«ДЕТИ РОЗЕНТАЛЯ»
(2005)
Интервьюер: На новой сцене Большого театра состоялась генеральная репетиция скандальной оперы «Дети Розенталя». Это событие вызвало много разговоров и протестов, в том числе и в Госдуме. Руководство театра выделило сорок билетов для депутатов Госдумы и известных актеров театра и кино.
Что касается музыки Леонида Десятникова, то есть очень хорошие куски…
А вот драматургии, на мой взгляд, просто нет. За внешне эффектной фабулой – клонированием гениев музыки Верди, Мусоргского, Чайковского, Вагнера – нет глубинной идеи…
Это – КВН, нормальная сборная КВН Большого театра.
Я не хочу оценивать творчество Владимира Сорокина – автора либретто оперы: кому нравится, пусть читают. И говорить о том, что надо наложить вето на его произведения и таким образом сделать из него мученика, тоже не стоит…
Я бы просто посоветовал господину Сорокину читать свои сочинения своим детям. (I, 115)
(2005)
Опера «Дети Розенталя» в Государственном Академическом Большом театре – это все равно что «Макдоналдс» в Грановитой палате.
Я не говорю, что нужно что-то запрещать, но я не считаю такой спектакль настоящим искусством, потому что мне не хотелось бы увидеть его во второй раз.
Государство должно заниматься не только восстановлением стен памятников культуры, но и охраной того, что за этими стенами происходит. А защита памятников культуры означает защиту главных черт нашего народа – таких, как сострадание, которое мы сегодня утрачиваем, а вместе с тем утрачиваем и корневую систему. (XV, 12)
ДЕТИ РОССИИ
(2002)
Мне думается, что ставить сегодня вопрос о духовном мире ребенка, не связывая его внутренне, глубинно с духовным миром семьи, в которой он родился и вырос, с духовным и материальным состоянием и обликом его родителей, его бабушек и дедушек, – неправильно.
В этом есть какая-то узкая, «отраслевая» ограниченность. Ведь это не только вопрос ведомственной культуры, которой занимается Министерство культуры.
Это вопрос образа жизни нации, вопрос важнейший для государства, гражданского общества и личности. Вопрос широчайшей социокультурной тематики…
Поэтому я убежден, что, обсуждая вопрос о духовном мире ребенка, следует говорить и ставить более широкий вопрос о духовном мире нашей российской семьи, о взаимоотношении всех ее поколений, ибо именно в семье человек становится человеком.
Безусловно, кричаще волнующи и важны проблемы социальной защиты детей из неблагополучных семей, ставших беспризорниками. Но ведь причина, корень беспризорничества – опять же неблагополучная семья.
Создадим условия для жизни, работы, творчества в семье, на местном, так сказать, уровне – решим и все наши остальные вопросы, в том числе и болевые вопросы детства. (IX, 1)
(2012)
Мой отец сказал когда-то: «Сегодня – дети, завтра – народ». Какие будут сегодня дети, такой будет и народ.
Я убежден в том, что если в детей не будет вложена государством сумма, равная той, что вкладывается в ВПК, то вот сколько у нас есть лет, столько мы будем собираться и говорить, как же все у нас плохо… (XV, 68)
Диспансеризация детей
(2002)
Мне думается, что сегодня может быть чрезвычайно важна (я об этом говорил президенту) такая глобальная национальная акция, как диспансеризация детей.
И это – задача культуры!
Ибо я имею в виду не чисто физиологическое осознание положения со здоровьем детей, хотя подозреваю, что цифры и факты, которые будут получены в процессе этой диспансеризации, заставят содрогнуться страну от макушки до пяток…
Президент и руководство страны должны знать, с каким будущим они столкнутся через десять – пятнадцать лет, кто это будет. Их ответственность перед людьми будет еще большей, а выход из сложившегося положения еще более сложным, если они не узнают, кто же такие эти пяти – семилетние дети сегодня. (IX, 1)
ДЕТСТВО
(1993)
Интервьюер: О вашем детстве? Что Вам запомнилось?
В основном запахи, ощупь, намерзшие сосульки на штанах. Мокрые рукавицы. Запах кофе на террасе летом, чашки толстые на даче. Определенный свет, особенно утренний.
Такие предметы и очертания, не очень связанные, то есть какая-то деталь может потянуть за собой историю… блики на паркете в квартире московской… Мы жили на улице Воровского, до этого на улице Горького. На Воровского я прожил большую часть детства и юности, а потом переехал и стал жить отдельно.
Но основные ощущения детства – это дача и московская квартира. (III, 2)
ДИССИДЕНТСТВО
(1991)
Я по своей природе не диссидент.
Диссидентство – это отрицание. А мне неинтересно ни говорить, ни делать то, что я не люблю. Неинтересно говорить, как я, допустим, не люблю Ленина. Мне интересней рассказывать, как я люблю Обломова.
Меня учила мать больше говорить «да», чем «нет».
И вообще: объединение людей вокруг «нет» опустошительно. Только те, которые объединяются вокруг «да», могут что-то создать. Но в том, чему я говорю «да», уже заложено мое «нет». Поэтому противостояние – пожалуйста…
Не всегда у меня было противостояние. Но кто-то, по-моему Пушкин, сказал: «Я глубоко презираю свое Отечество, но не люблю, когда это делают другие».
Вот что для меня принципиально.
И я никогда не пел в хоре… (I, 41)
(1998)
Я уважаю людей, которые высказывают свою точку зрения, но принципиально не приемлю диссидентства. Потому что, как правило, это борьба не с чем-то конкретным, что мешает жить, а борьба вообще. Борьба с тем, что являет собой принцип власти и силы.
Мне объясняют: интеллигенция всегда была в оппозиции к власти. А почему это должно быть так? Я мечтаю иметь власть, которую буду любить. Мечтаю о том, чтобы жизнь моя, моих детей, моей страны зависела от людей, которых я уважаю, сам избрал, и они оправдывают мое доверие. Что в этом плохого?
Если я верю, что решения власти вызваны искренним желанием сделать стране лучше, я готов ее понять и вместе с ней нести все тяготы.
Из чего возникло противостояние интеллигенции начальству? Из того, что интеллигенция живет в дерьме, а начальство в шоколаде?
Противостояние возникло с момента, когда пагубная идея «эгалите, фратерните» и так далее, как бацилла, стала разъедать нутро.
Братство? Конечно! Свобода? Да! Но – в рамках закона.
Равенство? Но оно недостижимо, это иллюзия, обман. Равенства не может и не должно быть.
Даже Христос говорил: много званных, но мало избранных…(I, 70)
(2010)
Ведущий: Вы принципиально не принимаете диссидентства?
Да.
Диссидентство – это инакомыслие выраженное. Инакомыслие думает не так, как положено. Вы что, против этого? Против чего Вы, когда говорите, что Вы принципиальный противник?
Нет, я не против инакомыслия, я против диссидентства.
Как Вы это понимаете?
Ну как Вам сказать? Не знаю. Ну когда за этим больше внешнего, чем внутреннего. Я Вам объясню.
Люди-диссиденты отправлялись в лагеря, в тюрьмы. Разве можно сказать, что это внешнее?
Дайте сказать глухонемому.
Пожалуйста.
В нем нет созидания. Отрицание есть смелое, героическое.
Ну?
С подвигом. Но созидания в нем нет, для меня. Для меня любая точка зрения, если даже она идет вразрез с точкой зрения власти или кого-то еще, должна быть созидательной. Мне неинтересно снимать фильм «Так жить нельзя», потому что для этого ничего не нужно. Возьмите камеру и пойдите по стране, просто пройдите и смонтируйте: «Так жить нельзя». А я хочу знать, как жить можно, как нужно.
Меня интересует возможность созидать. Отрицая то, что мне не нравится, но созидать. Предлагайте, а не просто отрицайте. Вы говорите о моих жестких высказываниях по этому поводу. Да, я высказываю. Но я высказываю это, не стоя в третьей позиции и глядя со стороны холодным взглядом Чаадаева. Я говорю о том, что и я готов действовать. Я хочу сам изменить это… (V, 24)
ДМИТРИЙ ДОНСКОЙ
(2003)
Про Дмитрия Донского у меня была заявка и почти сценарий.
Мне не дали его делать к 600-летию Куликовской битвы, которая состоялась в 1380 году 8 сентября. Очень боялись обидеть татарское население.
Сегодня на эту картину нет денег физически.
Но если войдет в силу государственный заказ, то такие картины могут стать реальностью. (I, 93)
ДНЕВНИКИ
(1998)
Одних только армейских дневников – вагон.
Я же каждый день делал заметки, а потом еще семнадцать лет прятал их, чтобы никто, не дай Бог, не нашел…
ДНЕВНИКИ
(1998)
Одних только армейских дневников – вагон.
Я же каждый день делал заметки, а потом еще семнадцать лет прятал их, чтобы никто, не дай Бог, не нашел…
Записывал только то, что есть, а это и была главная крамола…
Интервьюер: И где же Вы прятали дневники?
О, это отдельная песня!
Сначала в каптёрке среди матрацев, потом в чулане на даче у матери, в сейфе на киностудии…
Но Вы показывали кому-нибудь дневники?
Ни одной душе!
Много позже читал куски друзьям. А после и вовсе прятать перестал – советская власть закончилась.
Недавно впервые опубликовал фрагменты в сборнике «Никита». Впечатление сильное! Даже самому было странно и страшновато видеть все это напечатанным в альманахе. (I, 75)
ДНК
Национальный ДНК (2011)
В течение всего этого времени идет вымывание национального ДНК. Вы посмотрите парад 9 мая. Неужели не чувствуете, что скукоживается огромный пласт и выходит, что Верховный Главнокомандующий может принимать парад сидя, как в театре. Это же не назло сделано, а потому что пропускается мимо. А вместе с этим пропускаются и другие довольно важные вещи…
Возьмите школьную реформу. Если представить, что она была бы озвучена тридцать лет назад, то точно решили бы, что автор сумасшедший. В политике, в экономике – везде подмена, когда одно выдается за другое и внешнее становится важнее содержания.
У меня по этому поводу есть набивший оскомину образ. Дорогущий костюм (шелк с кашемиром), надетый на нестираное белье. То есть внешне все прекрасно, как у них, а так нужен одеколон, потому что человек не мылся.
И это, мне кажется, сегодня знак времени. (XV, 51)
ДОБРОДЕЕВ ОЛЕГ
(2001)
Это один из ярчайших и редчайших представителей чудовищного океана под названием «телевидение», который умеет в нем плавать и видит бакены. (I, 83)
ДОБРО И ЗЛО
(2010)
Один мудрый старец сказал, что зла на свете один процент, а добра – девяносто девять, но, к сожалению, это зло хорошо организовано.
Дело в том, что я совершенно уверен в том, что есть огромное количество людей, которые и понимают то, о чем я хочу говорить, и чувствуют это. Но нам нужно научиться организовываться…
Мы должны консолидироваться и высказываться, мы должны противостоять ненависти, злобе, самоутверждению на жизни, или творчестве, или поступках другого человека. Мы должны понимать, что невозможно жить по принципу, когда чужая ошибка или чужой проигрыш сразу приписывается себе как победа.
Мне думается, что в данном случае мы должны очень многое для себя переосмыслить. Недаром же Сергий Радонежский, уж куда-куда святой человек и тишайший, все-таки дает меч Ослябе и Пересвету и отправляет их биться. Мы должны в этом смысле быть последовательными. (VI, 9)
ДОРОГА
(2010)
Я провожу в дороге примерно неделю в месяц. Или даже дней десять… Собрать охотничьи вещи и знать, что предстоит проехать шестьсот километров – это наслаждение. Я очень люблю ездить по России. По ее, к сожалению, ужасным дорогам. Но ужасные дороги компенсируются такими душевными и духовными откровениями, которые выше всякого комфорта. (XV, 46a)
ДОСТИЖЕНИЯ
(2013)
Вопрос: Какие из ваших достижений Вы считаете самыми значимыми?
Я не знаю…
Мне кажется, что самое большое мое достижение за последние годы, что меня не сломали те, кто очень хотел сломать. А ведь как только не изгалялись и сейчас изгаляются…
Главное, что ты понимаешь, – ты поступаешь так, потому что не можешь поступить по-другому.
Главное мое достижение, что Бог дал мне удержаться от гнева, злобы, мстительности и дал мне возможность продолжать делать свое дело. И надеюсь, что остались люди, которые хотят видеть мои картины.
Вот это – самое главное мое достижение. (XV, 79)
ДОСТОЕВСКИЙ
(1991)
Я всегда ощущал философскую величину и творческую мощь Достоевского.
Может, поэтому мне и не хватало мужества взяться за экранизацию. Поражаюсь смелости Андрея Эшпая… И вот – роль князя Валковского. Я согласился. Достоевский – всегда серьезно. Для актера трудная, но интересная работа.
На мой взгляд, роман «Униженные и оскорбленные» не лучший в творчестве писателя. В нем много дидактизма. И даже если говорить о том, как роман написан, а написан он очень страстно, в нем много небрежностей, проявляющихся в деталях, словах, в повторах, в отсутствии некоторых мотивировок.
Я не литературовед, но при воплощении текста многое чувствуется более обостренно, чем при чтении.
Интервьюер: Можно ли считать, что Достоевский дает в какой-то мере эталонный материал для выявления таланта и мастерства актера?
Достоевский не может быть лакмусовой бумажкой для актера… На мой взгляд, актера можно проверить на двух авторах. Это Шекспир и Чехов. (II, 20)
(2008)
Реплика: После просмотра передачи <Имя России> о Ф. М. Достоевском осталась в абсолютном шоке. Если Ф.М. Достоевский – не писатель, то Н.С. Михалков – не режиссер.
Вы меня превратно поняли. Я же не говорил, что он плохой писатель. Я же высказываю свою личную точку зрения.
Я, высказывая свою точку зрения, соглашался с тем, что говорил по этому поводу Набоков. Набоков считал Достоевского великим драматургом.
Что значит драматург?
Это не значит – человек, пишущий водевиль, а это значит, человек, который конструирует действие, конструирует драматургию. И я, сравнивая Достоевского с Гоголем, показывал, что абсолютно прав Набоков.
У Достоевского пейзаж социален, это нравственный пейзаж. Но описания природы у Достоевского нет. В описании, в прозе должна быть поэзия. Я приводил пример фразы, которая вылетела из «Тараса Бульбы»: «Голова казака, матерясь, полетела в кусты»… Там есть поэзия. Для меня лично проза – это во многом поэзия.
Достоевский великий драматург, но убежден совершенно, что если вы знаете фабулу романа Достоевского, то наслаждения от его перечитывания вы получаете меньше, нежели если вы перечитываете «Мертвые души», «Тараса Бульбу» или «Евгения Онегина».
Избави бог, как же я мог сказать, что Достоевский не писатель, я бы в жизни не мог такого сказать! Я высказывал свою точку зрения просто о том, как я воспринимаю Достоевского. И если Белинский был в полном восторге от «Бедных людей» и по прочтении сказал, что родился новый Гоголь, я лично не могу с этим согласиться. Я понимаю – авторитет Белинского! Куда мне до Белинского? Но у каждого человека есть своя точка зрения. Я с Белинским не согласен. Я не считаю «Бедных людей» великим произведением русской литературы. В социальном смысле да, для того времени это было бомбой.
Что касается литературы, то Бунин с этой точки зрения мне ближе, чем Белинский и Достоевский, но это моя субъективная точка зрения. (XV, 40)
ДРАКА
(1994)
Интервьюер: Легко ли Вы вступаете в драку?
Нет, я пытаюсь сделать все, чтобы избежать столкновения, последствия которого трудно предсказать.
Драка – это очень конкретно.
Один бьет в морду за то, что оскорбили его или его жену, другой – за то, что ему не уступили место, третий – просто потому, что ему не нравится морда, по которой он бьет… (I, 65)
(2006)
Интервьюер: А Вы в морду кому-нибудь давали?
Давал! У меня все руки разбиты, и нос тоже.
Ну это в юношестве, да?
И совсем недавно, к сожалению.
Я не сторонник мордобоя, но есть ситуации, когда малой кровью можно предотвратить большую.
А как Вы чувствуете такие ситуации?
Это вещь интуитивная…
То, о чем я рассказываю, произошло на борту самолета, который уже выруливал на взлетную полосу. Я понял, что если вот сейчас не остановить одного из пассажиров – абсолютно невменяемое животное, то три с половиной часа полета превратятся в пытку, и все равно столкновения не избежать. В результате самолет возвратился, чтобы высадить пассажира – редчайший случай в Шереметьеве.
А посмотри, что происходит в стране! Часто возникает точно такое же внутреннее ощущение: если сейчас сделать немного больно, то можно приостановить нечто такое, что может превратиться в бесконечную боль для бесконечного количества людей.
Это очень страшная штука, очень ответственное решение, потому что никогда не хочется быть непопулярным. (II, 53)
ДРУЗЬЯ (1994)
Я не выбираю друзей по их должностям.
Александр Сергеевич Пушкин (я не сравниваю никого ни с кем) в разговоре с императором Николаем Павловичем на вопрос государя, был бы он на Сенатской площади, ответил: «Не разделяя преступных замыслов товарищей моих, я был бы там, ибо там были мои товарищи». Более полно ответить на этот вопрос невозможно… (XI, 1)