Шорох платья и размеренный стук каблуков по паркету подсказали Леоноре, что кузина удаляется. Девушка сидела неподвижно, закрыв лицо руками, похолодев от обрушившегося на неё горя, которое было так велико, что не поддавалось слезам. Спустя какое-то время до неё донеслись отдалённые звуки: в замке засуетились, старая маркиза возвращалась в свою комнату. Леонора не отважилась показаться ей на глаза в расстроенных чувствах. Оставив пяльцы у камина, она прошла по амфиладе комнат, минуя свою спальню, и поднялась по лестнице в небольшую каморку, расположенную в одной из башенок. Комнатка была почти пустая, если не считать стола, скамьи для молитвы да распятия на стене.
Здесь летом Леонора обыкновенно проводила большую часть дня; сквозь старые побелённые стены не проникала полуденная жара, только утром солнечные лучи врывались в проём окна, сквозь завесу из листьев плюща, и отбрасывали на распятье трепетные гирлянды теней. Но теперь в молельной было очень холодно, и она была погружена в полумрак. Леонора преклонила колени перед распятием в надежде поскорее обрести силы и спокойствие духа. Она пойдёт к бабушке, и снова будет умолять её последовать совету Бернара — отказаться от безумной затеи. Быть может, старая маркиза прислушается на сей раз? А если нет? Где они окажутся через сутки? Легко сказать. Где угодно!
V
Леонора застыла в коленопреклонённой позе, склонив лицо на скамейку и вытянув сложенные руки. Солнце село, на холмах Мори погасли розоватые отблески, на небе замерцали звёзды, но в молельной было совсем темно, и молитвы Леоноры незаметно перешли в сновидения. Поначалу они были приятны и безмятежны, но какое-то время спустя сменились томительными и мрачными, и вот повторился кошмар, приснившийся ей несколько дней назад, только теперь он был ещё ужаснее. Карету подали не к подъезду, а на лужайку; надо заметить, мадам де Гру действительно затем прибегла к этому смелому плану. Ужас отчаяния охватывает Леонору. Неужели её оставят в замке? Она спускается по стене, нагоняет карету и видит в ней призраков. Но теперь они протягивают к ней руки, пытаются затащить её к себе. Это было невыносимо. Леонора закричала, проснулась — оказалось, она в молельной, продрогшая, измученная, на грани обморока, на полу, и у неё дрожат колени.
Часов у Леоноры не было, она не знала, сколько времени проспала она в молельной, но была уверена, что прошло несколько часов — так темно было и холодно. С трудом поднявшись на ноги, она добрела до двери и попыталась её открыть, но безуспешно: видать, она была заперта снаружи. Леонора принялась стучать в неё кулаками, звала Пернэт — кричала так, что, казалось бы, не могли не услышать. У неё было такое чувство, что это происходит не наяву, а опять в том сне, что она всё ещё не проснулась. Никто не отозвался. Леонора опустилась на скамейку, перед которой она дотоле стояла на коленях, и, подперев лицо руками, стала смотреть в узкое окно. Сквозь толстое зеленоватое стекло проглянула большая яркая звезда, и её свет достиг каморки, где томилась в одиночестве Леонора. Девушка вспомнила, что говорил ей Бернар накануне: «Даже если вы не хотите позаботиться о своём спасении, всё равно вы будете спасены». Она не придала особенного значения его словам; это казалось невозможным, она должна была смириться и разделить судьбу своих родственников, никто не сможет избавить её от горького жребия. И, тем не менее, сейчас эти слова пробудили в её усталом сознании волю к жизни, ей больше уже не казалось, что всё это ей лишь снится. Ей захотелось узнать, что они сейчас делают и как ей выбраться из этой темницы. А вдруг они уехали несколько часов назад и оставили её в замке одну? Нет-нет, не может быть.
И тут она заметила какие-то странные тени и отблески света, которые то и дело падали на каменные стены в проёме окна и тускло отсвечивали на стекле. До её слуха донеслись звуки: позвякивание сбруи, скрип колёс, глухой гул голоса. Леонора вскочила на ноги, исполненная ужаса при мысли о том, что её оставят одну. Неужели и впрямь бабушка про неё забыла? И Пернэт тоже? Может быть, дверь заперли по ошибке, и её, Леонору, ждёт горькая участь: смерть от голода? Вылезти в окно невозможно: такое могло получиться только во сне. Голодная смерть ещё страшнее, чем гильотина. Леонора снова застучала в дверь кулаками, крикнула, прислушалась — полная тишина. Несомненно, входная дверь, ведущая на винтовую лестницу, тоже заперта. Явь оказалась страшнее сна. Итак, её заперли — все забыли о ней. Крестьяне, возможно, подожгут замок, и ей не выбраться отсюда, спасения нет, если только случайно Бернар не сообразит, что она осталась в замке, и не разыщет её здесь. Боже, какой ужас!
Она стояла в темноте и дрожала, не зная, что и подумать, что предпринять. Она смотрела на отблески огней и тени, мелькавшие в окне, и ей пришла в голову мысль, по крайней мере, можно попытаться выяснить, что случилось. Леонора принялась подтаскивать к окну стол — он был тяжёлый, и она насилу его придвинула, затем поставила на него скамейку и кое-как вскарабкалась на покатый подоконник. Ухватившись одной рукой за задвижку, она потянула её вниз, другой рукой толкнула окно — и оно распахнулось. Створки смяли покрытый инеем плющ, и вялые листья, сорвавшись, разлетелись в стороны. Леонора просунула голову в окно, посмотрела вниз: под звёздным небом на зелёной лужайке за крепостным рвом виднелось что-то большое и тёмное, вокруг него мерцали факелы и толпились люди. Это была парадная карета маркизы. Позвякивали удила, лошади вскидывали головы и били копытами, но густая трава заглушала стук подков. Глядя вниз, Леонора задрожала от холода. Что и говорить, сцена походила на безумный сон, на какое-то инобытие. Слуги сновали между каретой и чёрным ходом — видно, очень торопились. Вскоре они отступили в сторону, и показались два факельщика, а за ними — шесть человек. Парами они осторожно двинулись по траве, приближаясь к карете.
Леонора не видела их лиц, но отлично знала каждое. В первой паре шли старая маркиза и её сын, за ними — младшая маркиза со своим сыном, графом, а замыкали шествие графиня и шевалье де Мазан.
Леонора, насколько могла, наклонилась вниз и замахала рукой в морозной темноте.
— Мадам! — закричала она сорвавшимся голосом. — Вы уезжаете? А как же я?! Я здесь! Меня заперли. Не оставляйте меня!
Быть может, её голосу недоставало силы, и старая маркиза не расслышала слов, однако она остановилась перед тем, как ступить на подножку, и обернулась. Произошло некоторое замешательство, родственники Леоноры принялись торопливо переговариваться о чём-то, но вскоре все сомнения были отброшены и, к удивлению девушки, де Гру один за другим взошли в карету, слуги отступили назад, форейторы щёлкнули кнутами, и с тяжким скрипом и грохотом огромная колымага съехала с лужайки и покатила в сторону гужевой дороги, ведущей в просёлки, где де Гру надеялись избежать погони.
Таким образом, сон Леоноры повторился в третий раз наяву, только теперь она не могла выбраться из своего узилища. К счастью для неё, наяву оказалось невозможным даже попытаться догнать отъезжающую карету. Леонора всё ещё глядела ей вслед, пока не смолк вдалеке последний звук, и даже когда он растаял во тьме, она не слезала с подоконника. Находиться в таком положении было очень неудобно и тяжело, зато, по крайней мере, она могла видеть звёзды, а под ними тусклую землю. Леонора ещё смотрела в окно, как вдруг до неё донёсся другой звук — яростный рёв толпы со стороны деревни. Толпа подступала всё ближе и ближе, и Леонора различила горящие факелы и голоса, которые мало-помалу, казалось, переходили в приглушённый злобный рык. Холодный ветер, пронесясь над толпой, зашелестел плющом, и Леоноре удалось расслышать несколько слов:
— Огня! Огня! Поджечь гадов в их логове!
Голова у Леоноры пошла кругом, сознание помутилось. Она качнулась и, соскользнув с подоконника, упала без чувств на стол, а со стола на пол, где осталась лежать недвижно.
VI
Мадемуазель д’Изамбер очнулась от обморока не в замке, а на краю рва, в густой тени кустов и деревьев, где накануне вечером она встречалась со своим возлюбленным. Он был рядом с ней, голова её лежала у него на руке, а волосы и лицо были мокры от холодной воды, которую он брызгал на неё пригоршнями. Холод был леденящий; ров частично замёрз, но, может быть, это даже облегчало задачу Бернара, приводившего её в чувство.
— Леонора, — прошептал он, — умоляю вас: ни звука! Нам грозит смертельная опасность, но я спасу вас. Вы можете встать? Я боюсь, что вы замёрзнете на траве.
Врождённая склонность к подчинению, которая редко изменяла ей, заставила Леонору тотчас встать — она поднялась, опираясь на его руку. Недавние переживания не изгладились в её памяти даже в его присутствии, хотя оно внушало покой и чувство безопасности.
— Они все уехали в карете, — прошептала она, — а меня оставили в замке. Неужели бабушка про меня забыла? О, Боже! Как же так? Не понимаю.
— Наберитесь терпения. Со временем вы всё узнаете. А ваша бабушка будет рада вас видеть живой и невредимой, — проговорил Бернар; голос его немного дрожал, выдавая волнение.
— С ними ничего не случилось, как вы думаете? Никак не пойму, почему они уехали без меня. А что делают там эти люди? Они ещё не подожгли замок?
— Нет. Когда они уйдут, я отведу вас в безопасное место.
Бернар замер и стал прислушиваться к странным звукам, нарушавшим величественную тишину ночи. Из внутренних покоев и со двора доносились хриплые голоса, топот, буйный смех и крики ликования. В окнах мелькали факелы; часть толпы крушила всё подряд в пышных гостиных и опочивальнях, но многие оставались у крыльца и чего-то ждали. Вскоре по ужасному рёву стало ясно, чего они ждали. Виконт де Мори отлично знал причину их ликования и осторожно привлёк к себе своё сокровище. Для Леоноры всё происходящее по-прежнему казалось сном, только теперь к страху примешивалось ещё и другое чувство — смутное чувство счастья.
Грохоча по неровной дороге, к замку медленно приближалась тяжёлая колымага. Из-за топота толпы, сопровождавшей её, стука копыт не было слышно. С мрачной пугающей торжественностью — вполне в духе Великой французской революции — карету маркизы под конвоем водворяли на место. Наблюдая из своего укрытия, Бернар и Леонора увидели, как она медленно подкатила к замку и остановилась на том же месте, что и прежде; толпа расступилась, освободив ей пространство. При свете мерцающих факельных огней было видно, как отворились дверцы, и шести сидевшим в карете дамам и господам было приказано выйти. Впрочем, никакого принуждения и не требовалось; все, включая даже маленькую графиню де Гру, спускались с подножки с таким невозмутимым и гордым изяществом, что можно было подумать, будто они направляются в Версаль, а не шагают навстречу гильотине. Лишь одна старая маркиза дала знак сыну отойти в сторону, когда тот подчёркнуто важно предложил ей руку, чтобы прошествовать в дом, — повернулась к толпе с властным, неустрашимым видом и пожелала знать:
— Где эта предательница? Где старуха Пернэт? Кто-нибудь из вас может сказать? Что она сделала с моей внучкой, мадемуазель д’Изамбер?
Она ждала ответа, но все молчали, тогда маркиз взял её под руку, и они снова переступили порог старого дома.
— Отпустите меня! Я должна быть с ней! — вскричала Леонора.
— Нет, Леонора, не пущу, — ответил Бернар де Мори. Она вновь начала терять сознание — сильные руки
молодого виконта подхватили Леонору как ребёнка. Он понёс её по дощатому мосту через ров, затем по склону холма, через долину в своё родовое имение, между тем доблестные местные патриоты грабили замок де Гру, прежде чем отправить его владельцев под конвоем в тюрьму и на гильотину.
Из обречённого рода де Гру спаслась лишь мадемуазель д’Изамбер. Она тоже оказалась в заточении, но её стражами стали виконт де Мори и старуха Пернэт с дочерью. Лишь спустя много дней после этой ужасной ночи Леонора смогла успокоиться и найти в себе силы выслушать рассказ о том, как всё произошло.
Разумеется, тогда, в молельной, её заперла рука не злоумышленника, а доброжелателя. Поспешность отъезда ускорило сообщение, пришедшее вечером из деревни: толпа жителей Гру под предводительством некоего патриота двинулась к замку и через час будет у его стен. Немедленно было велено подать карету, последние приготовления велись в лихорадочной спешке; только перед самым отъездом маркиза обнаружила исчезновение внучки. Дверь в башенку тоже была заперта, ключ бесследно исчез. Пернэт словно сквозь землю провалилась.
Поначалу маркиза объявила, что она ни за что не поедет без Леоноры, но её спутники придерживались иного мнения, даже шевалье не видел никакого резона в том, чтобы ради неё ставить на карту жизнь шестерых человек.
Тут вперёд выступила маленькая графиня и заявила во всеуслышание:
— Я думаю, вам не нужно беспокоиться, мадам. Леонора, вероятно, убежала в Мори. Не далее как сегодня вечером она призналась мне, что любит виконта.
Эта новость, похоже, ошеломила маркизу, и она уже не чинила никаких препятствий к отъезду.
Когда карета отъехала от замка, Пернэт, подслушивавшая в чулане, занавешенном гобеленом, вышла из своего укрытия и открыла виконту входную дверь. Вдвоём они поднялись в молельную, где нашли Леонору, лежавшую без чувств на полу.
Таким образом, девушка была спасена вопреки своей воле.
* * *Внуки графини де Мори, урождённой де Гру д’Изамбер, рассказывают эту историю друзьям всякий раз, когда водят их по старинному замку, испытавшему революционные потрясения, обезображенному, полуразрушенному, но ещё сохранившему своё величие. Мы стоим у окна и смотрим на зелёный партер за крепостным рвом, который теперь осушили и превратили в сад, и молодая хозяйка Леонора де Мори, с большими испуганными, голубыми, как у её бабушки, глазами глядит на нас и внезапно понижает голос.
— И поверите ли, до сих пор в морозное январское утро на траве, вон там, можно увидеть след от кареты и отпечатки шести пар ног.
Кажется, невозможно усомниться в этих словах, но любовь к доказательствам, свойственная англичанам, заставляет нас полюбопытствовать у молодой хозяйки, видела ли она сама призрачные отпечатки. В отчаянии от нашей недоверчивости очаровательная Леонора вскидывает брови, всплескивает руками и пожимает плечами.
— Mais oui! Certainement![4]
И что тут возразишь после этого!
1895 г.
[5]
Примечания
1
Allez (здесь) — Ладно! (франц.)
2
Имеется в виду «Imitation de Jesus-Christ», французское издание «De imitatione Christi», литературного памятника средневековья, включающего в себя трактаты религиозно-нравственного содержания. Анонимное сочинение. (Й. Р.)
3
Гиперион — в греческой мифологии сын Титана и Геи, отец Гелиоса, бога солнца, часто отождествляемый с ним. (Й. Р.)
4
Ну да, конечно! (франц.)
5
Отсканировано: Дойл А. К. Собрание сочинений. Роман о спиритизме длиною в жизнь. Мистические рассказы. Паразит. Новое откровение. Записки о спиритизме. — М.: Наташа, 1995. - 544 с.