Мои мысли блуждали в прошлом, я вспомнил мальчика, обучавшегося на убийцу, чтобы он мог послужить семье, которая никогда бы не признала его своим сыном. Вспомнил война, сражающегося топором с кораблями, полными захватчиков. Вспомнил шпиона, человека служившего своему пропавшему королю, даже когда все вокруг погрузилось в хаос. Был ли это я? Я задумался. Столько жизней прожито. Столько имен перепробовано. И всегда, всегда я желал другой судьбы.
Я снова коснулся Чейда. Все те годы, когда я не мог говорить с Неттл и Молли, я иногда говорил себе, что однажды они смогут прочитать и понять, почему меня не было рядом с ними. Даже если бы я никогда не вернулся к ним, возможно, однажды они узнали бы, что я всегда этого хотел. Так что сначала, да, мои записи были длинным письмом, объясняющим, что держало меня вдали от них. Я поднял стены, не желая, чтобы Чейд почувствовал мои тайные сомнения в том, что в своих ранних опусах я, возможно, не был так искреннен, как мог бы. Я был молод, извинял я себя, кто бы не попытался выставить свою историю в лучшем свете перед теми, кого он любит? Или оправдаться перед тем, перед кем виноват. Я отогнал эту мысль и обратился к Чейду с вопросом.
А для кого ты собираешься писать мемуары?
Его ответ поверг меня в шок. Возможно, причины те же. Он прервался, а когда снова заговорил, я понял, что он решил не говорить мне то, что собирался сказать. Может быть, я пишу тебе. Ты для меня как сын. Возможно, я хочу, чтобы ты знал, каким я был в молодости. Возможно, я хочу объяснить тебе, почему я направил твою жизнь в то русло, в которое направил. Может быть, я хочу оправдаться перед тобой за те решения, которые я принял.
Это поразило меня. И вовсе не то, что он говорил обо мне, как о своем сыне. Неужели он искренне верил, что я не знаю и не понимаю причин, по которым он обучил меня своему мастерству и требовал от меня некоторых действий. Желал ли я, чтобы он объяснил все сам? Я так не думал. Я собрался с мыслями, раздумывая, как ответить. Затем я почувствовал, что он веселится. Легкое веселье. Это был наглядный урок?
Ты думаешь, что я недооцениваю Неттл. Что ей не понадобится или не захочется, чтобы я полностью перед ней раскрылся?
Да. Но я также понимаю потребность понять себя. Что мне понять сложнее, так это то, как ты умудряешься заставить себя сидеть и писать. Я попытался, подумав, что мне это нужно. Скорее для себя, чем для потомков. Возможно, чтобы, как ты сказал, привести в порядок и придать смысл моему прошлому. Но это оказалось непросто. О чем сказать, о чем умолчать? С чего начать? О чем сказать в первую очередь?
Я улыбнулся и откинулся на спинку своего кресла. Часто, начиная писать о чем-то я заканчивал тем, что писал о себе. Внезапно меня осенило. Чейд, я хотел бы, чтобы ты все записал. Не ради объяснений, а потому, что в тебе всегда было много того, что я хотел бы понять. Ты кое-что рассказывал о своей жизни. Но... кто решил, что ты станешь королевским убийцей? Кто учил тебя?
Меня словно окатили холодной водой и на мгновение я задохнулся. Все кончилось так же внезапно как и началось и я почувствовал стену, которую стремительно возвел Чейд. За ней скрывались мрачные, тяжелые воспоминания. Возможно ли, что у него был наставник, которого он боялся и ненавидел так-же, как я Галена? Попытки убить меня, интересовали последнего гораздо больше, чем обучение Скиллу. И этот, так-называемый, мастер Скилла почти преуспел.
Под прикрытием того, что создавал в помощь принцу Верити новую группу Скилла для борьбы с захватчиками с красных кораблей, Гален избивал и унижал меня, и едва не уничтожил мои способности к этой магии. А еще он подорвал верность группы законному королю династии Видящих. Гален был орудием королевы Дизаер, а потом и принца Регала в их попытках избавиться от бастарда Видящих и возвести Регала на престол. Мрачные деньки. Я знал, что Чейд подозревает, куда обратились мои мысли. Я подтвердил это, надеясь немного отвлечь. Об этом приятеле я не вспоминал много лет.
Едва ли его можно назвать приятелем. Кстати, говоря о минувших днях, ты ничего не слышал от старого друга? От Шута?
Он что, намеренно так резко сменил тему, чтобы застать меня врасплох? Сработало. Хоть я и спрятал от него свою реакцию, но знал, что моя защита сказала ему почти столько же, сколько могло бы сказать все, что я пытался скрыть.
Я понял, что смотрю на последний подарок шута, резную фигурку, изображавшую нас троих: его, меня и Ночного волка. Я потянулся к ней, но опустил руку. Больше никогда не хочу видеть, как с этого лица исчезает застывшая на нем полуулыбка. Хочу помнить его таким. Мы вместе путешествовали по жизни долгие годы, переживали трудности и едва не умерли. Несколко раз, напомнил я себе. Мой волк умер, а мой друг покинул меня, не попрощавшись и с тех пор я ничего не слышал о нем.
Я подумал, не считает ли он меня мертвым. Я отказывался думать, что мертв может быть он. Он не может. Он не раз говорил мне, что на самом деле, гораздо старше, чем я полагаю и что скорее всего, проживет гораздо дольше, чем я. Это стало одной из причин его ухода. Он предупреждал меня, что уйдет перед тем как мы расстались в последний раз. Он верил, что освобождает меня от обязательств, наконец отпускает на свободу, чтобы я мог следовать своим собственным путем. Но расставание оставило рану и спустя годы эта рана стала похожа на шрам, который болит при смене погоды. Где он теперь? Почему так и не отправил хотя бы письма? Если верил, что я погиб, зачем оставил подарок? Если верил, что я снова появлюсь, почему не нашел меня? Я отвел взгляд от резьбы.
Я не видел его и не получал от него вестей с тех пор, как покинул Аслевджал. С тех пор прошло, сколько уже, четырнадцать лет? Пятнадцать? Почему ты спрашиваешь о нем теперь?
Что-то вроде того. Ты ведь помнишь, что истории о Белом Пророке интересовали меня задолго до того, как Шут заявил что в них говорится о нем.
Помню. Впервые я услышал это имя от тебя. Я удерживал свое любопытство на коротком поводке, не позволяя себе задавать вопросы. Когда Чейд впервые начал показывать мне записи о Белом Пророке я посчитал, что это еще одна странная религия далеких земель. С Эдой и Элем мне все было понятно. От Эля, бога моря, стоило держаться подальше, он был требовательным и безжалостным. Эда, богиня пахотных земель и пастбищ, была щедрой и плодородной. Но даже к богам Шести Герцогств Чейд внушил мне мало почтения, а к Са, двуликому и двуполому богу Джамелии и того меньше. Так что его увлечение сказаниями о Белом Пророке интриговало меня.
В свитках говорилось, что в каждом поколении рождается ребенок лишенный цвета, с даром предвидения и способностью менять ход истории мира, вмешиваясь в большие и маленькие события. Чейда захватила эта идея и легенды о Белых пророках, которые останавливали войны и свергали королей, провоцируя незаметные события, которые в свою очередь запускали другие и превращались во что-то значимое. Одна история повествовала о том, что Белый Пророк тридцать лет жил у реки, чтобы предупредить одного путника во время шторма о том, что если он попробует перейти по мосту, то он рухнет. Путешественник остался жив, стал отцом великого военачальника, который выиграл битву в какой-то далекой стране. Я считал что все это чепуха, пока не встретил Шута.
Когда он объявил себя Белым Пророком я принял это скептически, и скепсис мой усилился, когда он заявил что я его Изменяющий, тот, кто изменит ход истории. И все же, мы и правда сделали это. Если бы его не оказалось рядом когда я жил в Баккипе, я бы умер. Не единожды его вмешательство сохраняло мою жизнь. В горах, когда я умирал от горячки, лежа в снегу, он отнес меня в свою хижину и вернул меня к жизни. Он спас меня, чтобы драконы могли снова занять свое место в этом мире. Я до сих пор не был уверен, что для людей это так уж хорошо, но в том, что без его участия этого бы не произошло, не сомневался.
Я понял как глубоко погрузился в воспоминания только когда мысли Чейда напомнили мне о его присутствии.
Недавно через Баккип прошли странные путники. Около двадцати дней назад. Я не слышал о них пока они не ушли, не то я нашел бы способ разузнать о них побольше. Человек рассказавший мне о них говорит, что они назвались странствующими торговцами, но товар у них был пустяковый, стеклянные побрякушки, медные браслеты, все в таком роде. Ничего по-настоящему ценного и несмотря на то, что они заявляли, что пришли издалека, мой человек говорит, что их товар был похож на тот, что городские купцы берут на деревенские ярмарки, чтобы быть уверенными, что у них найдется что-то для юнцов, у которых всех денег-то, медная полушка. Никаких заморских специй или редких камней. Одна чепуха.
То есть твой шпион думает, что они только претворялись торговцами. Я старался не выказать нетерпения. Чейд считал, что при докладе, истину можно найти только в мелочах. Я знал, что он прав, но хотел, чтобы он скорее перешел к сути, а к частностям вернулся позже.
То есть твой шпион думает, что они только претворялись торговцами. Я старался не выказать нетерпения. Чейд считал, что при докладе, истину можно найти только в мелочах. Я знал, что он прав, но хотел, чтобы он скорее перешел к сути, а к частностям вернулся позже.
Он решил, что они скорее хотят покупать, чем продавать, а еще лучше, бесплатно получать информацию. Они спрашивали, не встречал ли кто их друга, очень бледного человека. Но что странно, прозвучало несколько описаний «бледного друга». В одном говорилось о молодом человеке, путешествующем в одиночестве. В другом, о зрелой женщине с бледным лицом и светлыми волосами, путешествующей с веснушчатым рыжим юношей. А в третьем, о двух молодых людях: блондине и черноволосом но с белой кожей. Как будто они знали только, что ищут путешественника с неестественно белой кожей, который может следовать один или в компании.
Или искали людей, которые могли путешествовать инкогнито. Похоже, что они искали Белого Пророка. Но почему в Баккипе?
Они не ипользовали слова «Белый Пророк» и не выглядели как набожные паломники в поисках поклонения. Он замолчал. Мой человек похоже считает, что это были наемники на задании или охотники за наградой, которым пообещали деньги за их добычу. Как-то вечером один из них напился и когда приятели пришли чтобы забрать его, он сыпал проклятиями. На калсидийском.
Интересно. Не думал, что в Калсиде есть поклонники Белых Пророчеств. В любом случае, Шут не появлялся в Баккипе десятилетиями. А когда он в последний раз был там, он скорее был загорелым, чем бледным. Он изображал лорда Голдена.
Ну конечно я все это помню! Он принял мои размышления за намек на его слабеющую память и его это раздосадовало. Но немногие знали об этом. И все равно, их расспросы пробудили старые истории о бледном дураке короля Шрюда. Но купцов не интересовали столь давние истории. Им были нужны новости о ком-то, кто прошел через Баккип недавно.
И ты думаешь, что Шут вернулся?
Это приходило мне в голову. И я подумал, что если он вернулся, то сначала, нашел бы тебя. Но если ты о нем не слышал, значит у этой загадки может быть несколько решений.
Куда ушли эти торговцы?
Я чувствовал, что он расстроен. Доклад поступил поздно. Мой человек и не подозревал, как меня заинтересует эта история. По слухам, они отправились по речной дороге вглубь страны.
В сторону Ивового Леса. Ты сказал двадцать дней назад. И больше никаких известий?
Судя по всему им удалось очень качественно исчезнуть.
Значит не торговцы.
Нет.
Какое-то время мы оба хранили молчание, обдумывая то немногое, что знали. Если местом их назначения был Ивовый Лес, они уже должны были объявиться. Может они и появлялись, прошли через город и ушли дальше. Информации было недостаточно даже для того, чтобы сформулировать вопрос, а об ответе не стоило и говорить.
А вот еще, кое-что интересное для тебя. Когда мои шпионы докладывали о том, что новостей ни о бледном страннике ни о тех купцах нет, один из них спросил, не заинтересуют ли меня рассказы о других бледных людях. Когда я сказал, что заинтересуют, он рассказал об убийствах на Королевском тракте, которые произошли четыре года назад. Было найдено два тела, оба в заморской одежде. Их нашли во время патруля королевские гвардейцы. Одного из найденных забили до смерти.
Неподалеку от него нашли еще одно тело, которое описывают как тело молодой девушки, бледной, как рыбье брюхо, и с волосами, цвета сосулек. Она тоже была мертва, но без признаков насильственной смерти. Казалось, она умерла от какой-то продолжительной болезни. Она была похожа на скелет, но умерла после мужчины, так как разорвала свой плащ, чтобы перевязать его раны. Может быть этот мужчина заботился о ней и после его убийства, она тоже умерла. Ее нашли на небольшом расстоянии от его тела, рядом с небольшим костровищем. Если у них были какие-то припасы или оружие, все украли. О них никто не спрашивал. Моему шпиону это убийство показалось странным. Они убили мужчину, а больную женщину не тронули. Какой разбойник бы так поступил?
Этот рассказ странно встревожил меня. Может она пряталась, когда они напали. Может ничего особенного.
А может это что-то особенное. Спокойный тон Чейда приглашал к размышлению. Небольшая деталь: на ней были желтые ботинки. Как и на твоей посыльной.
По моей коже пробежала дрожь. В сознании всплыла ночь Зимнего праздника. Как Ревел описал посланницу? Руки белые как лед. Я подумал, что от них отлила кровь от холода. Что если она была Белой? Но убийства о которых говорил Чейд произошли четыре года назад. Моя вестница появилась три зимы тому назад. А его шпионы принесли вести о другом посланце, а может о двух, всего двадцать дней назад. Возможно, это целая цепочка посланников, возможно, Белых. Может от Шута? Я хотел обдумать это в одиночестве. Я не хотел, чтобы хоть что-то из этого оказалось правдой. Мысль о пропущенном послании от него, разрывала мне сердце. Я отказывался верить в это. И вообще, все это могло не иметь к нам обоим никакого отношения.
Почему-то я в это не верю. Но пора отпустить тебя в постель. Недостаток сна всегда делал тебя раздражительным.
Ты неоднократно был тому свидетелем, огрызнулся я и он еще больше разозлил меня рассмеявшись. Он исчез из моего сознания.
Одна из свечей потекла и я погасил ее. Утро было не за горами, можно зажечь другую свечу, все равно теперь не заснуть. Зачем Чейд вызвал меня? Чтобы спросить о записях или чтобы подразнить обрывками информации о которые могли быть (а могли и не быть) связаны с Шутом? Для того, чтобы анализировать информации было недостаточно, а вот чтобы оставить меня без сна, в самый раз. Может стоит остаться здесь за столом и закончить перевод, благодаря Чейду, я вряд-ли снова обрету покой сегодня ночью.
Медленно поднявшись я осмотрелся. В комнате было грязно. На столе стоял пустой бокал от бренди и валялись два пера, которые я пытался подрезать прошлой ночью. Стоит навести порядок. Я не пускал сюда слуг, на самом деле, я бы удивился, если бы кто-то из них, не считая Ревела, подозревал, насколько часто я использую эту каморку. Я редко появлялся здесь днем или по вечерам, которые мы коротали с Молли. Нет. Это место становилось моим убежищем беспокойными ночами, когда сон не шел ко мне или кошмар поднимал меня раньше времени. И всегда я приходил сюда один. Чейд привил мне привычку к скрытности, которая никогда не оставляла меня. Я был единственным посетителем этой каморки, расположенной в заброшенном крыле. Я приносил дрова и выносил пепел. Я подметал и чистил... ну, время от времени, подметал и чистил. Сейчас комната отчаянно в этом нуждалась, но почему-то я никак не мог собраться.
Вместо этого потянулся там где стоял и вдруг замер, с руками вытянутыми над головой, уставившись на меч Верити, лежащий на каминной полке. Его создала Ходд, она была лучшим кузнецом из всех, кого повидал Баккип. Она умерла защищая короля Верити. А потом Верити пожертвовал жизнью ради своего народа и ушел в своего дракона. Теперь он спит в камне, навеки потерянный для меня. Чувство потери было почти физическим. Внезапно мне захотелось уйти из этой комнаты. В этих стенах слишком многое связывало меня с прошлым. Я позволил себе еще раз медленно осмотреть помещение. Да. Здесь я хранил свое прошлое и все непростые чувства, что оно рождало во мне. Сюда я приходил, пытаясь найти смысл в своей истории. И здесь я мог оставить его за запертой дверью, возвращаясь к своей жизни с Молли.
И впервые я задумался, зачем. Зачем я собрал все это здесь, в некотором подобии старой комнаты Чейда в замке Баккип и зачем приходил сюда бессонными ночами, переживая катастрофы и трагедии, которых уже нельзя избежать? Почему я не вышел из этой комнаты и не запер за собой дверь чтобы никогда не возвращаться? Почувствовав укол вины я вцепился в эту мысль и начал раскручивать ее. Почему? Почему моим долгом стало, вспоминать тех, кого потерял и продолжать оплакивать их. Я так упорно сражался, чтобы жить своей собственной жизнью и победил. Теперь все было в моих руках. А я стою здесь, в комнате заполненной пыльными свитками, испорченными перьями и напоминаниями о прошлом, в то время как наверху, теплая женщина, которая любит меня спит в одиночестве.
Взгляд упал на последний подарок Шута. Резной камень памяти с тремя лицами покоился на каминной полке. Когда бы я не оторвал взгляд от своей работы, он всегда находил глаза шута. Я заставил себя медленно взять его в руки. Я не трогал его с ночи Зимнего праздника три года назад, когда услышал тот крик. Теперь я баюкал камень в руках и смотрел в его резные глаза. Меня трясло от страха, но я коснулся большим пальцем его лба. Я «услышал» слова, которые он всегда говорил мне. «Я никогда не был мудрым.» И все. Только эти прощальные слова, произнесенные его голосом. Боль и облегчение в один момент. Я бережно поставил камень обратно на полку.