– Меня зовут Клавдия, – хрипло сказала она. – Я сводная сестра императора Юга. Из-за меня Тит оказался в чрезвычайно сложном положении. Дело в том, что моя мать – из народа Болот, и сенат не желает признавать меня гражданкой Империи. Понимаете, моей матери было так плохо там, в Империи, что она в конце концов вернулась на Болота. И сенат считает, что я должна отказаться от гражданства, как это сделала моя мать. Но Тит этого совершенно не хочет. А когда оказалось, что магический дар, которым обладают все жители Болот, совершенно не стыкуется с магией Империи, стало еще хуже. Боюсь, что я уродилась неудачливой. В конце концов Тит тайно отправил меня сюда, ради моей безопасности. Он надеется, что здесь я узнаю, как мне избавиться от своего невезения.
Коркоран постарался не выказывать удивления. Он украдкой взглянул на Ольгу. Быть может, это она – дочь волшебника Дерка? Потом заставил себя перевести взгляд на Клавдию. Теперь он и сам видел, что в ней есть кровь болотных жителей. Эта оливковая кожа, эта худоба, которые всегда напоминали ему о лягушках… Он подумал, что, пожалуй, понимает сенат. Может, они согласятся заплатить университету за то, чтобы девушка оставалась здесь?
– А в чем проявляется ваше невезение? – осведомился он.
Худое лицо Клавдии залилось слегка зеленоватым румянцем.
– Да во всем, – вздохнула она. – Например, я даже сюда добралась с большим трудом.
«Ужас какой! – подумал Коркоран. – Настолько серьезные проблемы почти наверняка неисцелимы». Вот ведь не везет так не везет! Королевский сын без гроша в кармане, явно богатая девушка, которая не желает признаваться, кто она такая, молодой человек, за которым явятся ассасины, если его родственникам станет известно, что он здесь, а теперь еще и императорская сестрица, которая Империи совершенно не нужна! Коркоран взглянул на гнома. Ну, тут-то подвоха ждать не приходится. У гномов сокровищ в избытке, и к тому же у них есть кланы, которые всегда готовы поддержать родича.
– Ваш черед, – сказал волшебник.
Гном уставился на Коркорана. Точнее, он уставился на его галстук, слегка хмурясь при этом. Коркоран не возражал. Он предпочитал, чтобы студенты смотрели на галстук, а не ему в глаза. Он затем и носил эти галстуки, чтобы отвлекать на них страстные взоры студенток, а самому иметь возможность втихую наблюдать за учащимися. Однако гном смотрел и хмурился так долго, что Коркорану в конце концов сделалось как-то не по себе. Рыжеватые волосы и борода этого гнома были, по гномьему обычаю, заплетены во множество тоненьких косиц, в каждую из которых были вплетены косточки и полоски красной материи. Косицы бороды были довольно жидкие и коротенькие, а физиономия, которая хмурилась на волшебника из-под стального шлема, выглядела розовой и круглощекой – одним словом, почти мальчишеской.
– Рёскин, – представился наконец гном своим странным голосом, похожим на хриплый рев боевой трубы. Коркоран про себя подумал, что у него такой голос, должно быть, оттого, что звук резонирует в широкой, квадратной гномьей груди. – Гном, клан ремонтников, из пещер Центральных пиков, явился сюда на основе освобождения по факту, снабженный апостольской силой для обучения в интересах низших сословий.
– Что вы имеете в виду? – удивился Коркоран.
Гном вскинул рыжие лохматые брови:
– То есть как – что? Разве это не очевидно?
– Для меня – нет, – откровенно признался Коркоран. – Я из всего, что вы сказали, понял только, что вы гном из пещер Центральных пиков. Повторите это, пожалуйста, еще раз, но так, чтобы вас могли понять не только гномы, но и другие разумные существа.
Гном гулко вздохнул.
– Я-то думал, что волшебникам положено все понимать с полуслова! – проворчал он. – Ну ладно. Так вот, я принадлежу к одному из самых низших сословий. Мы – ремонтники. Это понятно? Третьи снизу. Ниже нас только уборщики и точильщики. А над нами – еще шесть кланов: рудокопы, художники, конструкторы, ювелиры и так далее. И выше всех – кузнечные мастера. И все нами командуют, распоряжаются и помыкают, а также заботятся о том, чтобы мы не приобрели умений и навыков, которые могли бы дать нам те же привилегии, что и им. И вот примерно год назад, как раз в эту же пору, мы сумели наконец доказать, что это несправедливо. Сторн и Бекула – оба ремонтники, а Бекула вообще девчонка! – отковали такое волшебное кольцо, равного которому не делали до сих пор даже кузнечные мастера. Однако сокровищем это кольцо не признали – ведь они всего лишь ремонтники! Понимаете? И вот мы, ремонтники, разгневались и сговорились с уборщиками и точильщиками. Оказалось, что они тоже не раз изготавливали хорошие вещи, но даже не пытались предъявить кому-нибудь свою работу, потому что заранее знали, что сокровищем ее не признают. Это тирания, вот что это такое, чистая тирания!
– Хорошо, хорошо. Только не увлекайтесь. Просто объясните, при чем тут вы, – сказал Коркоран.
– Как при чем? Ведь я же избранный! – сказал Рёскин. И гордо улыбнулся себе в бороду. – Нужен был кто-то достаточно молодой, чтобы его не хватились, и достаточно толковый, чтобы смог учиться здесь, в университете. И наши кланы избрали меня. И вот собрались гномы всех трех кланов, молодые и старые, мужчины и женщины, и собрали по кусочку золота в качестве платы за обучение, и вложили в меня по частице своей магической силы. Так я стал апостолом. Потом я потихоньку ушел оттуда. Это мы называем освобождением по факту. И мне нужно выучиться на настоящего мага, чтобы потом вернуться обратно и стереть в порошок этих кузнечных мастеров и всех прочих угнетателей. Свергнуть старый, прогнивший строй, который давно изжил себя. Понимаете?
«А теперь еще и гномий революционер! – подумал Коркоран. – Все хуже и хуже!» Он понял, что, если Мирна отправит в Центральные пики письмо с просьбой о пожертвовании, сюда наверняка явится целая толпа разъяренных кузнечных мастеров и прочих угнетателей, которые потребуют вернуть Рёскина и заберут его плату за обучение. Волшебник сделал еще одну пометку, напротив имени Рёскина, и спросил:
– Так вы поэтому ходите в полном доспехе?
– Нет, – ответил Рёскин. – Но я полагал, что мне надлежит явиться к своему наставнику в подобающем облачении. Разве не так?
Он еще раз окинул взглядом футболку и галстук Коркорана и снова нахмурился.
– Советую вам в будущем одеваться попроще, – сказал Коркоран. – Железо мешает магии, а тому, как с этим бороться, вас научат только на втором курсе. У вас и так будет немало проблем, раз вам придется использовать обрывки чужих магических способностей.
– Не думаю, – прогудел Рёскин. – Нам, гномам, к этому не привыкать. Мы постоянно занимаем магию друг у друга. И постоянно имеем дело с железом.
Коркоран пожал плечами и наконец обратился к грифонше:
– Ну а вы?
Все это время грифонша сидела, обращая сверкающий взор по очереди на каждого из говорящих и дрожа от нетерпения, – похоже, она не могла дождаться, когда же наступит ее черед. И теперь она буквально устремилась вперед, встопорщив крылья и подергивая хвостом, так что Фелиму с Ольгой пришлось посторониться.
– Меня зовут Эльда! – радостно сообщила она. – Я дочь волшебника Дерка. Раньше я была самая младшая, но теперь у нас появились еще двое, Анджело и Флоренция. Фло такая славная, и крылышки у нее такие розовые! Она у нас еще совсем малютка, но такая прелестная! А у Анджело крылья бурые, почти как у Калетты, только без полосочек, и он уже сейчас владеет магией! Мама говорит, что…
– Погодите, погодите! – перебил ее Коркоран. – Но ведь волшебник Дерк – человек! А вы – грифонша. Как же может быть, что…
– А-а, про это все спрашивают! – солнечно улыбнулась Эльда. – Понимаете, папа нас создал. Он взял частицу себя, частицу мамы, частицу орла, частицу льва, а для меня – еще и частицу кошки, вложил все это в яйцо, и получились мы. Ну, то есть яйцо-то было у каждого свое. И вот, значит, мы – то есть я, Лидда, Дон, Калетта и Кит – мы все грифоны. А Шона и Блейд – те люди. Анджело с Фло тоже люди, только у Шоны с Блейдом крылышек нету, а у них есть. Шона – она замужем. Она с нами не живет, потому что она заведует школой бардов – знаете, этой, новой, на восточном побережье. У нее три дочки и два сына, так что я теперь тетя. А все остальные, кроме мамы, папы и малышей, поплыли сейчас на Западный материк на двух кораблях, потому что там идет война, только Лидда не поплыла, а полетела, потому что она у нас стайер и может пролететь полтораста миль без отдыха, но папа заставил ее дать слово, что она не будет улетать далеко от кораблей, просто на всякий случай, потому что Кит и Блейд владеют магией. А Калетта, она…
– А что вы можете рассказать о себе? – перебил Коркоран, окончательно запутавшийся во всей этой семейной истории.
– Что именно? – уточнила Эльда, склонив набок золотистую орлиную голову и уставившись на волшебника круглым оранжевым глазом. – Вы хотите знать, почему мама отправила меня сюда, от греха подальше?
– А что вы можете рассказать о себе? – перебил Коркоран, окончательно запутавшийся во всей этой семейной истории.
– Что именно? – уточнила Эльда, склонив набок золотистую орлиную голову и уставившись на волшебника круглым оранжевым глазом. – Вы хотите знать, почему мама отправила меня сюда, от греха подальше?
– Да, что-то в этом духе, – ответил Коркоран, поежившись: ему сделалось не по себе под этим пронзительным взором. – Я так понимаю, что магический дар у вас есть…
– Ну да, конечно! – весело кивнула Эльда. – Магии у меня ужасно много! И время от времени неожиданно проявляются все новые способности. Поначалу я только и могла, что снимать заклятие стасиса, но с тех пор, как у нас побывали боги, я с каждым годом могу делать все больше и больше. Мама с папой меня учили понемногу, но у них столько возни с малышами и со всем миром, что мама говорит, я вконец от рук отбилась. А когда все уплыли на кораблях, а меня не взяли, я так обиделась и разозлилась, что улетела на Пустоши и своротила там целую гору. И тогда мама сказала: «Все, Эльда, с меня хватит. Ты поедешь в университет, что бы там ни говорил твой отец». Папа до сих пор не знает, что я здесь. Мама как раз сегодня собиралась ему об этом сказать. Думаю, будет жуткий скандал. Понимаете, папа не очень одобряет университет.
Эльда повернула голову и твердо уставилась на Коркорана другим глазом, как будто ожидала, что он попытается отослать ее домой.
Но Коркорану и в голову не могло прийти ничего подобного. От одной мысли о том, чтобы отослать куда-то грифоншу, способную своротить гору, он покрылся холодным потом. От одного вида этой птицы… – то есть львицы… то есть девицы… короче, этого существа! – у бедного волшебника подгибались колени. Он поправил галстук и прокашлялся.
– Спасибо, Эльда, – сказал он, когда к нему вернулся голос. – Я уверен, что из вас получится отличная волшебница.
И снова неудача! Коркоран сделал еще одну пометку в списке, предназначенном для Мирны. Если Дерк и так недоволен тем, что Эльду отправили сюда, вряд ли он обрадуется, получив еще и просьбу о деньгах. А за Дерком стоят боги… Ох! Значит, пятеро из шести точно отпадают.
– Хорошо, – сказал он. – Ну а теперь нам нужно утрясти наше расписание лекций и семинаров. Кроме того, я дам вам тему для реферата, который вы все должны будете написать мне к следующей неделе.
Он дал им тему – и сбежал в свою луноведческую лабораторию.
– А про луноход так ничего и не объяснил! – проворчал Рёскин, когда шестеро новичков вышли во двор, под ласковое сентябрьское солнышко, заливавшее древние стены и башни теплым золотистым светом.
– Ничего, потом объяснит, – сказал Фелим и задумчиво добавил: – А вот на Луне меня, наверно, ассасины не разыщут…
– Не факт, – возразил Лукин: он-то знал, на что способны короли и эмиры, когда им вожжа попадет под мантию. – А почему эмир хочет…
Но тут Ольга, которая по себе знала, каково хранить страшные тайны, величественно перебила его:
– А что у нас теперь? Помнится, должна была быть какая-то лекция. Или я ошибаюсь?
– Сейчас погляжу! – вызвалась Эльда.
Она сунула когтистый палец в сумку, висящую у нее на шее, выудила оттуда полученное накануне расписание и уселась на задние лапы, чтобы его изучить. На листочке уже со всех четырех концов красовались дырки от когтей.
– Семинар, – сообщила она. – Основы практической магии, волшебник Вермахт, Северная лаборатория.
– А где это? – робко осведомилась Клавдия.
– Мы еще успеем выпить кофе? – спросила Ольга.
– Нет, занятие уже вот-вот начнется, – ответила Эльда. – Северная лаборатория – это вон там, на противоположной стороне двора.
Грифонша бережно уложила расписание обратно в сумку. Она сама сшила ее, украсив собственными же золотистыми перьями, оставшимися от последней линьки. Благодаря этому сумки у нее на груди почти не было видно. Остальные пятеро студентов поглядывали на этот предмет с завистью, и большинство решили, что надо будет завести себе что-нибудь в том же духе. А то новичкам все время раздавали какие-то бумаги. Ольга хранила их в карманах мехового плаща, а Рёскин запихивал за пазуху своей кольчуги. Клавдия и Фелим оставили все бумажки у себя в комнатах – они просто не подумали, что эти бумаги могут им понадобиться, – а что до Лукина, то он все растерял.
– Надо мне быть поорганизованнее, – печально сказал он. – А то я как-то привык к слугам…
Студенты пересекли двор, миновав стоявшую в центре статую волшебника Поликанта, основателя университета, вошли под гулкие своды Северной лаборатории и обнаружили, что большинство первокурсников уже расселись по рядам и разложили перед собой тетради и блокноты.
– Ох ты! – сказал Лукин. – А что, тетради тоже нужны?
– А как же! – сказала Ольга. – А с чего ты взял, что они нам не понадобятся?
– Мой учитель меня заставлял все заучивать наизусть, – объяснил Лукин.
– Ну, тогда неудивительно, что с тобой все время происходят несчастные случаи! – прогудел Рёскин. – Экий странный способ обучения!
– Так было принято в старину, – объяснила Эльда. – Вот когда мои братья Кит и Блейд учились магии, Девкалион им тоже ничего записывать не позволял. Он каждый раз заставлял их пересказывать слово в слово все, что они выучили на прошлом уроке, прежде чем учить их чему-то новому. То-то они бесились! Особенно Кит.
– Ничего подобного в старину принято не было! – громогласно отрезал Рёскин. – Гномы всегда делали записи, составляли подробные планы и чертили схемы, прежде чем совершить какое-то магическое действие!
Под сводами лаборатории раздались тяжелые размеренные шаги, словно в нее вошел великан. Но то был всего лишь волшебник Вермахт. Его безукоризненно отглаженное одеяние картинно развевалось. Вермахт был и впрямь высок ростом, хотя до великана недотягивал. Его волосы и маленькая острая бородка, благодаря которой длинное моложавое лицо волшебника казалось еще длиннее, всегда были аккуратно подстрижены и уложены. Ходил он, печатая шаг, потому что это выглядело внушительно. Вермахт внушительно взошел на кафедру, внушительно достал песочные часы и внушительно установил их перед собой. А потом с внушительным видом стал ждать, когда воцарится тишина.
К несчастью, Рёскин был привычен к гулким ритмичным звукам, и особого впечатления на него они не производили. В конце концов, он с рождения жил среди мастеров, бьющих молотом по наковальне. А потому он не обратил внимания на торжественное появление Вермахта и продолжал разговаривать как ни в чем не бывало.
– Гномьи обычаи и есть самые что ни на есть старинные! Так повелось с незапамятных времен.
– Заткнитесь, вы! – повелел Вермахт.
Рёскин покосился на Вермахта. Однако надменных господ он тоже на своем веку повидал немало, а потому спокойно продолжал:
– Мы составляли рабочие записи за много веков до того, как начали записывать свою историю.
– Я сказал, заткнитесь! – прогремел Вермахт. Он врезал кулаком по кафедре так, что она затрещала, и добавил к этому магическую молнию. – Слышите, вы, маленький уродец?
Рёскин, как и все прочие, вздрогнул от грохота и вспышки, однако, услышав про «маленького уродца», он покраснел, расправил широкие плечи и поклонился с преувеличенной любезностью.
– Я вас прекрасно слышу, сударь, однако же я не успел договорить! – прогудел он. Голос его сделался таким низким, что стекла в окнах задребезжали.
– Мы собрались здесь не затем, чтобы слушать вас! – отпарировал Вермахт. – Вы всего лишь студент, как и это существо, которое вас слушает. Если вы оба, конечно, в самом деле студенты, а не забрели сюда по ошибке. Мне еще не приходилось обучать ни животных, ни карлов в доспехах. Почему вы вырядились так, будто на битву собрались?
Эльда нервно щелкнула клювом.
– Гномы всегда так одеваются! – пророкотал Рёскин.
– На мои занятия будьте любезны являться в чем-нибудь другом! – приказал Вермахт и недовольно покосился на дребезжащие окна. – Вы вообще можете контролировать свой голос?
Рёскин покраснел еще сильнее, так что лицо у него сделалось как свекла.
– Нет, не могу. Мне только тридцать пять лет, у меня голос ломается…
– Гномы не такие, как все, – пояснила Эльда.
– Что не мешает им быть такими же студентами, как и все прочие, – добавил Фелим, подавшись вперед плавно и грозно, как лезвие кинжала. – Мне кажется, волшебник Вермахт, что на данном этапе не следует делать замечаний личного характера. Все мы здесь новички, и любой из нас может в чем-то ошибаться.
Похоже, Фелим сказал именно то, что следовало. Во всяком случае, Вермахт промолчал, только вскинул брови и уставился на Фелима. А Фелим уставился на него. Как сказала потом Клавдия Ольге, в воздухе буквально слышался звон стали. Наконец Вермахт пожал плечами и обратился ко всей аудитории:
– Мы начнем наш курс с изучения десяти основных законов магии. Откройте тетради и напишите на первой странице заголовок крупными буквами: «Законы магии».