«Несколько лет я жила на две страны — много снималась в ГДР. Алексей безумно ревновал меня к Клаусу Бамбергу. Действительно, если бы я позволила, Клаус с радостью стал бы моим любовником. Каюсь, я его даже слегка поощряла. Единственное, что меня извиняло, это то, что симпатия Бамберга мне была нужна, чтобы… хорошо играть…
А Леша ревновал меня, в том числе и к загранице. Говорят, разлуки укрепляют любовь. Выходит, не всегда. Наши разлуки потихоньку, исподволь нас разобщили. Муж все чаще закатывал сцены ревности, которая мне совсем не льстила, скорее, раздражала. Когда она проявлялась, хотелось поступать вопреки и назло…
— Ты почему ходила в гости без меня? — Леша вышел в прихожую, чтобы встретить грозной отповедью.
— Я же не спрашиваю, почему ты вернулся домой под утро. Кстати, днем я тебя будила, хотела взять с собою, но ты даже ухом не повел.
— Врешь ты все, Лариса. Я чувствую, у тебя и в Москве кто-то завелся — не только этот немец в Берлине…
— Думай что хочешь. — Я гордо пожимаю плечами, потому что подозрения беспочвенны. — Дурак. У тебя паранойя от избытка свободного времени.
— Я-то, может, и дурак, а ты… проститутка!!! — кричит Чардынин и со всей силы бьет по лицу.
Свидетельницей скандала стала мама, которая приехала погостить из Таллина. Она очень любила Лешку, но, увидев эту дикую сцену, бросилась меня защищать. Тот и сам испугался, опустился на колени, уткнулся лицом мне в живот и потерянно бормотал: «Прости. Прости. Прости».
Когда страсти улеглись, мама меня предупредила: «Если ударил однажды, знай, это случится снова. Как бы искренне ни просил прощения и сколько б ни стоял на коленях».
В 1966 году Лужина вновь вышла на съемочную площадку советской картины — режиссер Станислав Говорухин пригласил ее на роль врача Ларисы в фильме «Вертикаль». Съемки проходили в августе в Приэльбрусье. Актриса вспоминает:
«Я очень благодарна Говорухину, что он собрал нас в горах. Слава занимался альпинизмом, у него был второй разряд, и режиссерской целью стало научить нас работать без дублеров. Конечно, в сложных случаях профессиональные альпинисты помогали, а так мы все делали сами.
Нам с Володей Высоцким не нужны были альпинистские навыки, он играл радиста, а я врача, но мы старались не ударить в грязь лицом: учились ходить в триконях, зарубаться ледорубом, побывали даже на двух вершинах. Очень себя уважали за это — можем что-то, хоть и артисты!»
Стоит отметить, что знаменитая песня Высоцкого «Она была в Париже» посвящена именно Лужиной. По этому поводу муж актрисы Алексей Чардынин рассказывал следующее:
«Однажды Володя говорит:
— Леша, послушай, какую песню я написал твоей бабе!
И спел «Она была в Париже»… А Лариса после фильма «На семи ветрах» действительно побывала в Иране, а потом ездила во Францию на Каннский фестиваль…»
Кстати, во время съемок в «Вертикали» первый брак Лужиной уже во всю трещал по швам. У Чардынина была в Москве любовница — тележурналистка по имени… Лариса, а сама Лужина закрутила на съемках роман с сыном писателя Александра Фадеева актером Александром Фадеевым-младшим. Хотя у того на тот момент была законная жена — актриса Людмила Гурченко. По словам Лужиной:
«Изначально я хотела отомстить Чардынину за неверность, но влюбилась по-настоящему. Так что если со стороны Высоцкого и было какое-то подобие флирта, то затевался он лишь затем, чтобы пощекотать нервы моему избраннику — поквитаться с Фадеевым за обманутого Чардынина. Но Саша страшно ревновал меня к Высоцкому…
Съемки в горах завершились, и мы вернулись в Москву. И странное дело — сумасшедший градус отношений с Фадеевым оказался здесь совершенно неуместным. Саша постоянно устраивал форс-мажор. Однажды звонит: «Лариса! Приезжай немедленно или больше меня не увидишь!» И бросает трубку.
Я в тревоге мчусь на вокзал, чтобы добраться до Переделкино на электричке. Саша в сильном подпитии лежит на диване и палит из охотничьего ружья по люстре.
— Прекрати! — Я бросаюсь к нему, даже не подумав, что это опасно.
Пьяный Фадеев капризно бормочет:
— Ты почему меня здесь бросила, почему не приезжаешь? Муж не отпускает?
— Не болтай ерунды. И дай сюда ружье. — Я пытаюсь отнять оружие, но Фадеев крепко держит приклад, мы боремся… Случайный выстрел раздается как гром небесный.
«Господи, что же это?! Он ведь постоянно играет со смертью. И всю жизнь будет играть. А мне придется то и дело его спасать».
Фадеев очень сильно пил. В этом состоянии он становился невменяемым, требовал, чтобы и я пила с ним наравне. С глаз моих очень скоро спала пелена. Я поняла: если останусь с Сашей, он либо снесет мне голову из двустволки, либо я сопьюсь. Ни то ни другое мне не улыбалось. И пусть не сразу, но я нашла в себе силы прекратить отношения с Фадеевым…»
Брак с Чардыниным закончился в 1967 году. Поводом к нему стала очередная поездка Лужиной в ГДР, где она снялась в главной роли (Татьяна) в фильме «Встречи». Актриса вспоминает:
«На тех съемках я чуть не умерла. Мне выпало играть военную переводчицу. В одном из эпизодов мне нужно было догнать грузовичок и на ходу в него запрыгнуть. Я побежала — и вдруг из-за резкой боли внизу живота рухнула как подкошенная. Меня подхватили, дали обезболивающее, вызвали «скорую». Врач обнаружил внематочную беременность. Но немецкий доктор бы не вправе делать операцию без санкции нашего посольства. А посольство находилось в Берлине: это целых пятьдесят минут езды от Бабельсберга! Славу богу, врач взял ответственность на себя: без всякого разрешения отвез меня в Потсдам.
Мы домчались за семь минут, и я тут же оказалась на операционном столе. Когда пришла в себя, услышала слова моего спасителя: «Она счастливая. Заново родилась». Я поняла, что была на грани смерти…
«Не плачь, — потрепал меня по щеке доктор. — Ты чудом избежала смерти, значит, будешь долго жить. И дети будут. Я так замечательно тебя «залатал», что сможешь родить хоть десятерых!»
И все же я чувствовала себя несчастной: мой малыш не смог появиться на свет. Что если он тоже испытывал нестерпимую муку?..
Когда ехала в Москву, надеялась разделить горе своей потери с мужем — ведь это был его ребенок. Но Чардынин встретил меня фальшиво-бодрым приветствием: «Отлично выглядишь».
Я внутренне содрогнулась: неужели ничего не чувствует? Медленно выложила на стол подарки и судорожно уцепилась за край стола — от напряжения меня шатало… А потом вдруг решила: хватит! Не стану ничего рассказывать, чтобы не выглядеть жалкой, выпрашивающей сострадание. Если не хочет об этом говорить, значит, думает, что ребенок не его…
С этого момента между нами возникло молчаливое отчуждение…»
Видимо, Чардынина мучила не только физическая ревность, но и творческая — к успехам его жены. Ведь дела в профессии у каждого из них складывались по-разному: в то время как Лариса была известной актрисой и активно снималась, ее муж, закончив ВГИК одновременно с ней, к собственным постановкам допущен не был, перебиваясь вторыми ролями (был помощником главного оператора). Естественно, подобное положение его уязвляло — он не хотел быть «мужем известной актрисы Лужиной». Однако изменить эту ситуацию у него не получалось. Более того, когда однажды (в 1966 м) ему выпало счастье в картине «Журналист» заменить из-за болезни главного оператора Владимира Рапопорта, ни к чему хорошему это не привело. Рапопорт потом уговорил Чардынина снять свою фамилию из титров, обещая поровну поделиться гонораром. Но в итоге вместо двух тысяч рублей заплатил ему… двести рублей.
Все эти случаи «накручивали» Чардынина и плохо влияли на его личную жизнь. И он вымещал свою злость на супруге — периодически ее поколачивал. Порой так сильно, что Лужиной приходилось, выходя на улицу, надевать черные очки, а также отменять важные встречи. Например, однажды к ней в Москву приехали ее коллеги из ГДР, с которыми она работала в одной из совместных картин, а она не смогла прийти на встречу — после избиения Чардыниным у нее одна щека стала иссиня-черной.
Летом 1969 года Лужина сыграла главную роль в фильме «Золото» режиссера Дамира Вятича-Бережных. Она играла в нем партизанку Матрену Рубцову. На этом фильме она встретила свою новую любовь. Причем это опять был мужчина-оператор — Валерий Шувалов.
Он закончил ВГИК в 1966 году и, как и Чардынин, какое-то время был на «подхвате» — работал вторым оператором. Вот и в «Золоте» он выступал в той же роли — помогал оператору-постановщику Петру Сатуновскому. А попутно «крутил любовь» с Лужиной. Вот как она сама вспоминает об этом:
«В первый же день Валерий Шувалов, заметив мой крымский загар, укоризненно, но ласково произнес он.
— Ларочка, по-моему, партизанки такими смуглыми не бывают.
Я ответила ему в тон:
— Ларочка, по-моему, партизанки такими смуглыми не бывают.
Я ответила ему в тон:
— Валерочка, но ведь ваш фильм как будто черно-белый?
Шувалов мне сразу понравился. Но сам он поначалу проявлял интерес к другой актрисе.
…Я сижу в номере Натальи Варлей — нашей главной героини. Наташа очень хорошенькая, особенно когда поет, романтично перебирая струны. Шувалов, на которого я положила глаз, ей явно симпатизирует.
Валера в свои тридцать лет не выглядел неотразимым сердцеедом. Но было в нем что-то подкупающее, актрисы в него влюблялись. Скорее всего, секрет заключался в спокойной уверенности — профессиональной и мужской. Взгляд цепкий, но лишенный цинизма. Таким внимательным глазам очень хочется понравиться.
Ну и как же быть? Как обратить на себя его внимание? Я старше Варлей лет на десять, петь не умею. Сижу и думаю: «Чем взять-то?.. Черт побери, неужто я ни на что не гожусь?!» И тут приходит решение: стихи! Ахматова, Блок, Северянин не подвели. А исход атаки предрешила «тяжелая артиллерия» — Марина Цветаева…
Смотрю на Шувалова. Кажется, пробило. Как бы в ответ на Цветаеву он вспоминает стихи Мандельштама…
Назавтра я получила от Валеры несомненный знак внимания. Мы снимали эпизод на болоте, и я набрала воды в кирзовые сапоги, в которых ходила моя партизанка. Между дублями Шувалов подошел, предложил глоток коньяку из своей фляжки и неловко вынул из кармана пару чистых сухих носков! Казалось бы, не бог весть какой жест. Но у меня хватило ума его оценить: выходит, заранее побеспокоился — захватил с собой эти трогательные носочки! В общем, снова задел за живое мое слабое влюбчивое сердце…
Свою основательность и надежность Валера подтвердит в будущем не раз и не два. Но мне уже не нужны подтверждения — я влюбилась. Мне нравилось, что у Шувалова есть характер, темперамент и при этом он умеет быть внимательным и бережным. Я устала от бешеных страстей, от ревности и давно уже нуждалась в покое, заботе и доверии…»
После возвращения в Москву отношения Лужиной и Шувалова продолжились, причем отнюдь не платонические. Казалось бы, теперь самое время было объясниться с Чардыниным и официально сойтись с Шуваловым. Но Лужина не торопилась. Так тянулось до Старого Нового года — 13 января 1970 года. Вспоминает Лужина:
«Я пришла в гости к Валере. Мы встретили праздник, выпили шампанского, и вдруг голову будто стянуло обручем. «Скорая» диагностировала гипертонический криз. А специалистка из Минздрава, которую нашел Шувалов, вынесла вердикт куда серьезнее: необходима срочная госпитализация. Это микроинсульт».
С лечащим врачом мне повезло. Доктор Талантов тогда сказал: «Я тебя сам поставлю на ноги, никаким нейрохирургам не отдам: того гляди — искалечат, инвалидом останешься». Александр Александрович дотошно искал причину болезни, подробно расспрашивал, не было ли у меня сильных ушибов головы. Шутка ли, инсульт в двадцать девять лет! Я припомнила травму на съемках в Крыму, когда без дублера играла в сцене автоаварии, и еще… увесистые оплеухи, которыми награждал ревнивый супруг.
У меня не было стопроцентной уверенности, что виноват Леша, но видеть его совсем не хотелось. Когда муж вернулся в Москву и пришел меня навестить, Талантов объяснил ему, что я не хочу с ним встречаться: возможно, это его вина, что я оказалась на больничной койке. Чардынин был пристыжен и раздавлен.
Если мужа ко мне не пускали, то Шувалов появлялся регулярно. Стояла зима, а он приходил с цветами, приносил сочные помидоры, что в советское время было невиданной роскошью.
Пять месяцев пришлось проваляться в клинике. Когда вышла, объявила Чардынину, что ухожу. Вернее, покинуть дом пришлось ему. Мы уже жили в двухкомнатной кооперативной квартире на улице Удальцова и строили «однушку» в Большом Тишинском переулке — надеялись съехаться. В эту-то однокомнатную Леша и отправился. За пять месяцев моего отсутствия он кое-как свыкся с мыслью, что так или иначе придется менять свою жизнь.
Едва Чардынин переехал, меня охватило чувство защищенности и душевного покоя. Это называется «как за каменной стеной». Я знала, что меня больше никто не обидит и не ударит. Что муж не будет сутками пропадать непонятно где и с кем, не бросит больной и беспомощной. Я впервые серьезно задумалась о детях. И поняла, что хочу ребенка от Шувалова…»
В 1971 году Лужина родила ребенка от Валерия Шувалова — сына Павла.
«Врачи возражали против родов: говорили, что сосуды могут не выдержать. Один доктор Талантов разрешил: «Рожай. Беру ответственность на себя!»
Валера дал сыну имя своего отца: Павел. По утрам сам ходил на молочную кухню, чтобы я могла подольше поспать. Подруги до сих пор вспоминают, как нежно и бережно Шувалов со мной обращался: «Кисулечка, рыбулечка» — только так и называл…
Но была одна проблема: папа-оператор и мама-актриса постоянно заняты на съемках! С кем же оставить ребенка? Свекровь лежала в параличе, так что приходилось возить сына к маме в Таллин — благо тогда не требовалось никаких виз. Павлика было жалко, хотя путешествия к бабушке его явно не травмировали. Это меня точило чувство вины, а Пашка с младенчества привык к этим поездкам, и к однокомнатной квартире моей мамы, и к ее мужу — добрейшему дяде Мише, с которым постоянно ходил на прогулки…»
Работы у Лужиной и Шувалова в те годы и в самом деле было много. Так, он наконец стал работать главным оператором без всяких помощников: первым таким фильмом стал «Сказ о том, как царь Петр арапа женил» (1976) Александра Митты.
Что касается Лужиной, то она тогда снималась не менее активно, чем в 60 е и записала на свой счет следующие фильмы: «Гонщики» (1972; Люся Кукушкина), «Исполнение желаний» (Варвара), т/ф «Совесть» (Нина Александровна Корнецкая) (оба — 1974), «Небо со мной» (1975; главная роль — Надежда Грибова).
Во второй половине 70 х Лужина сыграла сразу несколько ролей мам, причем среди них были мамы вымышленные, а также реально существовавшие. Назову эти фильмы: «Роса» (1976; мать Троши), «Так начиналась легенда» (главная роль — мама Юрия Гагарина Анна Тимофеевна), «Четвертая высота» (1978; мама героя Великой Отечественной войны Гули Королевой).
Из этих «материнских» ролей самой заметной стала роль мамы первого космонавта Земли. Актриса вспоминает:
«Я встречалась с Анной Тимофеевной Гагариной, специально к ней ездила. Кстати, когда подъезжали к городу, подобрали голосовавшего пожилого уже мужчину, грибника. Разговорились, а он, оказывается, был приятелем Алексея Ивановича, отца Юрия Гагарина, которого к тому времени, в 76 м году, в живых не было. Спрашивает: «Лешку изобразите?» — «А как же». — «И это тоже?» — И выразительно щелкнул пальцем по горлу. «Действительно он был большим любителем?» — спрашиваю. — «Да что вы, мы с ним вместе. Но только по праздникам. Нет, только по воскресеньям». Потом сделал паузу и добавил: «И каждый день тоже». Мы посмеялись, и он потом рассказал, что они были на рыбалке, когда Юрий в космос полетел: «У нас был маленький приемник. И вдруг обрывают передачу и сообщают, что майор Гагарин… Я толкаю его: «Слышь, твой Юрка в космосе». — «Не, то не мой, мой еще лейтенант».
В 1978 году у Лужиной случилась очередная главная роль — в фильме «Встреча в конце зимы» она играла свою современницу Анну Губареву. И во время съемок этого фильма в Белоруссии актрису угораздило влюбиться в сценариста этой же картины Владимира Гусакова, который был на десять лет ее моложе и жил в Минске (он был сыном известной писательницы Лидии Вакуловской). Причем Лужина влюбилась в него как кошка. По ее же собственным словам:
«Валерка, милый, я предательница. Я ведь и сама себя не прощаю. Если б только я могла заново развести огонь в остывшем семейном очаге! Но — не могу, не умею. Новый беззаконный костер сам собою вспыхнул на стороне…
В тот день в доме был праздник. Отмечали день рождения мамы Шувалова, которую он только что по обоюдному согласию перевез в нашу квартиру на улице Удальцова. Наталья Николаевна по-прежнему болела и обосновалась на новом месте с дочерью, которая ее обслуживала. Предполагалось, что они вдвоем будут жить здесь, в моей «двушке», а Валерий, Павлик и я переберемся в их трехкомнатную квартиру на Народной улице. Но я одним махом разрушила эти планы. Вернулась со съемок из Белоруссии в состоянии полного умопомрачения, вызвала мужа на кухню и беспощадно выпалила:
— Обманывать тебя не хочу: я влюбилась и ухожу. Ничего не могу с собой поделать. Меня бессмысленно удерживать.
В воздухе повисла пауза, казавшаяся бесконечной. Наконец Валерий произнес, едва шевеля пересохшими губами:
— А ты подумала, что будет с Пашкой?
Сердце заныло от жалости к мужу, тревоги за сына… Но отступить, отказаться от счастья не было сил.
— Паша останется со мной. Ты можешь видеться с ним столько, сколько пожелаешь. Я виновата. Прости.