— Нет, — наконец решила я, — не страшно.
— Ну и правильно, — он загнул уголки у нескольких страниц, протянул мне книгу и откинулся на стуле, еще глубже натянув капюшон серой толстовки. — Карин обожает эти сцены. Если сможешь что-то про них сказать, считай, сегодняшнее занятие ты сдала. Разбуди меня, когда пара кончится.
Он, что, на полном серьезе собирается спать на глазах у Карин и думает, что это ему сойдет с рук? Было бы слишком наивно.
— Эй, — любопытство, которое сгубило кошку и (я всего лишь исходила из своего жизненного опыта) сулило мне в будущем похожую участь, все не отпускало, — а про кровавые слезы — это была метафора или…
— Нет, блин, это была гемолакрия, — донесся из-под капюшона недовольный голос. — Конечно же, это была метафора.
На этой ноте я от него отстала, понимая, что большего не добьюсь. Вполуха слушая обсуждение и выводя на листке тетради абстрактные загогулины, я задумалась над более актуальной для меня темой, чем страдания Беллы Свон. Итак, что мы имеем?
Что такого я забыла про ночь первого сентября? Неизвестно.
Единственное, в чем я была уверена, так это в том, что мои потерянные воспоминания как-то были связаны с демонами. Не зря же один из них (я покосилась на айтишника; как ни странно, сиделось и думалось рядом с ним довольно комфортно, даже паранойя затихла, пока он спал) постоянно попадался мне на пути.
Что этим чертовым демонам от меня нужно? Также неизвестно. Почему? Да потому что мне вообще ничего про демонов неизвестно. Мне была нужна информация. Как можно больше и как можно скорее, желательно еще вчера.
Если я и оставила Диза в покое, то ожидать того же от Карин, как я уже говорила, было наивно. Не вытерпев и получаса, преподавательница подошла и пнула его. Ногой, обутой в тяжелый, «докмартинсовский» ботинок. Класс вздрогнул. Да уж, никому не пожелала бы такой побудки.
— Мы говорили о целях и стремлениях Беллы, о том, что…
— Что на протяжении всей серии она видит смысл своей жизни в Эдварде, а потом, после рождения Ренесми, — в своей семье. Знаю, — айтишник поднял на нее совершенно бодрые глаза.
— И каковы твои мысли на эту тему? — сахарно-сладким тоном поинтересовалась преподавательница.
Компьютерщик безразлично пожал плечами.
— Лишь бы она сама была довольна.
— Но?..
— «Напрасно утверждают, что человек должен довольствоваться спокойной жизнью: ему необходима жизнь деятельная; и он создает ее, если она не дана ему судьбой. Предполагается, что женщине присуще спокойствие; но женщины испытывают то же, что и мужчины; у них та же потребность проявлять свои способности и искать для себя поле деятельности, как и у их собратьев мужчин…»
— «Вынужденные жить под суровым гнетом традиций, в косной среде, они страдают совершенно так же, как страдали бы на их месте мужчины. И когда привилегированный пол утверждает, что призвание женщины — только печь пудинги да вязать чулки, играть на рояле да вышивать сумочки, то это слишком ограниченное суждение. Неразумно порицать их или смеяться над ними, если они хотят делать нечто большее и учиться большему, чем то, к чему обычай принуждает их пол», — закончила цитату Карин.
Вау. Просто вау. Глядя, как эти двое наизусть цитируют Бронте, я почувствовала себя ущербной. А еще мне стало стыдно за свое образование: ладно Карин, она учитель, ей положено любить литературу, но Диз… Даже не говоря о том, что «Джейн Эйр» наверняка не была самой любимой его книгой, чтобы ее запоминать, — откуда он вообще все это знал, он же якобы из другого мира?
— И вот еще один пример того, как современная литература дает более архаичное представление о женщине как хранительнице семейного очага и о ее главной роли, роли матери семейства, чем книга девятнадцатого века, — резюмировала Карин. — Ладно, за цитату прощаю. Можешь спать дальше. Остальные, — хищно улыбнулась она, — только попробуйте отвлечься.
Помня о «мартинсах», класс пообещал слушать очень внимательно. А Диз шутливо козырнул ей, устроился поудобнее и, кажется, опять задремал. По крайней мере, когда после занятия я исполнила обещание и попыталась его разбудить, очнулся он не сразу.
— Что, уже всё?
Зеленые глаза осоловело моргнули, пытаясь сфокусироваться.
— Да, — коротко ответила я. Полтора часа пролетели вовсе не так страшно, как я ожидала, — во многом благодаря подсказкам айтишника, знавшего, на что Карин обратит внимание.
Пока мы сидели в классе, снова пошел дождь. Зима, терроризировавшая нас на протяжении нескольких недель, все же сдалась и ушла, но погода от этого намного лучше не стала. Вчера, к примеру, ГООУ пережил четвертый за время моего пребывания здесь ураган. Корпус каппа-ню-сигма, глядя на творившийся на улице хаос, даже решил вспомнить молодость и попробовать улететь — не иначе как в Изумрудный город, из-за чего было объявлено, что студенты, решившие вылезти из общежития до «урегулирования инцидента» (как хороший политик, ГООУ всегда находил обтекаемые и безопасно звучащие формулировки, что бы ни случилось: летающие дома, землетрясение или восстание разумных грибов в столовой — спасибо, дорогие коллеги-алхимики, за последнее!), поступают так на свой страх и риск, и университет нести ответственность за судьбы этих храбрецов и дураков отказывается. Сегодня же небо с утра затянуло свинцово-серыми тучами. «И разверзнутся хляби небесные», — проком ментировала картину за окном София, лишенная ночных тусовок, а значит, бодрая и отвратительно хмурая в восемь часов утра. Оставалось надеяться, что ее пессимистичный прогноз не оправдается: насколько я помнила, в Ветхом Завете после этого говорилось что-то вроде «и бысть дождь на землю четыредесять дней и четыредесять ночей». Я понятия не имела, означало ли «четыредесять» четырнадцать или сорок, но в любом случае была против.
Остановившись на пороге корпуса, я попыталась одновременно запихнуть в сумку полученную на уроке литературу, достать зонтик и не выпустить из рук пакет с распечатками для Оливера, которые утром забрала из типографии, но не успела отнести в редакцию. Нелегкая задача, сейчас я бы не отказалась от дополнительной конечности.
— Помощь не нужна? Знаешь, я мог бы понести твой зонт, — раздалось у меня над ухом.
Я подняла глаза: рядом на крыльце стоял Диз, с отвращением рассматривавший серое небо. Надо же, какая галантность! Я хмыкнула.
— Признайся, ты просто боишься промокнуть.
— Боюсь? Никогда! Но, — согласился он, — скажем так, перспектива не вдохновляет.
Подумав, я сунула ему в руки зонтик. Почему бы и нет, если нам идти в одну сторону?
— Пакет взять? — спросил айтишник, наблюдая, как я борюсь с плакатом формата А1, все пытавшимся развернуться.
А вот это — ну уж нет, без всяких «почему бы».
— Как скажешь, — равнодушно отреагировал он на мой отказ и зевнул.
— Что, тяжелая ночка? — сочувствующе поинтересовалась я. Выглядел он довольно потрепанно.
Компьютерщик поморщился.
— Сессия.
— В октябре?
— Первый курс, — вздохнул он, — я тебе даже завидую. Вот перейдешь на специализацию, узнаешь, что такое ГООУ на самом деле. Восемь сессий, и все начинаются в самый неожиданный момент.
Я споткнулась. Нет, что расписание в ГООУ не поддавалось рациональному объяснению, подчинялось каким-то своим правилам и зависело как минимум от шести переменных, включавших в себя лунный календарь, погоду и настроение левой пятки… пятидесятого тентакля ректора, а предметы могли начаться и закончиться в любое время дня и семестра, я уже поняла. Но восемь сессий в году? С них ведь станется, с их оригинальным стилем преподавания. Неожиданно вариант отчисления на тот свет показался не таким плохим.
— А сам ты, кстати, на каком курсе?
— На третьем.
— А сколько тебе лет? — не удержалась я от вопроса.
— Много. Я видел падение Трои и великий пожар Рима, Черную смерть и открытие Америки… — торжественным тоном начал Диз и расхохотался, увидев изумление на моем лице. — Что, купилась, крошка?
Он заслужил этот тычок под ребра. Даже не спорьте.
— А если серьезно?
— Двадцать.
— Человеческих лет или… — не унималась я.
— Или каких?
— Я не знаю, демонических? Как вы вообще время считаете? Сколько у вас дней в году? И часов в дне? И… — обратив внимание на выражение его лица, я замолчала. — Что? Интересно же!
— Ага. И поэтому ты решила устроить мне допрос? Знаешь, крошка, я в принципе не против, но человечество уже давно придумало более эффективный способ передачи информации. Может быть, ты слышала о такой штуке, как книги?
Книги… Отличная идея, как я раньше не додумалась. Мне срочно нужно попасть в библиотеку. Я сверилась с часами. Сейчас не успею, но если после следующей пары вместо обеда завернуть туда…
— У тебя такое лицо, будто ты что-то задумала, — прокомментировал демон.
— Я? Никогда! — невольно повторила я его ответ. — Но ты не мог бы немного поторопиться? Мне еще нужно Райли забрать.
— Как пожелаешь, — он прибавил скорости, заставляя меня почти перейти на бег. Вот она, разница в росте, чтоб ей долго икалось, — сам-то айтишник шел совершенно спокойно. Впрочем, сейчас такому темпу я была даже рада. — Райли — это тот Охотник, который ждал тебя на прошлой неделе?
— Откуда ты знаешь, что он Охотник? — удивилась я.
Компьютерщик пожал плечами.
— Они вечно так смотрят, словно в уме пересчитали все твои грехи и готовятся если не жестоко тебя казнить, то хотя бы прочитать лекцию о правильном поведении.
Я с трудом подавила улыбку. Сравнение было весьма точным.
— Нет, не он. Райли — моя одногруппница. Мы с ней договорились здесь встретиться, но…
Но в толпе ее было не видать. Судя по кислому виду студенческих масс, дождь оказался для многих неожиданностью. В холл главного общежития битком набилось народу, и все с мрачной заинтересованностью смотрели за окно, словно надеясь, что ливень сейчас исчезнет, стоит только сконцентрироваться на этой мысли. Лично я бы на это не рассчитывала. Привстав на цыпочки, я попыталась поверх голов найти Райли, но не сильно в этом преуспела. Придется искать ее по телефону.
— Твоя одногруппница случайно не рыжая? С кучей амулетов и очень серьезно настроенная? — предположил демон.
Звучало похоже на нее.
— Откуда ты знаешь?
— Она очень внимательно на нас смотрит.
— Где? — я завертела головой, пытаясь обнаружить ведьму; Диз показал.
— Ладно, я пошел. Спасибо, что поделилась зонтом, — протянул он мне его.
«Спасибо, что давал подсказки на лекции», — хотела сказать я, но не успела, айтишник уже скрылся в толпе. Как ему это удавалось? Только что был человек (ладно, демон) — и нету его.
Зато ко мне уже протискивалась Райли.
— Это был он? — вместо приветствия спросила она. — Тот демон, которого упоминал Макс? Ну ты и попала, подруга! Пошли!
Я сопротивлялась. Но если я что-то и узнала про рыжую за время нашего знакомства, так это то, что, если она поставила себе цель, она этого добьется.
— Куда? Омега-каппа-тета в другой стороне! Мы опоздаем!
— Успеем! — Райли была непреклонна. — А пока пошли ко мне!
Буквально втолкнув меня в лифт, она нажала на кнопку с цифрой «четыре».
— Так, значит, это он? Как ты тогда его назвала?.. Диз? Расскажи мне всё! Почему вы пришли вместе? А, ну да, ты говорила, у вас какие-то занятия… А что у вас еще? Ты случайно не из-за него всё тянешь с Максом? Не подумай, не осуждаю. Наоборот, полностью тебя понимаю…
Не умолкая, рыжая запихнула меня в ближайшую от лифта комнату.
— Господи, что это за звуки? — ужаснулась я доносившемуся из ванной комнаты вою.
— Люси. Моя соседка.
— С ней все в порядке?
На секунду Райли замерла, думая над ответом.
— Ну, она баньши, а с ними по жизни всё не совсем в порядке, — обернувшись на дверь ванной, она быстро покрутила пальцем у виска. — Близость смерти и все такое… Но конкретно сейчас — да. У нее просто есть отвратительная привычка петь в душе.
Действительно, если прислушаться, то в звуках — пением назвать это я все же не могла — угадывалась какая-то мелодия. А я какое-то мгновение сомневалась, стоит ли оставаться в одной комнате с Софией. Да мне повезло с соседкой! Спит, молчит, максимум — хлопает дверью по ночам.
— Не отвлекайся, — потребовала Райли. — Итак, демон.
— Угу, — покорно согласилась я, понимая, что так просто от меня не отстанут, — демон.
— Он красавчик.
С этим утверждением сложно было поспорить.
— Он до сих пор не заметил, что панк мертв, а мода на готов закончилась в девяностые, — из чувства противоречия нашла я, что возразить.
— А еще, небось, обаятельный, как и все они, — добавила Райли, пропуская мимо ушей критику.
А с этим поспорить было не только можно, но и нужно. Обаятельный? Да он меня с ума сводил, но в самом неромантичном смысле этой фразы!
— И определенно в тебе заинтересован.
Осталось только выяснить, что именно во мне его так сильно интересовало, что я устала уже натыкаться на него по всему университету.
— Так что у вас с ним?
— Ничего, — честно призналась я.
— Ничего… Потому что уже было, или потому что только будет?
Я с интересом осмотрелась, оттягивая необходимость отвечать. В гости к Райли я попала впервые. В отличие от нашей с Софией комнаты, тут сразу чувствовались две хозяйки: чья-то половина, похоронно-мрачная, была идеально чиста и несколько… пуста. Ничего личного, только пара черно-белых фотографий на стене. А вот вторая явно принадлежала Райли. Все горизонтальные поверхности, включая заправленную розовым пледом постель, покрывали разбросанные в ее очаровательно непринужденной манере вещи. И тут сразу становилось понятно, что под всей своей конфетно-девочковой мишурой рыжая была не просто ведьмой, но и потомственным артефактором, мастером металла и камней. Учебники соседствовали с листовым серебром, массивный молоток лежал на постели рядом с щипцами для завивки волос, на письменном столе на сером бархате россыпью валялось содержимое косметички и десятка два ограненных камней (подойдя ближе, я рассеянно покатала зеленый пальцем: интересно, сколько можно заработать, если попросить вот так «на учебу» изумруды от ГООУ и продать их в нашем мире? Правда, я сомневалась, что ректор не предусмотрел такой возможности и не пресек ее в зародыше). На комоде стоял целый батальон рамок с фотографиями. Вся жизнь Райли Харпер, задокументированная и упакованная, полная по-американски белоснежных улыбок. Райли с семьей: групповой портрет, на переднем плане — трое девчонок, и все одинаково рыжие и смешливые; старшая еще держит на руках очаровательного карапуза с такой же кричаще-оранжевой шевелюрой. Райли с подругами — пятеро девушек-подростков в форме команды поддержки сидят за столиком кафе. Райли с одноклассниками, все одеты в мантии и смешные шапочки с кистями. Райли с Тоби, первое лето после выпуска, позади пляж и яркое калифорнийское солнце, а впереди — поступление в ГООУ и расставание…
— Ничего не было, ничего нет, ничего не будет. Точка.
— Но почему? — поразилась ведьма. — Ты его хорошо рассмотрела? Да если бы я могла…
— Так забирай, — равнодушно предложила я. — Хочешь, познакомлю? Или, еще лучше, он постоянно в IT торчит, заходи в любое время.
Райли громко вздохнула и покосилась на фотографию — ту самую, с калифорнийским пляжем.
— Я бы с радостью, — грустно сказала рыжая, теребя браслет на запястье, — но не получается. Наверное, еще слишком рано.
— Вот и мне слишком рано, — отрезала я.
Стоило теме переместиться с ее сердечных ран на чужие, как Райли сразу оживилась:
— Да? Почему? Расскажи, ты же ничего о себе не говоришь! Мы знакомы уже месяц, а я ничего почти о тебе не знаю!
— Знаешь, — упрямо возразила я. — Ты знаешь, что я скрытная.
— Ладно тебе! Ну скажи! Про меня ты уже всё слышала, — безо всяких преувеличений. Про себя Райли рассказывала без умолку, — я плохой человек, бросила парня своей мечты, разбила сердце ему и себе, а все потому, что не могла признаться ему, что я ведьма. А у тебя какая история?
— Скучная. Хорошо, — увидев ее обиженное лицо, я выдохнула и попыталась взять себя в руки. Может, психотерапевт Софии была права и иногда стоит кому-то рассказать, что тебя гнетет? — Знаешь ваши истории про популярного квотербека, который на спор решает влюбить в себя скучную ботаничку, а потом понимает, что вовсе она не скучная, и сам в нее влюбляется?
— А ботаничке еще строит козни злобная чирлидерша, которая хочет заполучить квотербека себе, но не из любви, а ради престижа? Всегда ненавидела этот стереотип, — подхватила Райли и смутилась. — Извини, продолжай.
— Так вот. В жизни он в нее не влюбляется.
— О. Так ты говорила про себя…
Вроде того. Только он был не квотербеком, а местным мажором с обаянием плохого мальчика, сигаретами, мотоциклом и вечно отсутствовавшими родителями. А я… я была такой, какая я есть. Обычной, скучной и правильной. Бывают люди, которым нравится то, что общество считает самой идеальной моделью поведения. В детстве им нравится ходить в школу, потому что учиться в любом случае интереснее, чем прогуливать занятия и опасаться родительского наказания; они с удовольствием навещают родственников и не считают, что разговоры за чаем с плюшками — это такая обуза; в дождливые вечера они залезают в кресло под клетчатый плед, рассеянно гладят кошку, забравшуюся к ним на колени, и читают интересную книжку — не потому, что эта комбинация демонстрирует их глубокий внутренний мир, а просто потому, что это уютно. Они не чувствуют в себе революционного настроя и не делают попыток взбунтоваться против загнившего мира (которые, будем откровенны, в подростковом возрасте выглядят жалко, бессмысленно и почему-то обычно принимают форму курения за гаражами и тяжелой музыки, гремящей на всю квартиру), им и так хорошо. Тихо и спокойно.