— Э-э. Не надо. — Саблин благоразумно отошел подальше. Несмотря на малый рост, Игорь замечательно боксировал, и он это часто ощущал на себе. — Не хочу я резать твою курицу, я занят. И вообще ты уже взрослый мальч… Эй, Игорь, успокойся. Ладно, хочешь честную сделку? — Он невинно поглядел на сразу насторожившегося Шишкина. — Я тебе с курицей помогу, а ты меня поучишь боксу.
— Тебя бесполезно учить, ты слишком тупой, — попробовал отыграться Игорь.
— Ну, раз так, то можешь бегать со своей курицей дальше. Рекомендую нокаутировать ее правым хуком, и пока она будет в нокауте… Игорь, только без рук…
Он ловко пнул пустое ведро Шишкину под ноги и, пользуясь секундным замешательством, быстренько отскочил так, чтобы их разделял стол. Несмотря на то что Саблин был выше Игоря и сильнее, он избегал драться с ним в дружеских потасовках. Игорь, казалось, был нечувствительным к боли, а его железные кулаки били весьма болезненно и очень уж часто. Саблин помнил своей прошлой памятью, что и раньше приставал к Игорю с подобными просьбами. Шишкин соглашался, показывал, но тогда Виктору не хватало энтузиазма, и занятия быстро сходили на нет. Почему снова спросил про занятия сейчас, он и сам не понял. Видимо, сыграл экспромт — есть куча свободного времени и есть друг-спортсмен, который может чему-то научить. Так почему бы не потратить это время с пользой.
— Хорошо, — было видно, что Шишкину очень хочется пересчитать ему ребра, но он сдержался. — Я тебя поучу в свободное время. А ты ее порежь и вообще приготовь.
— Резать не наш метод, товарищ Шишкин. Мы по старинке, как Петр Первый бояр. — У Виктора внезапно улучшилось настроение, и он молол языком всякую чушь. — Иди, набери воды полведра, ставь на огонь. И топор найди, поиграем в Родиона Раскольникова. Блин, газа нет, на чем ее осмоливать?
— Витя, ты о чем? — У Шишкина в глазах снова загорелись огоньки начинающего Шерлока Холмса. — Какой газ?
— Природный. А у нас в квартире газ, а у вас? Не обращай своего пристального внимания. Это шутка такая. — Виктор старался казаться беззаботным, хотя внутри все сжалось — такой глупый прокол. — Ты иди воды набери, я пока топор поищу, устроим показательную казнь.
Через полчаса несчастная курица была злодейски умерщвлена и ощипана. Теперь уже приуныл Виктор.
— Ну чего ты смотришь, — Игорю не терпелось поскорее избавиться от такого, как оказалось, крайне обременительного поручения комэска. — Давай там, вынимай, что в нее напихано. Вот! Вспомнил! Разделывай ее.
— Не все так просто. — Виктор снова растерянно огляделся, — ее сперва осмолить надо. А я не знаю, как.
— От дурни, — не удержалась от комментариев хозяйка дома тетка Оля. Как оказалось, она давно наблюдала за мучениями Саблина. Быстро выйдя на улицу, она вернулась с несколькими кукурузными кочерыжками. Зажгла одну из них в печи и принялась быстро, умелыми и экономными движениями осмаливать несчастную курицу. — От же, городские, а ще летчики. Нычого ни умиють. Дывысь, як надо! Бачишь? — Так же быстро ее разделав, она протянула готовую птицу Игорю.
— Почем у Маньки брав? Семьдесят рублив? — она осуждающе покачала головой. — От же дорого як. Когда ця война кончится…
Обычно хозяйка, тетя Оля, держалась от летчиков на расстоянии. Появление в ее доме толпы молодых, шумных мужчин она приняла без малейшего энтузиазма. Стараясь поменьше показываться на глаза. Жила она бедно, хозяйства было мало, коза да десяток куриц.
Заскрипела калитка, вернулись Вахтанг и Нифонт. Дом сразу наполнился шумом и смехом. Хозяйка мигом вышла на улицу, до соседок.
— О. А чиго это вы курощипами стали? — Вахтанг расстегнул комбинезон и ворот гимнастерки. — Жарко тут.
— Шубин попросил. — Игорь уже собрался было уходить. — У него Галя заболела, для бульона, — заученно повторил он. — Семьдесят рублей вот такая курочка стоит. Представляешь?
— Вот интерэсно. Валера, а если бы Валька заболела, ты бы ей курицу купил? — Вахтанг усмехнулся и разгладил пробивающиеся усы.
Про свою пассию Нифонт говорить не хотел, однако, не выдержав совместного напора, сдался.
— Далась вам эта Валька! — фыркнул он. — Нужна она мне. Это так, чтобы гвоздь не ржавел. То она мечтает все…
— А ты, Валерка, сволочь, — Игорь отложил курицу и, воинственно выпятив челюсть, попер на Нифонта. — Она тебя любит, а ты ее используешь!
— Игорь, не лезь. Это не твое дело. Иди, со своей курицей носись.
— Почему это не мое. Это не по-комсомольски. И вообще подло…
— Шишкин, уймись, — Нифонт посмотрел на него брезгливым взглядом, таким обычно смотрят на калек или ненормальных. — Иди, своей Нинке письма пиши. И соплей там любовных размажь побольше и с сердечками…
— Эй, спокойно, — Виктор чудом успел перехватить руку Игоря и сразу повис на нем всем телом, оттаскивая в сторону. Вахтанг, в свою очередь, оттаскивал Нифонта, тот сильно побледнел, испуганно глядя на злого Шишкина, рукой пытался нащупать кобуру.
— Так, разошлыс по углам. Игорь, охолонь. Нифонт, млать, рукы с кобуры убрал. Совсэм охренэли, — злобно зашипел Вахтанг. — Ви что творите?
— Идиот, — поддерживал его Виктор, отпихивая Шишкина подальше, — да из-за чего? На ровном месте… неси свою курицу, остынешь заодно.
Инцидент погасили, но с тех пор между Нифонтом и Игорем словно пробежала черная кошка. Они почти не разговаривали друг с другом, внося напряженность в маленький коллектив эскадрильи…
С конца декабря погода начала стремительно ухудшаться, зарядили частые снегопады, метели. Летали мало, в основном на разведку, возможность штурмовать выпадала нечасто. Немцы и вовсе куда-то пропали, их самолеты теперь встречались редко. В общем, началась относительно спокойная и тихая жизнь. Даже питание наладилось, вместо опостылевших макарон на столах все чаще стала появляться картошка и разные каши…
В этот период Виктору так же приходилось летать с Шубиным на разведку. В принципе, такие вылеты можно было бы выполнять и в одиночку. Никифоров по такой погоде летал всегда сам. Но ведь молодых летчиков тоже нужно кому-то учить, этим Шубин и занимался, невзирая на малый ресурс моторов и еще меньшее количество запчастей. В итоге, хоть летал Виктор и немного — раз в два-три дня, однако эти полеты приносили ему громадную пользу. Шубин продолжил практику проведения коротких учебных боев со своим ведомым, отрабатывал с ним взаимодействие в паре. Кроме того, в полете командир часто объяснял свои действия по радио, комментируя обстановку, принятые решения, давая Саблину так необходимые знания, которые со временем превращают беспомощного новичка в воздушного аса.
Новый год встретили тихо-мирно небольшой полковой пьянкой. Жизнь текла неспешно, редкие вылеты, редкие развлечения. Всего удовольствия — выпить сто граммов вечером да пялиться на официанток. Да еще спорт. Не густо…
В это же время в полку появился новый комиссар — Зайцев Сергей Викторович. Он был высокий, какой-то весь круглый, хотя и не толстый, с небольшими аккуратными усами и неизменной трубкой. В пику командиру он оказался очень инициативный, лез во все дела полка, не упуская никаких мелочей. Он успевал везде: занимался подготовкой к вылетам, ставил задачи летчикам, интересовался готовностью самолетов и сведениями воздушной разведки, отдавал распоряжения командиру батальона аэродромного обслуживания. Он даже с ходу начал летать, чем заслужил уважение летчиков. Вообще появление этого человека словно принесло в полк свежую струю. В результате Виктор стал смотреть на комиссаров другими глазами, оказывается, были среди них хорошие профессионалы…
Яркое солнце серебрило искрящийся снег так, что вниз было больно смотреть. В небе не было ни облачка, за ночь резко потеплело. Кажется, как будто весна дыхнула, разогнав тучи и немного потеснив на день зиму, с ее вечными снегопадами. Пользуясь хорошей погодой, полк вновь оторвался от заметенных снегом полос и приступил к немного подзабытой боевой работе.
Второй вылет за день. После уже почти традиционного вылета на разведку с Шубиным пришлось лететь всей эскадрильей. Получили задание прикрыть бомбардировщики «Су-2» при авиаударе по Самбеку. Когда озвучили боевую задачу, у Виктора неожиданно начали трястись руки. Он сильно покраснел и сунул их в карманы, стараясь никому не показать свой страх. Вроде бы никто не заметил. Однако это чертово волнение не ослабевало, и лишь когда его истребитель стал медленно разгоняться по заснеженной полосе, тряска прошла, оставив место деловой сосредоточенности. Наконец, оторвавшись от полосы, истребители собрались и начали торопливо набирать высоту, догоняя семерку тупоносых бомбардировщиков.
В кабине непривычно тепло, но при этом кажется, как будто стало гораздо теснее. Это с непривычки, закрытый фонарь ни осматриваться, ни управлять самолетом не мешает. Но насколько с ним удобнее. Памятуя шубинский рассказ, Виктор выпросил у Палыча небольшую фомку, чтобы в случае чего быстро открыть фонарь кабины. Фомка, надежно закрепленная рядом с ракетницей, как две капли воды напоминала уменьшенную копию монтировки из компьютерной игры «Half Life». Виктор представил, как он, размахивая монтировкой, будет гоняться за немецкими самолетами. Палыч так и не понял, почему его командир так трясся со смеху, когда примерял ее в руке.
Сегодня их шестерку истребителей ведет не привычный и надежный, как скала, Шубин, а сам комиссар. Это тоже непривычно и вызывает некоторый дискомфорт. «Однако дело твое телячье, — подумал Виктор, — обоссался и стой. К тому же никто мнения у тебя не спрашивал, так что лети». Полет начался хорошо, до цели добрались без происшествий, а вот на обратном пути на них неожиданно накинулись «Мессершмитты». Это было даже несколько необычно, четверка «мессеров», идущая встречным курсом, вместо того чтобы привычно висеть сверху и неспешно поклевывать, с ходу ринулась в бой, да так, что Виктору пришлось попотеть, сбрасывая со своего хвоста желтоносого наглеца. Неожиданно «Мессершмиттов» стало очень много, они мелькали со всех сторон, норовили зайти в хвост, непрерывно атакуя. Виктор крутился, как уж на сковородке, уклоняясь от заходов противника, отбивая атаки на ведущего и сам, в свою очередь, атакуя врагов. Несколько раз только своевременные команды Шубина спасли ему жизнь, но и он не остался в долгу, отгоняя обнаглевших фрицев от его хвоста. Бой превратился в огромную свалку, где самолеты, под совершенно немузыкальный аккомпанемент из рева моторов, треска пулеметов и грохота авиапушек, гонялись друг за другом, стараясь уничтожить. Последовательность событий моментально стерлась из его памяти, превратившись в калейдоскоп отдельных эпизодов. Вот ему в хвост заходит пара худых, но чей-то «МиГ» встречает их в лоб, и они отворачивают, вот «мессера» атакуют ведущего, и уже Виктор отгоняет их короткими очередями, горящий «Су-2» валится на крыло, «мессер», парящий простреленными радиаторами, разгоняется пикированием, удирая. Но два эпизода врезались в память намертво: как закувыркался к земле «МиГ» с отстреленной плоскостью, и одинокий парашют, белеющий на черном следе горящего самолета. От таких картинок сжималось сердце, Виктор с удвоенной силой завертел головой, стараясь понять, кого же сбили. Но это оказалось невозможно, самолеты мелькали со всех сторон, и определить по номеру, какого же истребителя не хватает, он так и не смог.
Внезапно все кончилось, «мессеры», видимо, по команде, дымя форсируемыми моторами, вышли из боя. Все осталось, как и прежде, такое же голубое небо с редкими облаками, белый искрящийся снег, вот только тело сводит от усталости и пот заливает лицо. Краснозвездных самолетов стало меньше, один бомбардировщик был сбит, двое других дымили поврежденными моторами. Из истребителей отсутствовал самолет Нифонта, остальные были на месте. «Надеюсь, это он выпрыгнул, — успокаивал Виктор сам себя, — парашют вроде один был? Вот это, блин, бой! Если такие бои будут повторяться, я вряд ли доживу до Победы. На хрен такие полеты!» Сразу захотелось удрать куда-нибудь подальше, где нет войны, где никто не будет в него стрелять. Только куда ты убежишь из тесной кабины истребителя? Да и вообще, куда ты убежишь из воюющей страны? На Ташкентском фронте, конечно, хорошо, верней, хорошо только тем, у кого неплохой продуктовый паек или имеется возможность воровать. Что там делать простому сержанту без связей и без денег? Да и как он после этого ребятам будет в глаза смотреть? Виктор потряс головой, отгоняя дурные мысли, сдвинул фонарь назад, напуская в кабину холодный воздух. Родной аэродром был уже близко, однако, опережая истребители, на посадку начала заходить пара поврежденных бомбардировщиков. Первый из них то ли промазал с посадкой, то ли у него отказали тормоза, и самолет выкатился за пределы узкой взлетной полосы и воткнулся в сугроб, где так и остался стоять, наполовину утопленный в снегу, с задранным вверх хвостом. Второй, не выпуская шасси, сел в поле, рядом с полосой, подняв тучу снега и пропахав в снежной целине длинную просеку. Летчики-бомбардировщики быстро вылезли на крылья своих поврежденных машин и принялись размахивать руками, как бы говоря оставшимся наверху товарищам, мол, все нормально! Ведущий оставшейся четверки «сушек» ответно качнул машину с крыла на крыло и увел своих подопечных домой. Настала очередь истребителей. Виктор, осторожно, на малых оборотах, подошел к посадочному «Т», убрал газ и мягко приземлился вслед за комэском. «Да мы с ним уже прям синхронисты, — подумал он, видя, что самолеты словно привязанные. — Можно за сборную Советского Союза выступать, синхронный заплыв по аэродрому». Палыч снова привычно привалился на крыло, писк тормозов, и самолет остановился у своего капонира. Виктор выключил двигатель, и наступила непривычная тишина. Он развалился в кабине, не имея ни сил, ни желания никуда вылезать. Тело словно залили свинцом. Палыч снова запрыгнул на крыло, подошел к кабине.
— Не ранен? — заботливо спросил он. — Давай, вылезай. Там комэск уже ждет. — Он потащил из кабины слабо барахтающегося Саблина, помог ему снять парашют. — Нифонт где?
— Не знаю, — Виктор снял шлемофон и принялся растирать лицо снегом. — Видел, как падал, потом вроде парашют чей-то болтался. Он, не он, не знаю. Ему плоскость срубили. С-суки…
От холодного снега стало легче, слабость немного прошла, в голове прояснилось.
— Палыч, как же нас сегодня били! Пинали, суки, от всей своей души. Гниды европейские. Как же я этих тварей ненавижу…
— Ладно тебе, Вить, после драки-то… — Палыч пригладил усы. — Хватит снега, застудишься. — Он забрал у Саблина шлемофон, достал из-за пазухи ушанку и натянул ее Виктору на голову. — Вот так будет лучше! Иди уже, Шубин заждался. А с немцами поквитаемся еще…
Собирались притихшие, злые, молча докуривали. Вахтанг, никогда не куривший, взял у Шишкина папиросу и, бездумно глядя в небо, пускал дым. Он был поникший, как-то сгорбился и словно стал ниже ростом. «Они с Нифонтом тоже из одного училища, — вспомнил Виктор. — Тяжело вот так вот. Интересно, жив ли Валерка?»
— Товарищ батальонный комиссар, — комэск дождался, пока тот выколотит свою трубку, — разрешите начать разбор полета? — Дождавшись утвердительного кивка, продолжил: — Вы видели все сами. Над линией фронта нас атаковала четверка «мессеров». Через четыре минуты вторая четверка. Эти атаковали разделившись, пара сверху и пара пыталась подойти снизу. Что в итоге… Побили нас сегодня крепко. Тута, лукавить не будем, все всё сами видели. Сбит Нифонтов, сбит один бомбардировщик, два повреждены. Почему нас побили? — Он обвел летчиков усталым взглядом. — Вот тута сержант Саблин, самый молодой по налету, какое твое мнение?
— Я? — Виктор от неожиданности растерялся. — Э-э-э, сейчас. — Он задумался, вспоминая перипетии прошедшего боя. — Ну… перед вылетом ничего не обговорили, кто где. Шли плотным строем, маневрировать было неудобно. Когда на нас упала четверка, то она сразу всю группу связала боем. Потом еще пара «мессеров» подошла. Дальше не помню, такая каша началась…
Тут все летчики оживились, заговорили разом, перебивая друг друга, отчаянно жестикулируя. Они словно пытались выговорить свой страх, заглушить его громкими словами. Виктор удивился, как могут пять взрослых человек создавать столько шума. Наконец комиссар поднял руку, призывая к тишине.
— Товарищи… товарищи, давайте тише. — Он дождался, пока все успокоятся. Немного помолчал, собираясь с мыслями, было видно, что он волнуется. — Тут, видимо, есть и моя вина, у вас уже слетанный коллектив, со своими привычками и особенностями… Надо нам притереться друг к другу. Вы извините, мне на КП пора. Дмитрий Михайлович, вы, пожалуйста, разбор завершите и мне, потом, доложите. Кстати, по итогам боя, сбитым, я одного «мессера» зажег, он со снижением ушел. Того, что лейтенанта Нифонтова атаковал. Да… — Комиссар задумчиво потер подбородок, — я на КП, доложу командиру. Дмитрий Михайлович, буду вас там ждать.
Комиссар ушел. Летчики настороженно сверлили его спину взглядами.
— Ладно, тута, — прервал молчание комэск, — надо было с комиссаром перед вылетом переговорить, да все некогда было. Все спешка эта дурацкая. Ладно, Витька прав, плотно мы шли. Были бы по фронту растянуты, да по высоте, да с радиосвязью… Я, тута, с комиссаром поговорю, может, выбьет нам пару передатчиков. Отдыхайте, пока время есть. Погода вон какая, скоро, тута, снова лететь…
День кончался, солнце уже почти скрылось за горизонтом, над степным аэродромом сгущались сумерки. Этот день прошел очень тяжело. Четыре вылета, два воздушных боя, это многовато с непривычки. Виктор устало оперся о плоскость, глядя, как техник неторопливо надевает на самолет чехлы. Из-за усталости мысли текли вяло, неторопливо, вразнобой, перескакивая с одного на другое. «Сейчас, за ужином, водки выпью и спать, устал. Интересно, как там Нифонт? Успеет к ужину? Если не успеет, то нам водки больше достанется, — думал он, закрывая глаза. Стоять вот так, положив голову на скрещенные на крыле руки, оказалось очень удобно. — Чего-то Палыч на меня так заговорщицки косится. Наверное, пакость задумал. А самолет-то мой, уже весь битый-перебитый, весь в латках». Незаметно он так и задремал стоя, уткнувшись головой о плоскость своего самолета. Разбудил его Палыч, энергично похлопав по плечу: