— Необходимо действовать быстро и решительно — полумеры наше агентство не спасут. — Эсперанса покачала головой, вспоминая былое. — Если помнишь, я не касалась этого вопроса со дня инцидента с Мэрион. — Во время открытого чемпионата США по гольфу, когда Майрон разыскивал похищенную злоумышленниками девушку, Эсперанса впервые завела речь о партнерстве. Но после этого действительно хранила по этому поводу молчание. Ждала удобного момента, злорадно подумал Майрон.
Эсперанса расправила плечи и посмотрела на него в упор.
— Итак, я хочу быть твоим партнером. Пусть даже младшим, не полноправным. Так высоко я мыслями не возношусь. Но я должна быть ровней тебе — хотя бы до определенной степени. — С этими словами она направилась к двери. — Даю тебе на размышления неделю.
Майрон не знал, что и сказать. Как ни крути, а она считалась его лучшим другом. Более того, нравилась ему как человек, как личность. И что самое главное, он здорово в ней нуждался, ведь она была неотъемлемой частью агентства «МБ спортспред». И очень важной частью. Однако в этой жизни не все так просто, как хотелось бы.
Эсперанса открыла дверь и оперлась о притолоку.
— Наверное, собираешься ехать к этой своей Брэнде Слотер?
Он кивнул:
— Угу. Через несколько минут.
— Ну а я пока займусь поисками ее родственников. Позвони мне через пару часов. — С этими словам она удалилась, захлопнув за собой дверь.
Майрон обошел вокруг стола, плюхнулся в свое кресло и набрал номер Уина.
Уин взял трубку после первого гудка.
— Артикулируйте.
— У тебя есть планы на сегодняшний вечер?
— Разумеется.
— Стандартный вечер, который будут венчать занятия унизительным для обоих членов пары сексом?
— Унизительным для обоих членов пары сексом… — повторил Уин. — Кажется, я говорил тебе, чтобы ты поменьше листал журналы Джессики…
— Отменить встречу не можешь?
— Могу, — неожиданно сказал Уин, — но красавица, ожидающая ласк, будет очень разочарована.
— Ты знаешь, как ее зовут?
— Откуда? Я не могу так вот сразу придумать имя девушке, с которой мне предстоит переспать.
В смежном для нескольких офисов коридоре загрохотали молотки плотников. Возможно, там тоже решался вопрос о партнерстве.
Майрон поморщился и заткнул пальцем левое ухо.
— Можем встретиться в твоей конторе? Мне необходимо обсудить с тобой кое-какие вещи.
Уин не колебался ни секунды.
— Считай меня кирпичной стеной, предназначенной для словесной игры в сквош.
Майрон понял, что приятель согласился на его предложение.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Команда Брэнды Слотер «Нью-йоркские дельфины» тренировалась в спортивном зале Инглвудской школы высшей ступени в Нью-Джерси. Когда Майрон входил в зал, сердце на мгновение сжалось у него в груди. Все здесь было ему знакомо. Частый стук ударявшегося об пол мяча, шарканье кроссовок, отрывистые крики, а главное — царившая здесь атмосфера, напитанная духом соперничества и запахом молодых разгоряченных тел в крайней степени напряжения. Майрон привык к грандиозным спортивным сооружениям и большим спортивным аренам, но, всякий раз оказавшись в школьном спортивном зале, чувствовал, что открылся какой-то временной портал и он вновь перенесся в прошлое.
Поднявшись по скрипучей лестнице, он осторожно двинулся по узкому проходу между рядами скамеек для зрителей. Высокие технологии захватили мир, и их присутствие ощущалось даже в будничной бытовой жизни, но если бы вы в силу каких-либо причин обитали в школьном гимнастическом зале, то, очень может быть, никогда бы не узнали об этом. На стенах, как это было заведено лет сто назад, висели привычные эмблемы, лозунги и вымпелы, прославлявшие или поддерживавшие ту или иную команду. Глядя на эти символы, знающий человек сразу бы понял, какого рода спортивное событие здесь происходит, а также то, из какого города или штата приехали игроки. Лозунги и девизы, вышитые или напечатанные на тяжелом бархате или толстом сукне и являвшиеся собственностью школ или спортивных школьных клубов, передавались из поколения в поколение, так что даже фактура материала или стиль оформления не позволяли судить о том, какой нынче год на дворе. В углу сиротливо висел приколотый кнопкой список участников и запасных игроков какого-то матча. Электрические часы не работали. В коридоре шаркал метлой, подметая пол, престарелый уборщик, напоминавший сверху из зрительных рядов маститого профессионального хоккейного игрока, лениво гоняющего шайбу.
Майрон взобрался на трибуну в тот момент, когда атаковавшая Брэнда Слотер, сделав бросок, не попала в кольцо и ее лицо выражало самые естественные в подобный момент эмоции. Плетеная сетка корзины все еще слегка подрагивала от соприкосновения с мячом, который, впрочем, так в ней и не оказался. Девушка была одета в белую футболку без рукавов, под которой просвечивал черный топ, по ее лицу струился пот.
Тут Брэнда повернула голову, увидела Майрона и улыбнулась. Улыбка получилась неуверенной, как если бы девушка улыбалась юному любовнику в первое утро их совместного пробуждения, еще не до конца понимая, так ли все происходило ночью, как надо. Потом, справившись со смущением, она несколько раз постучала ладонью по мячу, ударяя его об пол, после чего неожиданно для Майрона отдала ему пас. Майрон автоматически принял его, профессионально нащупав предназначенные для удержания мяча канавки.
— Нам необходимо поговорить, — сказал он, спускаясь к девушке.
Брэнда кивнула и присела рядом с ним на лавочку. Темная кожа влажно поблескивала от пота, а сама спортсменка казалась немного запыхавшейся, то есть выглядела именно так, как должен выглядеть человек в подобных обстоятельствах. Майрону ее образ показался удивительно безыскусным, земным и реальным.
— Ваш отец перед исчезновением снял со своего счета все деньги, — сказал Майрон.
Безмятежное выражение, утвердившееся было у Брэнды на лице, мгновенно улетучилось. Сверкнув глазами и покачав головой, она сказала:
— Все это очень странно.
— Что именно? — осведомился Майрон.
Она протянула руку, забрала у Майрона мяч и с такой силой стиснула его в пальцах, как будто опасалась, что тот может улететь, как воздушный шарик.
— Все это слишком напоминает мою мать, — сказала она. — Сначала исчезла одежда, потом деньги.
— Получается, мать, когда уходила, тоже забрала деньги семьи?
— До последнего цента.
Майрон внимательно посмотрел на девушку. Она продолжала упорно разглядывать баскетбольный мяч, который держала в руке. Лицо ее на мгновение стало встревоженным и по-детски беззащитным, от чего у Майрона даже запершило в горле. С минуту помолчав, он заговорил снова, но на этот раз сменил тему.
— Скажите, перед своим внезапным исчезновением Хорас работал?
Белая девушка из команды Брэнды — вся в веснушках и с хвостиком на затылке — крикнула и громко хлопнула в ладоши, предлагая подруге передать ей мяч. Брэнда одной рукой отдала ей пас.
Получив передачу, девушка с хвостиками устремилась к корзине, дриблингом ведя рядом с собой мяч, а достигнув зоны броска, подпрыгнула и бросила его в корзину.
— Работал. В службе безопасности больницы Святого Варнавы, — ответила Брэнда. — Вы знали об этом?
Майрон кивнул. Больница Святого Варнавы находилась в Ливингстоне, его родном городе.
— Я тоже там работаю, — с минуту помолчав, сказала Брэнда. — Практиканткой в педиатрическом отделении. Я-то и помогла ему устроиться в службу безопасности. Между прочим, там я и узнала о его исчезновении. Мне позвонил его начальник, сказал, что отца нет на работе, и спросил, где, по моему мнению, он может находиться.
— Сколько времени Хорас проработал в госпитале?
— Четыре или пять месяцев.
— Как зовут его начальника?
— Келвин Кэмпбелл.
Майрон достал из кармана блокнот и записал имя.
— А куда еще ходил Хорас помимо работы?
— Как обычно, — ответила Брэнда.
— По дворам с баскетбольными площадками?
Девушка кивнула.
— А кроме того, дважды в неделю посещал матчи в школах высшей ступени.
— У него есть близкие друзья, к кому он мог бы обратиться за помощью?
Она покачала головой:
— Никого не могу припомнить.
— А как насчет родственников? Кто-нибудь его привечал?
— Разве что тетушка Мэйбл? Если он в этой жизни кому-то доверял, то только своей сестре Мэйбл.
— Она обитает где-то поблизости?
— Да, в Уэст-Ориндже.
— Не могли бы вы позвонить ей и предупредить о моем визите? Скажите, что я к ней заеду.
— Когда?
— Прямо сейчас. — Майрон бросил взгляд на часы. — Если потороплюсь, смогу вернуться еще до конца вашей тренировки.
— Когда?
— Прямо сейчас. — Майрон бросил взгляд на часы. — Если потороплюсь, смогу вернуться еще до конца вашей тренировки.
Брэнда поднялась с места.
— В холле есть телефон-автомат. Я позвоню ей оттуда.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Когда Майрон ехал к Мэйбл Эдвардс, зазвонил его сотовый. Включив аппарат, он услышал голос Эсперансы.
— Норм Цукерман на проводе, — деловым тоном сообщила она.
— Переключи на меня…
В трубке послышался щелчок.
— Норм? — сказал Майрон.
— Майрон, детка, как поживаешь?
— Неплохо.
— Прелестно… прелестно… Что-нибудь узнал?
— Ни черта.
— Прелестно… прелестно… — Норма что-то беспокоило, и в его жизнерадостном тоне чувствовалось напряжение. — Ты сейчас где?
— В машине…
— Так, так, так… Я бы на твоем месте обязательно заглянул в зал, где тренируется Брэнда.
— Только что побывал там и уехал.
— И оставил ее в одиночестве?
— Но она же на тренировке. Вокруг нее не меньше дюжины членов команды, не считая обслуживающего персонала. Ничего с ней не случится.
— Может, ты и прав. — В голосе Норма, однако, уверенности не ощущалось. — Знаешь что, Майрон? Нам нужно поговорить. Когда ты собираешься вернуться в спортзал?
— Через час или около того. А в чем, собственно, дело, Норм?
— Через час, значит? Очень хорошо. Там и увидимся.
Тетушка Мэйбл жила в Уэст-Ориндже — пригороде Ньюарка. Уэст-Ориндж относился к типу «трансформирующихся» пригородов. Упомянутый факт находил свое отражение в том, что число белых жителей там постепенно сокращалось. Представители национальных меньшинств тоже уезжали оттуда, ища пристанища в близлежащих пригородах, белые же, чувствовавшие себя, скажем так, персонами нон грата, отправлялись еще дальше. На языке разного рода функционеров, политиканов и тех, кто скупал там освободившиеся дома и земельные участки, это именовалось «прогрессом».
При всем том, широкая улица, где обитала тетушка Мэйбл, являла собой разительный контраст с разрушающимся и быстро деградирующим кварталом, который Хорас называл своим. Майрон знал Уэст-Ориндж довольно хорошо, тем более что его родной Ливингстон граничил с ним. Ливингстон тоже начал меняться. Когда Майрон учился в школе высшей ступени, это был, что называется, «белый город». Даже, если так можно выразиться, «очень белый». Буквально «белоснежный». Он был такой «белый», что в выпускном классе Майрона учился только один чернокожий подросток. Да и то только потому, что показывал выдающиеся результаты на занятиях по плаванию и числился первым пловцом в школьной команде. Можно ли требовать большего от маленького городка?
Дом тетушки Мэйбл представлял собой одноэтажную постройку в том стиле, какой шутники наверняка окрестили бы сельским. В этом так называемом ранчо имелись три спальни, полтора санузла — ванная комната и еще одна крохотная пристройка — и большой благоустроенный подвал, где стоял далеко не новый, но довольно большой американский бильярд. Майрон припарковал свой «форд-таурус» прямо у входа.
Мэйбл Эдвардс можно было дать лет пятьдесят, но Майрона не оставляло ощущение, что на самом деле женщина гораздо моложе. Она обладала мощным сложением, большим мясистым лицом, седыми, вьющимися мелким бесом волосами и носила платье, которое, казалось, было сшито из старой шторы или портьеры. Открыв дверь, она встретила Майрона широкой добродушной улыбкой, придававшей ее массивным чертам почти детское выражение. На шее у нее висели на цепочке очки для чтения с полулинзами, покоившиеся на огромном бюсте. Правый глаз почтенной матроны слегка заплыл, что наводило на мысль о семейной разборке или случайном соприкосновении с дверным косяком. В руке она держала незаконченную вязаную вещицу с воткнутыми в нее вязальными спицами.
— Матерь Божья! — воскликнула она. — Уж не Майрон ли это Болитар собственной персоной? Входите, молодой человек, входите…
Майрон последовал за ней в помещение. Затхлая атмосфера дома наводила на мысль, что здесь обитало несколько поколений стариков. Прежде, в подростковом возрасте, Майрон, ощутив подобный запах, попросту зажал бы пальцами нос, но в зрелые годы, возможно, набрал бы этот воздух в бутылку, крепко закупорил и спрятал в шкафу — как говорится, на черный день. Вернее, на день воспоминаний и поминовения. Чтобы, размышляя о прошлом, смаковать его по глоточку, словно старое виски, оживляя мысли о былом.
— Я как раз поставила на плиту кофейник. Выпьете чашечку?
— С удовольствием. Очень любезно с вашей стороны.
— Присаживайтесь. Я вернусь с подносом через минуту.
Майрон опустился на жестковатую софу, обитую потертым велюром с цветочным орнаментом, и по какой-то непонятной причине чинно сложил руки на коленях, как будто ждал прихода учительницы. Потом осмотрелся. На кофейном столике располагалось несколько грациозных статуэток, выполненных в традиционном африканском стиле. Облицовка камина была почти сплошь завешана семейными фотографиями. Большинство снимков изображали молодого человека, почему-то показавшегося ему знакомым, хотя Майрон точно знал, что никогда не видел его. Ну конечно! Это же сын Мэйбл Эдвардс, догадался он. Порядок, в каком располагались фотографии, оригинальностью не отличался, поскольку отпрыск древа Эдвардсов был запечатлен, что называется, с пеленок. После изображений младенческих лет шли снимки Эдвардса-школьника, Эдвардса-подростка — ну и так далее. Завершали своеобразную фотогалерею снимки парня на выпускном вечере в школе и — в уже более зрелом возрасте — одетого в смокинг. Должно быть, Эдвардс принарядился по случаю какой-нибудь важной семейной даты или собственной помолвки… Майрон прекрасно понимал, что все это весьма банально — подобные фотогалереи имеются чуть ли не в каждом доме. Тем не менее эти снимки чем-то притягивали сердце. Возможно, своей чистотой, наивностью и безыскусностью.
Как и было обещано, Мэйбл Эдвардс довольно скоро вернулась в гостиную с подносом.
— А ведь мы с вами встречались, — сказала она.
Майрон кивнул, стараясь вспомнить, когда и при каких обстоятельствах это произошло. Что-то неясно шевелилось в памяти, но ему никак не удавалось нащупать воспоминание и извлечь на свет божий.
— Вы тогда учились в школе высшей ступени, — продолжила тетушка Мэйбл, вручая Майрону чашку кофе на блюдце. Потом сняла с подноса и поставила перед ним сахарницу и сливочник. — Однажды Хорас взял меня с собой полюбоваться на вашу игру. Помнится, вы играли тогда против «Шабаззов».
Майрон сразу вспомнил, о чем она говорила. О его юных годах, поездке в Эссекс и матче с командой школы высшей ступени Малколма Х. Шабазза, несомненно, уступавшей им по классу. И еще он совершенно точно помнил одну вещь: в команде этой школы не было ни одного белого, и нравы там царили крутые. Помимо всего прочего, школу окружала по периметру колючая проволока, а на воротах красовалась надпись: «Сторожевые собаки спущены с цепи».
Сторожевые собаки в школе высшей ступени. Об этом стоит подумать на досуге, не правда ли?
— Я помню, — тихо произнес Майрон.
Мэйбл неожиданно расхохоталась. Когда она смеялась, вся ее обильная плоть ходила ходуном.
— Ничего более забавного в жизни своей не видела, — сказала она. — Как вспомню ваших бледных мальчиков, бродивших по площадке с большими, как блюдца, от страха глазами, так сразу начинаю хихикать. Один только вы, Майрон, нормально выполняли свою работу.
— Это потому, что на трибуне сидел ваш брат.
Она покачала головой:
— Ничего подобного. Просто вы действительно умели играть в баскетбол. Хорас не раз говорил мне, что вы — лучший игрок, какого ему когда-либо приходилось тренировать. А еще он говорил, что никто и ничто не помешает вам стать великим. — Она наклонилась к Майрону. — У вас с братом сложились особые отношения, не правда ли?
— Можно и так сказать.
— Хорас любил вас, Майрон. Только о вас и говорил. Когда вас приняли в юношеский состав профессиональной команды, он ходил счастливый, как именинник. Кажется, вы тогда позвонили ему…
— Сразу же, как только об этом услышал.
— Отлично помню этот момент. Он ворвался в комнату и сразу же рассказал мне об этом. — В голосе Мэйбл проступили ностальгические нотки. Потом она опустилась в кресло и после минутной паузы добавила: — А когда вы получили травму, Хорас заплакал. Большой сильный человек вошел в дом, сел на то место, где вы сейчас сидите, и заплакал. И плакал он, Майрон, горючими слезами, словно совсем маленький мальчик.
Майрон ничего не сказал по этому поводу.
— Хотите узнать кое-что еще? — спросила Мэйбл, глотнув кофе. Майрон к своему так и не прикоснулся. Держал блюдечко с чашкой на вытянутых руках, но ни двигаться, ни говорить не мог. Ухитрился только кивнуть.