова повторяете будущий прыжок в уме — то есть фактически занимаетесь интервальной практикой, которая также идет вам на пользу.
Расширение знания: обновление памятных зацепок
Если мы будем соотносить новое знание с тем, что нам уже известно, мы сможем запомнить практически неограниченные объемы знаний. Поскольку усвоение нового зависит от уже усвоенного, то чем больше мы учимся, тем больше мостиков-связей можем перекинуть к новым знаниям. Однако наша способность к припоминанию жестко ограничена: к большей части знаний мы не можем получить моментальный доступ. Это полезное ограничение, ведь если бы любое воспоминание было свежим, нам пришлось бы бесконечно рыться в огромных массивах информации в поисках той, что нужна сию минуту: куда я повесил шляпу, как синхронизировать планшет, что входит в состав коктейля «Манхэттен»…
Знание хранится в памяти тем дольше, чем лучше оно укоренено. Для этого оно должно быть глубоко и всесторонне понятым, иметь для вас практическое значение или яркую эмоциональную окрашенность и быть связанным с другим знанием, которое вы помните. Насколько быстро вы сможете извлечь это знание из мысленного архива, зависит от ситуации, от того, как часто вы к нему обращаетесь, а еще — от числа и выразительности памятных зацепок, которыми вы его окружили[50].
Но памятные заметки могут и усложнить вашу жизнь. Ведь часто нам необходимо забыть зацепки, связанные с устаревшими воспоминаниями: они пожирают ваши ресурсы и мешают установить действенные связи с новыми знаниями. Чтобы в среднем возрасте выучить итальянский язык, вам, возможно, придется забыть французский, который вы сдавали в институте, — ведь всякий раз, как вы пытаетесь вспомнить глагол «быть», вместо итальянского essere сам собой выскакивает etre. Путешествуя по Англии, приходится бороться с зацепками, напоминающими о необходимости держаться правой стороны дороги. Они мешают сформировать новые зацепки, удерживающие водителя в рамках правил левостороннего движения. Глубоко укорененное знание — например, свободное владение французским или многолетний навык вождения по правилам правостороннего движения — нетрудно восстановить позднее, после временного неиспользования или вмешательства конкурирующих памятных зацепок. Забывается не знание как таковое, а зацепки, позволяющие находить его в памяти и использовать. Зацепки для доступа к новому знанию (скажем, езде по левой стороне) замещают старые (в данном примере — что ездить нужно по правой стороне).
Парадоксально, но факт: чтобы усвоить новое знание, порой необходимо что-то забыть[51]. Переходя с РС на Мас или с одной платформы Windows на другую, приходится прилагать огромные усилия, чтобы отбросить старые привычки и освоить логику новой системы. Ведь только когда вы достигнете свободы в обращении с компьютером, то сможете сосредоточиться на своей работе, а не на работе с машиной. Другой пример — парашютная школа. После военной службы многие парашютисты хотят переквалифицироваться в пожарных десантников. Но в этой работе используют другие самолеты, другое снаряжение, там другие протоколы прыжков. Подготовка в армейской парашютной школе считается для будущего парашютиста-пожарного существенным недостатком, ведь ему придется забыть один комплекс действий, отработанных до автоматизма, и заменить его другим. Даже если два знания кажутся абсолютно похожими — скажем, как выпрыгнуть из самолета с парашютным ранцем за спиной, — может потребоваться забыть зацепки к знанию, которым вы уже обладаете, чтобы овладеть другим.
Проблема создания новых памятных зацепок знакома каждому из нас. Она проявляется даже в самых элементарных вещах. Когда наш друг Джек стал встречаться с девушкой Джоан, мы иногда звали парочку «Джек и Джил», так как зацепка «Джек и…» воскрешала давнее воспоминание о детской песенке. Едва мы научились надежно комбинировать «Джек и…» с «Джоан» — бац, Джоан исчезает, и рядом с Джеком возникает Дженни. Хорошенькое дело! Намереваясь сказать «Джек и Дженни», мы в половине случаев вынуждены были прикусывать язык, с которого рвалось «Джек и Джоан». Если бы Джек сошелся с Кэти, все было бы проще, поскольку «К» в конце его имени непринужденно выводило бы нас на первое «К» ее имени, но нам не повезло. Аллитерация может быть готовой зацепкой, а может обернуться ловушкой. Во всех перипетиях сердечных увлечений Джека мы не забывали ни Джил, ни Джоан, ни Дженни, но нам то и дело приходилось «перепривязывать» памятные зацепки, чтобы не отстать от жизни[52].
Принципиальный момент: по мере изучения нового вы не теряете из долгосрочной памяти почти ничего из того, что хорошо успели изучить. Забывание происходит из-за неиспользования старого знания или из-за того, что случились перепривязки памятных зацепок и вы лишились быстрого доступа к знанию. Например, если вы неоднократно переезжали, то, возможно, не вспомните адрес, по которому жили 20 лет назад. Но если предложить вам выбрать из нескольких адресов, вы почти наверняка узнаете свой — ведь он все еще хранится у вас в памяти, где-то в дальних «пыльных» ее уголках. Если когда-нибудь вы попробуете записать истории из своей жизни, то, скорее всего, очень удивитесь обилию воспоминаний и огромному количеству деталей, которые сохранила память. Освежить память нередко помогает ситуация, подобная тому, как подходящий ключ открывает старый заржавленный замок. В книге Марселя Пруста «В поисках утраченного времени» рассказчик печалился из-за неспособности вспомнить раннее детство во французской деревне у дяди и тети, пока однажды не надкусил кекс, который обмакнул в чай с цветами лайма. И тут на него нахлынули, казалось бы, давно и безнадежно утраченные воспоминания о людях и событиях. Большинство людей испытывали нечто подобное: какое-то зрелище, звук или запах ярко и выпукло возрождает воспоминание, к которому они не возвращались много лет[53].